Небо в кармане 4

Глава 4

Советом Второва хорошо отдохнуть я и решил воспользоваться. Признаться, и сам поступил бы точно так же — накопленная усталость уже давала о себе знать. Тем более стоит отдать должное начальнику Школы, полковник словно предвидел эту ситуацию и настоял на официальном оформлении перелёта.

В первый момент меня очень удивил тот факт, что он так просто отпускает единственного инструктора и преподавателя по профпредметам на неопределённое время в самый разгар учебного процесса. Командировочная-то у меня выписана без каких-то конкретных сроков и к датам не привязана. Чуть позже сообразил, когда осмыслил предложение Второва организовать шумиху в прессе, придать перелёту масштаб и осветить его соответствующим образом. Кованько же выдачей подорожной придаёт перелёту служебную необходимость и тем самым прикрывает свою, гм, свой тыл от всевозможных проверок в будущем. Мало ли что-то у меня пойдёт не так, а бумажки вот они, всё сделано по закону. Если же перелёт пройдёт успешно, то опять же он в шоколаде — предвидел этот успех в силу своего опыта и о государственных интересах в первую очередь радел, не позволил им остаться в стороне.

Но и я не остаюсь внакладе. Этим перелётом убиваю несколько зайцев — поднимаю свою известность и популярность, попутно здесь ко мне, как он и хотел, Второв примазывается. Плюс привлекаю внимание обывателей к авиации и вызываю интерес возможных инвесторов. Особенно когда последние поймут, что самолётами можно доставлять не только почту, но и перевозить по воздуху людей и грузы за короткие сроки на большие расстояния. И одно только это перевешивает всё остальное, если думать на перспективу…

Такие вот мысли крутились в моей голове накануне вылета. А потом раздумывать стало некогда — нужно было работать. Если бы не Памирский опыт и не уверенность в своей технике, то волновался бы. А так всё прошло обыденно. Взлетел и сел в Волочке, снова взлетел и приземлился уже в Москве.

Здесь нас ждали. Пришлось вместе с довольным Николаем Александровичем попозировать у самолёта перед камерами, потом ответить на многочисленные вопросы журналистов. В основном все они сводились к одному — не было ли нам страшно? Неужели мы настолько в себе уверены, что решились лететь над безлюдными территориями на таком хрупком даже на вид самолётике?

Пришлось принимать героический вид и не разочаровывать простыми ответами жаждущих сенсаций журналистов. Расхвалил свой самолёт, упомянул надёжную конструкцию не только планера, но и нового двигателя, вдобавок воспользовался моментом и прорекламировал ещё раз индивидуальные средства спасения — надел на себя подвесную систему и попозировал перед камерами с болтающимся под спиной парашютом.

К удовольствию последних и к радости Второва, пусть и тщательно скрываемой, но то и дело прорывающейся наружу довольными возгласами и улыбками, это у меня хорошо получилось. В общем, можно считать, что рекламная компания прошла успешно.

Затем закатили самолёт в арендованный ангар, выставили нанятую охрану и отправились к Николаю Александровичу домой. Восстанавливаться после перелёта.

Так что не несколько дней, а денёк точно побуду здесь. Для отдыха достаточно, а там уже и отправлюсь обратно, ведь некому в Школе кроме меня учить курсантов. Ну никак не даёт расслабиться высокое чувство сознательности и ответственности за порученное мне дело!

Подумал так и хмыкнул, весело улыбнулся. Сколько я уже здесь нахожусь, а заложенные в меня с младых лет лозунги и установки ещё той жизни нет-нет, а дают о себе знать…

На ипподром, в одной из конюшен которого отстаивался в данный момент мой аппарат, поехал один. Пусть Второв и постарался не показать явно своего облегчения, когда на предложение составить мне компанию в сегодняшней прогулке получил от меня вежливый отказ, но меня-то не проведёшь. Успел заметить и вспыхнувшие радостью глаза Софьи Ильиничны и даже мимолётную, тут же затерявшуюся в пышных усах Николая Александровича довольную улыбку.

Да понятно всё с ними, а мне одному и в самом деле проще будет. Особых планов на сегодняшний день у меня нет, посмотрю, как там мой самолёт поживает, достаточно ли хорошо его охраняет нанятая Второвым охрана и поброжу по Выставке. Раз уж довелось оказаться рядом с ней, так грех упускать возможность ознакомиться с достижениями современной промышленности и предпринимательства. Глядишь, и набреду на что-то полезное для моих дел. Кстати, заодно и осмотрюсь на предмет будущего своего участия в ней. А что? Чем мой самолёт не достижение? Его с полным правом можно выставлять в любом из государственных павильонов, внимание публики он точно привлечёт. И автомобили, которые буду выпускать, тоже займут здесь подобающее им место. Вот и похожу, поговорю с людьми, заведу кое-какие полезные знакомства, не всё же на Второва рассчитывать. С ним, правда, всё это было бы легче проделать, но не всегда же Николай Александрович рядом будет находиться? Да и свои собственные знакомства тоже не помешают.

Но воспользоваться предложенным Николаем Александровичем транспортом не отказался. Не автомобилем, нет, а простой коляской на мягком подрессоренном ходу с изящной лошадкой в упряжке. Так понимаю, это выезд Софьи Ильиничны, но я на подобные вещи внимания не обращаю. Как там говорили — шашечки или ехать? Главное, кучер к выезду прилагается и не нужно самому за вожжи браться…

Спрыгнул с коляски у главного входа, предварительно договорившись с кучером о месте и времени встречи, и дальше отправился пешком. Первым делом проверю самолёт, а всё остальное потом.

Неладное заметил издалека — приоткрытая дверь в распашных воротах заставила насторожиться и ускорить шаг. А охранник на месте находится, как раз возле двери и стоит спиной ко мне. То и дело внутрь заглядывает и понятно по суетливым дёрганым движениям, что нервничает сильно. Понятно всё — позарился на вознаграждение, продался за деньги и запустил кого-то в ангар. Произошло то, чего я всегда больше всего опасаюсь — предательство не только моих личных интересов, но и интересов Империи. Вот когда пожалел, что нет со мной Изотова и его жандармского охранения.

Тут же возникает примерный план действий. Больше основанный на знании психологии подобных типов, чем на физическом воздействии. Я же прекрасно помню, как их всех вчера передо мной выстроили, как представляли мне нанятую охрану. И с каким подобострастием они на меня смотрели. Вот это и нужно использовать.

На всякий случай прижался к краю дорожки, прикрылся редкими чахлыми деревцами и кустарником. Пусть зима, листьев нет, но даже так они из себя всё какое-то укрытие представляют. Особенно когда по косой к ним движешься. Запросто можно при должной сноровке и удаче от взглядов охранника спрятаться и таким образом незаметно к ангару подобраться.

Что я и проделал, стараясь двигаться плавно и без резких движений. «Эффект лося в лесу» никто не отменял.

Дальше пригнулся, спрятался за ограждением бегового поля и на полусогнутых прокрался чуть ли не вплотную к нужному мне ангару. Или к конюшне. Но мне больше по душе это строение ангаром называть, понятно почему.

Погода на моей стороне — сегодня на улице оттепель, но лёгкая такая, слякоти нет. Снег не скрипит и под ногами не чавкает, лишь проминается под подошвами легонечко. Поэтому услышать мои шаги невозможно.

Вдоль стеночки прокрадываюсь до угла, там на какую-то секунду замираю, высовывать голову над ограждением опасаюсь, просто прислушиваюсь.

— Скоро вы там? — доносится до меня приглушённый голос охранника.

Понимание приходит сразу — это он голову внутрь дверного проёма просунул! Поэтому меня сейчас не увидит. Но тут, главное, не торопиться. Побегу — сразу мой топот услышит. Поэтому спокойно выхожу из-за угла и сближаюсь с охранником. Стараюсь не идти по свежему снегу, а наступать в уже оставленные кем-то следы. И на ходу достаю из кобуры пистолет.

Нет, стрелять пока не хочу, но и на голые кулаки не рассчитываю. На ходу оглядываю стоящего ко мне спиной охранника — да он габаритами раза в полтора меня превосходит! Издалека не таким здоровым боровом казался.

Или такой эффект дают теплая шапка, овчинный полушубок с высоким стоячим воротником, толстые стёганые штаны и валенки с калошами. Это всё ещё больше его фигуру увеличивает, но во мне уже азарт кипит, страх отсутствует. А на габариты плевать, понимаю уже, что справлюсь.

Но в этой одежде есть самый огромный минус — мне же его не оглушить никак! Тут никакие кулаки не помогут, и даже пистолета в качестве утяжелителя мало. Здесь дубина подошла бы в самый раз. Которой нет. И вот тут в действие вступает план…

Зачем пистолет тогда? А воспользуюсь им в качестве устрашения, раз уж других средств нет в наличии. Согласно плану попробую взять охранника на испуг, должен же элемент неожиданности и социального неравенства сработать? Вчерашняя моя встреча с ними это отлично подтверждает.

Ну а если нет, тогда придётся действовать жёстко. Свежи ещё в памяти недавние покушения на меня, поэтому сомнений в том, что воспользуюсь оружием по прямому назначению, нет ни грамма. Но это в крайнем случае.

Лишь бы получилось задуманное…

Быстро оглядываюсь по сторонам — никого рядом с нами нет и помешать никто не сможет. Рысистых испытаний тоже не проводится, ипподром пуст и безмолвен, лишь откуда-то издалека доносится еле слышное воронье карканье. Останавливаюсь за спиной у охранника, замираю. Тормозить и затягивать нельзя, любое промедление против меня будет работать. А разбираться самому или стреножить сначала этого, потом тех, в ангаре запугать и допрашивать? Или всё-таки вызвать полицию?

Подкидываю пистолет, ловлю, рукоять привычно ложится в ладонь. Лёгкий шлепок привлекает внимание охранника, и он в испуге дёргается в дверях. Резким рывком откидывается назад, пытается одновременно развернуться, но мокрый утоптанный снег и тяжёлая тёплая одёжка подводят его. Калоши проскальзывают, он хватается одной рукой за дверной косяк в попытке удержать равновесие и не упасть, второй рукой нелепо взмахивает. Падает на колени, упирается руками в снег, поднимает голову и видит перед собой меня. Распахивает рот и собирается крикнуть, но в это момент замечает пистолет в моей руке и замирает.

Хмыкаю, ну что он за трус, этот охранник. Зато мой план сработал, и, пока мужичок не опомнился, нужно в полной мере использовать сложившуюся ситуацию. И я известным всем жестом приказываю ему молчать, только не палец к губам подношу, а ствол пистолета. Так эффектнее получится. И этот аргумент оказывается самым убедительным. Вдобавок ещё и тихо шиплю и стараюсь, чтобы шёпот мой выглядел зловеще:

— Тс-с!

Лицо у бедолаги становится белее самого белого снега, глаза закатываются, он звонко икает, булькает горлом что-то невразумительное, и неожиданно мягко заваливается набок…

При этом не сводит глаз с пистолета в моей руке, сучит ногами по снегу, пытается отодвинуться подальше. Только не получается у него ничего, не осознаёт он, что плечом как раз в дверной косяк упирается.

Ещё раз звучно плямкает губами, с сипом втягивает в себя воздух и поднимает глаза чуть выше, переводит взгляд на моё лицо. И узнавание явственно мелькает в его глазах. Сколько эмоций там разом — сначала явные радость и облегчение, и следом за ними, конечно же, ужас. Осознаёт положение.

— Ваше благо-ородие, — икает охранник и улыбка, больше похожая на гримасу, растягивает его лицо в жутком вампирском оскале.

Вижу, узнал. Хоть это радует. Не зря, выходит, меня Второв с охраной знакомил? Точнее, охранников мне представлял. Да, так будет правильнее. Вот и пригодилось знакомство, сработала социальная иерархия.

— Тихо, — приходится повторить приказ и усилить воздействие пистолетом. Воистину, слово, подкреплённое делом, способствует настоящим чудесам.

Охранник несколько раз с силой резко кивает головой, да так, что подбородком бьёт себя по груди. Зубы ляскают друг о друга настолько звонко, что этот звон услышали в ангаре:

—Ты чего шумишь, Стёпка? — доносится до меня из ангара тихий голос.

Но спрашивающий явно не собирается ждать ответа, потому что внутри что-то громко пшикает, и тут же в ангаре становится светло, это срабатывает вспышка фотоаппарата. И всё становится понятно. Но уточнить не помешает:

— Быстро говори, кого ты к самолёту пропустил?

— Господом Богом клянусь, ни сном, ни духом не собирался кого-то внутрь пущать, — Крестится здоровый мужик и тут же понуро склоняет голову, признаётся. — Бес попутал, ваше благородие. Деньги мне посулили хорошие, я и повёлся.

— Каяться в церкви будешь, — оборвал причитания охранника. Хорошо ещё, что он еле слышно шепчет, а то бы своими воплями насторожил тех, в ангаре. — Сколько человек ты внутрь запустил?

— Одного, ваша милость, одного. Христом Богом клянусь, — ещё раз истово крестится мужичок. — Не извольте сомневаться.

— Ну, раз одного, — тяну и быстро, без перехода приказываю. — Бегом за полицейскими! Ну! Кому сказал!

Только брызги в разные стороны полетели. А я вздохнул, скинул лётную куртку, чтобы форменный китель с погонами не скрывала, встряхнулся и закрыл глаза. Постоял так секунд двадцать и шагнул внутрь.

И сразу же сделал шаг в сторону, убрался из дверного проёма. Нечего на свету маячить.

Оглядел ангар. Хорошо, что глаза закрыл, зрение к сумраку подготовил. Ещё и небольшие узкие оконца под потолком конюшни дают какой-то свет. Поэтому и сумел хорошо разглядеть стоящую перед самолётом фигуру. Остальные подробности различить не удаётся. Да и не нужны мне подробности, недавняя вспышка всё объяснила.

— Стоять на месте и не шевелиться! — командую. И для полноты впечатления звонко щёлкаю курком пистолета. Получается очень зловеще. — Дёрнешься, стреляю. Кто таков?

Незнакомец замирает на долю секунды. После чего слышу тихий смешок:

— Ваша светлость, так и прикажете в пустоту отвечать или разрешите всё-таки повернуться?

Ох, как неожиданно. И откуда он меня знает? Знакомый? Растерялся, но тут же взял себя в руки. И что из этого? Да меня тут каждая собака знает!

— Повернитесь, — разрешаю, но на всякий случай ещё глубже отступаю в тень, ухожу от дверного проёма. И жду дальнейших действий от незнакомца, мне сейчас лучше инициативу не проявлять.

— Разумная предосторожность, — разворачивается и первым делом одобряет мой манёвр незнакомец. Всматривается в дверной проём и прислушивается. — Но преждевременная. Поверьте, Николай Дмитриевич, вредить вам в мои намерения точно не входит.

— Прошу прощения, здесь темно, поэтому… — отхожу ещё дальше в тень. Не нравится мне этот человек, очень не нравится. И тот факт, что он явно кого-то или чего-то ждёт, тоже настораживает. — Мы знакомы?

— Нет, — смеётся журналист или фотограф. — Но кто же из образованных людей вас не знает? Признаться, мои коллеги этому немало поспособствовали. Позвольте представиться, Виктор Иванович.

И так он это произнёс, что сразу же стало понятно — имя вымышленное.

— Допустим, — хмыкнул, тем самым давая понять собеседнику, что его хитрость я разгадал. И решил слегка обострить ситуацию. — Полицию и жандармов я вызвал.

— Жандармов-то зачем? — ничуть не расстроился незнакомец.

— А то вы не знаете. Дело государственной важности, — улыбнулся в сумрак. И пояснил. — Проникновение на охраняемый и закрытый объект. У вас ведь камера в руках? Налицо явный промышленный шпионаж.

— А профессиональное любопытство вы вообще не рассматриваете? — в ответ усмехнулся мужчина. И ещё раз оглянулся на дверной проём, сделал небольшой шажок к выходу.

— Стоять. Предупреждаю, ещё шаг и я буду вынужден стрелять на поражение, — отступил ещё дальше в тень, подхватил рукоять пистолета второй рукой, приготовился открыть огонь.

— Всё, всё, — поднял вверх одну руку незнакомец. Во второй у него камера. — Стою. Экий вы грозный. Не врут, выходит слухи? Сумеете живого человека застрелить?

— Даже не сомневайтесь, — прислушался к тишине. Куда это охранник запропастился? До центральных павильонов не так и далеко, давно бы добежал. И полиция там точно должна быть.

Или охранник струсил и решил вообще удрать. Или помешали ему добежать. Но тогда у этого фотографа поблизости сообщники имеются. Кого-то же он ждёт? И почему тогда я никого не заметил?

— Верю, — вот теперь незнакомец заговорил серьёзно. — Знаете, верю.

— Вы кто такой и зачем проникли в ангар? — раз заговорил серьёзно, то вдруг ответит.

— На первую часть вашего вопроса отвечу так, я ведь вам уже представился. Поверили вы мне или нет, ваше дело. На вторую же отвечать не вижу смысла. Вы и сами уже всё сказали, Николай Дмитриевич.

Мнимый журналист резко замолчал, внимательно всмотрелся в моё лицо, словно что-то видел в темноте и медленно проговорил:

— Почему вы хотите это знать? Для чего? Или у вас появилась какая-то личная заинтересованность, и я ошибся в своих действиях? Нужно было сначала подойти к вам и попробовать договориться?

— Кого вы представляете, Виктор Иванович, — не сказал ни да, ни нет. Пусть сам предположения строит, это у него хорошо получается. И, главное, мне на руку играет.

Теперь, когда журналист пошёл на контакт и разговорился, уже я забеспокоился. Полиция сейчас совсем не к месту окажется.

— Выходит и впрямь ошибся. Какая жалость. Но пока не поздно, может, договоримся? У меня есть для вас отличное предложение, Николай Дмитриевич, — воскликнул журналист.

— И какое же? — прислушался к звукам снаружи ангара. Точнее, к царящей там тишине. Похоже, охранник и впрямь решил удрать. Вот дурень. Но меня вариант с его бегством сейчас больше устраивает, чем появление полиции.

— Я, как вы правильно догадались, работаю на солидных людей. И от их имени делаю вам, Николай Дмитриевич, серьёзное предложение, — журналист ощутимо расслабился. И в его голосе даже появилась этакая снисходительная вальяжность. — Вы с вашим самолётом перелетаете за границу. Место я вам чуть позже назову, когда мы с вами окончательно договоримся.

— Вот так просто? Лететь туда, незнамо куда, да ещё и забесплатно? — подпустил недоверия в голос.

— А зачем усложнять? — окончательно расслабился мнимый журналист. — Чем проще, тем лучше. И почему забесплатно? Какую сумму вы желаете получить в качестве аванса?

— А почему вы сразу не обозначаете моё вознаграждение? Ну, если я приму ваши условия и соглашусь на перелёт? — продолжаю играть.

— К моему огромному сожалению, подобные вопросы я не уполномочен решать, — откликнулся Виктор Иванович. — Можно уже руку опустить?

И огорчение в голосе собеседника было настолько явственным, что я его даже немного пожалел. Поэтому и разрешил:

— Можно. Опускайте. А кто уполномочен решать такие вопросы?

— Имена и фамилии я назвать не могу, просто не имею права. Но, поверьте, я сказал правду, это весьма солидные люди там, за границей. И они очень заинтересованы в вас и в ваших идеях. Аванс я вам выдам в виде чека, а обо всём остальном вы будете договариваться уже там.

— Как-то всё это неубедительно звучит, — усмехнулся. — Вы бы на моём месте поверили в подобное предложение?

— Что ж, вы правы, — неожиданно согласился он со мной. — Не поверил бы. Тогда у меня есть к вам ещё одно предложение, и оно вас точно устроит. Я сейчас уйду, а через полчаса вернусь. И передам вам время и место встречи с тем, кто выдаст вам настоящие гарантии. А вы пока в ресторане посидите. Пообедайте, остыньте и подумайте хорошенечко. Да, здесь вас ценят, вы на слуху, но там вас ценить будут больше. И получать вы будете значительно, я повторюсь, значительно больше. Да что там больше, у вас появятся свои заводы. И никто не сможет вам навязывать свои условия, диктовать свою волю, как это происходит сейчас. Согласны? Договорились? Встретимся через полчаса в ресторане?

Вот тут уже я задумался. Полиции так и нет, выходит охранник и впрямь удрал. Продолжить самостоятельное расследование? Отпустить журналиста и ждать предстоящей встречи? Или всё-таки задержать его и сопроводить в участок? Дозвониться до Изотова и дальше действовать по его указаниям?

Однако, дилемма. Нет, никакого участка быть не может. Я нахожусь в Москве и до Изотова тоже вряд ли быстро дозвонюсь. Лучше самому разбираться, раз уж появилась такая возможность. Необходимо точно выяснить, кто настолько во мне и моих знаниях заинтересован, что не стесняется на подобные предложения. А полковнику потом доложу результаты. Кстати, о каких таких условиях и навязывании чужой воли он говорит?

— Хорошо, я подожду вас в ресторане. Признаться, продрог и проголодался, пока с вами разговариваю, — опустил пистолет, но убирать его не стал. Так лучше будет, спокойнее мне и безопаснее. И не смог удержать любопытства. — А что вы имеете в виду, когда про чужую волю говорите?

— А вы ещё не знаете? — теперь уже удивился собеседник. — Странно. А я думал, что вы из-за этого пошли мне навстречу. А оно вон как. Подождёте полчаса, и я вам всё расскажу.

— Хорошо, подожду, — шагнул к двери. — Вы камеру мне оставьте.

— Зачем, — продолжил удивляться Виктор Иванович. — Вы думаете, я вас обманываю?

— То, что я думаю, к делу не относится, — сделал ещё шаг, перекрывая дверной проём и оставаясь чуть в стороне, чтобы меня с улицы не увидели. — А камера ваша в виде залога останется. Чтобы у вас не было соблазна удрать. В ресторане её верну.

— Фу, какие недостойные мысли у вас в отношении меня. Неужели я дал повод так о себе думать? Но спорить не стану, вот вам камера и до скорой встречи.

Выпустил его на улицу, подобрал с пола камеру, покрутил в руках. Хорошая вещь, отдавать будет жалко. А плёнку лучше сразу засветить…