Небо в кармане 4

Глава 16

Дверь в участок открывалась внутрь. И сейчас она с шумом распахнулась, а в помещение буквально влетел Изотов. Почему-то первым делом принялся оглядываться по сторонам, повернул задвижку и заглянул в глазок изолятора, шагнул вперёд и только потом посмотрел прямо перед собой. Ожидаемо увидел меня, а я сидел на ободранной табуретке прямо напротив входа перед столом опрашивавшего меня дежурного, выдохнул так, что с ближайшего стола вихрем сдуло какие-то бумажки и, сняв форменную шапку, достал из брючного кармана белоснежный платок.

— Николай Дмитриевич, слава Богу, вы живы, — полковник промокнул вспотевший лоб, оттянул воротник и протёр шею. Поймал мой понимающий взгляд и счёл нужным оправдаться. — Бежал со всех ног, вот и упрел.

Сочувствовать и что-то говорить не стал, лишь понимающе улыбнулся. Ещё бы он не бежал, если его служба со всех сторон прокололась. А если учесть, что урядник позвонил из участка в жандармское Отделение дороги всего лишь две минуты назад, то бежать ему было совсем недолго. Слабовата физическая подготовка у полковника.

— Ваше превосходительство, — вскочивший при виде ворвавшегося в участок жандарма урядник быстро сориентировался и поторопился прояснить ситуацию. Чисто формально. Судя по выражению его лица, ему всё и так было понятно. — Вы знакомы с этим молодым человеком?

— Ещё как знаком, — отдувается Константин Романович. — И вы, урядник, тоже отлично с ним знакомы. Это же наша столичная знаменитость, поручик и лётчик его светлость князь Шепелев-младший, Николай Дмитриевич.

— Это про которого в газетах всё время пишут? — полицейский переводит ошарашенный взгляд с полковника на меня, молчит десяток секунд и как бы про себя произносит в пространство. — В жизни бы никогда не подумал!

— Урядник! — призывает его к порядку Изотов и полицейский тушуется:

— Прощенья просим, ваше благородие, — обращается ко мне. — Вы уж не обессудьте, служба такая…

Пожимаю плечами, отвечать почему-то не желаю. Странные у них на службе отношения, полковник с урядником практически без субординации общаются. Что это сейчас такое было? К чему меня перед нижним чином таким образом выставлять? Самому-то полковнику разве полагается ТАК себя вести? Сначала панибратство развёл, потом назад отработал. Зачем?

Через несколько минут мы уже сидим в кабинете начальника. Самого начальника полковник безжалостно отослал прочь. Правда, перед тем как услать, вежливо попросил распорядиться насчёт чая.

— Ну и к чаю чего-нибудь, — Константин Романович покрутил пальцами в воздухе и местный начальник его отлично понял:

— Сию секунду распоряжусь!

— Рассказывайте, Николай Дмитриевич, — проводил взглядом скрывшегося за закрытой дверью ротмистра полковник.

— С чего начинать? С вашего отсутствующего прикрытия? — подобрался. Сводить счёты не намеревался, но прояснить некоторые моменты очень необходимо.

— Не отрицаю, все накладки в этой операции целиком и полностью наша вина, — не думает отпираться Изотов. — Но о наших промахах я потом расскажу, сначала выслушаю вашу историю.

Стук в дверь, полковник отвечает согласием, и дверь отворяется. Вынужденный просить разрешения войти в свой же кабинет ротмистр появляется на пороге. С каменным выражением лица отступает в сторону, пропускает вперёд официанта из буфета:

— Из ресторана заказали, Константин Романович, — поясняет ротмистр, пока официант споро расставляет на столе какие-то чашки и тарелки и тут же оправдывается. — Вы же не обедали.

— Благодарю вас, Александр Сергеевич, — Изотов с нетерпением наблюдает за суетящимся официантом.

Тот чувствует нетерпение и оттого суетится ещё больше. Похоже, репутация у местного жандармского отделения суровая, да ещё и присутствующее в кабинете высокое начальство явственно выражает своё недовольство задержкой. Наконец заканчивает сервировать стол и, испросив предварительно разрешение, испаряется, с облегчением в голосе пожелав нам на прощание приятного аппетита.

— Да тут на двоих много, — обозревает блюда Константин Романович. — Не составите нам компанию, Александр Сергеевич?

Приглашает только из вежливости, и ротмистр это прекрасно понимает, поэтому отказывается, ссылается на недавний обед и закрывает за собой дверь.

— Перекусим или продолжите рассказывать, Николай Дмитриевич? — полковник заправляет за отворот кителя накрахмаленную до хруста салфетку.

— Сначала перекусим, — пусть я и побывал недавно в буфете, но при виде накрытого стола аппетит мой разыгрался. А желудок недавнего добра не помнит…

Чай пили под моё повествование. Я не торопился, вспоминал каждую мелочь и старался изложить всё в мельчайших подробностях. Кое-что Изотов записывал в свой неизменный блокнот, но, в основном, запоминал. И я знаю, что ни одного произнесённого мной слова он не упустит, память у полковника превосходная.

— Теперь кое-что становится более понятным, — произносит полковник. И поясняет, увидев мою явную заинтересованность. — Ваше сопровождение в купе бездарно всё проспало и разбудили их только на границе, когда пограничникам чуть ли не пришлось выламывать дверь.

— Сонное зелье, — подтвердил предположение жандарма.

— Наверняка, — кивнул Изотов. — Проводник, кстати, тоже обнаружился на своём месте в совершенно невменяемом состоянии. Обнаружили это на первой же станции, когда он двери в вагон не открыл.

— Пьян? — удивился я.

— А вот тут теперь будем разбираться более тщательно, — и добавляет, видя моё удивление. — Он ведь тоже наш осведомитель. Значит, наш человек. Должен был на всякий случай дополнительно за вами приглядывать. И пить во время выполнения задания никак не мог. Вероятнее всего, его усыпили, как пытались усыпить и вас.

— Опытный был этот Виктор якобы Иванович, — усмехаюсь. — Всех вычислил и переиграл вас, Константин Романович.

— Признаюсь, недооценили мы степень опасности, — не думает отпираться Изотов, за что ему плюсик. — Так что дальше было-то? Как вы освободились?

— После того, как меня княгинюшка стилетом в спину ткнула, я отключился. Они в суматохе сочли меня мёртвым, — продолжаю рассказывать. — Виктор Иванович лично жилку на шее прощупал. Потом ещё на княгиню вызверился, мол, поторопилась, дура.

— Так и сказал? Дура? — уточняет Изотов. — И что у вас со спиной? Я же вижу, как вы легко двигаетесь, с порезанной спиной подобное никак не возможно.

— Да, именно так и сказал, слово в слово, — подтверждаю. — А спина вроде бы как успела зажить.

— Очень интересно, — задумчиво тянет Константин Романович и добавляет для меня. — На оба ваших утверждения. Нужно будет обязательно выяснить, на чём таком они её прихватили.

— Вы их задержали? — делаю стойку.

— Не успели, — сокрушается Изотов, — К тому времени как мы кое-что начали понимать, они успели пересечь границу.

— Жаль, — вздохнул с сожалением. И тут же зло улыбнулся. — Но это и хорошо, смогу сам их достать.

— Не вздумайте, Николай Дмитриевич, — вскинулся полковник. — Всю игру нам испортите. Мы уже ими плотно занимаемся.

— Убедился я на собственном примере, как вы занимаетесь, — бурчу вроде бы как тихонечко, но жандарм слышит:

— Я же уже извинился за наш прокол, Николай Дмитриевич, — укоряет он меня. — Хорошо, давайте мыслить конструктивно. Ну что вам лично делать за границей? Где вы их разыщете? А если и разыщете, как станете действовать? Неужели опуститесь до рукоприкладства по отношению к женщине? Молчите? Сказать вам нечего? Лучше расскажите, куда тело дели?

Ещё как опущусь, зло ухмыляюсь. Но стараюсь, чтобы эта моя мысль никак не отразилась на лице. Не хочу ему лишние козыри давать. А про тело почему бы не поведать? Рассказываю и получаю взамен благодарности порцию очередных упрёков:

— Нужно было все вещи собрать до единой!

— И грязную поломанную расчёску тоже? — сержусь.

— И расчёску! — наклоняется над столом Изотов. Отодвигает от себя пустую тарелку, придерживает рукой салфетку и тихо поясняет. — Вообще всё. Каждую мелочь. К примеру, по клейму изготовителя на расчёске можно было бы установить, где она куплена. На подобные мелочи редко кто обращает своё внимание, и ваш покойник мог бы оказаться из их числа . И расчёска вполне могла быть куплена не у нас в Империи, а привезена им откуда-нибудь из-за границы. Или по упущению или как память. Понимаете? Ну да ладно, всё равно нам с вами ещё предстоит разыскать труп.

— Ищите, — ну нет у меня ни малейшего желания возвращаться на то памятное место.

— Кстати, вот вам его паспорт, — вспоминаю о лежащем в кармане документе. Намеревался сразу отдать, да заговорил меня Изотов. Ну да ничего, лучше позже, чем никогда.

— Николай Дмитриевич, — рассерженно тянет полковник, быстро наклоняется и подхватывает со стола потрёпанный документ. — Почему сразу не отдали?

— Забыл, — врать не желаю. И с удовольствием наблюдаю за быстрой сменой эмоций на лице жандарма. Хоть какая-то радость.

Константин Романович раскрывает документ, внимательно вчитывается, расстроенно вздыхает и возвращается к предстоящей поездке на место происшествия. Полковник словно бы сдувается, оседает в кресле и безмерная вселенская усталость так и сквозит в каждом его слове:

— А если не найдём по описанию? Нет уж, вы, Николай Дмитриевич, обязательно должны сопроводить нас.

— Хорошо, — приходится соглашаться. Доля правды в его сомнениях есть, вот только у меня сегодня поезд. Как с ним быть? О чём и спрашиваю Изотова.

— Ничего страшного. Билет мы ваш перекомпостируем на другую дату. А ещё лучше будет, если обратно вы со мной вернётесь.

— Выпускать из-под присмотра не хотите, Константин Романович? — спрашиваю.

— Не желаю и не хочу, — соглашается полковник. — С вашей способностью влипать в неприятности и нарушать запланированное всякого можно ожидать. Так что хватит с меня одного раза. Кстати, не соблаговолите прояснить один момент?

— Какой?

— Почему вы выбрали такой экстравагантный способ возвращения в столицу? Одежда эта мещанская. Вы же офицер, дворянин, а рядитесь вот в это всё, словно актёр из провинциального театра.

Скрывать ничего не хочу, устал, поэтому выкладываю все свои расклады и доводы. По мере изложения сам понимаю, что доводы какие-то детские, что ли. Больше всего от обиды так действовал, не понравилось мне, что на произвол меня бросили. Ну и решил для себя, что дальше сам буду действовать, без надежды на чью-либо помощь. Изотов выслушивает молча, с каменной физиономией, потом некоторое время молчит, осмысливает, наверное. И, в конце концов, делает единственно правильный вывод:

— Не доверяете нашей службе, так получается? — смотрит на меня исподлобья.

— Увы, — развожу руками. — Понадеялся на вас в очередной раз и, как оказалось, совершенно напрасно. В который уже раз вы меня под монастырь подводите.

— Опять вы начинаете ворошить прошлое, — сокрушается Изотов. — Вроде бы уже обо всём переговорили, нашли общий язык для примирения. Кстати, а мы ведь всё это время ждали вас в местном воздухоплавательном Отряде. Почему вы туда не пошли?

А и правда, почему? Наверное потому, что напрочь о нём забыл. Не подумал, даже в голову не пришёл подобный вариант. И после короткого раздумья понимаю, вряд ли чем-то мне смогли бы там помочь. Да, точно, ничем. Самолётов у них пока нет, это я точно знаю. Предоставили бы воздушный шар? Но они все подотчётные и мало их. Так что никто бы мне ничего не предоставил. Опять же на воздушном шаре до столицы я бы год добирался. Минимум. Он же перемещается только по воле ветра.

А вот с одеждой могли помочь. Или всё-таки нет? Да нет, всё я правильно сделал, что не пошёл туда. Наверняка долго бы разбирались, выясняли личность. Задержать не задержали бы, но сообщить, куда следует, сообщили бы. И не факт, что всё закончилось бы миром, у меня терпение тоже не безграничное. Так и сказал полковнику, не стал скрывать.

— Возможно, вы и правы, — согласился со мной Константин Романович и глянул в окошко на затянутое низкими снеговыми облаками небо. — Но это если бы нас там не было. А мы были, круглосуточно дежурили.

— Выходит, нам всем не повезло, — не стал что-то доказывать и спорить и тоже глянул через мутное стекло на небо. М-да, ну и погодка, как бы снег не повалил. — Значит, предлагаете мне в вашей компании прокатиться?

— Не предлагаю, а просто не оставляю вам выбора, Николай Дмитриевич, — морщится Изотов. — Никакие возражения не принимаются, считайте это приказом вышестоящего начальства.

— Константин Романович, зачем вам это нужно? — решил воспользоваться моментом и окончательно прояснить ситуацию для себя. — Помнится, не так давно вы совсем по-другому разговаривали со мной в своём столичном кабинете. Можно сказать, знать не хотели. И тут вдруг такая разительная перемена, такое участие. Что изменилось за эти несколько дней? Ишак сдох?

— Какой ишак? — удивляется полковник.

Пересказываю ему присказку про падишаха и ишака, и полковник неожиданно багровеет. Пару раз в ярости открывает и захлопывает рот, потом берёт себя в руки и шипящим от негодования голосом еле слышно орёт на меня:

— Никогда! Вы слышите? Никогда больше ТАК не шутите!

Оглядывается на дверь, морщится, смотрит на меня оценивающе и как-то… По-новому, что-ли?

Аккуратно, стараясь не скрипеть половицами, подходит к двери и рывком распахивает её. Выглядывает за порог, осматривается и тихо закрывает. Возвращается, останавливается прямо передо мной, смотрит с каким-то сожалением или сочувствием и уже в полный голос устало произносит:

— Подобные шутки в отношении… — глазами показывает на стену, на которой находится портрет государя. — Могут очень плохо закончиться. Я давно знаю вас и уже привык к вашему вольнодумству, но даже я подобные шутки не могу принять. Ни по долгу службы, ни по воспитанию.

— Прошу прощения, не подумав, ляпнул, — винюсь за свой длинный язык. Что-то меня и впрямь занесло. Расслабился, наверное. Или устал, я ведь тоже не железный, порой трудно удержать в себе прошлые воспоминания и выражения. И быстренько перевожу тему в нужном мне направлении. — Так что всё-таки изменилось, Константин Романович? Государь остыл? Или передумал и решил вернуть мне всё то, что отобрал чуть ранее?

— Не передумал и не решил, вы зря надеетесь, — сварливым голосом отвечает полковник и плюхается в кресло. — Боже, как же я с вами устал, Николай Дмитриевич, вы себе не представляете. Насколько мне известно, государь и не думал остывать, слишком большую обиду вы ему нанесли…

— Значит, вы знаете, что это за обида? — перебиваю Изотова. Пока не решил, приму ли я его приглашение совместного путешествия, но это не значит, что я всё забыл и всех простил. Есть возможность использовать кого-то или что-то к своей вящей пользе, значит, нужно этой возможностью вовсю пользоваться, выцарапывать доступную информацию. Почему бы не попробовать подтвердить услышанное от Юсуповой. — Не поделитесь со мной своим знанием? А то ведь я ни сном, ни духом.

— Кого вы сейчас пытаетесь обмануть, Николай Дмитриевич? — устало вздыхает Изотов и горбится, проваливается глубже в кресло. — Вы и не знаете? Это даже не смешно!

— И, тем не менее, это так, — отвечаю твёрдо и решительным голосом.

— А ведь вы сейчас говорите правду, — после непродолжительного молчания и внимательного изучения выражения на моём лице, молвит Изотов. — Всё-таки я успел вас неплохо изучить за время нашего с вами Памирского вояжа.

И буквально в двух словах подтверждает всё, услышанное мною чуть ранее от Юсуповой.

— Господи, какая чушь, — обескураженно выдыхаю. — А говорю я, конечно, правду. Да у меня и в мыслях никогда не было хоть как-то сблизиться с кем-то из императорской фамилии.

— Государь почему-то искренне уверен в обратном, — внимательно наблюдает за мной Изотов.

— Да мало ли в чём он уверен, — восклицаю. — Нельзя же вот так, без разбору, незаконно лишать человека всего. Даже ему. И, кстати, наплевав при этом на интересы Империи!

— Государь и есть Империя! — давит голосом жандарм. — Интересы государя никак не расходятся с её интересами.

— Оно и видно, — машу рукой.

Понятно всё. Для меня, поскольку я вижу перспективы дальнейшего развития, а они пока нет. Для них новые самолёты что-то вроде игрушки, которой можно воспользоваться в своих интересах. Да, игрушка эта полезная и даже при желании эффективно-смертоносная, но она всего лишь игрушка. Это отлично показывает отношение Генштаба и генералов к новшеству, не поддерживают они его. Про финансирование и развитие вообще молчу. Да, платят, и платят неплохо, но по факту и с трудом, с задержками и проволочками. А тут нужно на перспективу работать, пока заграница нас не обогнала. Привыкли у нас вдогонку бежать, вот и не чешутся пока не зазудит.

Всё это и выкладываю полковнику. А что мне терять?

— И возвращаться в столицу мне нет никакого резона, — добавляю. — У вас в конторе не то, что течёт, а вообще дна нет. Любые детали секретной вроде бы операции тут же становятся известны нашим противникам. Что сморщились, Константин Романович? Разве не так? А вот этот случай со мной? Пресловутый Виктор Иванович не только знал о моём отъезде, но и успел приобрести билет в тот же вагон! Что скажете?

— Ему об этом вполне могли сообщить его сообщницы, — парирует Изотов. — О девицах вы забыли?

— Забудешь о них, — непроизвольно тянусь рукой к пояснице.

— Что? Болит? — встаёт с места полковник.

— Скорее, напоминает, — отмахиваюсь.

— Предлагаю на сегодня закончить, пока вы не договорились ещё до какой-нибудь крамолы, на которую даже я не смогу закрыть глаза, — Константин Романович идёт к двери, выглядывает в коридор и рявкает. — Дежурный!

И тут же чуть тише, как бы бурча:

— Или кто там ещё…

Потом на дежурной пролётке везут меня к доктору, и полковник лично сопровождает меня вместе с ротмистром.

— А тело искать? — напоминаю Изотову перед тем, как загрузиться в повозку.

— Сначала с вашими ранами разберёмся, — устало вздыхает полковник. — Александр Сергеевич, поехали. И дайте команду никому со службы не расходиться. Возможно, если позволит здоровье Николая Дмитриевича, нам с вами сегодня ещё придётся выехать на происшествие.

По мельком брошенному на меня взгляду ротмистра понятно, что он думает о моём здоровье и о возможной поездке куда-то за город. Как назло, именно в эту минуту налетает сильный порыв ветра, заставляет нас поднять воротники и схватиться за шапки. Ветер тут же стихает, но затишье длится недолго. С неба срывается сильный заряд, и повозку прямо на глазах быстро и густо засыпает большими снежными хлопьями. Дорога, дома, здание вокзала скрываются в снежной круговерти, и даже спина лошади мгновенно покрывается белым покрывалом.

Светопреставление длится недолго и спустя несколько минут небо над нами немного светлеет, смутными пятнами проявляются здания, взобравшийся на передок полицейский встряхивается, и с его шинели вниз обрушивается толстая рыхлая шуба нападавшего снега.

— К доктору! — командует ротмистр с молчаливого одобрения Константина Романовича. — Трогай!

***

Тело мы нашли. Точнее то, что от него осталось. То ли зверьё лесное, то ли одичавшие собаки раскопали его, и прямо там, в снежной яме, обгрызли до костей.

— Да-а, нам теперь тут нечего делать, — подытожил Александр Сергеевич и посмотрел на Изотова.

Полковник не подвёл и согласился с этим утверждением:

— Делать нечего, вы правы, но и оставлять его так нельзя. Всё равно придётся в мертвецкую везти. Заканчивайте тут и поехали.

Я из возка не выходил, делать мне больше нечего, как ноги топтать попусту. И опять же доктор велел зря рану не тревожить.

Ещё раз припомнил подробности визита в медчасть. Пусть местный эскулап и удивлялся скорости заживления нанесённой мне раны, но объяснил её нам так:

— Это не рана, господин полковник. Это, скорее, порез. Да, глубокий, но, тем не менее, всё равно порез. Вы говорили, нанесён он был рукой девицы? То-то и оно. Рука слабая, лезвие видите, как скользнуло? — бормотал он заинтересованно. Ещё и уточнил. — А на вас ведь наверняка и одежда какая-никакая была? Не так ли, молодой человек?

— Так, — поворачиваю голову набок, чтобы вонючая простыня в рот не лезла. — Боль была страшная. Почему?

— А кто его знает? — легкомысленно махнул рукой врач. — Скорее всего, в нервный узел вам, молодой человек, попали.

— Его светлость, господин поручик Шепелев, Николай Дмитриевич, — прервал словоизлияния слегка хмельного врача Изотов. Похоже, не по нраву ему пришлась подобная фамильярность. Мне тоже, но я-то на животе лежу, голой спиной кверху, лицом в воняющую карболкой серую казённую простыню. И ставить на место эскулапа при всём желании мне несколько не с руки.

— Прошу прощения, ваша светлость, — испуганным голосом просит извинения доктор и его холодные пальцы с силой сдавливают мою кожу.

Сказать, что мне не больно, совру. Ещё как больно, он же края раны тискает. Шиплю сквозь зубы. А доктор разливается соловьём, показывает Изотову на мою спину:

— Видите? Рана уже зарубцевалась, не кровит. Заживает на удивление хорошо. Но я вам на всякий случай мазь нанесу и забинтую.

И сразу же обращается ко мне, наклоняет голову и меня обдаёт запахом слабенького перегара:

— А вам, господин поручик и ваша светлость, настоятельно рекомендую сразу же по приезду в столицу обратиться в больницу…

В общем, доктор рекомендовал покой и не напрягаться спину. Вот и сижу в повозке, берегу здоровье, наблюдаю за копошащимися в снегу жандармами.

И на разворошённую яму не смотрел, что я там не видел? А вот на домик неподалёку поглядывал, да. Но, к сожалению, кроме мужского силуэта больше никого там не увидел. Ну и нечего тогда в ту сторону пялиться. Так что опустил нос в меховую полость и старался надышать тепло на руки — морозец начал заметно прижимать. И снег перестал вались хлопьями, сверху посыпались тонкие прозрачные снежинки. Они кружились в воздухе, сыпались колючим пухом, скатывались с сухим шорохом по истрескавшейся коже возка, блестели острыми лучами под серым небом…

Слава Богу, Изотов дожидаться на месте происшествия не стал, тяжело залез в возок, вздохнул, как будто поднимал на своих плечах непомерную тяжесть и усталым голосом отдал возчику команду везти нас в Отделение.

Продрогший за время ожидания полицейский развернулся на козлах, с его плеч и шапки обвалился налипший снег:

— Его благородие господина ротмистра будем ждать?

— Он и без нас доберётся, — нырнул под полость полковник, напустив туда холода. — Поехали, поехали.

Понятно, чего уж там. Большое начальство ждать не любит. Особенно когда оно замёрзло.

Всю обратную дорогу молча сопим, мёрзнем. Сухой колкий снег и ветер в лицо мало способствуют общению. И слава Богу, есть время подумать. К короткой передышке за время ожидания добавилось время поездки, и оно пошло мне на пользу. Весь сегодняшний день в самом буквальном смысле пришлось не управлять, а следовать за событиями, и это меня изрядно раздражало. Плохо, когда перестаёшь их контролировать, когда они наваливаются одно за другим и не дают сосредоточиться на предыдущем и найти какое-то оптимальное решение.

Всё дело в том, что в данную минуту я никак не могу прийти к согласию внутри себя. С одной стороны было бы неплохо, да что там неплохо, было бы просто отлично прокатиться с полковником в железнодорожном вагоне.

Купе первого класса, в никаком другом Изотов точно не поедет, отличается от второго в лучшую сторону не только по определению. Там и мест не четыре, а два, и сами диванчики покомфортнее, и обстановка побогаче. Поездка не доставляет большого неудобства. Да и обслуживание несколько лучше. И трясти будет меньше, поскольку вагоны первого класса цепляют ближе к голове поезда.

Но тут палка о двух концах. Да, тряска уменьшится, но зато дыма будет не в пример больше. Поэтому и окна в вагонах никто не открывает, не то, что в хвосте состава.

Из минусов то, что придётся всю дорогу не только терпеть компанию жандарма, но и как-то общаться с ним. А вот этого мне бы сейчас очень не хотелось, нет у меня желания общаться с ним после той встречи у него в кабинете. Как бы он не оправдывал своё поведение служебной необходимостью, но службу тоже можно делать по-разному…