Примитивнейшая уловка с отвлечением чужого внимания на разыгравшийся рядом с гостиницей уличный скандал сработала. Журналисты и праздные зеваки с удовольствием принялись наблюдать за развитием событий. Именно в этот момент я и выскользнул наружу. Нет, через чёрный ход не пошёл, там-то никто никого не отвлекал, а наблюдатели имелись. Пришлось набраться решимости и идти по-наглому, через главный. И наглость оправдалась. Поднял воротник одолженной у Николая Александровича шубы, подбородок укутал шарфом, сгорбился, зашаркал ногами и вышел на улицу. Исподлобья быстро осмотрелся — все отвлечены на скандал, и отошёл на несколько шагов в сторону. А там как раз нанятый Николаем Александровичем возок стоит, меня дожидается. В него я и запрыгнул, заставив потесниться компаньона.
— Пошёл, любезный, — тут же скомандовал компаньон и дополнительно толкнул извозчика в спину.
— Н-но, родимая! — возок дёрнулся вперёд, мы с Второвым упали на спинку сиденья и поспешно накинули меховую полость.
Ещё успел заметить обернувшиеся в нашу сторону лица писак, но возок уже удалялся прочь, оглушительно визжа полозьями по укатанному снегу и нещадно дёргаясь из стороны в сторону на многочисленных замёрзших колеях от санного следа. В погоню за нами никто не бросился, значит, не догадались. Ну и славно.
Уже на ходу Второв озвучил нужный нам адрес, и возок резко вильнул в сторону, меняя направление движения. Теперь уже компаньон навалился на меня. Извинился, отодвинулся, вцепился руками в сиденье. Переждал перегрузку и повернул лицо в мою сторону:
— Николай Дмитриевич, не сочтите за грубость, но почему вы от них убегаете? Насколько я понимаю, они же сейчас своими статейками вам на пользу работают?
Я задумался на секунду. Ну как ему объяснить то, что я чувствую? Как всю эту ситуацию понимаю? Ну да ладно, скажу как есть, как думаю, мужик он точно не глупый, поймёт.
— Видите ли, плевать против ветра дело само по себе дурное. Один раз, ну, два ещё получится, а дальше может так обрызгать, что в собственных слюнях утонешь.
Второв внимательно слушал, придвинувшись совсем близко, и даже голову наклонил, чтобы его левое ухо оказалось поближе к моим губам.
— Так и здесь. Одна статья вышла, другая, и достаточно. И без того волна возмущения изрядная поднялась. Государь просто вынужден будет хоть как-то отреагировать. Иначе некрасиво выглядеть будет.
— А если не отреагирует? — Николай Александрович выпрямился, не отрывая взгляда от моего лица. Улица сделалась посвободнее, и лошадка пошла потише, поровнее. Полозья возка перестали скрипеть и повизгивать, и можно было не напрягать слух. — Или так отреагирует, что вы обо всём сказанном сильно пожалеете?
— Значит, я что-то не так рассчитал, в чём-то ошибся, — посмотрел в глаза Второву и перевёл взгляд на низко летящие облака. Снегопад что-то задерживается. Помолчал десяток секунд и, когда уже собеседник мой не ожидал от меня никакого ответа, всё-таки договорил. — Обязательно отреагирует, должен. Иначе общество его не поймёт, не простит подобного неуважения. Потому и не нужно, чтобы подобные статейки появлялись и дальше. Нечего лишний раз дразнить государя. А то пойдёт на принцип, закусит удила и станет только хуже.
До дома Юсуповой домчались быстро. Да и ехать-то тут было всего ничего. Второв категорически отказался составлять мне компанию, сославшись на то, что его-то никуда не приглашали. И предложил мне идти одному. А он меня подождёт во-он в той кофейне.
Дальше просто. Вошёл, приказал доложить о себе княгине, скинул пальто. Вот, кстати, обязательно нужно озаботиться сменой гардероба. Сколько можно вот в этом ходить? Пора, пора прикупить подобающую одёжку. Деньги пока есть. Или ещё вариант — съездить в Гатчину, воспользоваться своим же собственным гардеробом в шкафу. Вот только там форма в основном, партикулярного платья практически не осталось. Да и в Гатчину как-то возвращаться нет желания, наверняка ведь доложат начальству, а оно меня точно вызовет, прикажет явиться пред свои светлые и строгие очи…
Нет, в Гатчину не поеду! Глянул наверх, оглядел широкую мраморную лестницу с уложенным на ступени ковром, осмотрел холл. Скептически посмотрел на стоящие чуть в стороне кресла, на газетный столик с газетами и журналами и решил постоять.
На промежуточной площадке появился давешний слуга и передал приглашение хозяйки пройти в оранжерею, выпить чашечку кофе и подождать немного. Она скоро спустится вниз…
Выходил я из особняка с двойственными чувствами. С одной стороны польза от этого посещения получилась несомненная. Зинаида Николаевна подтвердила свои собственные выводы, сделанные ею тогда в купе. Единственное, в чём ошиблась, так это в персоналиях. Все мои беды, как она узнала, истекали от императрицы, а его величество в моём случае оказался всего лишь обыкновенным исполнителем.
— Видите ли, князь, — задумчивым голосом сказала мне Юсупова и нахмурила брови, что никоим образом не портило её прекрасного лица. — Мария Фёдоровна очень сильная и жёсткая правительница. Видеть в ней нечто другое, значит совершать большую ошибку. Возможно, непоправимую. Если вы где-то, а мы оба с вами отлично знаем, где именно, перешли ей дорогу, то помнить об этом она будет очень, очень долго. Не верите? Мой пример вам ничего не говорит? Ах, вы не знаете, что за пример? Князь, вы меня поражаете своей неосведомлённостью о происходящем в свете. Неужели вам совсем неинтересны тамошние слухи и сплетни? Нет? Ну и слава Богу!
Зинаида Николаевна задорно улыбнулась и тряхнула головой. Высокая причёска сверкнула серебром ранней седины, а милое лицо буквально засветилось, словно на него попал льющийся из окон солнечный свет.
Затем она в подробностях посвятила меня во все, касающиеся моей персоны, слухи и порекомендовала воздержаться от дальнейшего сотрудничества с журналистами.
Заверил княгиню, что и сам пришёл к такому же мнению и даже выехал из гостиницы, чтобы эти неуёмные деятели пера и чернил потеряли мой след:
— Не сомневаюсь, что это ненадолго. Раз уж они в меня так крепко вцепились, то вряд ли получится долго от них скрываться. Ну да ничего, пока найдут, пока я соглашусь с ними разговаривать, время и пройдёт. Глядишь, читающее общество остынет или переключится на какое-нибудь более свежее и не менее сенсационное событие.
— Да, вы правы, — согласилась Зинаида Николаевна. — Петербург это не патриархальная Москва, здесь события просто мчатся, порой даже не успеваешь проследить за их сменой.
— Прошу прощения, Москву вы с какой целью упомянули? — не упустил ни одного сказанного княгиней слова. — Наверняка ведь не просто так?
— Браво, князь! — воскликнула Юсупова. — Если вы и дальше будете настолько внимательны к мелочам, то из вас ещё выйдет толк. Порой в светском разговоре за ширмой пустых слов можно выловить такое, что… Впрочем, вы меня поняли. Ведь поняли же?
Кивнул головой. Потом счёл, что отделаться просто кивком будет невежливо и добавил:
— Конечно, понял. Постараюсь в дальнейшем быть более внимательным к подобным… М-м? — задумался на мгновение. — Оговоркам?
— Вы делаете несомненные успехи, — улыбнулась хозяйка.
Слегка наклонилась вперёд, явно провоцируя меня и заставляя тем самым невольно перевести взгляд на зону декольте чуть ниже плеч. Но я вовремя спохватился, взял себя в руки и не поддался на столь примитивную, но очень действенную женскую уловку. А слегка вильнувший вниз взгляд тут же перенаправил в сторону, посмотрел в окно — нас ведь тоже не пальцем делали…
— И ещё раз браво, Николай Дмитриевич, — похвалила мою сдержанность Юсупова. — Вы превосходно владеете собой. Из чего я на полном основании делаю вывод, что все эти сплетни насчёт вас основаны на пустых домыслах и фантазиях её высочества и величества. Кто-то где-то что-то сказал, ещё кто-то услышал, но не так понял и передал свои домыслы А в результате получилось то, что получилось…
Зинаида Николаевна спохватилась и замолчала. Посмотрела на внимательно ловящего каждое её слово меня и хмыкнула:
— Вы, надеюсь, поняли?
— Да, я всё прекрасно понял, — сделал видимость улыбки. — Выходит, вы мне рекомендуете покинуть столицу?
На самом деле мне было не до улыбок. Чем я настолько насолил государыне? Ладно бы повод был, так его нет. Ну да ладно, сколько можно об одном и том же?
— Можете воспринимать мой дружеский совет как угодно, Николай Дмитриевич, — тень улыбки осветила лицо княгини и тут же пропала. — Если вы надумаете воспользоваться им, то знайте, двери нашего московского дома для вас всегда открыты.
— Благодарю… — начал я, но Юсупова тут же меня прервала:
— Оставьте. Я уже достаточно знаю о вас, Николай Дмитриевич, чтобы понимать, вы ни в коем случае не успокоитесь и не сложите руки после этого несправедливого по отношению к вам и вашим заслугам перед Отечеством выверту судьбы. И намереваюсь по мере сил и возможностей поддержать вас, — Зинаида Николаевна выпрямила спину и подняла подбородок, отчего лицо её приобрело выражение гордое и надменное. Княжеская кровь, одно слово. — и если здесь, в Петербурге, мои возможности сейчас несколько ограничены, То в Москве… Там я могу помочь вам не только финансами, но и окажу юридическую поддержку любому вашему начинанию. Вы же наверняка в скором времени затеете ещё какое-нибудь дело и изрядно удивите не только Империю, но и Европу?
— А если моё начинание пойдёт во вред Империи? — дёрнул углом рта. Пора расставить точки над «Ё».
— Не шутите ТАК плохо, Николай Дмитриевич, не портите моё впечатление о себе, — теперь пришла пора Зинаиде Николаевне хмуриться. — Я уже составила своё мнение относительно вас, и оно говорит мне, что на подобное вы бы никогда не решились.
— Хорошо, я услышал вас, Зинаида Николаевна, — кивнул. — Скажите, а вам это зачем нужно? Поддерживать финансово и юридически? Не опасаетесь навлечь на себя ещё больший гнев государыни?
— Не опасаюсь, — взгляд Юсуповой вильнул в сторону двери, и я напрягся. Кто-то вошёл, а я этого даже не услышал. Плохо. — Позвольте вас представить моему супругу. Феликс, дорогой, это тот самый молодой человек, с которым я тогда разговаривала в поезде. Князь Николай Дмитриевич Шепелев. Молодой, но уже много раз доказавший свою преданность Империи. И пользу, которую кое-кто пока решил забыть.
Потом плавным изящным движением повернула голову в мою сторону и уже мне представила своего мужа:
— Прошу, его сиятельство граф Сумароков-Эльстон, — Зинаида Николаевна не собиралась давать мужу хоть что-то сказать в ответ, потому что тут же продолжила. — Я предложила ему нашу помощь. Во всём. Не здесь, в Москве.
— Как считаешь нужным поступить, так и поступай, — эмоции на лице графа отсутствовали. Он склонил голову в коротком кавалергардском поклоне и попрощался. — Прошу меня извинить, много дел. Николай Дмитриевич, рад знакомству. Двери нашего Московского дома для вас всегда будут открыты…
Из особняка я вышел в отличном настроении. Предварительная договорённость с Юсуповыми позволяла веселее смотреть в завтрашний день. Второв Второвым, но лучше не складывать все яйца в одну корзину. Один раз сложил уже, хватит. И ещё. Кем бы ты ни был, какие бы заслуги перед империей и троном у тебя имелись, а потерять их можно разом. Значит, нужно создавать подушку безопасности. Здесь, в России, возможно и ещё где-нибудь. Там, где меня и мои изделия никак не смогут соотнести с моим именем. Иначе и за их целостность я не дам и ломаного гроша.
Правда, насчёт где-нибудь пока говорить рано, но зарубочку себе на пятке уже сделать нужно. Почему на пятке? А чтобы ходить, хромать и не забывать ни на секунду, не расслабляться, так сказать.
Второва нашёл там, где он и говорил. Заходить внутрь не стал, обозначился на пороге, удостоверился, что моё появление не осталось им незамеченным, и вышел наружу. Уселся в терпеливо ожидающий промышленника возок, накинул меховую полость повыше и прикрыл глаза.
— Теперь куда? На наше будущее предприятие? — Второв бесцеремонно скинул с пригревшегося меня полость и с высоты своего роста плюхнулся на сиденье. Возок жалобно заскрипел, возмущённо пискнул укатанный снег под полозьями, а Николай Александрович по-дружески подпихнул меня под бок. — Никак придремал, Николай Дмитриевич? Ну извини, если разбудил. Только я ненадолго же задержался. Кофий допил и рассчитался. Всего-то делов.
Промышленник нарочито говорил просто, быстро, с коротким сибирским оканьем и испытующе смотрел на меня. Правда, старался делать это незаметно. Ну-ну. А ведь он явно догадался, что мне могли предложить Юсуповы и забеспокоился. Ну хоть вида не подаёт. Тут же его успокоил:
— Нет, на заводишко мы не поедем. Меня наверняка там попробуют писаки перехватить. Тебе, Николай Александрович, я доверяю и уверен, что все дела на стройке идут по графику, — вздохнул и спросил. — У тебя планы какие?
— Так тебя увидеть, твоя светлость, — усмехнулся Второв. — Обрадовать весточкой о том, что фабрика наша никуда не делась и можно продолжать намеченные работы. Ещё станки привезли. Так что хорошо бы тебе, Николай Дмитриевич, своими глазами посмотреть, куда что разгружать станем.
— А не станем мы здесь ничего разгружать, — рубанул в ответ, и Николай Александрович опешил:
— Как это, не станем? И куда денем? Это что же, зря столько денег потратили?
— Зато опыта набрались, — зло и резко ответил на его возмущённый вскрик.
Впрочем, Второв сразу же спохватился, толкнул извозчика в спину и приказал ему ехать. На вопрос «Куда?», грозно рявкнул:
— Прямо! — возок дёрнулся, и промышленник завалился на спинку сиденья. Повторил ещё раз свой вопрос. — Если не станем, то куда тогда денем?
Повернулся ко мне, не дождался ответа и потребовал:
— Изволь объясниться, Николай Дмитриевич.
— А что тут объяснять? Видел же, что мне здесь, в столице, дороги нет. И палки нам в колёса ставить будут непрестанно. И никакие твои деньги не помогут, прогорим. Поэтому заканчиваем те работы, за которые уже уплатили и едем в Москву. И чем быстрее, тем лучше.
— Поехать-то можно прямо сейчас, — испытующе поглядел на меня Второв. — Там и без нас всё доделают. А не жалко тебе истраченных понапрасну денег, Николай Дмитриевич? Моих денег.
— Жалко, — не стал скрывать правду. — Между прочим, деньги там не только твои, но и мои тоже. Но что поделать, коли так сложилось. На будущее нам с тобой просто умнее нужно быть и на меня ничего не записывать.
— Неужели от своей доли откажешься? — вскинулся промышленник.
— Ещё чего! — усмехнулся. — Свою долю деньгами возьму. В процессе.
— Тоже правильно, — покачал головой Николай Александрович и с сожалением в голосе воскликнул. — Эх, столько сил и средств впустую!
— Почему впустую? — не согласился с ним. — Земля никуда не денется, сам же говоришь, что на себя всё переписал. Так что то, что задумали, пусть достраивают. На что денег хватит, конечно же.
— Зачем?
— Пригодится. Развернём здесь какое-нибудь другое производство. Что-нибудь не менее прибыльное придумаю.
— А если государь и это отберёт? — задумался компаньон. — Может, лучше будет всё с самого начала на какого-нибудь иностранца записать? Если что, есть у меня один такой подходящий.
— На тебя всё запишем, — отрезал. — И никаких иностранцев!
— Хорошо, хорошо, будет тебе, — пошёл на попятную компаньон. — А если государь…
— А я не государю служу, Николай Александрович, — оборвал его.
— А кому же тогда? — удивился промышленник.
— Отечеству! — отрезал. — И давай больше эту тему не поднимать.
— Как скажешь, — он задумчиво покосился на меня.
— И не переживай так, — приободрил я его. — сказал, что придумаю, значит, придумаю.
— Верю, — подобрался Второв. — Знаешь, Николай Дмитриевич, а ведь я в тебя верю. И знаю, что обязательно придумаешь. И средства наши возвернутся, и потери окупятся. Потому-то и иду дальше с тобой.
— Положим, идёшь ты со мной потому, что славы и известности тебе захотелось, — приопустил его на землю. Озвучил то, что он сам мне не так давно говорил. — И деньги мы не потеряли. Ни копеечки. Всё, что сейчас у меня, — посмотрел на внимательно слушающего меня Второва и уточнил. — У нас отобрали, всё и вернут. Не скажу точно когда, но вернут. Единственное, с чем можно точно распрощаться, так это с недополученной прибылью.
— Да верно всё, можешь не напоминать, — проворчал компаньон. — Просто всё было так близко и внезапно оказалось недосягаемо далеко. Говоришь, вернут до копеечки? Ну, кроме прибыли? А когда, не знаешь…
Протянул компаньон и покосился на спину навострившего уши извозчика:
— Ты чего замер, болезный? Почему остановился? Тебе сказали, погонять, так погоняй!
— А некуда больше погонять, ваша милость, — полуобернулся возчик. И указал кнутом вперёд. — Ить дальше можно только налево или направо. А прямо всё, тупик.
— Тогда разворачивайся, — сориентировался Второв. Привстал, огляделся, глянул искоса на меня и приказал. — Так через мост на вокзал и гони.
Лошадка всхрапнула, разворачивая сани, возчик щёлкнул кнутом, разгоняя невесть откуда набежавших огольцов, а компаньон мой снова нырнул под меховую полость.
— Так когда вернут-то? Скоро хоть?
— Не скажу, что скоро, — взмахом ладони остановил вскинувшегося компаньона. — Но вернут обязательно. Так что, Николай Александрович, когда-нибудь перевернётся и на нашей улице грузовик с конфетами.
— Какой ещё грузовик? — не понял Второв.
— Это автомобиль такой у нас будет, — посмотрел вдаль. И на полном серьёзе добавил. — Большой. На котором можно будет разные грузы перевозить…
И снова вагон первого класса несёт меня в Москву. В дороге разговаривали только о будущем деле. Ничто другое моего компаньона и в данном случае спонсора не волновало. И слава Богу, потому что ещё раз вспоминать произошедшее со мной не хотелось совершенно. Толку-то с этих воспоминаний? Нервы себе помотать? Так их и без этого найдётся, где потратить. Впереди дел много, поберечься бы нужно.
Перед отправлением Николай Александрович задержался на телеграфе и отдал необходимые распоряжения своим людям. Насчёт продолжения строительства на фабрике и перенацеливании прибывших станков на Москву. Пока на свой адрес.
Единственное, так это уже в вагоне Второв обмолвился, ехидно так спросил:
— М-да, Николай Дмитриевич, и где вы намереваетесь доходы хранить?
Сначала не понял, что конкретно он имеет в виду, поэтому уточнил:
— Доходы? Какие доходы?
— Как какие? Будущие? Которые вы намереваетесь с предприятий деньгами получать.
— А вы разве не собираетесь? Что-то в альтруизме я вас не замечал, — удивился вновь поднятой теме.
— Собираюсь, конечно же, — с каким-то снисходительным удивлением посмотрел на меня Второв. — Но, потом. Сначала всё в расширение производства пущу. И только когда выйдем на постоянный положительный результат, тогда и…
Компаньон потёр ладошки друг о друга и с самым залихватским видом озорно мне подмигнул:
— И доля моя сразу больше вашей окажется.
А то я не понимаю. И молчу пока, потому что рано ещё вообще о чём-то говорить…
На осторожные расспросы промышленника о моих планах (он полностью отдавал себе отчёт, что спрашивать об этом как бы нельзя, можно спугнуть фарт, но удержаться никак не мог, любопытство оказалось сильнее разума), я ответил так:
— Выставку помните?
— Это какую? — несколько озадачился Второв. — Их много было.
— Ту, рядом с которой мы на самолёте садились. И где нам ангар предоставили?
— Эту помню, прогудел компаньон. — И что?
— Было бы хорошо выкупить тот ангар, — задумчиво проговорил я. — И ещё несколько. С них и начнём новое дело.
— Тогда и землицу нужно прикупить, — мгновенно подхватил мою идею Николай Александрович. Но не остановился на этом, а пошёл ещё дальше. — Чтобы было откуда взлетать и куда садиться.
— А моторы нам Лесснер продаст, — улыбнулся ему. — Была у меня с ним через Луцкого договорённость. И есть, надеюсь.
Так что предварительные намётки, чем именно мы будем заниматься в Москве, у меня были, и теперь всё будет зависеть от того, насколько велико влияние промышленника в Москве. В крайнем случае, есть Юсуповы, сбрасывать со счетов которых было бы очень глупо. И начнём мы с производства новых самолётов…