Небо в кармане 4

Глава 17

Намерение не общаться с Константином Романовичем я выдержал с честью. Почти. До утра следующего дня. Всё равно ведь, рассудил спросонок, молчать и игнорировать полковника не выйдет. Так или иначе, но нам разговаривать придётся. В противном случае не стоило соглашаться на предложение составить ему компанию. Отказался бы и ехал в своём втором классе спокойно и свободно, кто мне мешал? Никто. А уж коли согласился, так не кобенься и не порть попутчику поездку.

Вставать в этакую рань не хотелось, спешить никуда не требовалось, сам полковник мирно сопел напротив, укрывшись одеялом по самую макушку, поэтому и я себе позволил немного поваляться в постели. Доктор сказал — отдыхать, я и отдыхаю. А заодно переберу воспоминания о вчерашнем вечере.

Приступим.

Заселялся я в купе под строгим надзором жандарма. Делал вид, что не замечаю столь пристального контроля с его стороны, но предварительно сама ситуация мне сильно не понравилась. Или Константин Романович таким решительным образом прежние ошибки своего Отделения пытается исправить? Ладно, решил, посмотрим, что дальше будет.

Вещей у меня не было, кроме саквояжа, поэтому обустроился гораздо быстрее своего соседа. И пока он потрошил свой багаж и раскладывал вещи по полочкам, я успел разобрать постель. Купе у нас относительно просторное, на двоих, поэтому друг другу мы не мешали. Конечно, у Юсуповой помещения были куда как поболе наших нынешних, но и здесь задами мы не толкались. Да уж, вот по таким мелочам и можно делать выводы об отличиях этого мира от прежнего моего. Здесь даже небольшая ванная комнатка присутствует. Душа нет, к сожалению, но руки и лицо сполоснуть можно.

Полковник молча покосился в мою сторону и удалился в туалет, а я начал готовиться ко сну. И даже не стал дожидаться отправления поезда.

На вопросительно-удивлённый взгляд вернувшегося соседа отвечать ничего не стал, пожал плечами и нырнул под прохладное одеяло на такое же холодное бельё. Отвернулся лицом к пупырчатой обивке купе и замер. Ничего, сейчас надышу под одеяло, и станет теплее.

А потом поезд тронулся, в купе пошёл тёплый воздух, это проводник растопил печурку или открыл подачу в вентиляционные короба, точно не скажу, да и какая, по большому счёту, разница, но я, наконец-то, расслабился. Дальше усталость быстро взяла своё, и я сам не заметил, как уснул. Что немудрено, ведь с момента нападения на меня ни разу по-настоящему не то что не спал, но и не отдыхал. Даже тогда, когда в домишке путевого обходчика вместо сна и излечения пришлось потрудиться к нашему с девушкой обоюдному удовольствию. Воспоминания, врать не буду, приятные. Хотел бы тогда спать, так спал бы, а не занимался этим весьма интересным делом напропалую всю длинную зимнюю ночь.

Среди ночи несколько раз вскидывался, просыпался на секунду, осматривал купе на предмет опасности и, не найдя ничего, тут же засыпал. Изотов тоже не спал. Или же просыпался вместе со мной. Кстати, приснилось мне или привиделось, но показалось, что он полночи шуршал газетами, прежде чем погасить ночник. Караулил? Впрочем, возможно и приснилось, не уверен, что через перестук колёс я сумел бы расслышать тихий шорох газетных листов.

Вот, в общем-то, и всё, больше вспоминать нечего.

Потянулся, с превеликим удовольствием сильно напряг и расслабил мышцы, отбросил одеяло и встал. Выпрыгнул из постели. Сделать зарядку или нет? Собственно, почему бы и не сделать? Настроение хорошее, спина не болит, по крайней мере, я никакого дискомфорта не ощущаю, лишь повязка немного на бока краями давит. Если о ней вспомнить, то, конечно, начинает тут же мешать своим наличием, но не сильно. Да и, если честно, привык уже к ней и движений она практически не стесняет.

Приступил к лёгкой разминке, то и дело косясь в сторону сопящего попутчика. Повезло мне, что он не храпит. Умаялся, похоже, даже на мою чуть слышную суету глаз не открыл.

Поезд дёрнулся, скрежетнули тормоза под полом, состав начал ощутимо замедляться. Куда-то подъезжаем? Станция? Придётся прекращать разминку и быстро умываться. Как раз и Константин Романович проснулся. Вскинулся, первым делом меня взглядом нашёл и только после обнаружения, это было отлично заметно, расслабился. Залёживаться полковник тоже не стал, потянулся к окошку, отодвинул занавеску и вгляделся в проплывающий снаружи пейзаж.

— Доброе утро, — поздоровался, сел, ноги в тапочки сунул.

Здесь я ему позавидовал. Это сейчас у меня под ногами ковровая дорожка, а в туалете ничего подобного нет, полы холодные, и мне пришлось босиком там стоять. И тапочки мне бы очень пригодились.

— Не знаете, что за станция? — спрашивает меня полковник.

В ответ пожимаю плечами и всё-таки решаю ответить:

— Сейчас схожу, узнаю.

— Да не нужно, всё равно уже останавливаемся. Вот и здание вокзала показалось.

Оба читаем вывеску на фронтоне — Гродно.

— Вы уже? — Изотов показывает на туалетную комнату. Киваю в ответ, и он добавляет безапелляционным тоном. — Тогда я, с вашего позволения, займу её ненадолго.

И скрывается за дверью. Буквально через две минуты поезд окончательно останавливается, напоследок под вагоном что-то громко лязгает, тут же раздаётся шипение и свист стравливаемого давления, и за окошком становится белым-бело от клубящегося пара.

А не прогуляться ли мне? Накинул пальтишко, шапку и приоткрыл дверь в купе. Тут и полковник голову из ванной комнатки высунул:

— Вы прогуляться решили?

Точно, контролирует.

— Пойду подышу свежим воздухом, — кивнул в ответ и поспешил к выходу из вагона.

Проводник уже стоял на улице и протирал стальные поручни от угольной пыли чистой белой тряпкой. Посторонился при виде меня, поприветствовал, пожелал доброго утра. Ну и я ему того же в ответ, почему бы и нет?

А хорошо, что не придётся прыгать вниз, на землю, тут присутствует настоящий перрон. Деревянный, из толстых плах набранный, но он есть.

Сошёл, втянул голову в плечи — после тёплого нутра вагона прохладно, утренний морозец мигом за воротник забрался, по спине ледяными ладошками прошёлся, уши и щёки прихватил. Первым делом по давно укоренившейся привычке глянул на небо, оценил погоду, посмотрел на низколетящие серые, почти чёрные, облака. Сплошняком идут, баллов десять. К снегопаду, однако.

Эх, поёжился, скорее бы весна, тепло. Ну да ничего, недолго ждать осталось. А пока — бр-р, в ознобе передёрнул плечами и обернулся к проводнику:

— Долго стоять будем?

— Через пятнадцать минут отправление, — достал тот из кармана часы.

Завтракать пока не хотелось, значит и в буфет идти нет смысла. Прогуляюсь вдоль состава и разомнусь. Что и сделал. Несколько раз замечал выглядывающего в окно Изотова. Полковник находил меня взглядом и тут же скрывался внутри. Контролирует. Ну или беспокоится. Хотя беспокоится понятно по какой причине. Если снова исчезну, ему уже не простят.

Со стороны понаблюдал за суетящимися на деревянном перроне пассажирами, за неорганизованной толкотнёй у входа в вагоны, и вернулся к себе перед самым отправлением поезда. Пришлось дожидаться, когда тёмная глотка тамбура заглотит всю эту беспокойную массу, пережуёт и пропихнёт по пищеводу узкого коридора дальше, в тёплое, душное брюхо вагона.

— И охота же вам, Николай Дмитриевич, мёрзнуть на улице в этакую рань? — занудным брюзжанием встретил меня на пороге купе Изотов.

— Отличная погодка, — улыбнулся, оттаивая. — Прямо бодрит!

— Приглашаю позавтракать, — Константин Романович уже был при параде и полностью готов к посещению ресторана.

— Минуту, — принял приглашение и стал сбрасывать пальтишко. В вагонах тепло, можно и в костюме пойти.

Вагон-ресторан для так называемой чистой публики встретил нас лёгкими ароматами кофе и ванили. Редкие по этому времени посетители чинно сидели за своими столиками и завтракали. За окнами было серым-серо, поэтому начищенные до зеркального блеска столовые приборы не сверкали, а лишь тускло поблёскивали, а в бокалах отражалось не солнце, а тёмное небо и проплывающие вдоль дороги такие же тёмные рощи…

Столица встретила на удивление отличной солнечной погодой, бурлящей толпой пассажиров, вокзальным шумом и гомоном. А также стаями привычных к людям голубей, нагло шастающих под ногами или взлетающих прямо перед лицом с шумным хлопаньем крыльев. Вокруг звенело воробьиное заполошное чириканье, а с привокзальной площади тянуло запахами свежего конского навоза. Так-то за этим делом строго следят, и извозчики должны тут же убирать за своей оплошавшей животиной, но пока то да сё, а запахи вот они.

После Гродно я из вагона не выходил — всё же холодно, одного раза за глаза хватило. Но к концу путешествия тесные помещения изрядно надоели, и даже вагон-ресторан перестал радовать. Поэтому с наслаждением вдохнул столичные ароматы, прямо чем-то родным повеяло. От свежего морозного воздуха на мгновение закружилась голова и тут же прошла. Оглянулся на своего спутника. Изотов замешкался на выходе из здания вокзала, носильщик с его вещами ловко вписался в дверной проём и сейчас терпеливо дожидался своего клиента, а вот клиент зацепился полой шинели за выступающую дверную ручку и в эту минуту безуспешно пытался освободиться.

За этим действием с интересом наблюдал не только я, но и столпившиеся перед входом-выходом люди. Что интересно, сгрудившаяся толпа молчала и не возмущалась задержкой. Наверное, робела или опасалась мундира. Или погон перегородившего проём жандарма. Зато потом, стоило только полковнику освободить проход, как она с рёвом и бурлением, подобно горному потоку, рванулась навстречу друг другу через тесные двери

— Это ж надо! — в который уже раз восклицал Константин Романович, наблюдая эту картину, невольным виновником которой стал. И оглядывался по сторонам, выискивая взглядом полицейского, и не находил. Те почему-то именно в этот момент куда-то запропали. Изотов постарался было своими силами навести порядок, но куда там. Его голос просто терялся в шуме толпы.

— Бросьте, Константин Романович, — потянул его за руку. — Сами разберутся.

Жандарм ещё несколько раз оглянулся на бурлящий водоворот людских тел в дверях, поморщился, когда визг ещё одной придавленной бабёнки достиг наших ушей и послушно последовал за мной. А дальше извозчик, шумные, несмотря на раннее утро, улицы и… Гостиница.

Да, я наотрез отказался ехать в Отделение! И переубедить меня у Изотова не получилось. Он даже пытался мне приказывать, на что я просто рассмеялся. В конце концов вышло по моему, но полковник всё-таки взял с меня слово первый день никуда не выезжать из номера.

— Константин Романович, вы уж совсем перегибаете палку, — покачал головой я. — Я же не арестован и не задержан, так почему я обязан сидеть в номере и ждать, когда вы там что-то придумаете? У меня и своих дел хватает.

— Какие у вас могут быть сейчас дела? — не подумав, ляпнул полковник, но тут же спохватился и извинился. — Прошу простить мою бестактность, Николай Дмитриевич. Но и вы тоже не правы. Работать-то вам сейчас не нужно и на службу бежать тоже не надо.

— Ну, Константин Романович, — протянул и покачал укоризненно головой. — Право слово, не узнаю вас. У меня же отпуск, и я искренне намерен оставшееся время провести так, как мне хочется. А не так, как захочется вам и вашему Отделению. Вы же не компенсируете мне время, истраченное на игры вашего ведомства? А это, к сведению, половина законного отдыха. А утеря здоровья по вашей милости?

— Господи, я-то тут при чём? — открестился тут же Изотов.

— Так по милости именно вашей службы меня чуть было не зарезали, — укоризненно покачал головой. — План действий вы разрабатывали. Ну да ладно, не буду об этом напоминать.

Константин Романович шумно выдохнул, но я продолжил:

— А утерянный багаж? Никто мне его, кстати, не вернул. В результате я сейчас одет вот в это, — опустил подбородок и указал на свою одёжку. — И после всего вы мне предлагаете продолжать доверять вашему ведомству?

Полковник медленно качнул головой, на что я усмехнулся и развёл руки в стороны:

— Поймите же, я ведь даже в Гатчину не поехал, чтобы не соблазниться и не ринуться в Школу. А ведь там у меня свой дом, гардероб, понимаете? А я в гостинице…

Только сейчас Изотов что-то понял. И не потому, что он настолько непонятливый, просто у него сейчас совершенно другим голова занята. Соответственно считает, что всё и все вокруг тоже должны если и не плясать под его дудку, то, по крайней мере, заглядывать в рот. Ну, или находиться в круге этих интересов. И ни шагу в сторону…

Обедать мне пришлось не в гостиничном ресторане, а на стороне. Почему? Всё просто. Если завтрак прошёл для меня спокойно, и я искренне наслаждался тишиной и едой, как обед преподнёс мне очередные неприятные сюрпризы. Дело в том, что вездесущая журналистская братия откуда-то прознала о моём появлении в столице и принялась атаковать меня не только в номере, но и в ресторане. Понятно, что ни о каком удовольствии от приёма пищи не могло быть и речи.

Стоило только мне увидеть метнувшиеся в мою сторону фигуры с блокнотами и фотоаппаратами, как я резко развернулся, быстрым шагом поднялся по лестнице и скрылся в номере под призывные вопли старательно догоняющих, но так и не успевших догнать меня журналистов.

Оставаться в гостинице теперь не было смысла. Я был уверен, что одним интервью дело не ограничится, и журналисты примутся меня преследовать и третировать, пока новость о моём грандиозном даже по меркам столицы падении не перебьёт какое-нибудь другое, такое же грандиозное по значимости событие.

Вещей у меня немного, и сборы много времени не заняли. Я уже подхватил в руки саквояж и собрался было прорываться через эту наглую толпу борзописцев к выходу, как вдруг притормозил — а какого лешего я убегаю? Почему бы не использовать эту ситуацию к своей пользе? Люди здесь нисколько не глупее людей моего мира, это я на своей шкуре усвоил, а в образовании могут даже превосходить нас. Не все, это понятно, но могут. И манипулировать сознанием толпы здесь тоже прекрасно умеют. А вот использовать прессу как противовес указам государя здесь ещё никто не додумался. Или не рискнул. Бунтовать, воевать, это ладно, а вот это…

Император же ставленник Божий, это они впитали вместе с молоком матери. И пока все слои общества никак не могут думать иначе. А я могу. И терять мне нечего, дальше Сибири не сошлют. А там, я это точно знаю, люди тоже живут. И весьма неплохо, кстати, живут.

Я опустил саквояж на пол, обдумал пришедшую в голову идею, зло улыбнулся и шагнул к двери…

Вечерние газеты вышли как обычно и обычным же тиражом с моим интервью журналистам на первой странице. Повезло мне, что в эти дни столичная пресса своих читателей особыми новостями не баловала. Поэтому статья произвела эффект взорвавшейся бомбы, и газеты буквально смели с лотков и прилавков.

Утренний тираж пришлось в срочном порядке допечатывать. И это только в столице. Что будет происходить в Москве или в провинции, одному Богу известно. Но волну мы подняли изрядную. Ни в коей мере не посягал на устои, не переходил на личности, всего лишь сухо изложил факты без конкретных имён. Засветил ордена на груди, для этого, правда, пришлось их надеть, коротко упомянул, за что конкретно их получил. Удивился возникшим на пустом месте слухам, к которым я не имею никакого отношения, потому что такое просто невозможно. И за которые поплатился в итоге. Оклеветали, мол, проклятые. А государь, вместо того, чтобы разобраться и выслушать для начала верного сына Отечества, как ваш покорный слуга, этой клевете поверил и рубанул с плеча. Ну и прочее, прочее.

И столица зашепталась сначала в кулуарах, потом заговорила в голос на улицах. Опять же, без упоминания конкретных имён. Но все всё понимали, имя моё давно было у всех на слуху и сложить два плюс два большого ума не требовало. Да и факты, вроде отобранного у меня ни за что столь специфического, как производство самолётов и моторов, имущества, с самого начала прочно ассоциировались с моим и только моим именем.

Больше того, я не искал виноватых, никого не обвинял конкретно, не жаловался на возникшую нехватку средств, не пытался через прессу надавить на власть имущих. Наоборот, искренне уповал на справедливость государя, на то, что он разберётся во всё этом мутном деле. Он же гарант Законов Империи, Хозяин Земли Русской! Отец своим подданным…

Следующую неделю газеты печатали воспоминания о моих приключениях на Памире, о проведённых в горах боевых операциях, о найденных и, главное, полностью переданных в казну, сокровищах. За которые я, кстати, не получил никакой компенсации или вознаграждения. Ну об этом последнем факте я не спрашивал, но сам смысл статьи на это определённо указывал.

В общем, из статей следовало, что я народный герой, бессребреник, и вообще ангел в человеческом обличье.

Меня узнавали на улицах, от девиц и дам абсолютно всех возрастов не было отбоя, в рестораны лучше вообще было не заходить, потому что тут же на мой стол начинали нести презенты. В большинстве своём, в виде спиртного, конечно же. Ну и подсаживались за столик, не без того, предварительно испросив разрешения составить компанию. Отказывать было невозможно. Журналисты прямо пасли меня беспрерывно, дежурили под окнами гостиницы. В конечном итоге, с меня даже плату за проживание в номере перестали брать!

— Ваша светлость, о какой оплате может быть речь? — отказывался от денег управляющий. — От желающих поселиться именно у нас теперь никакого отбоя нет. И даже временное поднятие цен никого не испугало. Благодаря вашей, прошу прощения за эту вольность, скандальной известности мы уже в большом плюсе за эту неделю. А какой итог будет за месяц? И это только начало. Наша гостиница благодаря вам надолго приобрела огромную популярность. Так что никаких денег мы с вас брать не будем. Считайте это приятным бонусом за оказанную нам рекламу.

И ещё. Буквально через два дня после выхода первых статей на пороге моего номера появился Второв.

— Николай Дмитриевич, наконец-то! — ворвался без стука промышленник, отодвигая крепким плечом выставленную администрацией у моего номера охрану.

Так совпало, что именно в этот момент я выходил в коридор, поэтому успел дать оговорённый сигнал охране, и они отступили в сторону, не стали противиться. Ну и я вынужден был вернуться в комнату.

— Николай Александрович, какими судьбами? — улыбнулся.

Одно только появление промышленника в моём номере уже говорило о многом. Поэтому настроение моё быстро поползло в гору. Надеюсь, новости Второв принёс только хорошие.

— Николай Дмитриевич, а я вас потерял, — радовался гость, бесцеремонно прикрывая дверь прямо перед носом охранников и оставляя их снаружи. — Погуляйте пока, ребята.

— Если бы не газеты, я бы ещё долго в столицу не приехал. Но как только прочитал про ваше появление здесь, сразу же приказал закладывать возок и ехать на вокзал. Два дня, и вот я здесь. Ну, рассказывайте, рассказывайте, куда вы пропали? — промышленник резко остановился, нахмурился и внимательно посмотрел мне в глаза. — Только не говорите мне, что успели передумать и не станете вести со мной дела?

— Успокойтесь, Николай Александрович, — примирительно выставил обе ладони вперёд. — Скажу сразу для вашего успокоения, что не передумал и намеренья продолжать вести с вами дела не оставил.

— Уф, слава Богу, — размашисто перекрестился Второв. — Так куда же вы пропали? Я ведь грешным делом подумал, что всё. И вернулся домой, в Москву, в самых расстроенных чувствах.

— Так я ждал вас, ждал, но так и не дождался, — улыбнулся. И открыл рот, чтобы продолжить, но…

Но Второв меня сразу же перебил, заговорил, забегал из угла в угол:

— Закрутился с делами! Нужно было срочным порядком решать нашу проблему, даже пришлось кое-кого подмазать, чтобы переписывать все столичные активы на своё имя, — в этот момент он остановился и внимательно глянул в мою сторону. — Надеюсь, вы правильно меня поймёте. У нас просто не было другого выхода, иначе бы мы с вами потеряли всё!

— Только не говорите, что у вас всё получилось, и вам удалось оставить за собой наш будущий завод?

— Да! — воскликнул обрадованно Николай Александрович. — И завод, и счета, и, главное, землю под ним. Мы хоть сейчас можем с вами туда поехать, извозчика я не отпускал, и вы своими глазами убедитесь в правдивости моих слов.

— Отлично! — обрадовался я. — Ехать никуда не нужно, я вам и так верю.

Ехать я и впрямь не собирался. А поверил гостю, потому что смысла ему меня обманывать не было никакого. Подобные вещи можно элементарно проверить. И в противном случае нашему сотрудничеству уж точно пришёл бы конец. А для Второва подобный исход смерти подобен. В мотивах, побуждающих его сотрудничать со мной честь по чести, я был тоже уверен.

— Благодарю за доверие, Николай Александрович, — церемонно поклонился Второв. — Признаюсь откровенно, были у меня некоторые сомнения на ваш счёт.

— Почему? — удивлённо поднял брови.

— Так после того, как обошлись с вами, — промышленник указал на журнальный столик с газетами. — Я бы точно ко всем старым и новым предложениям относился с понятной опаской. Скажите, Николай Дмитриевич, то, о чём они пишут, правда?

— Вы же и сами это отлично знаете, — подошёл к окну и выглянул наружу. Толпа перед входом в гостиницу поредела, но никуда не делась.

— М-да, — на секунду задумался Второв. И прогудел. — В таком случае оставаться здесь вам нельзя. Лучше сейчас держаться подальше от…

И промышленник показал глазами куда-то в сторону Невы.

Понятно, что на Дворец. Согласен с ним полностью, от государя мне сейчас лучше держаться подальше.

И ещё одно. Толпа у входа мешает выехать из гостиницы сейчас же. О чём и сказал. И добавил:

— Загвоздка одна есть, Николай Александрович

— И какая же? — живо отреагировал и подобрался гость.

— Обещание, данное княгине Юсуповой навестить её, — не стал тянуть.

— Так в чём дело? Поехали, — удивился и предложил Второв. Подошёл ко мне и так же выглянул в окно, проследил за направлением моего взгляда. — А этих писак я возьму на себя, не беспокойтесь.

— Не то чтобы беспокоюсь, — поморщился. — Просто они следить же за мной станут. А это уже для Зинаиды Николаевны плохо. Не хочу, чтобы её имя с этими скандалами через меня и мой визит к ней хоть как-то было связано.

— Так я же говорю, не беспокойтесь. Даю слово, что никто из них не обратит никакого внимания на вас. Где моя шуба? — оживился Николай Александрович.

— Вы хотите… — догадался я.

— Конечно. Положитесь на меня, Николай Дмитриевич, — заговорщицки подмигнул промышленник…