Небо в кармане 4

Глава 12

Очнулся сразу же. Или показалось, что сразу же. Глаза распахивать во всю ширь не стал, глянул через прищуренные веки. Ага, коридор. И он, судя по видимой его длине, уже заканчивается, за спиной тамбур сейчас будет. И пришёл я в себя как раз тогда, когда мною, а точнее, моим бедром, зацепили за угол тамбура. Больно-то как! Аж в глазах полыхнуло.

Выходит, правильно определился я с расстояниями, и что глаза не стал открывать, тоже правильно. Княгинюшка в нескольких шагах передо мной плывёт, платьем широким меня от возможных неожиданностей прикрывает. Ну мало ли кому надумается в этот момент из купе в коридор выглянуть? А тут она со своими юбками во всю ширь прохода, и попробуй что-нибудь из-за неё разглядеть.

Хотя-а, никто разглядывать и не станет, всё внимание любопытствующего пассажира к самой девушке и будет приковано. Да и она наверняка сразу использует все свои женские хитрости для привлечения или отвлечения внимания, тут смотря кому что нужно. А хитростей у них, у женщин, хватает. И обдурить нашего брата им, что мне два пальца об забор, так сказать. При желании, конечно.

В этот момент мои размышления прервали очередным ударом, миновали ещё один дверной проём. На этот раз точно в тамбур. Снова многострадальное бедро зацепило дверной косяк, и поясницу тут же прострелило болью.

Но, как я уже говорил, сразу прочистило мозги, и я моментально пришёл в себя. А боль? Боль притупилась, стало легче дышать, не через раз, как раньше. Что тут? Да, тамбур. И держит меня этот гад так же, вон как ухватил сильно, даже кожу защемил. Сильные пальцы, прямо железные.

Остановился, перехватил, как ему удобнее и зло бросил стоящей рядом с нами и не спускающей глаз с коридора баронессе:

— Дверь открой!

Катанаева протиснулась мимо напарника или, что вернее будет, хозяина, причём со мной не церемонилась, наступив прямо на руку. И повезло, что не каблуком угодила, а подошвой.

Умудрился расслышать через шум и стук колёс, как она подёргала ручку и нервно и зло чертыхнулась. Похоже, ничего у неё не вышло.

— Тут заперто, — прошипела баронесса и ещё несколько раз безуспешно подёргала за ручку двери.

— Ну, что тут у вас? — не вытерпела княгиня. Оглянулась назад, но коридор, на моё несчастье, был всё также девственно пуст. Девица не удержалась от любопытства, подошла ближе и выглянула из-за угла прохода в тамбур. Сунулась посмотреть, почему её подельники притормозили. — Почему так долго копаетесь?

— Ты за коридором присматривай! — оборвал девицу мужчина. И прошипел тихо, пригрозил. — А то вслед за ним выброшу.

И тут же тем же злым тоном проговорил баронессе:

— Ключ в боковом кармане возьми.

И развернулся боком, чтобы той удобно было в карман руку запустить.

Щёлкнула задвижка, скрежетнула, проворачиваясь, ручка, и дверь приоткрылась. В тамбур ворвалась струя холодного воздуха, густо замешанная на дыме, выстудила тепло. Сосед чертыхнулся, попытался протиснуться мимо баронессы, и ничего у него не вышло, только Катанаева раздражённо зашипела рассерженной коброй. Подумаешь, на ножку даме наступили. А бутылкой по голове не хочешь попробовать? Удовольствия не обещаю, но море новых впечатлений гарантирую.

— Отойди! — скомандовал мужчина, и девушка торопливо освободила проход.

А мой бывший сосед с силой подбросил меня вверх, перехватывая в груди и уже начал разворачиваться вокруг своей оси, предполагая таким образом выставить меня перед собой и вытолкнуть наружу. И тут я открыл глаза.

Столкнулся взглядами с баронессой, ощерился, увидел её округлившиеся от ужаса глаза и…

Подмигнул. И улыбнулся вдобавок краем рта. Многозначительно и обещающе.

Анна Алексеевна всхлипнула, отступила, мертвенно-бледное её лицо совсем побелело, ушло в синеву. Она пошатнулась, опёрлась или, скорее, самым буквальным образом упала спиной на стенку тамбура и начала медленно сползать вниз.

Собрался с силами, и пока мой противник не опомнился и не сообразил по поведению напарницы, что дело тут нечисто, проигнорировал боль в пояснице, подтянул ноги как можно ближе к себе. Мимолётно обрадовался, что они у меня отлично работают, упёрся ими в пол и с силой оттолкнулся, вылетая в дверной проём, своей спиной выталкивая противника через распахнувшуюся дверь в зябкую ледяную черноту ночи.

Короткий злой вскрик над ухом, судорожно, до боли, стиснутые на груди чужие руки, побелевшие от ужаса круглые совиные глаза Катанаевой, короткий полёт в ночи, длившийся, казалось, целую вечность, в ледяном пронизывающем насквозь воздушном потоке, и сильный удар о землю, начисто выбивший дух и в который уже раз отключивший сознание.

Пришёл в себя сразу же. Удавка, сжимавшая грудь, пропала, и я освободился от чужого захвата. Тело сделало пару оборотов, покатившись с насыпи, и я не стал ему мешать, прижал руки к бокам и подтянул ноги. Как оказалось, зря, насыпь уже почти что закончилась, а я набрал скорость и, проломив тонкую корку наста, по уши влетел в снег. Мягкий, словно перина. Но, в отличие от неё, очень холодный. Прямо пронизывающий до дрожи, промораживающий до косточек.

Отплевался от набившегося в рот снега, почему-то показавшегося горьким и невкусным, приподнял голову и выглянул из своей снежной постели. Встряхнул головой и невольно простонал, забыл о разбитом затылке. Руками протёр лицо и проделал это как раз вовремя, чтобы услышать и увидеть, как над головой прогрохотал уносящийся вдаль поезд, как мигнул на прощание огнями, словно подбодрил, и всё, нет его. Осталась только круговерть снежной пыли, которая медленно кружилась, затихала и плавно оседала вниз, сыпалась на лицо с тихим шорохом и тут же начинала таять.

Вставать пока не торопился, первым делом нужно себя проверить, вторым осмотреться по сторонам.

Пошевелился, со страхом ожидая или полной неподвижности или очередной вспышки боли, но, к моему облегчению и удивлению, всё было не так и плохо. Да, голова и поясница всё так же ныли, но на фоне падения всё это ощущалось слабо, словно я был отстранён от этой боли. Руки-ноги работали, и даже пальцы каким-то чудесным образом пришли в норму. В темноте было не понять, что с ними, но главное, что они работали, благополучно сгибались и разгибались.

Сел с трудом, руками опёрся на снег, и наст не выдержал, проломился сначала под одной ладонью, потом под другой. И я осел вниз, снова оказавшись в снежном плену по пояс. Как будто в тесное кресло уселся.

Ещё раз прислушался к своему организму, удовлетворённо вздохнул, не обнаружив новых повреждений и заметно притупившейся боли от старых, и оглянулся по сторонам. Ночь была не такой уж и непроглядной — в тёмном небе изредка проглядывали тусклые звёзды.

Ничего похожего на луну почему-то на небосводе не оказалось. Может рано, а может её за темнеющей буквально в десятке шагов от меня стене такого же чёрного леса просто не видно. А вот небо было затянуто облаками, потому что звёзды то и дело то пропадали, то вновь появлялись, подмигивая при этом весьма издевательски. Свет они давали слабый, да ещё снег вокруг меня был чернее ночи. Понятно, в угольной копоти тут всё. Поднял руки и ожидаемо разглядел такие же чёрные ладони. Значит, и лицо у меня такое же. Ну и ладно, эту неприятность я перетерплю. Главное, живой.

Однако, холодно. Встал, пошатнулся, утвердился на ногах, огляделся теперь уже с высоты собственного роста и обрадовался, заметив чуть в стороне еле тлеющий огонёк.

Сразу бросаться в его сторону не стал, сначала дело доделать нужно. Выбрался из снежного плена и полез вверх по насыпи, цепляясь за обледенелую щебёнку и нещадно обдирая при этом ногти. Боли не чувствовал. Значит, замерзают пальчики, замерзают. Поторапливаться нужно.

Вскарабкался наверх и в метре от шпал прямо на гребне насыпи обнаружил неподвижное тело. Это хорошо, это радует, что неподвижное, а то терзали меня смутные сомнения, что и этому могло повезти. Первым делом пульс на шее проверил. Прямо от сердца отлегло, когда убедился в отсутствии хоть какого-то биения. И тут же сел прямо на него, потому как после всего произошедшего сил уже не оставалось и срочно требовалось отдышаться. А он ещё тёплый, остыть не успел, пусть хоть так нанесённый мне вред компенсирует.

Ещё раз осмотрелся по сторонам. Мерцающий неподалёку огонёк никуда не делся, и это радовало. А ещё я увидел, что мерцает он из чего-то тёмного, высокого и не очень большого. Строение? Какое? Ну, тут всё просто. Если железная дорога, то огонёк может находиться в будке путевого обходчика. Или свеча, или лампа горит.

Оглянулся. Рельсы блестят, рукой дотянуться можно. Повезло мне, что при падении под колёса не угодил. А то бы отчикало руки или ноги, и всё, сдох бы сразу.

Поёрзал — становится холодно сидеть, очень уж быстро остывает тело подо мной. Нужно его быстренько обшарить, потом будет тяжелее ворочать. В первую очередь прошёлся по карманам сюртука и оказался обладателем кожаного, солидного на ощупь бумажника, расчёски, складного ножа и, ура, моего пистолета. Успел он его подобрать с пола, так получается, на моё счастье. Наличие оружия, да ещё и знакомого, и привычного разом добавило уверенности.

Наверное, поэтому и миндальничать не стал, быстро приподнял тело, поморщившись от боли в пояснице. Перетерпел её короткую вспышку и сдёрнул с трупа пиджак. Он оказался целым, в отличие от моего продырявленного и окровавленного, и я тут же переоделся в сухое.

Штаны снимать не стал, меня и мои устраивали. В брючных карманах покойника пусто, в штиблетах и носках тоже ничего. Ещё раз вдумчиво пробежался по быстро застывающему на морозце телу, ощупал каждый шов, каждую складочку в попытках найти хоть какие-то бумаги. Кто он и откуда, куда ниточка потянется, в Британию, Германию или Францию? Или ещё куда? И снова пусто, одежда как одежда.

Остаётся надеяться, что содержимое бумажника поможет мне разобраться в личности этого господина. Или пусть дальше жандармы разбираются? Нет, лучше сделать это самому, что-то меня их работа разочаровала.

Вздохнул — маловато трофеев собрал, выпрямился, глянул в последний раз на лежащий под ногами труп. Хотел плюнуть, иного покойник не заслужил, но передумал, не нужно уподобляться этим господам.

Глянул в сторону ушедшего в ночь поезда и зло выдохнул — и с вами ещё посчитаемся. Ведь чувствовал что-то этакое в баронессе, гнилое, потому и избегал любого общения. Вот и не довёл дело до конца, не раскусил предательницу, оставил всё на усмотрение соответствующих органов. А они прокололись, не приняли во внимание мои сомнения, и меня в них разуверили. И ошиблись. И если я не доведу дело до конца, то эти предатели так и будут исподтишка гадить.

Да, больно, да, обидно, но получил я за дело — нечего клювом щёлкать.

Осторожно дотронулся до спины, прощупал рану — болит при нажатии. Бельё и рубаха повязку заменили? Или мороз кровь остановил и обезболил? Голова-то тоже почти прошла, и кровь не сочится.

Ещё раз глянул в сторону ушедшего в ночь поезда. Ничего, теперь уж точно сочтёмся.…

Ногой столкнул тело с бровки, и оно как-то легко скатилось вниз по насыпи как раз в проломленную мной чуть ранее снежную яму. Уважение к противнику? К чёрту! Собаке и смерть собачья, и погребение. А зря я так про собак. Собаки куда как лучше и честнее многих и многих представителей человеческого роду-племени. Так что заменю-ка я собаку на шакала, так оно лучше будет.

Да и за что его уважать? За подсыпанное в стакан снотворное? Хорошо, что мой организм переборол его действие, а если бы нет? Где бы я сейчас был? И где оказался бы потом, вот что важнее. Про всё остальное я вообще молчу, ни к чему сейчас себе нервы трепать. Ничего ведь сделать не могу, так что лучше о выживании подумать. Ночь, морозец, а я в одном кителе, да ещё и с чужого плеча. Запахнулся поплотнее — соседушка мой габаритами меня немного превосходил, и сюртук болтался на мне словно на пугале. Поспешать на огонёк нужно.

Подхватил свой окровавленный китель, пробежался по карманам. Пусть из них уже и без меня всё выгребли, но проверить всё равно нужно. А вдруг что-то пропустили? И оставлять его здесь не буду, нельзя.

Осторожно спустился с насыпи, бочком-бочком, скользя по присыпанной снегом обледеневшей щебёнке, прыгнул на раскинувшееся в ямке тело, вбивая, заталкивая его глубже в снег, потом ещё сверху присыпал. Сначала ногами накидал, разламывая наст и проваливаясь по пояс сам, потом и руками подсыпал. Чем тщательнее спрячу, тем позже его найдут.

Пусть это и Российская Империя, но губерния Варшавская, чужая, и жандармы при дороге здесь тоже чужие. Своих-то приходится опасаться, а уж этих-то...

Очень мне не понравилось, что в вагоне меня чуть не прибили. И спокойно выволокли в коридор, протащили по нему до тамбура, дверями хлопали. И выкинули в ночь из вагона. Почти. И ни одна сволочь не почесалась. Где это сопровождение? Где слежка, присмотр? Все наши договорённости? Нет ничего в действительности. Так что лучше я всё сам, всё сам. Целее буду.

Подхватил китель, огляделся по сторонам, не забыл ли чего лишнего? Лишнего ничего не оказалось, а что снег разворошил, так мало ли отчего он разворошился? Зверьё баловалось, к примеру. Выкинул кто-то из поезда что-то съедобное, вот звери и накинулись на добычу. И подрались, само собой, снег притоптали.

Ещё и сгустившиеся облака надежду на скорый снегопад внушали. Вон как небо заволокло тучами, звёзд практически не видно. Даст Бог, к утру повалит снежок и всё тут засыплет. И до весны никто никого не найдёт. Если зверьё не доберётся, само собой. Но так даже лучше будет, наверняка подобное здесь случается, и ещё одними обглоданными костями у дороги больше будет…

А ведь насчёт снегопада я не ошибся. Пока добирался до избушки, а для этого пришлось снова карабкаться на насыпь, с неба посыпался снежок. И заметил я его не по тому, что снежинки на щеках таять начали, нет. Щёки к тому времени сравнялись по температуре с окружающим воздухом и таять снежинки никак не могли, просто на ресницы упали, и я то и дело рукой смахивал досадную помеху с глаз. Только тогда и догадался насчёт начавшегося снегопада.

С будкой обходчика я не ошибся. Она это. Осталось только внутрь попасть. А попасть необходимо, и чем быстрее, тем лучше. Щёки-то я точно поморозил. Насчёт пальцев не уверен, но их я тоже не чувствую. Но пальцы хоть можно поочерёдно в рот совать, чтобы хоть немного согрелись. Попробовал греть руки всем мужикам известным способом, сунул их в штаны, в пах. И быстро вытащил, не сработало. А холоднее стало, даже затрясло от озноба.

Как бы уже не обморозился. Это поначалу тепло было, когда адреналин в крови бушевал, когда ползал и двигался активно. Кстати, это ползание в снегу меня окончательно и заморозило. Одёжка-то промокла и быстро промерзать начала. И организм перестал справляться с холодом. И меня уверяли, что снегопад несёт с собой потепление? Соврали!

Мудрить не стал, первым делом в покрытое изморозью оконце стукнулся и отступил на шажок. С той стороны кто-то зашевелился, размытое пятно в свою очередь попыталось на улицу выглянуть, но закономерно через наледь ничего не увидело. Тогда я ткнулся в двери, но стук рукой получился совсем уж никудышным, поэтому развернулся и замолотил по двери каблуком.

Повезло, что внутри не испугались, не стали долго и нудно выспрашивать, кто там и зачем поздно ночью в гости припёрся. Сообразили, что просто так ночью зимой, да ещё посреди перегона, в дом не просятся, и просто открыли вход. Так я внутрь и валился, и снова спиной вперёд. И упал бы на пол, не подхвати меня хозяин под руки.

Знакомая боль в пояснице, только что тупая и не доставляющая особых хлопот, неожиданно сейчас, в безопасном тепле избушки, стала особенно болючей и резкой. И сознание, только что успешно боровшееся с трудностями и лишениями снаружи, внутри не выдержало и подвело. Понятно, почему. Расслабилось оно при виде жаркой печки, почувствовало шкурой царящее в домике тепло, вдохнуло носом вкусные мясные запахи какой-то еды. В общем, в очередной раз отключилось. И звука плотно закрывшейся двери я уже не услышал.

И очнулся не привычно сразу, как это уже бывало, а утром, когда в окошко вовсю пробивались лучи низкого зимнего солнышка.

Первым делом вытащил из-под толстого ватного одеяла руки и осмотрел их. Пальцы замотаны какими-то тряпками, смутно что-то напоминающими, все в пятнах какого-то жира. Значит, всё-таки отморозил. А лицо? Потянулся к щекам и передумал — смысла нет такими руками себя ощупывать, всё равно ничего не пойму. Зеркало бы…

Огляделся. В единственной комнатушке этого домика никого не было, если не считать большого рыжего и пушистого кота, вольготно расположившегося на той самой печке. За чугунной дверкой невеликой кирпичной печурки изредка лениво потрескивали горящие дрова, охапка их аккуратно была сложена чуть сбоку, чтобы случайная искра, вылетевшая из топки, не учинила пожар. Кот лежал на небольшом уступе, привалившись боком к белёной трубе, над такой же небольшой духовкой, из открытой дверцы которой торчали задние части голенищ обыкновенных серых катанок-валенок. Без калош, кстати.

Чугунная же плита с одной конфоркой перекрывала топку, на ней, точнее на границе с боковой кирпичной стенкой томилась небольшая кастрюлька, и пыхал паром из носика закопчённый чайник.

Это было первое и, пожалуй, самое главное, на что я обратил своё внимание. И только потом отметил и вешалку с дождевиком, и стоящий рядом с вешалкой серого цвета овчинный тулуп. Обуви, кроме как выглядывающих из духовки валенок, не увидел.

Судя по всему увиденному, хозяин отлучился ненадолго и скоро должен был объявиться. На обходе, наверное, где же ему быть.

Зеркала на стенах я тоже не заметил, а вот небольшой столик как раз под оконцем углядел. Как углядел и стоящую на нём жестяную коробку, в которой обычно хранили сахар. Или печенье. Или то и другое вместе.

Иконка в углу напротив входной двери, оплывшая до половины рыжая свечечка, рядом на стене портрет императора, засиженный мухами и знатно прокопчёный печным дымом. И ещё полочку забыл, такую же небольшую, как и вся находящаяся в домике мебель. Кстати, и топчан подо мной был одноместным и до того узким, что я еле-еле на нём помещался. Мне стало неудобно — получается, я хозяина с его места согнал и вынудил его на полу спать?

Сел, свесил ноги, посмотрел перетягивающую поясницу повязку из тех же тряпок. Рубахи на мне нет, вот откуда тряпки взялись. Хорошо, хоть штаны на месте. А пистолета-то в кармане и нет!

Ещё раз огляделся, задумался и приподнял подушку. На всякий случай. И не ошибся, увидев свою игрушку. Брать не стал. Толку от неё с такими моими пальцами. Я ведь даже на спуск нажать не смогу. А хозяин молодец, сообразил, что чужое оружие брать не следует. Зачёт ему. А вот бумажника нет. Так что поторопился я с зачётом. Но спешить с окончательными выводами не стану, оружие-то на месте.

Поискал свою обувь и не нашёл. Встал на ноги, помедлил, ожидая головокружения или очередной вспышки боли, и удивился, почувствовав лишь голодную слабость. Есть хотелось неимоверно. Похоже, проснулся я именно от запаха разогретой еды.

Но в первую очередь необходимо осмотреться. Приоткрыл дверь, убедился заодно, что в любой момент смогу покинуть это место, выглянул наружу. Бросил взгляд влево, вправо. Пусто, ни одной живой души. А вот и мои следы, ведут от насыпи. Плохо, можно понять, откуда я пришёл. И пройти, посмотреть, что я там накопал.

А в какую сторону хозяин ушёл? Не понять, натоптанная тропа прямо от дверей на насыпь уходит. Подняться? А смысл? Если увидел, то поздно пить боржоми. Вопрос, куда именно он ушёл, обходчик. К жандармам? Может быть. Тогда повесят на меня убийство. Мои действия? Уходить или остаться? Валенки в духовом шкафу стоят, без обуви я не останусь. Тулуп имеется. Так что?

А куда мне идти? До города? В таком виде? Это до первого городового. В лес? Как вариант, чтобы спрятаться, дождаться возвращения хозяина и посмотреть, один ли он вернётся или с компанией людей в погонах? глянул ещё раз в обе стороны, поёжился от холода и вернулся в избушку.

Посмотрел на кастрюльку и решил отбросить прочь сомнения. Задержусь немного. Опасности я почему-то не чувствую. И поесть требуется. Приличия? Не в моём положении соблюдать сейчас все эти правила и приличия. Деньги у меня есть, с хозяином я рассчитаюсь за причинённые неудобства. А где, кстати, деньги? Где уже мой кителёк? Нету…

Ладно, об этом буду думать потом, сейчас есть более насущные дела. Прошлёпал босыми ногами по холодным неструганым доскам пола. Идти, кстати, было одно удовольствие — мягко и шершаво, не скользко. Замотанными в тряпки пальцами подхватил крышку — неудобно, но я справился, голод творит чудеса. Зачерпнул торчащим из варева половником снизу погуще и жадно припал к его железному вогнутому краю.

Один черпак показал дно, второй. Третий я уже хлебал неторопливо, уже косился на пыхающий паром чайник. Из носика пить не стал, я же культурный человек? Поэтому определил половник на его законное место, сунул его в заметно убывшее варево, мысленно поблагодарил отсутствующего хозяина избушки и потопал к столу. Топать было недалеко, два шага, и я на месте. Там-то я и приметил большую железную кружку. То, что она тоже закопчённая, меня сейчас не волновало. Да меня вообще ничего не волновало, кроме собственного здоровья, еды и питья.

В коробке, я не ошибся, действительно находился кусковой колотый сахар. Ложек я не увидел, поэтому пить пришлось вприкуску. И не чай, которого тоже не обнаружил, а простой кипяток. Его тоже пришлось холодной водой из стоящего на короткой скамье сбоку от входной двери ведра разбавить.

Отставил кружку, ещё раз прислушался, убедился в отсутствии каких-либо лишних звуков за окошком и решительно начал разматывать повязки на пальцах. Освободившись, примерился к пистолету, с трудом получилось удержать оружие. Ну и ладно, ну и хорошо. Вытащил валенки и тут же сунул в них ноги. Тесновато, но терпеть можно. Теперь очередь тулупа. И на улицу! Ещё разок огляделся, оно никогда не помешает, и решительно направился вокруг избушки. Дрова же он откуда-то берёт? Значит, должна быть тропа в лес, натоптанная тропа, на которой я не оставлю следов. Там и посижу, посмотрю на возвращение хозяина...