Небо в кармане 4

Глава 1

Николай Александрович Второв, известный русский меценат и промышленник объявился у меня на пороге ранним морозным утром. Ещё солнце на востоке горизонт не окрасило, а он уже в двери моего домика стучится.

— Входите, Николай Александрович, — отодвинулся в сторону, освобождая проход в дом. Пассажир мой мало того, что на шар похож в своих меховых одеждах, так ещё и в каждой руке по пухлому саквояжу держит. Если бы не отодвинулся, он бы и не протиснулся мимо меня.

— Что ж вы так грохочете, Николай Александрович? Дверь вынесете и всю Школу на ноги поставите, — улыбнулся раннему гостю.

— Ничего с вашей дверью не будет. А Школа ваша… Кто рано встаёт, тому Бог подаёт, — не остался в долгу Второв, отшутился и перешагнул порог. Постарался на него не наступить, старательно вытянул голову вперёд, даже наклонился, насколько ему шуба и роскошный широкий воротник позволили, чтобы видеть, на что ступает.

Поймал мой любопытный взгляд, объяснил:

— Примета плохая, на порог наступать, — стянул с головы меховую пушистую шапку и напористо заговорил. — А вы почему не готовы, Николай Александрович? Или из-за выпавшего за ночь снега у нас всё отменяется?

Закрыл за ним дверь — нечего тепло выпускать, улыбнулся, поздоровался и озадачил встречным вопросом:

— Завтракали?

— Признаться, не успел, — с любопытством оглядывался ранний гость. Особое внимание уделил моей лётной экипировке. — Торопился. Вы же сказали, к утру приехать, вот я и приехал. Так что? Летим или не летим?

— Летим, летим, — успокоил насторожившегося компаньона. — Всё правильно, зимний день короток, нам с вами медлить никак нельзя. Скидывайте вашу шубу и проходите, сейчас с вами завтракать будем. На голодный желудок лететь последнее дело.

Второв, обернулся, глянул на меня и с изрядным скепсисом в голосе протянул:

— Думаете? Мои хорошие знакомые, между прочим, тоже воздухоплаватели, настойчиво мне рекомендовали подниматься в воздух на голодный желудок.

Я только весело хмыкнул, отвечать некогда было, завтрак сам себя не приготовит. Это не отцовы хоромы, здесь кухарок с гувернантками нет. И не заводская столовая, тут приходится самому у плиты стоять.

Николай Александрович на мой хмык тут же добавил:

— Мол, мутить на воздушных ухабах меньше будет. Это так? Странно, какие могут быть ухабы в воздухе?

— Да чушь полная, — отмахнулся. И переиначил известную пословицу на свой лад. — Сытое брюхо к болтанке глухо. И не ухабы то вовсе, а болтанка. Объяснять долго, но ничего страшного в том нет, обычные погодные образования. Да вы скоро на себе прочувствуете, что это такое. Так что не стесняйтесь, любезный компаньон, смело завтракайте. Кстати, вам удалось договориться о заправке в Вышнем Волочке?

— Да, — присел к столу Второв, потёр ладони одну о другую, оглядел скромный завтрак, и повторил. — Да! Удалось вчера связаться с полицмейстером и городским головой Вышнего Волочка по телеграфу. Нас будут ждать с утра, подготовят и расчистят от снега подходящую площадку в центре города, обозначат её кострами. Приготовят и обед, и бензин. И я ещё вчера распоряжение дал своим помощникам связаться с журналистами здесь, в столице, и в Москве, так что готовьтесь, Николай Дмитриевич, к пристальному вниманию со стороны прессы. И ещё одно. Пришлось пообещать, что в Волочке мы с вами немного задержимся и пообедаем в доме головы. Они там торжественный приём в нашу честь готовят, отказаться никак невозможно было.

— Да я-то не против хорошего обеда, но вам же, вроде бы как, вечером обязательно в Москве нужно быть? — согласился с задержкой, но на всякий случай уточнил.

— Но мы же успеем до вечера на место прибыть? — обеспокоился Второв и даже замер в ожидании моего ответа, отложил вилку.

— Смотря насколько обед затянется, — пожал плечами. Увидел непонимание в глазах компаньона и объяснил. — Зима. Темнеет рано. Светлого времени суток всего ничего. Можем не успеть до наступления сумерек добраться до места. Так что по темноте в Москву не полечу, не желаю рисковать вашей и своей жизнью.

— А почему? — осторожно подхватил вилку Второв, подхватил очередной кусочек мяса и снова замер. — В чём именно риск заключается?

— А как в темноте садиться? И куда? Не видно же ничего, — ещё раз пожал плечами. — Если и не врежемся при заходе на посадку во что-нибудь, то приложиться о землю можем так, что только брызги от нас останутся.

— Умеете вы, Николай Дмитриевич, успокоить. Я уже подумываю, а не отказаться ли мне от вашего предложения? Бог с ней, со встречей этой. Миллионом больше, миллионом меньше, для меня это уже не критично. Кстати, а если костры на земле зажечь? — предложил Николай Александрович.

— В Москве? — улыбнулся. Соображает промышленник, вот что значит светлый ум. И принялся объяснять. — Это в Волочке костры углядеть можно, потому что сам городишко маленький, любой огонёк издалека видно. А Москва совсем другое дело. Город огромный, огней всяких в нём будет много, затеряются среди них ваши костры. Нет, по светлому времени полетим, другого варианта пока не вижу.

— Так вы же знать будете, куда именно, в какой район города мне нужно, — не согласился Второв. — Там и будете искать нужные нам огни. Из Волочка телеграфирую, они там всё и подготовят к нашему приезду.

— К прилёту, — поправил Второва. — Николай Александрович, положитесь на мой опыт. Если я говорю, что в тёмное время мы с вами внизу ничего найти не сумеем, значит, так оно и есть. Поэтому если не хотите заночевать в Волочке и пропустить вашу важную встречу, то постарайтесь сделать так, чтобы надолго с обедом не затягивать. Хорошо?

— Хорошо, — не стал спорить Второв и согласился. — Я вас понял. Так и сделаю.

Завтрак получился сытным, ну так ведь и лететь нам предстоит не летом, а зимой, когда за бортом ощутимый минус будет. Поэтому и шуба на Второве толстая, и шапка меховая и пушистая, и даже валенки, а не сапоги на ногах. Ну и я в зимнем комбинезоне и в тёплой меховой куртке. Зачем изобретать что-то новое, если и старое работает вполне надёжно. А ещё оно проверено временем. Правда, в моём мире, но от этого факта хуже уж точно не стало.

Так что в нашем пошивочном цехе на Путиловском заводе шьют не только парашюты господина Котельникова, но и вот такую замечательную одёжку для авиаторов по моему проекту. Правда, пока в единичных экземплярах, потому как спроса особого нет.

Правду сказать, инструктор в Школе один, поэтому господа курсанты косятся на меня, удивляются необычного вида одежде, но пока предпочитают носить своё. Привычка к форме, к погонам и кителям, от неё не так просто избавиться. Вот будущие технические специалисты сразу приняли свои новые комбинезоны на «ура!». После первых же практических работ на авиационной технике поняли их полезность и скупили имеющиеся у нас запасы. А кому не досталось, те заказали. Вот за счёт тех заказов цех и держится. Платить из своего кармана зарплату швеям очень накладно, а тут хоть какая-то окупаемость появилась.

Но и авиация только-только зарождается, и всё ещё у нас впереди. Выпустим первых лётчиков из Гатчинской школы, посадим их на новые самолёты, полетают они в своей форме и быстренько сообразят, что к чему, прибегут за подходящим обмундированием. А дальше всё будет только расширяться, так что нам остаётся просто перетерпеть какое-то время.

Слышно, как за окном просыпается Школа, как солдатики вышли на улицу убирать снег с дорожек и плаца. Сегодня полётов нет — я убываю в короткую командировку, для чего начальник Школы мне вчера даже подорожную выписал. Я-то поначалу не допетрил, легкомысленно рукой махнул, мол, туда-сюда по скорому слетаю, обернусь в крайнем случае за два дня и окромя лётного поля вряд ли что-то ещё увижу, но моему непосредственному командиру, Александру Матвеевичу Кованько, показались неубедительными мои заверения и отговорки. И он распорядился через строевой отдел снабдить меня всеми нужными для путешествия бумагами.

— Николай Дмитриевич, вы ещё очень молоды и жизненного опыта у вас, уж прошу меня извинить за подобную сентенцию, кот наплакал. Вы из столицы в другой город направляетесь, значит положено снабдить вас подорожной. Зачем? А если, не дай Бог, что-то в пути случится? Что тогда? Нет, без подорожных документов в любом случае вам никак не обойтись. Так что рукой не машите и вид лихой не делайте, а извольте пройти в строевую часть и немедленно получить соответствующую бумагу. И по возвращении не забудьте доложиться. Вам всё понятно? Вопросы есть? Нет? Тогда я вас больше не смею задерживать. Ступайте, голубчик.

Кованько улыбнулся мне на прощание, огладил свою шикарную бороду и сделал вид, что уже и забыл о моём присутствии, уселся за стол и нарочито демонстративно углубился в изучение каких-то бумаг.

Вышел из кабинета, помотал головой — как хорошо, что я в своё время настоял на его кандидатуре в назначении на должность начальника Гатчинской авиационной Школы. Столько забот тем самым переложил со своих на его плечи, уму непостижимо. А ведь государь надумал именно меня этой должностью изначально озадачить, да я вовремя сообразил, чем мне всё это может грозить и подсуетился с инициативой. И не пожалел о том ни разу…

— О чём задумались, Николай Дмитриевич? — окликнул меня Второв, путаясь на крылечке валенками в длинных полах своей роскошной шубы.

— Да что-то воспоминания одолели, Николай Александрович, — не стал скрывать истинной причины своей секундной задержки. Закрыл дверь на замок, ключ пристроил за верхний наличник. Воров тут нет, да и воровать у меня нечего. Из мебели лишь самое необходимое, имущества раз-два и обчёлся. Нигде не могу обжиться, не успеваю, сундук из дома в дом перевожу, вот и вся моя мебель.

— Ну, какие у вас в столь молодом возрасте могут быть воспоминания? — всплеснул руками Николай Александрович. Точнее, попытался это сделать, да шикарная шуба не позволила поднять руки. — О нашем общем деле лучше бы подумали, как раз в Москве я ваши новые идеи и выслушал бы с удовольствием.

— Подумаю, — улыбнулся.

И сбежал с заснеженного крылечка. Почистить бы его, да мне по статусу не положено. Приходится ждать, когда солдатики до моего дома доберутся. Но их у нас в школе немного, а работы по уборке снега в этом году привалило столько, что ого-го. Вот они и не справляются…

Утренний морозец прихватил щёки, стянул губы и продолжать разговор ни у меня, ни у моего напарника и компаньона никакого желания не было. Так в полном молчании и потопали к ангару по снежной целине, «потропляя заметенный след» и заново прокладывая самую короткую тропу на стоянку.

Ну а пока шли, вспоминал. Это болтать по морозу нежелательно, а вспоминать можно. Два года назад в своём мире я погиб, разбился на самолёте и очнулся уже здесь, в теле молоденького парнишки, княжича. Сам факт «попадания» воспринял более или менее спокойно, начитался тогда вдоволь соответствующей литературы. Ну, попал и попал, чего уж теперь? Зато есть отличный шанс прожить ещё одну жизнь. Ведь накопленные мной в той жизни знания никуда не делись и остались со мной. Ну а поскольку на дворе был самый конец девятнадцатого века, то знания эти могли сослужить мне неплохую службу. Ну и не только мне лично, но и стране в целом. Так и вышло.

Нет, никуда я не побежал, не стал налево и направо выпячивать свои знания, не бросился в Зимний доказывать государю свою значимость и полезность, всё равно бы никто не стал меня слушать, несмотря на высокий титул моего отца. Ну, князь. И что? Князей в Империи много, тут кое-что более весомое нужно, чтобы тебя услышали.

Вот я и стал делать то, в чём хорошо разбираюсь. Приступил для начала к постройке простейшего планера. Удачно. Впрочем, в успехе я и не сомневался, чего не сказать об окружающих меня людях. Никто кроме меня в успешное воплощение моей придумки не верил. Тем приятнее было увидеть после первого полёта их ошарашенные физиономии. Так я потихонечку начал нарабатывать авторитет…

Потом воспользовался отсутствием в усадьбе отца и раскурочил батюшкин автомобиль — мотор мне понадобился. Мотор, какое громкое название для агрегата, кое-как выдающего чуть больше одной лошадиной силы. Но мне, а точнее новому самолётику и этого хватило, и второе моё изделие полетело не по воле стихии, а подчиняясь усилиям тянущего пропеллера.

Это был второй раз, когда на меня снова обратили внимание. Мало того, в местной газетке появилась обширная статья о необычном летательном аппарате и его изобретателе. Сенсация же по нынешним временам.

Ну а дальше оставалось держать марку и успевать крутиться, что я благополучно и делал. Первый перелёт из Пскова в столицу, в Питер, пристальное внимание прессы и публики, жадной до невиданных доселе развлечений — пришлось на потеху зевакам простейший пилотаж показать, не без этого.

Ну и, в конце концов, привлёк внимание правящей элиты и самого государя. Дальше пошло-поехало. Был оправданный риск, немного актёрского мастерства и закономерный гарантированный успех в итоге. Которого не удалось бы добиться без соответствующих знаний. Знаний, которых пока ещё ни у кого здесь нет. Это аэродинамика, эксплуатация и конструкция самолётов и двигателей, самолётовождение. Плюс боевое применение. Показал на Лужском полигоне, на что может быть способна авиация, удивил местное высокое начальство точным бомбометанием. Учили-то нас на совесть.

Так что, блеснул знаниями, блеснул. На этот блеск из Москвы даже сам будущий отец русской авиации приехал, профессор Жуковский. Общий язык нашли с ним сходу. Понравился я ему настолько, что он мне в несуществующую пока зачётку сплошные оценки «отлично» наставил. Шучу, конечно, но посодействовал профессор в получении диплома экстерном, надавил авторитетом, огромное ему спасибо. Так что и в этом мне повезло.

Благоволение императора и других значимых персон Империи поспособствовали примирению в семье. В первое время ну никак не мог ужиться с мачехой. Или она со мной не уживалась, кому как нравится. А тут всё хорошо стало, даже жизнь наладилась.

На Путиловском заводе стал выпускать свои самолёты. И дело потихоньку пошло, пошло. Пришлось оформлять предприятие на отца, сам-то я ещё несовершеннолетний, но вся работа лежала на мне одном. Тянул, куда я денусь. Нужно и самому приподняться, и страну вывести в число первых своими изобретениями. Такая вот у меня амбициозная задача.

А дальше пришлось повоевать на Памире. И повоевал я там настолько удачно, что по результатам нашей подзатянувшейся командировки получил свои первые в этом времени офицерские погоны и ордена. Было за что получать, не скрою…

Так что и первая в этом мире Школа по подготовке лётного и технического состава тоже моё детище. Вот только отказался я руководить ею, сослался на молодость лет. Кованько предложил вместо себя, сам остался на должностях преподавателя соответствующих авиационных дисциплин и, самое главное, лётчика-инструктора. Кроме меня некому пока слушателей лётному делу обучать.

Наверное, и завистники у меня появились, ведь подобные успехи без благоволения его величества невозможны, но я их не знаю. Не до них мне, времени свободного нет. Вот так просто, нет, и всё. На сон и отдых с трудом выкраиваю, да и то по минимуму, только чтобы на ходу не отключиться.

Правда, в последнее время со временем полегче стало — на заводе работа налажена, там по большей части уже и без меня справляются. И лично присутствовать при сборке самолётов уже не обязательно. Государственный заказ выполним в срок, это радует. Значит, последуют другие заказы и, что не менее важно, будут деньги на дальнейшее развитие.

И, вообще, что-то мне всё больше кажется, что уже не я свою судьбу строю и руковожу событиями, а судьба ведёт меня за собой, а события руководят мной.

Иначе как объяснить свалившееся на меня предприятие Яковлева, выпускающее первые русские машины? Зачем мне ещё и эта головная боль? Я же не удержусь, начну делать что-то своё, более привычное, а не эти современные убожества, гордо именуемые здесь автомобилями. И новый двигатель, который придумал и воплотил в железе мой помощник Густав Васильевич Тринклер, мне в этом очень хорошо поможет. На стенде обкатали, на самолётах его испытали, запустили в серию и устанавливаем на все наши самолёты с небольшими модификациями. Так почему бы не установить его и на автотехнику?

Кто бы что не говорил, а в новое дело я ввязался. Потому что прекрасно понимал, что нельзя во всём зависеть от отца и его капиталов, необходимо иметь что-то своё, личное.

Нет, сам работать не собирался, моё дело осуществлять общее руководство и задавать нужные направления развития производства. В качестве директора намеревался использовать Луцкого. А чтобы он не сорвался с крючка, пообещал ему долю в акциях, хороший доход и дал слово научить компаньона летать. Именно так, я не ошибся — летать. То есть, управлять самолётом. Исполнить заветную мечту инженера, превратить её в реальность.

Дальше — больше. Не успел в новое дело ввязаться, как мне, словно снег на голову, свалился Второв, богатейший человек Империи и мой будущий компаньон в автомобильном деле. Промышленник изъявил горячее желание стать в этом деле первым. Не стал отказывать ему в таком удовольствии, он же платит. И связи у него повсюду. С таким человеком в компаньонах для меня многие двери станут открытыми. Что мне и нужно, в конечном итоге…

За воспоминаниями не заметил, как дотопал до ангара. И не устал особо и даже не вспотел. Да и снега-то насыпало не сказать что и много, нога всего по щиколотку проваливается. Ангар рядышком, пешим ходом в зимней одежде минут десять быстрого ходу. А если не спешить, то пятнадцать. Как раз это время нам с Второвым и потребовалось.

Оглянулся по сторонам — просыпается аэродром, расчищают солдатики рулёжки и стоянки от снега. Потом и взлётную полосу почистят. За это время техники успеют подготовить аппарат к вылету. Из боковой стенки ангара труба выходит, из неё сейчас белым столбом дым кверху поднимается. Значит, помощники затопили печурку и уже на рабочих местах находятся.

Что же касается взлётной полосы, то для нас не критично, успеют её от снега почистить или нет, для эксплуатации в зимний период на моём новом самолёте установлены лыжи.

А ещё он почти точная копия того, на котором я над Памиром летал, с небольшими доработками. Например, на этом уже новый мотор стоит, чуть большей мощности. Специально для себя такой сделал. Испытаю, и начнём устанавливать его на все новые самолёты.

Потянул на себя дверь и пропустил вперёд Второва. Следом и сам проскочил внутрь, стараясь особо не тормозить — залетевшие в ангар клубы морозного воздуха никак не располагали к медлительности.

Выслушал доклад дежурной смены, мол, без замечаний отдежурили, покосился на распахнутые дверки моего самолёта, втянул запахи выхлопа и разогретого масла и поздоровался с техниками:

— Матчасть в порядке? — улыбаюсь, настроение больно хорошее. — К вылету готова?

— Так точно, ваше благородие! — вытягивается во фрунт техник и улыбается в ответ — Мотор на улице прогрели, погоняли на средних оборотах, да и закатили самолёт обратно до вашего распоряжения. Замечаний к работе нет. Заглушки на воздухозаборник ставить не стали, вы же вчера говорили, что собираетесь сразу вылетать?

— Правильно сделали, — киваю довольно и уточняю. — Заправка?

— Под пробку оба бака, — без паузы эхом отзывается унтер и смотрит вопросительно. — Успели до вашего прихода долить бензина в баки. Ворота открывать?

— Сейчас предполётный осмотр проведу, и можно будет открывать. Тогда и выкатим самолёт на улицу, — зря я с дверью торопился, сейчас всё равно ангар выстудим.

Выкатили аппарат наружу, развернули параллельно воротам, и я сразу же нырнул в кабину, запускаться. Пока готовился, на пассажирское сиденье вскарабкался Второв. Ну как вскарабкался, скорее умудрился попасть с помощью техников, конечно. В своей шубе ему бы ни за что в одиночку в кабину не залезть. А тут ему и стремяночку небольшую притащили, и под локоток поддержали, и ножку помогли в коленном суставе согнуть и через порог перенести. Ну и самого легонечко подтолкнули в спину, можно сказать придали нужное ускорение и направление в сторону подушки сиденья. Сам бы он точно не удержался в проёме и наружу выпал. Говорю же, он в своих одёжках как та капуста. Такой же круглый и такой же неловкий. Положи на спину, толкни и покатится.

Следом за ним и два его саквояжа закинули, за спинку сиденья на полу пристроили.

Запустился, послушал работу мотора, глянул на приборы, убедился, что пассажир мой пристёгнут, зажал тормоза и поднятой вверх рукой запросил у выпускающего техника разрешение на выруливание.

Стояночные колодки механики убрали в кабину, но уже за моё сиденье и хлопнули дверкой, разделив тем самым мир на до и после. Поехали…