Небо в кармане 4

Глава 15

Железнодорожный служащий, называемый проводником, шагнул навстречу, выставил руку, намереваясь преградить мне проход. Раскрыл рот, набрал в лёгкие воздуха и уже предвкушал, это отлично читалось на его лице, как рявкнет сейчас на забывшего своё место мещанина и отправит его куда-нибудь по нужному адресу. То есть, в вагоны второго или третьего класса.

Но тут вмешался мой сопровождающий, и проводник удивительно быстро сориентировался, захлопнул рот, опустил руку и даже убрал её за спину. И тут же быстро отступил назад.

Этот пёс настолько быстро сменил подозрительность на слащавое подобострастие, что я даже приостановился, чтобы убедиться, а не почудились ли мне все эти метаморфозы? Не почудились.

Бр-р, передёрнул плечами, до чего же это омерзительно. Сколько не сталкиваюсь с подобным поведением что здесь, что там, а всё никак не могу привыкнуть к такому. А этому хоть бы хны, всё как с гуся вода. А всего-то услышал, как перед вагоном слуга Юсуповой с поклоном пропустил меня вперёд:

— Прошу вас, ваша светлость.

Плюсик слуге княгини! Опыт у него богатый, наверняка тоже успел уловить все эти нюансы и подыграл мне.

На склонившегося в поклоне проводника не обратил внимания, прошёл мимо. Уже в коридоре притормозил и обернулся к сопровождающему меня человеку Юсуповой, какое купе-то? Раздражение выказывать не стал, не тот случай и не те люди. По большому счёту, человек княгини тут вообще не при чём. А железнодорожный служащий всё-таки не сдержал любопытства и поинтересовался у моего сопровождающего обо мне.

Замешкавшийся на входе слуга догнал, с извинениями бочком-бочком протиснулся мимо меня, просеменил мелкими шажками до нужного купе:

— Сюда извольте, — стукнул пару раз и приоткрыл дверь. — Можно?

Что ему ответили, не разобрал в общем шуме. Но мой невольный сопровождающий тут же отодвинулся в сторону:

— Прошу вас.

И я шагнул за порог. Удивился, что это купе чуть ли не вдвое больше размерами моего, в котором я сюда приехал. Задрапированная тяжёлой занавесью дверь налево, и точно такая же скрывается за тяжёлой тканью справа от меня. Однако. Ну и обстановка соответствует статусу княгини, всё в шелках и бархате, в аляповатой бронзе светильников и столовых приборов на столике…

Или это не бронза? Может быть, это её личный вагон? Не знаю, как-то не интересовался, возможно ли такое, такая роскошь? Но увиденное подобные мысли навевает, да.

Прочие детали интерьера рассмотреть не успел, после моих недавних мытарств слишком резким оказался переход от нищеты домика обходчика к показной роскоши княжеского купе. Глаза разбежались.

— Поручик! — княгиня сделала изящный приглашающий жест рукой. — Входите же поскорее и присаживайтесь напротив, на диван! Стоянка здесь короткая и времени на разговор осталось так мало. Не хочу создавать трудности местному начальству, поэтому проходите скорее и чувствуйте себя как дома. Никанор, подай Николаю Дмитриевичу чаю. И прикрой дверь, сквозит.

Выглядела княгиня… В общем, выглядела! Первым делом картину Репина вспомнил, вот тот вариант, когда оригинал практически полностью соответствует изображению. Или наоборот. Наверное, так вернее будет. Платье, правда, другое. Или другого цвета, в фасонах женской одежды я не разбираюсь, увы.

Как ни быстро я осматривался, но княгиня отлично это заметила. И, похоже, моя реакция на увиденное ей пришлась по душе.

Зинаида Николаевна чуть заметно улыбнулась, с довольным видом запустила пальцы левой руки в шерсть лежащего рядом с ней пёсика, потрепала того за холку. Привычный к подобному обращению собакен приоткрыл один глаз, лениво оглядел меня, счёл недостойным своего внимания и тут же снова заснул, при этом умильно вывалив из пастишки самый кончик розового язычка.

Благодарю вас, но чаю не нужно, — поспешил остановить слугу и пояснил. — Только что из буфета.

— Второго класса, — констатировала княгиня. Оставила в покое пса, села прямо, сложила руки на коленях и только потом пояснила. — Видела вас выходящим из тех дверей.

Кивнул, соглашаясь. Сказать ничего не успел, Юсупова снова заговорила:

— Надеюсь, мне представляться не нужно? А вас я и так знаю, читала про ваши подвиги в газетах и видела в царской ложе на столичном ипподроме. Не утолите любопытства скучающей дамы, любезный Николай Дмитриевич и не расскажете ли ей, что именно сподвигло вас, блестящего молодого офицера, переодеться в столь странный наряд? А то я смотрю в окно, вижу знакомое лицо, да так далеко от столицы и удивляюсь его внешнему виду.

Тут она охнула и округлила глаза:

— Или вы здесь по делам службы, и я своим необдуманным приглашением невольно нарушила ваше инкогнито?

Пока она не напридумывала себе чёрт знает чего, игру на публику я отчётливо разглядел, вклинился в её монолог и быстро проговорил:

— Благодарю за лестное приглашение посетить вас, ваша светлость. Вы удивительно догадливы, сюда меня привели именно дела службы. И я просто вынужден был переоблачиться в эту одежду.

Ну не говорить же ей правду? Слегка наклонился вперёд, постарался напустить таинственности в голос и произнёс тихо и доверительно:

— Государственная тайна, понимаете?

— Понимаю, — также тихо ответила мне княгиня и, после короткой выразительной паузы резко откинулась на спинку дивана и задорно рассмеялась. — Признаться, из вас бы вышел хороший актёр, Николай Дмитриевич. Я на секунду вам даже поверила. Надеялись одурачить доверчивую женщину? Не вышло, господин поручик!

Я только улыбнулся в ответ и пожал плечами. Отрицать что-либо или доказывать не собирался. Княгиня сама домыслит недостающее или напридумывает что-то за меня. Одёжка моя ей много пищи для размышлений даст.

— Молчите? Скрытничаете? — прекратила смеяться Зинаида Николаевна. — Хорошо, оставим в покое дела службы. Не стану терять времени на пустые разговоры, оно слишком дорого обходится и вам, и мне. Скажите, правду ли газеты пишут о вашей опале?

— Истинную правду, — не стал отнекиваться, не посчитал нужным скрывать то, что каждой собаке в столице известно.

— И то, что Его императорское величество оставил вас практически без средств, тоже правда?

— Правда, — подтвердил.

— Х-м, странно, очень странно, — нахмурила свои тонкие брови княгиня и задумчиво проговорила, размышляя над моими словами. — Признаться, я искренне не верила во все эти сплетни.

— И за что к вам такая немилость?— княгиня и внимательно посмотрела на меня. Заговорила чуть быстрее, словно оправдывалась. — Не подумайте дурного, это не простое женское любопытство, хотя, чего греха таить, и оно тут есть. Не суть, просто я ничего подобного не только не слышала, но и не припомню. Вам нужно было очень сильно рассердить государя, чтобы он забыл о всех ваших прежних заслугах и лишил вас не только наград, но и… Впрочем, повторяться не стану. Кстати, отдаю вам должное, Николай Дмитриевич, вы неплохо держитесь для своего возраста.

Думаю, что дальше делать. Пусть я и отказался, но распоряжение княгини было, и чаю мне так и не принесли, Никанор куда-то запропастился. Хорошо, хоть присесть предложили, не стою, словно школьник, перед строгим экзаменатором. Вот оно мне нужно, всё это выслушивать? Нет, не нужно. Я и сам себе голову над всеми этими пертурбациями в своей жизни сломал. Резко ставить женщину на место тоже не стоит, пусть я тоже князь, но состояния наши и положение в обществе несопоставимы. Мне до неё, как до Эвереста. И не принято это в приличном обществе. Постарался напустить холоду в голос, подобные тонкости здесь прекрасно различают и понимают, и равнодушно, только из вежливости, улыбнулся:

— Зинаида Николаевна, прошу простить, но мне нужно спешить, у меня здесь ещё очень много дел. Надеюсь, вы смогли удовлетворить своё любопытство. Честь имею, — встал, откланялся и направился к выходу.

— Погодите, — попыталась остановить меня Юсупова. Когда это у неё не получилось, воскликнула. — Да постойте же вы, князь!

Взялся за ручку двери. По раздавшемуся за спиной шороху платья сообразил, что Зинаида Николаевна быстро встала с дивана и бросилась за мной вдогонку. Притормозил немного, пусть догонит. Почему? Так приличия же, чтоб их!

Княгиня догнала меня, придержала за предплечье. Пальчики тонкие, холёные, но сильные — ухватила, словно клещами сжала:

— Простите, погорячилась.

Произнесла извиняющимся голосом. И настолько похоже на киношные извинения известного актёра из той моей жизни у неё получилось, что я не выдержал и улыбнулся. Ну а раз уж улыбнулся, то пришлось оставлять ручку двери в покое и разворачиваться лицом к Юсуповой:

— К моему искреннему сожалению, я совершенно не представляю себе, чем именно смог разгневать государя. Я сам был настолько ошарашен свалившейся на меня опалой, что до сих пор не могу прийти в себя.

— Как это не представляете? — удивилась Юсупова. — Это, должно быть, очень большой проступок. И вы на самом деле не знаете, какой именно?

Она заглянула мне в глаза, склонила голову набок и задумчиво проговорила:

— А ведь вы сейчас правдивы и на самом деле не имеете никакого представления о причине своих неприятностей.

Я только руками в ответ развёл. Мол, я же вам то же самое и говорю.

— Я вас мало знаю, Николай Дмитриевич, — медленно продолжила размышлять вслух княгиня. — Но и то, что успела увидеть в вас, уже позволяет мне сделать кое-какие выводы. Мало того, что у вас очень светлая голова, и она уже принесла очень, очень большие преференции своей стране, но к тому же вы хорошо воспитаны, вам не чужды понятия чести, и вы преданы своей стране.

Я удивился, и лёгкая еле заметная улыбка тронула прелестные губы Зинаиды Николаевны:

— Будь иначе, вы бы уже давно уехали куда-нибудь на Острова или во Францию с Германией. Польстились бы на посулы. Признайтесь, вам ведь уже поступали предложения переехать в какую-нибудь из этих стран, и сулили взамен любые деньги и высокое положение в их обществе?

— Да, предлагали, — не стал отказываться от очевидного, — И сулили, не без этого.

— И то, что вы всё-ещё здесь, уже о многом говорит понимающим людям, — кивнула головой Юсупова, и серебристые локоны волос в её замысловатой причёске бриллиантами засверкали в свете ламп.

Она задумалась на секунду, потом ещё раз кивнула, но на этот раз уже каким-то своим мыслям, испытующим взглядом посмотрела на меня, как бы взвешивая и оценивая и, наконец-то, приняла решение:

— Значит, вы не догадываетесь о причинах опалы, так? — дождалась, пока я мотну головой. — На самом деле всё просто. Если бы вы не просидели всё это время в своей глуши и хотя бы изредка появлялись в свете, то наверняка бы приобрели определённый опыт в дворцовых интригах. И знали бы, что подобная опала возможна лишь по одной причине…

Юсупова замолчала, и я не утерпел, мне ведь и самому было очень любопытно, что это за причина. А ещё увидел через стекло окна вышедшего на перрон начальника станции. Наверняка ведь скоро отправление поезда скомандует. Поэтому поторопил её:

— И что же это за причина?

— Личный интерес его величества, — проговорила Зинаида Николаевна и пожала плечами. — Чем-то вы очень сильно расстроили государя. Настолько, что он решил пренебречь интересами Империи. Думайте, Николай Дмитриевич, кому из семьи его величества вы смогли оттоптать любимую мозоль.

— Да я ни с кем из них вообще никогда не имел никаких дел, — не сдержал эмоций и воскликнул я. — Кроме самого государя, конечно.

— Нет, из-за себя государь не стал бы лишать вас всего, — стояла на своём княгиня. — Пошумел бы, отправил куда-нибудь на годик с глаз долой, но при этом оставил бы при своих. Нет, это или её величество…

Тут я отрицательно и резко замотал головой из стороны в сторону.

— Или их высочества, — закончила свою мысль Зинаида Николаевна и очень, очень внимательно глянула на меня. — Вы амуры ни с кем из них не крутили? Может, записки какие весьма фривольного содержания друг другу писали? Или позволили себе сказать что-то лишнее в отношении императорской семьи? Вы, Николай Дмитриевич, не морщитесь так, я отлично знаю, о чём говорю. И на какие только глупости не пойдёшь по молодости лет.

— И в мыслях не было ничего подобного, — сразу открестился от подобных предположений.

— И тем не менее, другой причины я не нахожу, — продолжала настаивать на своём Юсупова. — Впрочем, я не права, есть ещё одна. Вас кто-то оговорил из приближённых к императору. Весьма приближённых, из его очень близкого круга. Когда любая общественная польза от вас ничего не стоит по сравнению с возможной репутационной потерей монаршей семьи. Понимаете? Кто-то воспользовался оговором, как предлогом, чтобы выставить вас в очень, повторяю, в очень плохом свете перед его величеством. А, зная вспыльчивый нрав государя, нетрудно предсказать его последующие решения. Потом он, конечно, остынет, но вернуть упущенные возможности вам будет очень трудно. По крайней мере, дорога во дворец для вас ещё долго будет закрыта.

— Ага, ложечки нашлись, но слухи-то остались, — согласился и задумался над сказанным.

— Не слышала подобного выражения, но оно очень верно передаёт смысл вашего положения, Николай Дмитриевич, — подтвердила княгиня.

— Благодарю, я подумаю над вашими словами, — глянул в окошко и поспешил откланяться. Начальник станции уже вытаскивал из сумки свои флажки. Сейчас отправление даст. — Увы, вынужден откланяться. Мне пора идти.

— Ступайте, поручик, — Зинаида Николаевна проследила за направлением моего взгляда и согласилась со мной. — Задерживать отправление не имеет смысла, мы с вами обо всём поговорили, и своё любопытство я удовлетворила. Благодарю вас, что не отказали скучающей даме и соблаговолили принять приглашение для столь интересной нам обоим, смею надеяться, беседы. На прощание хочу сказать, если у вас не сложится в столице, если дела пойдут совсем плохо, то в Москве, в моём доме, вас всегда примут и поддержат. Я сейчас говорю и от своего имени, и от имени супруга, чтобы вы не подумали чего-нибудь лишнего.

— Благодарю вас, Зинаида Николаевна, — склонил голову в поклоне. — Я запомню ваши слова.

И княгиня с царственной грацией протянула мне руку:

— Прощайте, князь. Навестите нас в Петербурге через…

Она на секунду задумалась:

— Через недельку. К тому времени я уже всё о вас узнаю.

— Разве вы не сразу в Москву?

— Сначала в столицу и только потом домой. Поэтому не откладывайте с визитом, это в ваших же интересах.

— Зинаида Николаевна, скажите честно? — выглянул в окошко и не удержался от вопроса. — Почему вы собираетесь принять столь деятельное участие в моей судьбе. А если гнев его величества и на вас перекинется?

— На меня? — удивилась Юсупова и в голос расхохоталась. И с улыбкой объяснила. — Это вряд ли. Сразу видно, что вы совершенно не интересуетесь светскими сплетнями. Всё, ступайте и не забывайте о своём обещании.

— О каком? — притормозил я в дверях. Разве я давал хоть какое-то обещание?

— Навестить нас в столице. Вот, кстати, возьмите визитку, там адрес указан. Мало ли вы по своей дремучести не знаете, где я живу?

Визитку я взял, адреса я и впрямь не знал. Можно узнать без проблем, это так. Но зачем лишний раз напрягаться, когда можно просто взять в руки клочок бумаги с отпечатанным на нём текстом? Обещание не подтвердил, но и отнекиваться не стал. В жизни всякое бывает, и кто знает, может быть мне в скором времени и впрямь придётся куда-нибудь уехать. В имение, например, вернуться. Или в Москву…

Из вагона выпрыгнул на ходу под протяжный гудок паровоза, благо поезд только тронулся. И чуть было не угодил в цепкие лапы полицейского.

— Куда?! Стоять! — городовой пытается перехватить меня одной рукой, но промахивается, я успеваю поднырнуть под его руку и проскочить вперёд. Краем глаза вижу, как он второй рукой хватает свисток, и я притормаживаю, спешу успокоить его:

— Стоять! Смирно! Руки убери, перед тобой князь Шепелев, — властный вид и командирский голос заставляют полицейского отступить в растерянности.

А я лихорадочно прокачиваю ситуацию. Вот я влип! Идиот! И к чёрту теперь конспирацию. Да и какая тут конспирация, если меня и Зинаида Николаевна узнала, и слуга её растрепал всё проводнику. А уж он-то, оглядываюсь на медленно набирающий ход поезд и вижу довольную улыбку давешнего проводника, успел языком поработать. А я что говорю? Растрепал, гадёныш. И полицейский здесь оказался из-за него, точно.

Попытался разрядить ситуацию:

— Княгиня Юсупова приглашала в своё купе на разговор. Проводник подтвердить может.

— Какой проводник? — с напряжённым видом вроде бы как верит урядник, но свисток пока не оставляет в покое. Обшаривает меня с ног до головы цепким взглядом, фиксируется на саквояже.

— Это моё, — спешу его разочаровать. Ну я и встрял. Вид мой княжескому облику совершенно не соответствует, это да. И угораздило же меня встать перед окошком княгини. — Кое-какие вещи для путешествия и перекус в дорогу. А проводник во-он тот.

Полицейский немного расслабляется, и мы оба оглядываемся на удаляющийся поезд. И вздыхаем. Я с горечью, потому что понимаю, что пока всё работает против меня. Действительность нынче такова, что просто так с поезда во время его отправления спрыгивают только те, кто с добычей удрать хочет. Ещё и лет мне немного, и вид возрасту соответствует, поэтому никакого доверия у стража порядка я не вызываю. И отлично понимаю полицейского и ход его мыслей. Вроде бы как и трогать опасно, а вдруг и впрямь князь? Подобными признаниями просто так не разбрасываются. И в то же время одежда на мне мещанская, князья в такой точно не ходят. Может быть, маскировка?

Полицейский же оглядывается вокруг с довольством, потому как при деле оказался. После чего осторожно произносит::

— Ваша светлость, не откажите проследовать со мной в участок, там и разберёмся во всём.

Ну вот, о чём я и говорю. Не вызывает у полицейского доверия вся эта ситуация. И пережать опасается, мало ли я не обманываю и на самом деле князь? В таком случая греха не оберёшься. И упускать не хочет, вдруг я поездной воришка? А для этого содержимое саквояжа и карманов проверить просто необходимо.

И хочется ему, и колется. На улице действовать нельзя из-за моего признания, могу ведь и обидеться потом, если не обманул. Остаётся только участок.

А я напрягся, и полицейский это точно почуял, подобрался. У меня ведь в кармане паспорт чужой и билет на то же имя. И пистолет в саквояже. М-да. И назвался своим именем. Почему? Слишком неожиданной оказалась встреча с полицейским, вот почему. И теперь ситуация может получиться неоднозначной. И в участке всё может повернуться против меня. Потом-то выяснится, это к бабке не ходи, но время будет упущено, поезд уйдёт, и жандармы обо мне точно узнают.

Вывод? Нужно признаваться, выбирать, так сказать, меньшее из зол. Время теперь всё равно потеряю. Значит, придётся перед жандармами раскрываться. Перед чужими, между прочим. И задерживаться тут бог знает на какое время. Это же придётся возвращаться к железной дороге, раскапывать труп, если его зверьё не выкопало из-под снега и по косточкам не растащило.

Это если ориентировка насчёт меня у местных имеется. А если нет?

Связь дело такое, вот она есть, и вот её нет. Пока обо мне подтверждение из столицы придёт. Дело к вечеру, наверняка местные побоятся тревожить столичное начальство на ночь глядя и станут ждать утра. А сидеть, если что, лучше у жандармов в отделе, чем в вокзальном полицейском участке.

Кстати, если ориентировки нет, если я ошибся, то получается всё, что я предпринял, сделано зря?

Нет, одёрнул сам себя. Кто же знал, что вот так всё сложится? В любом случае действовал правильно, пусть и непрофессионально. Но мне простительно, я этому делу не обучен, а из книг много не вычерпнешь. Особенно когда приходится это на практике, на себе любимом использовать.