Не в этот раз

Глава 3

Особенно лицедействовать вчера не пришлось: не зная, когда вернётся мама, я в ураганном темпе создал себе алиби, слопав обед и ужин сразу, а потом заварил чай, открыл малиновое варенье и закопался в одеяла на кровати. И уснул, не отпив и половины. Видимо, впечатлений от первого дня оказалось несколько через край, поскольку спал я мёртвым сном чуть ли не до полудня.

Родители, оказывается, понадеялись вчера на мою самостоятельность и сбежали к кому-то в гости. Наверное, звонили, но я спал и не слышал. Домой вернулись поздно, меня будить не стали, но чай с вареньем на табуретке у кровати, спящий ребёнок и двойной комплект одеял сработали самым лучшим образом: сегодня с утра мне и говорить ничего не пришлось, мама прекрасно всё додумала за меня.

— Как ты себя чувствуешь, Грин? — это она меня так называет. С младенчества. Вот сколько себя помню — столько я и «Грин», и больше так не говорит никто. Тону в нежности…

Но отвечать что-то всё-таки надо — сколько помню, сейчас я родителей особенной любовью не балую, нельзя же вот так сразу, резко… даже в лучшую сторону…

— Нормально… только нос… и горло…

Мама подошла к кровати, приложила прохладную руку к моему лбу.

— Ну да, что-то есть, — проговорила озабоченно. — Таблеток дать? Аспирин?

На это я, понятно, отмахнулся: с детства не люблю лечиться. Тем более — вот такое вот, «воспаление хитрости». Хмыкнув, мама скомандовала:

— Тогда, значит, постельный режим, горячий чай, с малиной. Сырники сейчас принесу.

Отлично, то, что доктор прописал. Сырники вот только безальтернативные… помнится, в это время я их не люблю — наверное, потому, что мне их можно. Потом станет нельзя — полюблю. Парадокс. А может, это просто из-за того, что творог сейчас… так себе. Сорта «какой удалось урвать» — наверняка кислый, мокрый, разбавленный комковатым кефиром, как и сметана.

Сырники, однако, оказались вполне съедобными. Особенно, с учётом малинового варенья сверху. Вообще, как-то странно: по моим взрослым воспоминаниям, всё, чем меня тут-сейчас кормили — жуткая отрава. Но вот «попав» сюда, как-то я ничего такого уж прям страшного не ощущаю. Даже обед в школьной столовке каких-то отрицательных эмоций не оставил! Интересно, это потому, что еда на самом деле терпимая? Или потому, что я-местный ничего другого-то и не пробовал, а ведь сырники и «борщ» в столовой съел именно я, молодой, вкусовые рецепторы мои, опыт мой, ещё не испорченный доступностью любых продуктов, рецептов и поваров из лучших ресторанов. Да и мама моя — известный кулинар, заслуженно гордится своим мастерством, благосклонно собирая похвалы на любом празднестве за свои блюда.

Я и сам умею и люблю готовить, и хорошо знаю, что из чего должно получиться, так что, возможность проверить имеется. Реперная точка, так сказать. Главное, чтоб продукты были, потому как где сейчас искать такие элементарные для жителя России 21 века вещи, как рис басмати или свиную вырезку? Филе индейки бросовое? Мусорные, прости господи, окорочка куриные? Мда, как бы не вышло так, что кулинарные пробы придётся отложить. В нашей области, насколько я помню, сейчас уже вовсю работают талоны на сливочное масло и сахар, и если с сахаром ещё так-сяк, то масло отоварить практически невозможно — в лучшем случае будет солёное, из Госрезерва.

Впрочем, это не самое важное сейчас. А что самое? Всё по классике: кто виноват и что делать. Ну, виноват в этой жизни завсегда я, так уж повелось, значит, половина вопросов, считай, отпала. Тогда — что делать? А вот тут уже возможны варианты.

Самое простое — аккуратно вспомнить все свои беды и победы хотя бы до развала Союза. Досидеть тихонько до этого момента с минимумом потерь и максимумом приобретений, а там уж развернуться. Попаданец я, конечно, нетипичный — не помню ровно ни черта полезного. Ни шпионов, ни кладов, ни маньяков. Песен не слушал, фильмов не смотрел. Даже с функционерами партийными у меня сложности — чёрт его знает, кто из них кто, за что отвечает, насколько разумен и прочая. Из катастроф помню только взрыв на АЭС в Чернобыле — это вот вопрос серьёзный, кстати. Тут можно и подумать — вдруг удастся предотвратить как-то? Но время пока ещё есть, больше года. Да, не так и много, но по сравнению с одним днём, что я «уже тут» — это почти вечность. Надо хоть немного обжиться.

С этим треком, в принципе, понятно: сидим, лишнего не делаем, здоровье в никуда не тратим, нервы без нужды не треплем. А в девяностых — уже можно и развернуться, так? К материальным благам я почти равнодушен, заводы-газеты-пароходы мне ни к чему, а на кусок хлеба с маслом я точно заработаю. Заработал же как-то в «той» жизни? А тут ещё и послезнание — прям сразу вижу несколько крупных ошибок, дорого мне обошедшихся, устрани их — и всё будет на порядок проще. Да что там ошибки — достаточно примерно помнить курс доллара и тренды на бирже… Тогда остальное побоку, уже года с 98 можно будет заниматься чем-то для души, не думая о поддержке штанов.

Вариант два: попробовать всё-таки что-то сделать не только для себя. Пусть мне и не нравится то, что меня сейчас окружает, и несправедливости тут ничуть не меньше, чем в новой России — просто она другая, но есть тут и такие вещи, которые, как мне кажется, стоило бы сохранить. Это что-то нематериальное, в основном — взаимоотношения людей, настроение, уверенность в завтрашнем дне… материальное есть тоже: какой смысл вбухивать невообразимую прорву ресурсов, вытягивая из многострадальной России все жилы, в то, за что мы, в лучшем случае, потом будем терпеть поток оскорблений? А то и вовсе — воевать?

Конечно, сейчас я не могу ровно ничего — кому нужен шестиклассник? Да и к развалу Союза тоже никак не успеть набрать хоть какой-то вес… Я себя оцениваю реально, за пару лет стать Пионером всея Руси не рассчитываю, и советы мои генсекам вряд ли удастся передать. Да и не послушают они, сказки это всё — Горбачёв вон до самой смерти, похоже, так и не осознал всего, что накрутил и он сам, и люди вокруг него. Не поверил. Всей окружающей его действительности не поверил. А тут — письмо от шестиклассника? Совет? Предсказание? Не. Не в этот раз.

А вот… вчерашний мой… не знаю, как и сказать-то. Голос. Да? Ладно, пусть так будет — сейчас не важно. Не суть. Голос. Это вот вполне может быть фактором! И о-го-го, каким фактором! Очень интересно — откуда это взялось? Как действует? Надолго? Ну, то есть, если я скажу человеку, что чёрное — это белое, он сломается? Навсегда?

И так меня распёрло, что я не утерпел и позвал маму. Прибежала она моментом, выглядит тревожно. А я ей такой бац — мысленно: Скажи МЯУ.

— Мяу! — и смотрит на меня вопросительно. А я молчу. И она молчит.

Помолчали так с минуту, и я попросил как можно жалобнее, вслух на этот раз:

— Мама, а там сырников ещё не осталось?

Мама выдохнула облегчённо:

— Запросто! Сколько хочешь — два, три, тарелку? А может, сгущёнкой их тебе полить⁈

Я еле затолкал обратно в глотку торжествующий вопль «конечно!!!» — это ведь сгущёнка! Но, взяв паузу на минимальное размышление, осознал, что смысла в этом нет: это здесь-сейчас сгущёнка — редкостный деликатес, на строжайшем учёте, в год получается добыть и съесть пару банок от силы — на всю семью. И то не каждую. А я-взрослый уже наелся этой сгущёнки так, что она из ушей льётся, и ничего волшебного в ней для меня больше нет — просто сладкая вредная фигня. Уж на этот раз точно переживу, во всяком случае.

— Не надо сгущёнку, давай так просто. Три штуки. Спасибо!

Мама, уже почти вышедшая за дверь с тарелкой в руках, обернулась и удивлённо на меня посмотрела. Мда. Это что, я тут — невежа, так получается? Нехорошо. Будем исправляться.

И результаты первого эксперимента тоже стоит обдумать.

Тетрадку я исписал влёт. Сам себе удивляюсь: это, наверное, «наследство» моего нынешнего тела — «я из будущего» от использования ручки решительно отвык, каждый раз необходимость что-то написать от руки в какой-нибудь анкете вызывала сначала панику а потом тоскливую обречённость: наверняка где-нибудь налажаю и придётся переписывать. И никакие мантры а-ля «а где сказано, что все должны уметь гладко писать? Может, у меня 3 класса и четыре коридора?» не помогали, приходилось переписывать, приходилось… А тут — красота: 18 листов совершенно убойных сведений, и это их ведь ещё вспомнить надо было! И никаких тебе особенных проблем, только глаза устали и пальцы немного болят. Правда, и времени прошло немало — солнце за окном уже село, и даже темнеет потихоньку.

Потянувшись, я бездумно вылез из кровати, начал делать что-то вроде гимнастики, пока не опомнился: так рано выздоравливать в мои планы не входило, ещё ж завтрашний день! Беспокойство оказалось напрасным, родителей дома не было — я так увлёкся своими сочинениями, что пропустил момент, когда они ушли. На лыжах катаются, что ли? У нас тут темнота не помеха — в лесу есть освещённая трасса, три кольца: километр, пять и десять. Заботится партия о народе! Ну, точнее, это не партия — линия электропередач заводская, и трассу ежегодно нарезает и поддерживает заводской спортклуб. Но она бесплатна и доступна для всех, не обязательно в клубе состоять. Вот и родители мои, к заводу отношения не имеющие, там катаются каждые выходные, а я сам — так и ещё чаще.

И это мне нравится! И это то, что стоило бы унаследовать будущей России, вместо толстомордых чинуш из всевозможных «-комов» на всех сколько-то вкусных позициях во власти. Помню, как-то я искал освещённую лыжную трассу в десятых годах в Подмосковье — на фоне немыслимого скачка цен на нефть и путинского «вставания с колен» — и не нашёл ни одной! Допускаю, что это я сам дурак, но тогда общался с лыжниками плотно, и никто мне не сдал варианта, все катались в лучшем случае с фонариком на лбу. Всё, что в итоге удалось найти — трассу в школе неподалёку, длиной меньше кэмэ. Свет там был «попутный» — по трём сторонам периметра школьной территории проходила дорога, а на ней светили фонари. Так себе светили, конечно, но всё не во мраке ночи лыжи ломать!

А тут — за городом, в лесу, в полном отрыве от каких-либо объектов, специально сделана инфраструктура! Вырублены просеки под трассы, их расчищают летом-осенью, площадки для отдыха с лавками из жердей и брёвен, разметка трасс краской на деревьях, и, наконец, свет! И всё это — бесплатно. В городке на 40 тысяч жителей, не Москва какая-нибудь. Сказка. И это я ещё не вспоминаю, что на стадионе имеется лыжная база, где всем желающим могут дать в аренду лыжи, ботинки и палки. В советскую аренду, читай — бесплатно. Только катайся. Там же, кстати, заливается каток — опять бесплатный! А в здании администрации стадиона оборудован прокат коньков. Ну, вы поняли — бесплатный. И только за горячий сладкий чай, выдаваемый в окошке на первом этаже, придётся заплатить — те самые две копейки. Коньки, правда, в прокате так себе, поэтому почти никто их не берёт, все имеют собственные. А вот лыжи — вполне себе ничего, если ты спортсмен с разрядом — даже пластиковые для конька найдутся.

Так, это я отвлёкся. Или… а почему, собственно? Ничего не отвлёкся! Это вообще, возможно, самая горячая на данный момент тема! Точнее, это то, что я однозначно могу и должен изменить. Самое главное — себя.

Штука в том, что я — ребёнок парадоксальный. С одной стороны — здорово болезненный, что будет преследовать меня всю жизнь. С другой — я не болею. Странно звучит, да? Но есть даже измеримый показатель: как-то, уж не помню, то ли в восьмом, то ли в девятом классе по указивке из районо считали показатели на всех учеников в конце года — и я пропустил «по болезни» меньше всех в параллели. Это, вероятно, потому, что я берегусь. Всегда ношу шапку и шарф, вообще одеваюсь вовремя и адекватно, помню, что, набегавшись, на сквозняке легко простыть и прочее рациональное, нормальным окружающим детям не присущее.

То же самое — с физкультурой. Вроде бы постоянно на спорте, зимой — почти каждый день, то коньки, то лыжи. Летом — ну тоже вроде на месте не сижу, легко срываюсь на рыбалку на озеро, до которого, на минуточку, 7 кэмэ. Добираться пешком, и не всегда по дороге. Почти всю школу — в каких-то сборных. Но вот с физкультурой — затык. Видимо, дело в том, что я очень тощий, и руки у меня слабые — я никогда не мог подтягиваться. А это для учителей физкультуры — буквально фетиш! Пока они меня прощают, натягивают пятёрку, видимо, ради плашки «круглый отличник», но скоро это прекратится, и в старших классах «круглым» я быть перестану. Не то, чтобы мне эта оценка была хоть сколько-то важна — тут вступает в дело моё послезнание, на абсолютно все оценки из школы мне наплевать на 146 процентов, просто быть таким дохлым — нерационально. Гарантирует немало сложностей в будущем. А главное — это же так легко лечится!

Вот скажите, почему ни один из попадавшихся мне в школах многочисленных учителей физры никогда не пробовал детей этой самой физкультуре именно учить? Те же самые подтягивания — ведь несложный технический приём! Особенно, если есть кому показать. Да, конечно, силовые возможности пациента тоже важны, но первична всё-таки техника! Но никто и никогда не пытался хоть что-то объяснить — все только требовали.

Когда-то очень сильно потом я пойду в фитнес-клуб, предварительно посмотрев десяток видосов в трубе с советами, плюс на месте немного поможет зальный тренер — и через жалкий месяц я буду подтягиваться лучше, чем когда-либо в жизни. Несмотря на уже солидный тогда возраст, кучу травм, болячек и вес за центнер. Уверен, что сейчас всё получится гораздо проще!

Остальная гимнастика — туда же. Я знаю, что мне надо делать с верхним плечевым поясом, как добрать силы, как избежать травм. Хотя бы самых тупых. Думаю, мне это здорово поможет потом… Чем-то, конечно, придётся жертвовать: в первую очередь под нож пойдут мои любимые покатушки на беговых лыжах с горок. Сколько я времени на них потратил — страсть! Сколько лыж сломал! Ну и бился чуть не каждую неделю, куда деваться, хоть до серьёзных проблем каким-то чудом ни разу не дошло. Туда же — тупое мельтешение на коньках по катку и прыжки в воду. Заниматься надо системно, с пониманием цели! Вот прямо сейчас — лучше буду гнаться за показателем пройденных километров на лыжах за тренировку, чем с гор съезжать. Турник у папы попрошу. Спортзалов с штангами тут у нас сейчас нет, придётся что-то придумывать… Пока подручными средствами обойдусь. А летом посмотрим.

Вот почему бы мне не поотжиматься? Прямо сейчас!

Родители вломились в мою комнату прямо в лыжной форме, не раздеваясь. Пахнет морозом и снегом, у папы борода заиндевела. Тоже молодой! Настроение прекрасное, веселятся, глаза у обоих… Хоть я и старый больной пират, тут бы не зареветь — отвык я от такого зрелища уже. Много лет как.

Чтоб отвлечься (и отвлечь), сразу же озвучил свою идею:

— Папа, мне нужен турник.

Он тут же осёкся, в глазах мелькнуло недоумение, но тут же веселье вернулось:

— А! Ты решил бороться с простудами превентивно? Повышением общего уровня здоровья? Молодец, разумно, хвалю. Будет тебе турник, в понедельник подберём трубу, пришлю Юру, прикрутит.

Юра — это папин водитель. Он же выполняет массу всяких мелких поручений — в основном, по работе, но, бывает, возит меня или маму в больницу, доставляет из деревни мясо, когда папе удаётся его добыть, короче, эдакий ординарец. Но — исключительно в рабочее время, тут у папы принцип. Юра считает своё положение буквально сахарным, поскольку видит, как к своим водителям относятся другие начальники — многие запросто пашут буквально круглосуточно, при том, что обслуживаемое лицо из кабинета, считай, и не выходит. Тогда водитель вместе с машиной оказывается буквально приданным (чтоб не сказать «проданным») семье хозяина, как крепостной. Это вот тоже штрих эпохи, о котором как-то не принято вспоминать в будущем. И папа ещё ангел во плоти, даже по сравнению с друзьями семьи — те стесняются использовать служебное положение куда меньше. Что уж говорить об известных всему городу хапугах… Но вот найти на работе трубу (бесплатно, конечно же) и прислать подчинённого в рабочее время её прикручивать — такое считается мелочью, не заслуживающей даже упоминания. Я, впрочем, тоже не стану возражать. Пока, по крайней мере. Пока турник нельзя купить в магазине.

А после ужина родители вытянули меня играть в карты. Игра называлась «в кинга» и представляла из себя выхолощенный до невозможности преферанс. Вроде я что-то такое помню, мы играли в эту игру и «в тот раз», но правила я, конечно, совсем забыл. И вообще, забыл как играть, поскольку и в преферанс-то в последний раз играл лет в 30. Естественно, это сказалось не лучшим образом, и папа с мамой веселились вовсю, обыгрывая меня раз за разом.

— Что-то ты, Грин, и правда нездоров, — сказала мама обеспокоенно после моего особенно эпичного недосчёта. — Я уж и не помню, когда это я у тебя выигрывала!

— Никогда? — с серьёзной миной предположил папа, за что тут же был бит веером карт по носу.

— Так вот, о чём то бишь я… Ты себя чувствуешь как? Может, мы зря это затеяли? Пойдёшь в кровать?

— Не, — мотнул головой я. — Лучше чаю завари. С малиной!

— Айн момент! — мама умчалась.

— Чего это ты с турником придумал? — спросил папа, одновременно подмигивая мне и осторожно приподнимая стопку карт, опрометчиво оставленную мамой на покрывале.

— Ну — физкультурша лютует, грозится четвёрку поставить в четверти, если подтягиваться не научусь.

— А, каки твои годы — научишься, — легкомысленно отмахнулся папа, старательно запоминая мамины карты.

— Ах ты ж!.. — взвизгнула мама с порога комнаты, и на её лице совершенно явственно читалось желание метнуть кружку с чаем прямо папе в бороду. Папа, сознавая, что повис на волоске, съёжился и закрыл голову руками. Я встал и, от греха подальше, забрал чай:

— Спасибо мама! — отхлебнул, — очень вкусно!

На самом деле, не очень. Вот чай тут — реальное разочарование. Я не какой-нибудь там знаток-ценитель, боже упаси, все эти улуны и пуэры — это не про меня, но любой «Липтон» из пакетика даст этому вот недоразумению сто очков вперёд. Однако, другого всё равно не будет ещё лет пять, так что — пьём и улыбаемся!