Не в этот раз

Глава 18

Вопреки опасениям, ничего страшного с моим лицом не случилось. Да, некая несимметрия присутствовала, но и она сошла на нет уже к среде. К немалой радости, мои новые «лепшие друзья» каждый день исправно встречали меня на границе своего района, больше того, когда адреса в пределах «домашней» территории кончались, они не ленились двинуть со мной в другие концы города. Конечно, для них риск был минимальным, «центр» — банда самая сильная, да и один Дюша стоил пятерых, возвышаясь над нами, как башня, но всё равно — вполне показательно…

Был в этом всём и минус, конечно: хоть мы и старались экономить, особенно, ближе к концу недели, обеды втроём, да вне дома, пробили порядочную брешь в моих финансах. Впервые я всерьёз задумался о том, что надо бы и над источниками дохода подумать уже! Впрочем, сбережений, пусть и впритык, хватило, а тратить мне, по большому счёту, пока некуда.

В среду случилось чудо чудесное: Андрюха, отправленный на поиск пропитания, умудрился оторвать две бутылки газировки. «Дюшес». Дюша купил Дюшес. Мы, дурачась, даже предлагали ему бутылки не возвращать, а поставить на полку у кровати и любоваться «именной» газировкой, но он не повёлся и, улучив момент, сбегал-сдал. Кстати, деньги вернул мне.

Почему только две? Всё просто: Андрей в этот раз пошёл в магаз один, а давали только по две бутылки на нос. Мы, конечно, как узнали про такой прокол, сразу рванули за оказией всей бандой, но было поздно — счастье кончилось, расхватали. Кстати, и счастье-то оказалось с душком: мне совершенно не понравилось. Сладкая химия, кто бы что бы там ни говорил про «незабываемый советский вкус». Яблочный сок в банке на порядок лучше и полезней. И больше!

Поэтому, я не стал пользоваться своим привилегированным положением (парни выделили мне, как финансирующему банкет, персональную бутылку, по-братски разделив вторую), и, отпив всего ничего, пожертвовал остаток в пользу общества. Понимания у этого самого общества в своей невысокой оценке газировки, ясно, ожидать было бы наивно, потому возражающих не нашлось.

Если обработка афганцев в Центральном районе прошла, можно сказать, без эксцессов (единственная выхваченная плюха не в счёт — там я сам виноват, внимательнее по сторонам смотреть надо), то вот в Селе и Семи Камнях пришлось понервничать. Даже несмотря на всю солидность нашей «силовой составляющей». «Каменские» и вовсе поперва заставили нас отступить! Уж больно резво стали «сгущаться тучи», пока мы препирались с дозорными на границе района, так что даже Дюша, обычно прущий напролом, что твой носорог, счёл незазорным встрять и потянуть Миху за рукав — в направлении «стратегического обратного наступления».

Вернулись назавтра, и не кратчайшей дорогой — через Село, а по центральной улице Ленина, да ещё и на автобусе. Нас, конечно, довольно быстро вычислили, и у подъезда по очередному адресу появилась характерно скучающая на морозе троица, но я стесняться не стал и попросил помощи у «афганца», с которым разговаривал на лестнице. Тот охотно согласился, выскочил на улицу — прямо как был, в стоптанных тапках, трениках и майке — и обложил дожидающихся нас пацанов в семь этажей. Был он, видать, человеком на районе вполне авторитетным, потому как и эта троица моментом растворилась за ближайшим углом, и все остальные нас в дальнейшем только провожали настороженными взглядами — издалека. Впрочем, задерживаться поверх необходимого мы не стали, благо, список потребных мне людей в этом районе был коротким, всего шесть фамилий, и сразу трое из них жили в одной пятиэтажке.

А вот в пятницу я выдвинулся в одиночестве: парни заранее предупредили, что не смогут, их припахали родители — чего-то таскать. Особенной проблемой это не стало, впрочем: мне нужно было поговорить с одним человеком, который жил в общаге Химзавода, а это всего-то через дорогу от нашего продуктового магазина. Ну и вообще: у «портовых» с «химиками» уже год как держалось довольно стойкое перемирие, так что мне опасаться было, считай, нечего — в отличие от «заводских». Дело сладилось как по маслу — уже привычно. Почти уверен, что белёсый десантник с говорящей фамилией Сапега как минимум представлял, с чем я к нему припёрся — так легко он согласился. Выйдя из душного и вонючего коридора общаги на свежий воздух, я масштабно вдохнул-выдохнул: всё! Четырнадцатый номер расчёт окончил!

А вот от мамы утаить мою проблемку, конечно же, не удалось. Чтоб не доводить дело до более тщательного осмотра морды лица, пришлось сразу же самому выложить всё, короткими мазками, а чтоб отвлечь от ненужных мыслей — немедленно выложить свежий план войны.

Дело в том, что я решил новые очки не делать. Ну ладно, не так, чтоб прям совсем не делать: делать, но без спешки. И на постоянку их уж тем более не носить. Если ещё точнее, я предложил заказывать «как случай будет», а пока попытаться оценить: точно ли они мне так уж нужны? Ведь «постоянное ношение» — это не какая-то объективная необходимость, а решение окулиста в поликлинике. А я в тот момент — дело было ещё в началке — и без них себя прекрасно чувствовал, насколько помню. Да, на уроке иногда они были мне необходимы, или, там, в кино, но постоянно-то зачем таскать! Тогда (и потом всю школу) я вроде как не решился спорить с доктором, а вот много позже, когда уже был сам с усам, в какой-то момент очки просто снял — и не испытал никаких проблем. Сначала пользовался раз в год по необходимости, а затем они и вовсе прописались в ящике письменного стола, потихоньку покрываясь пылью безнадёжной ненужности. Так, может, и сейчас нет смысла тянуть?

К тому же, обстоятельства именно такому решению очень способствуют. У нас в городе «Оптики» нет. Очкарики вот вполне себе водятся, конечно, у меня вся семья из таких, например. В классе тоже ещё трое. И у нас, бедолаг, имеется два варианта: пойти обследоваться у окулиста и оставить заказ на очки в аптеке при поликлинике, либо взять рецепт и двигать с ним в Свердловск, самостоятельно. Заказы централизованно размещаются в Нижнем Тагиле, а это даже не соседний район. Оправу можно выбирать только по цене, не то, что примерить, даже картинку не покажут, и ждать две-три недели. В Свердловске, если не платить за срочность, делают за неделю, оправу можно выбрать (хотя особенного богатства, конечно, нет и там), но туда придётся съездить дважды, что для многих авантюра немыслимая, а когда речь идёт о ребёнке — так ещё и излишняя: какая ему разница? Вот и ходят все дети в идентичных ублюдочных пластмассовых очках на полморды. Пацанам ещё ладно, а вот девочки, конечно, страдают…

Зато именно мне эту проблему решить проще простого: папа всё равно ездит по делам в обком каждый месяц, если не чаще. На уазике своём, то есть, легко может меня с собой прихватить, если не загоняться особенно на тему школы и уроков. И оставить в Свердловске меня будет с кем — шофёр всё равно в машине ждёт. А забирать готовые очки — я и вовсе не нужен, с любой оказией можно. Удивительно, но мама довольно легко согласилась передоверить решение папе, с которым я обещал поговорить «как только, так сразу».

Пообщаться с папой получилось в четверг: он пришёл домой не поздно, так что после ужина я смог улучить удобный момент. И если первую часть (насчёт очков) он принял вполне благосклонно, то вот вторую… Нет, я, конечно, уже не в том возрасте (а ведь так если подумать — я собственного отца старше как бы не вдвое!), чтоб питать какие-то иллюзии на тему устройства мира. И всё же, признаться, такой реакции я не ожидал: какое-либо участие в судьбе бывшего «химика» папа отказался даже обсуждать. Наотрез.

— Ничего себе! А я думал, он свистит, когда сказал, что разговаривал с тобой, и ты отказался, — обалдело признался я.

— Да и свистит, конечно! — папа с явной досадой махнул рукой. — Кто б ему дал со мной разговаривать? Ты то прям совсем взрослый временами, а иногда — дитё дитём. Ты серьёзно думаешь, что ко мне… да даже в здание треста! так уж легко пройти постороннему? И что я с каждым бывшим мастером по душам говорю по первому их запросу?

— Ну, ты же вроде общался с ним там, на стройке…

— Так то по делу. И ты ж со мной ездил — сколько раз я на том объекте был? И сколько слов сказал каждому встречному? Раз в год — конечно, как не поговорить с человеком. Но у меня таких объектов — десяток! Мастеров — как бы не полсотни. Со всеми разговаривать — а работать когда?

Папа замолчал, выдохнул, а потом продолжил осторожно, глядя мне в глаза:

— К тому же… что ты об этом Барине знаешь?

Я только пожал плечами.

— Ну вот, — не без какого-то странного облегчения укорил меня папа, — а уже готов ходатайствовать. Ты только к Виктору Владиславовичу не вздумай с этим вопросом подкатить!

— А с ним-то что не так? — с интересом спросил я.

— С ним? Всё так, только ему уж точно не до этого сейчас. И Барину этому… как бы хуже не стало. Не понимаешь? Ну вот и не лезь тогда во взрослые дела…

Ребёнок во мне, пожалуй, обиделся. Но… от ребёнка осталось мало — так, гормоны, поэтому, думаю, лицо я удержал. Хотя, тут палка о двух концах: а вдруг папа ждёт от меня именно детской обиды? Но вроде ничего такого, всё как обычно: он и внимания-то не обратил особенного. «Разобрались».

А нет — папа скорчил непонятную гримасу и решил-таки что-то объяснить:

— Понимаешь, у меня, на самом деле, работа в другом заключается. Про рабочих, бригадиров и мастеров не со мной говорить надо, для этого другие люди есть, специально обученные. А я, по большому счёту, занимаюсь взаимодействием с большим и сложным внешним миром. Которому, в отличие от мастера, нельзя просто приказать.

Сначала я хотел сумничать какой-нибудь хлёсткой фразой — а то я не знаю, чем он занимается? И чем все эти занятия кончатся — и десяти лет не пройдёт? Тоже мне, акула советского бизнеса. А потом подумал: а что я теряю? В кои-то веки поговорить не по делу, без спешки… Да и познания мои в современных советских реалиях всё же, скорее, теоретические — вдруг удастся намыть что-то важное?

Встряхнулся, тщательно вымел из головы скепсис, забил освободившееся место интересом и приготовился слушать.

Вечером, к моему немалому удивлению, Костя на тренировку не пришёл. Сначала я расстроился, но ненадолго: наш «первый среди равных» буквально озверел, так что я даже заподозрил, что это «ж-ж-ж» неспроста, и есть какой-то особый умысел, направленный на то, чтоб вот именно меня укатать до полусмерти. Но в какой-то момент и парни стали довольно активно протестовать против таких нагрузок перед выходными, и я успокоился. Но упахался всё равно до почти полного безразличия к окружающей обстановке.

Потому, когда в проёме двери показался силуэт сегодняшнего «дезертира», я лишь скользнул по нему взглядом, никак не показав тех чувств, что давили на меня ещё полтора часа назад. Но отделаться от «старшего» было не так-то просто: он разулся прямо у входа, протопал по паркету до мата, на котором я растёкся безвольной медузой и резко опустился рядом. От одежды всё ещё тянуло холодом с улицы, а вся его фигура источала какую-то… торопливость? Повинуясь его начальственному жесту, сидевший недалеко от меня Алексей с кряхтением поднялся и пошёл таскать маты вместе с дежурными.

— Слушай, Гриша, — проникновенно начал Костя, — у меня к тебе неожиданная просьба.

Я прямо испугался.

— Только не говори, что надо ещё столько же народу обойти!

— Что? А, нет, дело не в этом. Не надо. Остальных уже предупредили.

А дело оказалось в том, что конкретно меня в воскресенье на пруду не ждут. Сначала я, признаться, несколько обалдел — довольно странная постановка вопроса, если честно. Не то, чтоб я на что-то там рассчитывал, типа грамоты или ещё чего-то в таком духе, но хоть поприсутствовать на историческом событии бы хотелось. Это же — если получится — будет чуть ли не первая такая организация в Союзе!

И с точки зрения моей социализации полезно. На людей посмотреть, себя показать… Да и Миху с Дюшей протащить под шумок я рассчитывал: в качестве модельной карьеры, афганцы всяко лучше, чем Копея. Хоть и понятно, что мы там никто и звать никак. Я даже начал подыскивать какие-то аргументы, но усталость взяла своё, да и эмоции взыграли, честно говоря. Сделал дело? Гуляй смело! Нахрен — это туда. Или это своего рода плата за тренировки получается?

В итоге я плюнул на умствования, натянул на лицо лыбу и заверил, что всё понял, принял и мешаться под ногами не собираюсь. Хотел было спросить про Барина — чего он там такого натворил, но не успел: Костя просиял, порывисто вскочил на ноги, бросил отрывистое «после поговорим, обещаю!», и свалил в туман. Удивительно, что обуться не забыл на выходе.

Про Барина спросил у Лёхи на обратной дороге — он в этот раз явился пешком, без машины. И оказалось, что ничего я не потерял, новый источник информацией владел «на ять» и, что важнее, охотно поделился ей со мной.

— История, значит, там такая. Барин — действительно афганец. Прапор. Сверчок, знаешь, что такое? Я с ним даже пересекался пару раз, и за речкой, и в «Бе-е», в госпитале. Он при деле был, и на месте, «Звезда», «ДРАшное» что-то, «Отвага», и это за год! Уж не знаю, почему в училище не поехал после ранения, хотя должны были предлагать, обязательно. Зато поехал в отпуск. Зря.

Алексей смачно сплюнул в сугроб, будто показывая своё отношение к этой, очевидно, неудачной затее. Вернее, поначалу-то идея была совершенно заурядной: вполне состоявшийся (и состоятельный! «за речкой» можно было неплохо если не заработать, то хотя бы «прикинуться») мужчина приехал домой в отпуск и решил заодно продвинуться на личном фронте. Оказалось, что он из какой-то дальней деревни, на самом краю района, и в соседней у него была зазноба ещё со школьных лет. Удивительно, что и она оказалась незамужем — для девок в наших краях ситуация откровенно нетипичная, зато вот тайный обожатель у неё, как оказалось, имелся. И он вовсе не пришёл в восторг от появления такого конкурента.

Итог треугольника предсказуем: выходной, вечер, танцы в совхозной усадьбе, все «под газом», слово, два, три — и хладный труп в качестве результата. Понятно же, что у местного задохлика (неудачливый любовник трудился в совхозе бухгалтером) против афганца-десантника шансов было немного? От немедленного линчевания на месте Барина спасло только то, что его противник притащил на танцы нож.

А после за парня вписался военкомат. Вояки не поленились, и сами на суд явились, и свидетелей привели, а что самое важное — притащили из Свердловска адвоката. И тот показал местному райсуду областной класс, заставив присутствующих на заседании буквально пустить слезу. В итоге, дело переквалифицировали на статью попроще, зафиксировали самозащиту (хотя воспользоваться ножом бухгалтер не успел), Барин получил по минимуму возможного. Но даже такой приговор, конечно, поставил на военной карьере жирный крест.

— Жалели его все, — скорчив сочувственную рожу, поведал Алексей. — потому, наверное, и на химию из лагеря отпустили быстро, плюс почти в родные места. А ты с ним где пересёкся вообще?

— Так там же, на химии. Мастером он работал, у бетонщиков, у отца на объекте.

— Ну вот видишь. Серьёзный человек, и там в люди выбился.

— Сейчас-то он дворником бедует, — пожал плечами я. — Так себе карьера, если честно.

— Дворником? Где? — Лёха аж остановился.

— Как где? Тут, в Кедровом. Или тебе точный адрес нужен?

— Нет, не нужен, — медленно ответил Алексей и шагнул вперёд, напряжённо что-то обдумывая.

— Понимаешь, — разорвал он молчание через пару минут, — у нас же тут город… не так чтобы прям закрытый, нет, но кого попало сюда не пускают всё равно. Оно, может, и не очень законно, но сам должен понимать… Тут какое дело: по закону, Барин должен был домой ехать, по прописке. В деревню. Но я его понимаю, мало того, что там со скуки сдохнуть можно, заработков и перспектив никаких, так в совхозе ведь ещё и дядя того бухгалтеришки директором нынче. По всем понятиям, обязан он за племянника посчитаться, а однажды сиделого упечь на вторую ходку — это же плюнуть раз! Так что, самое разумное для Барина — завербоваться куда подальше. А он вот, значит, где решил отсиживаться…

Да уж. Картина Репина «Приплыли». Как говорится, «а оно мне точно надо было»? Одно хорошо: как минимум, теперь я понимаю, почему папа впереди паровоза бежать не рвётся. И смысл предупреждения насчёт дяди Вити тоже понятен вполне.

В итоге, выходные у меня неожиданно освободились. И я ими воспользовался, словно в прошлой жизни, совершенно выкинув из головы все недетские заботы: и новые лыжи с родителями обкатал, и в хоккей с «центровыми» рубился до поздней ночи и полного изнеможения. Кстати, в воскресенье в команде «каменщиков» играли те трое, кого афганец тогда шуганул от своего подъезда. Ничего мы друг другу не сказали, никаких эксцессов на льду не случилось, но рожи их я запомнил хорошенько. После игры расстались вполне дружески, впрочем, похлопали по рукам, согласно ритуалу, никто морды не кривил и не отворачивался.

Вот бы как-то установить кросс-культурные связи, пусть и не всех со всеми, а хотя бы только для меня! А что: я — «портовый» — уже чувствую себя в команде «центровых» вполне своим. С «каменскими» ручкаемся без отвращения, и подозреваю, что если я туда заявлюсь, магия подписавшегося за меня авторитетного местного афганца позволит беспроблемно дышать хотя бы какое-то время. В идеале — вообще бы выкрутить статус эдакого средневекового герольда!

Точнее, нет, в идеале-то как раз прекратить бы как-то эту вечную войну всех со всеми. Ну что за дела, так если задуматься? Сколько ресурсов уходит на эти бесконечные распри? Это сейчас ещё так-сяк, просто морды бьют всем, кто попался не в том месте и в неудачный момент, а ближе к девяностым ведь натуральные боевые действия начнутся! Район на район, с «крупными массами войск», с натуральными штабами, планированием операций, вооружением и прочая! Больше всех будут усердствовать «химики», Сортировка и Семь Камней. Как «признак времён», в находящемся по дороге между ними Селе году к 88–89 не останется ни одного целого забора — весь штакет раздёргают на «подручные средства убеждения»! А свинец в слитке, достаточном для изготовления кастета, станет в молодёжной среде почти таким же верным платёжным средством, как и живые рубли-копейки. Вот бы как-то избавиться от бездарного разбазаривания ценного ресурса!

Надо подумать над этим. Союз — то дело далёкое и для меня вряд ли реальное, а вот тут… тем более, что у меня и рычаг имеется: те же афганцы. Они ведь реально могут весь город к одному знаменателю привести! И я там тоже уже в какой-то степени свой. На праздник, правда, не пустили, гады… Но то ничего, не последний день живём! Будет у меня ещё шанс двинуть свою повестку, уверен. Пусть и не в этот раз.