Не в этот раз

Глава 15

Остаток четверти пролетел незаметно. В школе меня, на удивление, не трогали, даже то, что я перестал сдавать тетради с домашкой, никакого видимого впечатления на учителей не произвело. С внезапно почуявшими математические способности второгодниками мы чаще в хоккей играли, чем занимались дробями: четыре или пять раз против двух. Я пытался их убедить, что знают они ещё маловато, но парни преисполнились уверенности, что теперь им море по колено — а кто я такой, чтоб настаивать?

Папа провернул хитрейший финт с клюшкой: показал её кому-то на работе, вроде как случайно, нагнал значительности — «да не обращай внимания, просто сыну добыл, редкость всё же», ну и развёл фаната, который поменял диковину на пластик попроще, с деревянным крюком, под левый хват, и плюс обычную «Юность» под мой правый. А мне что? Я на мастерство не претендую, мне почти всё равно, чем играть. Ну и лыжи мамины мне в итоге достались тоже. Смешно, но я их ещё и не обновил даже, столько хотел, ждал, а как получил — стоят себе тихо на балконе, шлаковой пылью из заводской трубы покрываются.

С тренировками всё ещё получалось не особо. Конечно, так, как в самый первый раз, я больше не помирал, но выжатым лимоном себя ощущаю регулярно. Даже в кои-то веки перестал ходить в выходные с родителями на лыжах! Потому как приходилось отлёживаться после пятничного занятия. Зато я хотя бы добился того, чтобы проводить всю тренировку на ногах, наравне со всеми! Ну ладно, не наравне, это я загнул, конечно… Но хотя бы на ногах! Толку от меня там было пока что довольно мало, в партнёры никому я, конечно, не годился — зашибут. Особых умельцев нет, контроль слабенький, при всём своём старании, рано или поздно кто-нибудь вломит от всей пролетарской души. В итоге, работали со мной только наш самый главный самбист Игорь и Алексей, который почему-то проникся ко мне… какой-то почти братской любовью. Вот уж не возражаю! В нашей местности иметь старшего брата — это почти нирвана, рай на земле. А тем более — брата, отслужившего в ВДВ! Это уже, считай, индульгенция, по сторонам можно не смотреть! Утрирую снова, совсем не смотреть у нас, кажется, и чемпион СССР по боксу позволить себе не может. Труба по затылку — это, знаете ли, аргумент надёжный, ультимативный, никакая шапка не поможет. А уж медали спортивные — тем паче.

Ещё случился один загадочный разговор с моим контактом среди «заводских». Миха отловил меня на перемене, прямо в классе. Зашёл уверенно — ну понятно, кто ему возразит? Нашёл меня глазами, улыбнулся страшновато, позвал в коридор. Стоило мне выйти, как вокруг нас сразу же образовался вакуум — нашей мелочёвке этот обманчиво прилично выглядящий парень был отлично известен, рисковать никому не хотелось.

— Слушай, у тебя что — проблемы с кем-то? В классе, может? Или на улице? — спросил он как-то даже… обеспокоенно, что ли.

— Да нет, вроде, — пожал плечами я. — Всё ровно. А с чего вдруг суета?

— Да понимаешь… — помялся он немного, но всё же раскололся: — от старших весть кинули — мол, такого-то не трогать. А то вилы.

— Старших⁈ — непонимающе потряс головой я.

— Самых! — с значением обозначил кивок Миха. — Копею знаешь?

Я поёжился.

— Кто ж его не знает…

— Ну вот. Так что? Точно никаких зацепов нет? А то ты ж понимаешь — тут и с меня запросто спросить могут! Ты не жмись, это не в укор тебе, я ж помочь хочу.

— Да нечего помогать! Ни с кем у меня проблем нет сейчас.

— Смотри…

Помолчали. А потом мне пришёл в голову один интересный вопрос:

— Слушай! А вот Копея — он часто такие, ну, указания раздаёт?

— Бывает, — важно покивал Миха. — Тех не трогай, там не ходи, туда не смотри… Это их дела, старших. Мы лишних вопросов не задаём.

Понятно. Что ничего не понятно…

Распрощались, договорившись на следующий день устроить генеральный прогон перед сдачей «балбесного минимума» Любочке в очках.

Прогон-то мы устроили, но он не понадобился: математичка поверила моим приятелям на слово (ну или была чем-то занята) и спрашивать их не стала. Даже — авансом! — выставила обоим трояки в четверти. Задача-максимум, однако, с повестки дня не ушла: первые-то две четвертных у фигурантов — «пары», то есть, момент истины просто переполз на два месяца вперёд, в конец года. Обалдуи, тем не менее, были счастливы, а вот я не очень: стоило, ой, стоило бы устроить им холодный душ! В качестве превентивной меры, чтоб не расслаблялись. Никакого понятия о педагогике у некоторых учителей.

У меня самого дела шли… да примерно так же: мы сидим, а денежки идут! Оценки, то есть. Пожалуй, самая моя ненапряжная четверть, из всех, сколько их там было! Первый раз мне никто даже не попробовал нервы мотать. Даже русичка! Молча поставила пять, несмотря на отсутствие домашки. Этак я и в школе учиться полюблю! Домашний турник я забросил совершенно, однако, к своему несказанному удивлению, на последней физре в четверти довольно легко подтянулся 12 раз — ура! Не пришлось волноваться даже за самый мой нелюбимый школьный предмет.

Попытался узнать у нашей математички что-нибудь про олимпиаду, но она и сама не знала ничего. Напрямую не сказала, правда, отговаривалась невнятными теориями — мол, по местам расставляют только тех, кто набрал больше определённой суммы, если сложные задачи не решил, то дальше даже не смотрят… Ересь, конечно. Всё там проверяют. И результаты, скорее всего, были известны через неделю максимум. Просто… не верит в меня никто, ясное дело, ни в школе, ни в районо, вот и не потрудились хотя бы позвонить-узнать. А интересно было бы посмотреть на разбор работы!

Ради выставления четвертных оценок расщедрился — притащил в школу дневник. Еле нашёл его дома! В школу-то давно не беру, вот и утонул он в куче всяких книг и бумаг. Староста, озадаченная классной на раздачу, поленилась идти до моей последней парты ногами, кинула дневник от той, где сидел Джон. Я подрываться и ловить не стал, так и остался сидеть на своём месте, только голову склонил, с интересом наблюдая. Справедливости для, трюк у Зайцевой вышел замечательный: дневник спланировал по пологой дуге, звучно шлёпнул об парту, крутнулся около своей оси и замер в идеально правильно выровненном положении. Я и сам бы не сумел его так аккуратно положить, по правде говоря.

Хмыкнув, я поднял голову и с интересом уставился на старосту: а что она будет делать с Иркиным дневником? Тоже его метнёт вот так, издали? Если реально сумеет столь же красиво положить и второй — буду хлопать, честное слово!

Но нет, представление окончено: Зайцева сделала два шага вперёд, и с этой дистанции бросок уже никакой сложности не представлял. А её последующие слова и вовсе заставили разочарованно скривиться:

— Телеграмма! Вам посылка!

Дурацкая шутка. Плоская.

Я испытующе стрельнул глазами на Ирку — как она отреагирует? Истерики не ожидается? Но ей, похоже, было плевать. Больше того, никто в классе старосту не поддержал, развития её подначка не получила никакого. Вот и ладушки.

Потеряв интерес, я раскрыл дневник в конце, где оценки. Вот знаю ведь, что там должны понавыставлять, а всё равно — есть некий мандраж! Пробежав глазами по ровному ряду пятёрок (почерк показался каким-то неуверенным — классная девчонок в помощь привлекла, что ли?), в конце страницы я зацепился взглядом за несколько строк, выбивающихся из привычно-униформного ряда. «Поведение» из ранее неизменного «пр» (сиречь, примерного) превратилось в «удовл», выпирающее из отведённой клетки, как тесто из кастрюли. И, вероятно, впервые за всю мою школьную жизнь числа в графах «Пропущено уроков» и «Из них по болезни» не совпали! Это я… неделю где-то про… терял, получается! Интересно, и когда успел? Не помню такого, вот честно. Или мне самоподготовку в прогулы зачли?

Это, вообще-то, довольно крутой косяк. Кому другому бы уже в директорской нервы мотали, особенно, хулиганам-двоечникам-второгодникам. Вот я не я, если это не предостережение — родителям, главным образом. Интересно, от кого? Первым делом на ум, ясно, приходит классная руководительница, Лидия Антоновна. Никак не может с моими дежурствами смириться. Вот как бы выяснить: моё тогдашнее внушение ещё действует? По идее — должно, иначе бы уже возмущалась пропусками, наверное, она женщина такая, привычки держать обиду в себе не имеет. Значит, не слетело. А вот ослабнуть — могло! Надо бы выбрать момент, подновить.

Второй вариант — кто-то из учителей. Русичка, например. Открыто скандалить опасается, а вот накапать на мозг классной — это запросто. Иностранный… точно нет, здесь у меня исключение: считай, единственный предмет, кроме точных, где я учился без дураков. STEM, понятно, сразу мимо, там мной все довольны. История? Основы советского государства и права? Тут у нас тоже вроде ничего: я, во-первых, всё всегда помню — уж точно не хуже кого бы то ни было из класса. Во-вторых, мне это всё всегда было интересно. Даже на олимпиады «в той жизни» ходил, и по истории, и по Основам. Не сказать, чтоб добился каких-то ультра-результатов, но, опять же, всяко лучше всех прочих из нашей школы.

Плюнув на эту угадайку, я захлопнул дневник и поднял глаза, возвращаясь в бурление жизни вокруг. И сразу же встретился взглядом с Джоном, который выглядел мрачнее тучи. Долго наш зрительный контакт не продлился, мой «друг» отвернулся, но Ирка заметила это и, наклонившись, шепнула мне на ухо:

— Ему двойки выставили по математике и русскому.

Я не нашёл в себе желания ни на что, кроме как пожать плечами и криво усмехнуться. Что либо предпринимать я точно не собираюсь. Не в этот раз.

Вечером после тренировки никто домой не спешил — пятница. Нет, обычно народ всё же расходится: кому на смену, невзирая на выходные, у кого дела, но вот именно в тот день все почему-то сидели на матах и трепались ни о чём. Ну и я за компанию. В какой-то момент на это обратил внимание Костя, и, повысив голос, строго спросил, не пора ли детям уже и в люлю — время всё же позднее. Расплывшийся по соседнему мату Алексей тут же вскочил и засобирался, но мне уходить не хотелось:

— Да куда спешить, Костя? Тут до дома-то — десять минут! Да и иду я не один — нам с Лёхой по пути.

— А вставать завтра? — для порядку возразил «старший». — Вы разве не учитесь по субботам?

— Во-первых нет, в этом году пятидневка. А с понедельника у меня вообще каникулы! — с готовностью доложил я. — Мне неделю теперь никуда вставать не надо, хоть до обеда спи!

— А, каникулы… — Костя о чём-то задумался, а я, радостный от того, что вопрос, кажется исчерпан, тут же повернулся к парню, негромко вещавшему очередную байку «про Баграм».

Вопрос, однако, никуда не делся. Когда мы все уже оделись и всей толпой посыпались с крыльца, Костя дёрнул меня за рукав.

— Задержись ненадолго, разговор есть, — и тут же крикнул в толпу: — Белый! Ты не беги там особо, мы тебя нагоним через пару минут!

Алексей угукнул и помахал со своего «второго этажа» в знак согласия, банда вытекла из ворот на улицу. От неё сразу же отделились трое, жившие на Химмаше, а остальные гурьбой повернули налево, в город. Костя толкнул меня бедром и показал подбородком вперёд.

— Короче, есть дело, — как-то нерешительно начал он. — Ты про Афган же более-менее в курсе уже?

Я кивнул. Трудно не быть в курсе, общаясь с ними два раза в неделю. Не знаю, как там с более поздней модой на ПТСР, тут парни вроде этим особо не заморачиваются, но что говорят об этом часто — сто процентов.

— Так вот. Думаем мы с пацанами как-то организоваться немного. Неофициально пока. Не, ты не думай, если будет надо — мы базу под это дело подведём, я всё же секретарь комитета комсомола, заводского, не хухры-мухры! Но вот звонить про эту…

— Движуху, — вставил я, видя, что Костя не может найти подходящее слово.

— Движуху, — послушно повторил он, — раньше времени не хочется. Понимаешь?

Ещё бы я не понимал. Нигде не сказано, что за такую самодеятельность не попрут его с секретарства аж бегом! Если мне не изменяет память, «органы партии и правительства» ни фига такое самообъединение не поощряли, и СВА развернулся во всю ширь уже только в девяностые. И, кстати, так и не стал сколько-то значимой силой в масштабах государства, несмотря на все ожидания и авансы, ограничившись, в основном, вульгарным набиванием карманов — конечно же, только для очень ограниченного круга лиц. А ведь, казалось бы, были у них все возможности чтоб… не знаю, чуть ли не главной действующей силой страны стать! Как фронтовики Великой Отечественной когда-то. Во всяком случае, для молодого поколения «афганцы» были настоящими героями. На них смотрели с открытыми ртами, даже внешние проявления — камуфляж, десантный тельник, берцы, панама — были моднее и желаннее любых джинсов. Слово афганца было для пацанов законом! А выродилось всё в мелкие банды да беспошлинную торговлю бухлом и сигаретами.

Но это потом. Сейчас им объединяться (а тем более — заявлять об этом) точно нельзя. По крайней мере — вот так, самовольно…

— Слушай, а может, того, проконсультироваться? Со старшими товарищами, — осторожно предложил я. — Есть у меня контакт в обкоме, если что… неформальный. Последствий не будет, гарантирую.

Костя ответил не сразу. Шмыгнул как-то обречённо носом, пожевал губу и пояснил:

— Да у меня тоже, как ты понимаешь, контактов хватает. И я уже заранее знаю, что относятся они к этой… как ты сказал — «движухе»? — без восторга. Это мягко если. Но у меня пока вопрос другой: а это возможно вообще? Нигде ведь не сказано, что народ так сразу побежит. Та же секция — видишь, как нас мало? А ведь всех приглашали! Ну, почти всех.

— А всех — это сколько? — осторожно осведомился я.

— Так-то у меня в списке больше 200 человек. Это только те, кто в городе живёт или ближней округе.В районе, понятно, больше.

— Намного? — спросил я, чтоб заполнить молчание.

— Да откуда намного? У нас же — знаешь, наверное — в деревнях по полторы бабки живёт, всех, кого можно, на заводы выгребают, и всё равно работать некому. Ну и не всех же в Афган берут, дополна народу из других частей и мест службы. Вот среди вахтовиков, в общагах — там да, полно. Но они же то тут, то там, с ними каши не сваришь.

Я потряс головой, вытряхивая всякие ненужные мысли и воспоминания.

— Так. И что конкретно ты от меня хочешь?

Костя отзеркалил мой жест, явно сосредотачиваясь.

— У нас есть некий актив, который, в общих чертах, плюс-минус совпадает с секцией. Мы хотим собрать народ — пусть нефомально пока — в какое-то подобие организации. Сам понимаешь: пока мы только вернулись — ура-ура, герои-интернационалисты, священный долг, вот это всё. А уже через год-два-три — всё, забыли, такие же работяги, как и все. Мы ведь ничего сверх не хотим! Но хотя бы по закону положенное? Ну вот ладно я, успел пристроиться в своё время. Но и то — в однушке живу, с двумя детьми, жена весь мозг съела. А другие? Пацаны с инвалидностью в холодных комнатухах бедуют! И ничего сделать нельзя. Мы, кто при руках-ногах и работе, пытаемся как-то помочь, конечно, но хотелось бы… Ты вроде пацан неглупый, сам должен понимать.

Я кивнул — и, судя по реакции, это явно требовалось.

— Но если я начну активно в эту сторону шуршать, могут вопросики возникнуть. Ненужные. Тем более, если кого из своих озадачу, комсомольцев. Точно знаю — есть там у меня товарищи, которые совсем не товарищи… А у тебя каникулы. Ты пацан. С нами — сверху если глядеть — никак явно не связанный. Мне надо-то немного — просто оббежать ногами парней, поставить в курс. Телефонов ведь нет ни у кого, работают многие сменами, да и занят я днём. Имена и адреса есть у меня, дам, там даже отметки есть кое-где, в какое время ловить лучше. Возьмёшься?

— А я успею? — несколько обалдело спросил я, пытаясь осмыслить свалившуюся на меня тему.

— Да это неважно… — отмахнулся «старший», — сколько бы не — всё больше, чем у нас получается. Уже два раза срок собрания переносили! У Димки был отпуск, он три дня походил — больше народу собрал, чем мы все вместе за три месяца. Думаю, ты за неделю чуть не всех окучишь, если повезёт.

Ну не отказываться же мне было? Да и в вопросе «расширения социального графа», думается, проект небесполезный. Я, правда, и без этого очень существенно обгоняю прошлую версию себя, но тут ведь вряд ли может быть «слишком много», верно?

Костя собрался было что-то сказать, но я, ловя ускользающую мысль, предостерегающе покачал пальцем у него перед носом. Удивительно — но он среагировал как надо, терпеливо дожидаясь, когда я, наконец, рожу… идею. И я родил.

— Слушай, а вы где это всё организовывать хотите?

— Ну здесь, где ещё? — пожал он плечами. — Не в ДК же идти?

— Не пойдёт, — цыкнул зубом я. — Уж очень приметно. Ты прикинь — две сотни молодых здоровенных парней в выходной в начальную школу припёрлись! Да бабки из окрестных домов в ментуре телефон оборвут!

— Ну давай, предлагай, — поторопил меня старший. — Вижу же, имеешь решение.

— Да как обычно в армии: надо всех собрать — устраивай праздник. Спортивный. Сумеешь же эстафетку какую-никакую спроворить? Под эгидой комитета своего? На пруду места всем хватит, и никто не удивится. И бежать всей толпе не обязательно, кто не хочет — может «болеть» за товарища.

Костя подумал недолго, а потом «стрельнул» в меня указательным пальцем и медленно кивнул.

В итоге, договорились встретиться в субботу — чтоб не ждать до следующей тренировки и не терять два дня каникул.