Глава 23

Встал я замечательно: выспался, ничего не болит — уж, казалось бы, пора и привыкнуть, а всё равно каждый раз радуюсь. И в школу не надо — праздник же сегодня! Хм, праздник. Праздник? Вот чёрт — демонстрация же! Проспал⁈

Быстрый взгляд на часы — ну да, так и есть, проспал. Времени восемь, а в девять уже надо быть «на исходной», а мне туда только идти около часа, на автобус сегодня надежды никакой. Хоть само шествие и начнётся только в 10, все участники должны выстроиться на улице заранее, чтобы… а, собственно, чтобы что? Чтобы кому-то было спокойнее? А ведь жары у нас традиционно ещё и в помине нет, и долго не будет. Чтоб не сказать «никогда». Ну ладно, ладно, это я уже утрирую, будет. Летом будет жара. Градусов тридцать: 15 в субботу и 15 в воскресенье! Такое вот у нас лето.

Я приподнялся на локтях и, вытянув шею, глянул в окно — хоть дождя нет, и на том спасибо. Но надо поспешать, однако, а то будут учителя нудеть, весь праздник испортят… Вскочил, вихрем промчался по утренним процедурам, оделся. На «перекрёстке миров» недрогнувшей ногой выбрал направление «прихожая», оставив кухню горько рыдать в одиночестве (а ведь мама наверняка оставила завтрак!! только некогда). Лестница, дверь, свежий воздух… уххх, бодрит! Этак я, пожалуй, пожалею, что уже сменил форму одежды с зимней на межсезон!

— Здрассте, Клара Ивановна! С праздником вас! — пенсионерка с пятого этажа.

На набережной ноги было сами свернули на лёд, но вовремя подключившаяся голова их сначала притормозила, а, уж подумав немного, я и вовсе решительно двинул обратно, на тротуар. Просто вспомнилось, как я когда-то (не помню, в каком году, но запросто и прямо в этом, восемисьпятом) вот так же решил срезать дорогу на первомайскую демонстрацию по льду, но идея эта оказалась насквозь неудачной. Ха, «насквозь»! Примерно, как мои ноги к концу пути: снег в городе к тому времени наполовину сошёл, и, хотя лёд на пруду ещё держался, на нём под коркой оплывшего наста хорошим вкусным слоем стояла вода. Тропинка тоже изрядно подтаяла, но ночью её прихватывало снова, в итоге, скользко было невероятно! Каждый шаг заставлял ловить равновесие, и, конечно, удавалось это далеко не всегда. Как результат, я изрядно опоздал, потерял счёт падениям, а сколько раз черпанул холоднючей воды через край ботинок — и вовсе молчу. Когда я всё же прибежал к месту сбора (несмотря на капитальное опоздание, ничего по факту не пропустил: колонна двигаться ещё даже и не думала), Лидия Антоновна так орала, что отпроситься с демонстрации я не рискнул. Хочется верить в человеколюбие то, что классная сама бы отправила меня домой, если б знала реальное положение вещей, только вот снаружи всё выглядело пристойно, а я в тот момент хотел только одного: чтоб от меня отстали наконец. Штаны у меня были тёмные, что мокрые чуть ли не до колена — и не видно почти, воду из ботинок я, выбравшись на берег, вылил. Пока бежал от плотины к хвосту праздничной колонны — согрелся, да и двинулись мы довольно скоро. Хоть всё-таки и не сразу. Самое интересное там было то, что я даже не заболел!

Но, конечно, манал я такие перспективы. Не в этот раз.

* * *

Завернув с Ленина в сторону трёхэтажек, где обычно формировался хвост праздничной колонны, я почти сразу заметил компанию «центровых», хорошо знакомых по зимнему хоккею. Выше всех был, понятно, Дюша, он и увидел меня первым, замахал призывно. Раздумывал я недолго — всё лучше, чем нотации слушать.

Мы уже успели перездороваться и даже поржать над каким-то дурацким анекдотом, когда до меня донёсся истошный крик: «Литви-нов!». Классная. Взявшись рукой за Дюшу, как самый устойчивый объект в пределах видимости, я высунулся из-за него и нашёл взглядом источник звуковой волны. Ну да, она нас тоже заметила, смотрит прямо на меня. Ну и пусть смотрит — просто помахал ей и спрятался обратно.

Классная в последнее время как-то подозрительно притихла — это из-за медали, подозреваю. Что-то мне подсказывает, что ещё месяц назад в подобной ситуации я так легко бы не отделался! А теперь помахал — и нормально, отстала вроде. Хорошо быть знаменитостью! Пускай и местного разлива. Однако, на самом деле классная пускать дела на самотёк не собиралась, просто зашла с другой стороны: через несколько минут к нам протолкалась Ирка Лыкова.

— Литвинов, там строиться позвали уже, пойдём… — говорит тихо, глазки в пол — стесняется. А не надо стесняться!

— Да нечего там делать! Демонстрация в 10, до нас очередь дойдёт ещё не скоро. Ну их, пусть сами там топчутся строем! — и дёрнул её за руку — к себе.

Не скажу, что сильно удивился, но поддалась она как-то очень уж легко. И пацаны не отреагировали никак, разве что материться стали пореже… видите, какой я со всех сторон молодец? Классная больше попыток поставить меня на место не предпринимала, Ирка молчала, но я чувствовал, что ей вполне комфортно, пацаны упражнялись в «астроумии»… короче, на такую демонстрацию я согласен!

Но когда наша колонна, наконец, тронулась, выползла на празднично украшенную Ленина, мимо толп уже отстрелявшихся заводских на тротуаре — с детьми, шариками и флажками, вот тут я понял: беззаботно веселиться с приятелями — это круто. Но мало. А настоящее — оно вот! Если не пытаться спрятаться за словами, я ощутил давно забытое чувство эйфории. И, признаться, сам ошалел от неожиданности. Оказывается, это невероятно здорово, когда все вокруг — заодно, твоя страна — самая лучшая, наступил самый позитивный месяц года — май, весна, иногда даже солнце, и в тысячу голосов одновременно — уррааа!!!

И ведь помню я всё — и нынешние демонстрации, когда даже самые отъявленные второгодники орут «ура» вполне искренне, и те, другие, позже, когда от язвительных комментариев «из народа» не знаешь, куда деться, никто ни одному слову с трибун не верит, а все участники бредут, словно пленные немцы под Сталинградом. Даже интересно, в какой момент произошло это вот переключение? Когда добровольный всенародный праздник превратился в обязаловку или лишний повод ткнуть всем в глаза своё ослепительно белое пальто? Несколько лет ведь всего разницы! Нет, я по-прежнему отношусь к Союзу вполне критически, но боги, как же не хочется терять это вот ощущение народного единства! Нельзя ли его оставить как-нибудь? Чёрт с ним, с Союзом, с социализмом, с Партией, но как с народом быть? С обществом советским? Ну ведь и правда же — Мир, труд, май, сейчас, для всех сразу, чуть «даром» не написал… Во всяком случае, в это время Первое мая — это реально праздник, народный, всеобщий. И Девятое — такой же будет. И 7 ноября даже. Неужели это не здорово?

— Ура, товарищи!

«Ура». Точно «ура». И плевать даже, что вороватый директор магазина наверняка с нами где-то в одной колонне идёт. «Ура», и точка.

* * *

У нас нынче сезон итоговых контрольных — вот алгебра сегодня. Атмосфера в классе оччень нервная, электрическая, кажется, сейчас молнии бить начнут. Благо, как раз май. И до чего же здорово, что меня это всё не колышет! Нет, и раньше, в «той» жизни, напрягался я не особенно, но с этой новой парадигмой «да гори всё неважное огнём» — совсем хорошо: я невозмутим, как каменный лев в Ленинграде. А вот мою соседку по парте потряхивает. Это она зря, впрочем: что я, не помогу ей, что ли? Тем более, что мне теперь это проще: раньше-то мои «друзья» сидели сзади, да через ряд-два, а теперь — вот, только руку протяни. Да и протягивать не надо даже: условие на доске, решай-пиши, дальше дело техники. Тем более — очки мне уже привезли, ничья помощь мне более не требуется, могу прочитать условия сам.

Случился, однако, сюрприз: Светлана Ивановна, ещё до того, как открыть задание на доске, подошла к нашей парте и выдала мне персональный вариант.

— А как же… — заикнулся было я, показывая листы со штампом.

Это ж, вроде, куда-то в районо сдавать положено, а у меня там бац — и какие-то левые задачки. Но математичка только махнула рукой легкомысленно — мол, не усложняй. Ну, не усложняй — значит не усложняй, чего мне, больше всех надо? Тем более, что первый же номер выглядел вполне интригующе.

Особенной интриги не случилось, однако: свой вариант я осилил, по ощущениям, раньше всех в классе. Оставалось только перебелить, но, глянув вправо, я тут же опомнился: в Иркиных глазах плескалась паника. Ну-ка, чего это там у нас такого страшного? Хм… да тут впору ещё один репетиционный класс устраивать! Ну элементарно же!

Постоянно шпыняя сам себя, чтоб не пропускать выкладки, быстро начеркал решения трёх первых задач, и мы судорожно начали переписывать в чистовик каждый своё. А вот над четвёртой пришлось задуматься! Однако, до звонка вполне успел, хоть дописывать Ирке пришлось уже буквально в темпе вальса.

Что характерно: ей что-то не понравилось! Когда мы вышли в коридор, я совершенно случайно обратил внимание на её лицо. Ба! Да она дуется!

— Что-то не так?

Отворачивается, мотает головой. Ну понятно всё… но я же каменный лев. Мне танком. Просто пару шагов пошире, иду к лестнице, и гори всё синим пламенем. А… хотя нет, не всё потеряно: догнала, пристроилась справа, как обычно. Но дуется всё равно.

— В угадайки играть мне лень, — сказал я, не поворачивая головы.

И её прорвало:

— А пятая⁈

Сначала я не понял — пятая? А потом дошло: пятую задачу же не решили в её варианте! Так я и не собирался, вообще-то. Да и времени было в обрез, эти-то еле дописали. Хотя, какие-то свои каракули она, кажется, сдала. Только вот смысла в этом — никакого.

— Так, ладно. Во-первых: глупо наезжать, когда тебе помогают. Непродуктивно. Надо говорить «спасибо» и улыбаться.

— Спасибо! — буркнула она, как-то не очень-то благодарно, если честно. Так что, развивать мысль мне расхотелось. Вот что за дела? Неужели снова та же ерунда? Просто пошёл дальше.

Ирка, однако не выдержала первой, дёрнула меня за руку, повернула к себе, смотрит в глаза сверху вниз:

— А во-вторых что?

— А во-вторых, не было смысла тебе за неё и браться даже. Там четвёртая-то довольно замороченная, не думаю, что много народу её осилит, а уж пятая… Ты правда рассчитываешь, что может проскочить вариант, в котором ты — единственная в классе, кто решил действительно сложную задачу? Думаешь, учителя дурачки? Районо дурачки? В конце концов, пять у тебя в году всё равно никак не выходит, смысл мухлевать? — и всё же пошёл дальше — перемена не бесконечна!

Ирка шла рядом, глядя в пол, и сосредоточенно сопела носом. Потом повернулась и, «сделав глаза», довольно громко и членораздельно произнесла:

— Спасибо!

Кое-кто даже обернулся — шоу? Но продолжения не последовало. Сказанного — достаточно.

* * *

Последним уроком была история — время отдыхать. Просто по истории уже всё сдано, и, подозреваю, даже и оценки выставлены уже. А учитель тоже человек, она тоже весь год оттрубила, а впереди ещё экзамены у старших… всем хочется передышки. Потому мы все тихо надеялись, что будет объявлена самоподготовка, где главное — не шуметь.

Однако, лично для меня сей благословенный момент не настал: вместе с «истеричкой» в класс просочился дежурный из старшеклассников.

— Литвинов кто? К директору, бегом!

К директору так к директору. Только вот хоть мне и самому здорово интересно — чего там такое, «бегом» — это не наш метод. В конце концов, дорогу в кабинет я и сам найду, случалось бывать… А на недовольные взгляды дежурного, который реально рванул бегом и обогнал меня чуть ли не на целый коридор, мне… параллельно. Сделав морду кирпичом, я невозмутимо шагнул в распахнутую дежурным дверь, морщась от его крика чуть ли не в самое ухо:

— Литвинова привели!

И ничего меня не привели, я сам пришёл. А будешь так орать — ещё и обратно уйду, я нынче кекс…как там было? «Сильный и независимый»? Вот такой, да.

У директорского стола сидит незнакомый мужик лет сорока в очках, ну и сам дир, понятно, на месте. Оба смотрят на меня, никто, конечно не встаёт — не того я пока полёта птица. На том спасибо, что хоть присесть предложили, напротив незнакомца. Похоже, меня сюда вызвали ради встречи с гостем, директор тут так, для мебели, но сидит смирненько, не отсвечивает. Неужели до меня добралась контора⁈ Я лихорадочно принялся перебирать в уме ситуации, где меня могли расколоть… Но нет:

— Дворников Алексей Петрович доцент матмеха Университета. Член жюри областного этапа матолимпиад школьников, тренер команды Свердловской области.

Обозначив пожатие плечами, на всякий случай я тоже представился. По-простому, Гриша я, мол, Литвинов. Мальчик. В шестом классе учусь. Средней школы. А дальше случилось неожиданно приятное: раскрыв пухлую папку, доцент молча вынул из неё шикарную грамоту и положил передо мной. И только через странные несколько секунд сказал коротко:

— Поздравляю!

Вторая степень, обалдеть. На секунду внутри ворохнулась обида: «Вот же блин, без места! Ну или не первая хотя бы… так себе начало…», но я тут же её задавил, напомнив себе все обстоятельства дела. Директор и доцент начали что-то говорить одновременно, но уцепился я за вопрос приезжего:

— А всё-таки, можешь конкретно сказать, почему ты решил не участвовать в отборе?

Отборе? Ничего не знаю ни про какой отбор… Так и сказал.

Оказалось, что он лично дважды звонил «в мою школу моему наставнику», но оный наставник заявил, что я отказываюсь наотрез. А без отбора рисковать и включать в команду никому не известного шестиклассника никто, конечно, не будет, поэтому я пролетел мимо возможности поехать на республику. Не так, чтоб у меня было очень много шансов, место не самое высокое, но вероятность всегда есть. И что вот он, доцент УРГУ, лично приехал попытаться меня убедить в том, что сборы — штука нужная, для меня самого в первую очередь, что я должен думать о том, чтобы развиваться, а школьной программы для этого недостаточно… И хотелось бы верить, что я не думаю, что у команды тренеров мало дел, чтобы гонять по всей области и вести душеспасительные беседы со всеми строптивыми школярами… Тут снова включился директор — и, конечно, теперь совсем не с поздравлениями, как же, салага осмелился пойти наперекор уважаемым людям!

Устало потерев переносицу, я попросил:

— Погодите секунду, — а когда они, обалдев от моей наглости, замолчали, задал ключевой вопрос: — А тренера… ну, наставника, как зовут? Не Раиса, случаем?

Доцент моргнул, вытащил записную книжку, полистал…

— Да, Раиса Ивановна.

— У нас такой нет! — с готовностью отмежевался директор.

— Это сопровождающая команды от района, — пояснил я. — Учитель из другой школы, десятой. Она, выходит, себя в наставники записала? Вообще-то я её видел в первый и последний раз в жизни на самой олимпиаде, — не удержался и наябедничал: — даже до дома нас не довезли, мы с ещё одной участницей одни до автовокзала ехали. Соответственно, про отбор первый раз от вас слышу.

В кабинете воцарилось молчание.

— Мда, неудобненько получилось, — доцент.

В итоге, обменялись телефонами, заключили пакт о мире, дружбе и полном взаимопонимании. Пришлось пообещать, что летом по первому вызову я приеду в Свердловск на летний сбор. Сам сбор, понятно, будет проводиться в каком-нибудь пионерлагере, но ехать надо централизованно, толпой.

Я не удержался, схулиганил:

— Да со всем нашим удовольствием, особенно, если по срокам с отработкой в школе совпадёт!

На что директор показал мне кулак, но уже так, без особой злобы, для порядку, а заезжий доцент, усмехнувшись, возразил:

— Это вот вряд ли: сборы обычно в июле, после сессии. Так что, отрабатывай спокойно!

Только что язык мне не показал.

Расстались, впрочем, вполне довольные друг другом. В конце концов, вон он какую красоту привёз! Это ж, помимо всего прочего, моя первая олимпиадная грамота в этой жизни. За районку (а может, и за школу ещё, не помню уже) тоже дадут, но это будет позже, на «последнем звонке». Значит, я сегодня опять на коне! Воровато оглядевшись по сторонам, я нырнул в сторону раздевалок. А что? Традиция есть — надо поддерживать. Всё равно урок последний.

Чисто уйти, однако не вышло: на выходе меня отловила классная. Грамота — без риска помять — в сумку не влезла, поэтому я тащил её на виду, не показать возможности не было. Довольно бесцеремонно выхватив лист у меня из рук, Лидия Антоновна с минуту разглядывала его, поджимая губы, затем сухо произнесла:

— Ну что ж, молодец. Поздравляю. Пойдём-ка… — и, даже не оглядываясь, двинулась в «чистое» крыло. Хмыкнув про себя, я последовал за ней — как был, одетый и в уличных ботинках. Хорошо, техничка не видит…

Внутри учительской было пусто и тихо. Классная присела за один из столов, полистала лежавший на нём журнал, нашла нужное и повернула разворот ко мне. Так. Журнал — наш. И чего она от меня хочет? Наклонился, всмотрелся… Это оценки, итоговые, за год. Почти все проставлены ручкой — оба, у меня по математике уже пятёрки выставлены! А я-то контрольную сегодня решал, пыжился! Но это так, вряд ли классная меня этим порадовать хочет, конечно. Что ещё? Ещё раз внимательно просмотрев всё, что было написано, я уцепился за то, что было написано карандашом: поведение — «хор.», а прилежание — и вовсе «удовл.»! Быстро прострелил по столбцу глазами — у всего класса почти «хор» и выше, только Джон с неудом в глаза бросается. Отличная компания недостаточно прилежных: главный двоечник класса и я. А если посчитать разность по модулю между средним баллом и оценкой за прилежание, то как бы я вовсе единоличным чемпионом школы не оказался! Интересно девки пляшут.

А я ж и не помню даже, чем это грозит-то… Да а и ничем, собственно! За неуд по поведению оставляли на второй год или вовсе выгоняли из школы. Прилежание, кажется, вообще всем безразлично, тем более не «неуд» же, так, трояк. И класс у меня не выпускной, эти оценки никуда не идут — наплевать, короче. Дайте мне башню повыше, плевать оттуда буду.

Я уж совсем было собрался демонстративно пожать плечами и выйти, но тут стрельнула опасно острая мысль: но ведь если это так оставить, классная может потом пойти дальше! Сейчас — трояк по прилежанию, что бы это ни значило, а что через год? Два? Неуд по поведению? Не получится ли так, что это будет… не знаю, лишение медали какой-нибудь? Или аттестат незаслуженно синий? Да и вообще — чё за дела⁈ Тем более, что… «Голоснуть» на неё, что ли? Впрочем, нет. Классуха задумала явный беспредел, такое я должен уметь разруливать органическими методами, скажем так.

На пробу демонстративно покачал рукой с грамотой — раздался приятный гул колеблющегося ватмана. Лидия Антоновна в ответ хмыкнула, повернула журнал обратно к себе и скорчила властную рожу. Ну что ж, не я это начал.

— Если всё останется в таком виде, — начал я максимально скучным тоном, — на следующий день после окончания учебного года родители будут в кабинете директора с заявлением о переводе в Б-класс. А то и в другую школу, благо, в СССР их много. Кстати, чтоб вы знали, только что с тренером областной сборной у директора общались, специально из Свердловска приезжал, диплом вот привёз…

Снова значительно покачал рукой, послушал кайфовый звук и, не прощаясь, вышел.

Загрузка...