Нагаш бессмертный

Глава девятнадцатая Пастуший посох и скипетр

Через неделю после засады Алкадиззара лучшие наездники из племени Фаира гнали своих коней на юг, неся мрачные вести для царя Разетры. Воины племени везли с собой не только голову чудовища, убитого за пределами Ламии, а еще несколько свитков, которые они нашли при его обыске. Найденные письма раскрывали ужасную опасность, масштаб которой едва ли можно было сравнить с заговором кровопийц в стенах Ламии. Нагаш Узурпатор, Тиран из Кхемри, все еще ходил по этой земле через пятьсот лет после поражения в битве при Махраке. Оказалось, что тайный двор Нефераты как-то разузнал о том, что некромант выжил, и хотел объединиться с ним против других великих городов. К этим ужасающим доказательствам Алкадиззар добавил свое письмо, которое следовало переписать и распространить по всей земле, с призывом: к царским домам собрать армии и раз и навсегда очистить землю от ламийского зла.

Влиятельный царь, младший брат Алкадиззара, постаревший Азар, послал гонцов с письмами в каждый уголок Неехары. Разетра воспользовалась своей огромной и сложной сетью тайных договоров, заключенных много лет назад, чтобы призвать неехарских царей отправиться на Восток и как можно скорее привести войска в Золотую долину. Когда новости о Ламии стали известны везде, ни один правитель не посмел отказаться от своих обязательств. Тех царей, кто отказался бы подчиниться призыву, ждал бы жребий Ламии и война с другими великими городами.

Через полгода после того, как Алкадиззар разослал письма, армии городов отправились в путь. Условия договоров с Разетрой указывали не только время выдвижения каждой армии, но также их маршруты и количество припасов, которое следовало взять с собой. Каждый шаг являлся частью огромного и сложного плана, составленного Алкадиззаром, Азаром и опытными военачальниками Разетры таким образом, чтобы все союзники прибыли на равнину примерно в одно и то же время. Поскольку в случае нарушения договоров царей ждали большие штрафы, великие города достаточно быстро подготовили свои армии к войне. Разетрийцы извлекли хороший урок из финансовой вражды с ламийцами четыре века назад.

К концу года войска начали собираться на великой равнине. Первой появилась армия Разетры под предводительством наследника Азара, принца Херу. Десять тысяч единиц знаменитой тяжелой пехоты, две тысячи быстрых военных колесниц, запряженных худыми ящерицами из джунглей. Далее следовали жрецы-инженеры из Динары вместе со своими ужасающими военными механизмами для осады Ламии; сильные быки волочили за собой дюжину огромных катапульт, восемь баллист и четыре бронированных механизма для метания огня. В центре равнины их ждало удивительное зрелище – армия воинов племен пустыни, насчитывавшая восемь тысяч лучших наездников, облаченных в отполированную броню и колыхающиеся на ветру шелковые одежды. Дети далеких песков приветствовали принца Херу и царя Ливары, Ахменефрета, золотыми дарами, благоухающими маслами и вином и отправили усталых воинов в лагеря, подготовленные для них вдоль торговой дороги.

Через два дня, когда садилось солнце и вечерняя прохлада ложилась на лагерь, раздался призывный сигнал труб и звон серебряных колокольчиков. С песнями к Неру, богине луны, пришли около пяти тысяч воинов жречества из некогда Большого Города Махрака. Хурусанни, или Посвященные, как их называли, использовали оружие и методики обучения легендарных воинов – царских ушебти старых времен. Этот орден пришел на войну впервые за двести лет и радостно предвкушал битву со злом, которое таилось в Ламии. Молодые воины с бритыми головами заняли места вдоль дороги и весь оставшийся вечер медитировали и молились.

Через несколько – часов, когда Неру вознеслась над лагерем, воины трех армий услышали какие-то звуки, доносящиеся из тьмы на западе. Мужчины проверили свою броню и схватились за оружие; воины пустыни поскакали из лагеря на разведку. Ветераны и новобранцы с опаской переглядывались, вслушиваясь в громкий топот множества ног. Воины-жрецы Махрака начали петь молитвы о защите, чтобы отогнать голодных духов пустошей. Вскоре они увидели безмолвные белые фигуры, марширующие по дороге и сверкающие броней под лунным светом. Шлемы в форме шакальих голов олицетворяли Джафа, бога мертвых. Это были легендарные Стражи Гробниц из Кватара: пять тысяч тяжелых пехотинцев, ведомых их царем, Небунефром, Лордом Гробниц.

После прибытия воинов из Кватара все армии устроились вдоль торговой дороги, чтобы дожидаться остальных западных войск. В течение следующих нескольких дней они задержали два небольших каравана, нагруженных товарами для рынков Ливары и Махрака. Ламийские торговцы были схвачены, а все самые полезные товары стали достоянием трех армий.

В конце недели на западе показались длинные хвосты пыли. Через два дня в лагерь вошли колонны из десяти тысяч кавалеристов Нумаса во главе с царицей Оморосой. Пустынные воины сопровождали кавалерию по обе стороны дороги, гарцуя на своих небольших, но шустрых скакунах и подшучивая над серьезными наездниками. Позади под бой литавр шагали воины Железного легиона Ка-Сабара; пятнадцать тысяч тяжело бронированных копейщиков и четыре тысячи лучников с покрытыми коричневато-желтой пылью потными лицами шли среди кавалерии Нумаса. Их царь Атен-сефу шагал в переднем ряду вместе с остальными уставшими от долгого пути воинами, и его броню практически нельзя было отличить от доспехов спутников.

На следующий день – на целую неделю раньше графика – пришла армия из Зандри. Две тысячи лучников, четыре тысячи копейщиков и еще пять тысяч бледнокожих северных наемников добрались на огромном корабле по реке Жизни до северо-западного края Золотой долины, а затем шли по труднопроходимой суше до места общего сбора. Их царь, Рах-ан-атум, принес с собой богатые дары из золота и серебра для собравшихся царей, а также колье из чистейшего жемчуга для царицы Оморосы – явная демонстрация процветания города и будущего влияния.

За семь дней из разных городов прибыли более шестидесяти тысяч воинов – непревзойденный подвиг тщательного планирования и координации в истории Неехары. Оставалось дождаться только армию Кхемри, хотя некоторые цари – особенно Рах-ан-атум – сомневались, что она принесет какую-то пользу. Живой Город превратился в жалкую колонию Разетры, которой в последние четыреста лет управляли поколения визирей. Тяжелый процесс восстановления города длился уже очень долго, и конца ему не было видно.

На рассвете дня ожидаемого прибытия армии Кхемри спящие воины проснулись от фанфар, за которыми последовали торжествующие возгласы с западной торговой дороги. В полудреме солдаты выходили на утренний холодный воздух, и перед их взорами предстала яркая и пестрая процессия из двух сотен колесниц, въезжающих в лагерь, каждой из которых управлял лорд одного дома аристократов Кхемри. Благородные лорды и их стражники прибыли без оружия и брони, зато облачились в свои лучшие одежды. Проезжая мимо, они бросали огорошенным солдатам горсти монет, смеясь и выкрикивая: «Алкадиззар! Алкадиззар!».

За колесницами следовала легкая пехота, вооруженная метательными дротиками и облаченная в традиционные белые туники и отполированную кожаную броню, а позади шли ряды копейщиков. Шесть тысяч пехотинцев, а также две тысячи рабов, вооруженных пращами и короткими мечами. Небольшая, по военным меркам, армия Кхемри шествовала с высоко поднятыми головами и с именем Алкадиззара на устах. За воинами ехала вереница повозок, каждая из которых была выкрашена в праздничные цвета и нагружена вином и дарами. Именно в этот день люди Живого Города решили похвастаться своими богатствами перед другими городами и поделиться своей радостью – ведь именно этого момента они ждали со дня рождения старшего сына царя Атен-Херу сто пятьдесят лет назад.

Кхемри снова обрел своего царя.

С самого своего детства Алкадиззар мечтал о том дне, когда он станет царем. Он представлял себе залитые солнцем улицы, запруженные радостными жителями, сверкающие от разбросанных монет и благоухающие маслами, а в древнем дворце, воздвигнутом самим Сеттрой, идет торжественная церемония коронации в окружении друзей и благородных союзников. Люди праздновали бы и пировали целую неделю; жители города приходили бы каждый день, чтобы выразить свое почтение, возложить подарки у его ног и восхвалять его имя. Принцессы из дальних городов приходили бы к нему, пытаясь его очаровать и мечтая стать его царицей.

– Не двигайтесь, о великий, – сказал жрец, крепко схватив Алкадиззара за подбородок и пробуждая его от грез. Кончик пальца, покрытый густой черной краской, приближался к его левому глазу. – Пожалуйста, посмотрите вверх всего лишь на мгновение.

Алкадиззар посмотрел вверх. Краска оказалась теплой и зернистой и пахла древесным углем. Казалось, будто жрец нарочито медленно и беспощадно втирал краску в его нижнее веко. Он сжал зубы, пытаясь не шелохнуться, а потом прижал руки к бокам, пока еще двое жрецов суетились с накрахмаленной юбкой по колено, которая плотно облегала его бедра. Он не сделал ни шага с тех пор, как надел эту юбку, а она уже начала натирать.

Воздух внутри палатки был не лучше, чем снаружи, и пах конским навозом, кулинарным салом и тысячами немытых тел. Несколько рабов суетились вокруг с опущенными глазами и блестящими от пота головами – они закрывали сундуки, сворачивали ковры и выносили пустые стулья, которые войдут в общий груз армии. Фаир и принц Херу стояли в углу палатки, сосредоточенно изучая карту, развернутую на последнем оставшемся столе. Снаружи воздух сотрясался от громких приказов, скрипа колес и рева быков – огромная армия продолжала сворачивать лагерь. Время похода на Ламию нельзя отсрочить, что бы ни говорили другие цари.

– Если погода не изменится – а этого ничто не предвещает, – авангард армии дойдет до гарнизонов Ламии у восточного края равнины через три недели, – сказал принц Херу. – Насколько близко мы можем подобраться, не рискуя столкнуться с конными патрулями на торговой дороге?

Фаир усмехнулся.

– Весь прошлый год мы убеждали ламийцев в том, что им лучше запереться в своих крепостях, – сказал он. – Если пройдете последние тридцать миль ночью, то они вас не заметят.

Херу взглянул на Фаира:

– Ты уверен? Вся наша кампания зависит от того, удастся ли нам занять восточный проход, – сказал разетриец. – Если ламийцы получат предупреждение о том, что мы в пути, они могут бросить несколько тысяч людей в эту брешь и сдерживать в десять раз больше воинов.

– Доверяй Фаиру, – вмешался Алкадиззар. Он попытался ободряюще кивнуть вождю пустыни, но жрец по-прежнему держал его подбородок мертвой хваткой. – Племена знают Золотую долину лучше, чем кто-либо из нас, и они сделали все, чтобы отвлечь от нас Ламию. Они перехватывали все сообщения от агентов Нефераты с того дня, как начали собираться армии, и нападали на каждый патруль, который ламийцы пытались отправить по торговой дороге. Мы у них в большом долгу за все их подвиги.

Фаир принял похвалу серьезным кивком. Последние десять месяцев выдались очень неспокойными и для вождя, и для всех племен пустыни. Откровения будущего царя повергли племена в хаос. Фаир очень сильно разозлился на Алкадиззара за долгие годы обмана, а когда правда стала общеизвестной, несколько недружественных вождей попытались представить Фаира в качестве соучастника во лжи принца. Но вмешалась Офирия, рассказав о клятве Алкадиззара и объявив пришествие принца исполнением пророчества Сеттры.

После этого развернулись нешуточные политические интриги. Узнав о Неферате и о возвращении Нагаша, вожди понимали, что скоро начнут дуть ветра войны. Племенам следовало объединиться под одним предводителем впервые после смерти Шахида бен Алказзара, последнего князя Бхагара. Тогда высоко в горах на северной границе равнины собрались вожди, чтобы обсудить, что им делать. Через семь дней явилась Дочь Песков и объявила всем, что Фаир аль-Хасим нарекается князем Файсалом, первым среди вождей бани-аль-Ксар. Фаир принял титул с необычайной скромностью и тактом и быстро завоевал доверие всех вождей, кроме самых непримиримых своих соперников, и с тех пор без устали готовил племена к грядущим событиям.

Со временем Фаир простил Алкадиззару его ложь, однако в их отношениях появилась трещина, которая так никогда и не исчезла. Алкадиззар настоял на том, чтобы вождь вошел в число его ближайших советников, но теперь они виделись редко. Из всех утрат, которые ему пришлось понести в своей жизни, потеря дружбы и уважения Фаира оказалась для принца самой болезненной.

– В ночь перед прибытием авангарда мои воины захватят гарнизоны, – продолжал Фаир. – В двух из них, которые охраняют проход, мы займем позиции; остальные будут сожжены. Тогда ваши отряды смогут беспрепятственно пройти через него и занять дальний край равнины.

Херу оценивающе оглядел вождя и пожал плечами;

– Если все так и произойдет, мы будем у стен Ламии через двадцать три дня. Что нам известно о состоянии ламийской армии на данный момент?

Слуги украсили кисти принца золотыми браслетами, а на талию надели пояс из тяжелых золотых звеньев. Жрец угодил пальцем с краской ему в глаз, и Алкадиззар почувствовал жжение.

– Мы превосходим их числом, это уж точно, – сказал он сквозь сжатые зубы. – К тому же, мягко говоря, у них никудышные воины. Они способны некоторое время сдерживать натиск, но, когда ливарцы пробьют брешь, у них не останется шансов.

Наконец жрец закончил наносить краску, и Алкадиззар со вздохом отвернулся от него.

– А что насчет драконьего порошка? – спросил Херу.

– С конца прошлой войны ламийцы не сформировали ни одного отряда из людей-драконов, – сказал Алкадиззар. – Это означает, что у них драконьего порошка не осталось. – Он многозначительно посмотрел на Фаира. – Нам стоит побеспокоиться о Неферате и ее приспешниках.

Херу скривился. Ему довелось одним из первых лицезреть отрубленную голову чудовища.

– И сколько там подобных существ?

Алкадиззар с запозданием понял, что жрецы сделали шаг назад, чтобы изучить свою ручную работу.

– Если честно, не знаю, – ответил он Херу. – Немного, иначе нам стало бы известно о них гораздо раньше. Надеюсь, их по пальцам можно пересчитать. А если и так, кто знает, скольких из нас они смогут убить, если мы не будем осторожны.

Дверь палатки снова откинулась, и вошел жрец.

– Пора, – сказал он.

– Принц Алкадиззар готов, – ответил старший жрец.

Будущий царь с неудовольствием оглядел свои голую грудь и руки.

– Кажется, будто на мне совсем нет одежды.

Херу рассмеялся.

– Это традиция, – подмигнул он. – В Кхемри, на самом краю Великой пустыни, люди выглядят так гораздо естественнее.

Фаир фыркнул:

– Ни один житель пустыни в здравом уме не появится в таком виде на публике. Он похож на дитятю-переростка.

Они вместе рассмеялись над этими словами, а жрецы нервно поежились. Херу заметил их смущение и указал Алкадиззару на выход.

– Я за тобой, дядя, – сказал он. – Чем быстрее закончится церемония, тем раньше ты сможешь облачиться в свою одежду.

Жрец поспешил откинуть дверь палатки, впустив порыв пыльного воздуха. Алкадиззар оказался в шумной суматохе подготовки армии к пути. Кто-то нес сундуки или глиняные кувшины, другие шагали куда-то компактными группами в полной броне и с оружием наготове. Третьи растерянно сновали по торговой дороге в поисках своих отрядов, не успев облачиться в свое полное военное снаряжение. Люди смеялись и ругались, выкрикивали приказы или в замешательстве топтались на месте. Над лагерем стояло облако пыли, которое поднялось из-под тысяч ног. Никто не обращал ни малейшего внимания на Алкадиззара и его свиту. Он ошеломленно оглядывался кругом, пытаясь подавить внезапное желание чихнуть.

– Прошу сюда, о великий.

Старший жрец торопливо семенил рядом с Алкадиззаром, указывая на узкий проход, ведущий на юг между рядами палаток. Чувствуя себя быком, которого селянин выставляет на продажу, он позволил жрецам вести себя вперед. Херу и Фаир шли рядом с ним.

Юный принц искоса взглянул на дядю и сочувственно улыбнулся.

– Не совсем то, чего ты ожидал, – сказал он.

Алкадиззар скривился:

– Признаю, кое-чего не хватает. Города, например. Ликующих подданных. Процессии колесниц. – Он хмуро взглянул на жрецов. – Почему нет хотя бы колесниц?

– В авангарде армии они нужнее, – усмехнулся Херу. – Впрочем, мы могли бы собрать для тебя несколько отрядов копейщиков и приказать им радостно ликовать, если тебе от этого будет лучше.

– А как насчет группы танцовщиц? Найдутся они в рядах нашей армии?

Херу насмешливо поднял брови:

– Ты за кого нас принимаешь? За кучку испорченных ламийцев? Послушай, ведь все не так плохо. Мне удалось уговорить жрецов обойтись не более чем формальной церемонией. А иначе мы бы не закончили к закату.

К удивлению Алкадиззара, Фаир сердито взглянул на жрецов и пробурчал:

– Не лучший способ начать правление, но этого нс избежать. Армии нужен сильный лидер, а другие цари не будут повиноваться обычному принцу, кем бы он ни был.

– Знаешь, сколько всего я вытерпел от Зандри и Нумаса? – добавил Херу. – Они жаловались на все – от своего места в порядке марша до количества тележек, выделенных для их грузов. Представь, что они будут вытворять, когда мы разобьем лагерь под Ламией.

Алкадиззар поднял руки в знак капитуляции.

– Знаю, знаю, – ответил он.

Он понимал, что Рах-ан-атум и Омороса будут стараться утвердить свой авторитет на каждом шагу. Последнее, чего они хотели, – чтобы Кхемри вернул себе былую власть, поэтому они будут пытаться любыми способами ослабить его. Решить первоочередные проблемы кампании недостаточно; чтобы добиться успеха, ему нужно подготовиться к трудностям, которые возникнут в грядущие месяцы и годы. Не в первый раз Алкадиззар послал молитву благодарности духу своего давно умершего наставника Джабари.

Жрецы отвели его в дальний конец тропы. Позади последнего скопления палаток растянулось широкое поле вытоптанной земли, изрытое копытами лошадей и колесами тележек. Еще дальше, колыхаясь наподобие пустынного миража, стоял белый павильон, окруженный безмолвной и внимательной толпой из приблизительно ста человек.

Старший жрец махнул рукой, чтобы остановить процессию, и опытным взглядом оценил высоту солнца.

– Теперь немного медленнее, о великий, – сказал он с удовлетворенной улыбкой.

Он хлопнул в ладоши, и остальные жрецы быстро сформировали ряды слева и справа от Фаира и Херу. Когда все встали на свои места, жрец воздел руки к солнцу, и сразу послышались радостные возгласы, сопровождаемые громом кимвалов и серебряных колокольчиков. Старшие жрецы с серьезным выражением лица кивнули и направились к павильону ровным, размеренным шагом.

Мысли и чувства смешались в голове Алкадиззара. Он думал, что должен быть счастлив. Настал момент, которого он ждал всю свою жизнь. Но он думал лишь о тысяче и одной задаче, которые следовало решить здесь и в Ламии. Как принц ни пытался насладиться этим моментом, он никак не мог сосредоточиться.

В молчании они пересекли почти половину ноля, сощурив глаза из-за поднявшейся ныли, когда Херу внезапно произнес:

– Ну что, ты когда-нибудь подумывал о том, чтобы завести жену?

Алкадиззар моргнул, очнувшись от размышлений.

– Сначала разделаемся с этим, а потом уже подумаем о женитьбе, хорошо?

Херу усмехнулся.

– Просто пытаюсь поддержать разговор, – сказал он. – Знаешь, согласно традициям, тебе нужно жениться на дочери Ламии.

– Неужели? – насмешливо отозвался Алкадиззар. – Мои ламийские учителя ни разу не говорили об этом.

Херу рассмеялся:

– Я имею в виду, что этой традицией можно и пренебречь. Только если ты не собираешься продолжать чтить древние узы Кхемри с Ламией после того, как не оставишь от нее камня на камне.

– Если так будет, то и традиция становится бессмысленной, – сухо сказал Алкадиззар.

– Именно, – ответил Херу. – Отец хочет, чтобы ты выбрал кого-то из Разетры. Это в какой-то мере усилит узы между Востоком и Западом. Или же ты можешь взять кого-то из Зандри или Нумаса. В таком случае изменится очень многое.

– Лучше я женюсь по любви, чем ради политической выгоды.

– Очень смешно, дядя.

Алкадиззар вздохнул.

– Если тебе так хочется знать, – сказал он, искоса взглянув на Фаира, – я собираюсь взять в жены женщину из племен пустыни.

Глаза Херу расширились от удивления.

– Вот оно что, – дипломатично сказал он.

Очевидный вопрос прозвучал из уст Фаира:

– Зачем тебе это?

Голос Фаира прозвучал напряженно, будто вождю послышалась в словах будущего царя насмешка.

Алкадиззар посмотрел в глаза старого друга.

– Потому что это мой народ, – сказал он. – Я связан с ним кровью и честью. Эти узы для меня важнее всего на свете.

Его ответ удивил Фаира.

– Что ж, – произнес тот, чуть не потеряв дар речи. – Почему бы и нет. Но тебе придется найти поистине отчаявшуюся женщину, которая согласится выйти за такого отвратительного наездника, как ты.

– Не обязательно отчаявшуюся, – возразил Херу, хитро сверкнув глазами. – Быть может, просто… глупенькую.

Фаир задумчиво почесал бороду.

– В племени бани-аль-Шават есть женщина, которую лошадь лягнула в голову…

Старший жрец, шедший перед ними, внезапно остановился. До павильона оставалось около двадцати ярдов, и Алкадиззар уже видел выражения лиц кхемрийцев, которые собрались лицезреть его восхождение на престол. Среди них стояли как богато одетые аристократы, так и обычные солдаты, выстроившись плечом к плечу, чтобы приветствовать своего нового царя. Многие не сдерживали слезы, сияя от гордости и воспевая древние песни во славу Птра, Великого Отца и покровителя их города.

Из середины поющей толпы вышел высокий человек в белом плаще из сверкающей позолоченной ткани. В правой руке он держал высокий посох. Кончик посоха венчала золотая сфера, которую несли на своих плечах четыре сфинкса, стоящие на задних лапах, – символ Птра, Великого Отца. В лучах полуденного солнца символ сиял так ярко, что чуть не ослеплял окружающих. Шепсуамун, верховный жрец Птра, вышел из толпы и присоединился к ожидающей процессии. Он поклонился старшему жрецу, который тоже ему поклонился и быстро отошел в сторону. Верховный жрец занял место старшего жреца во главе процессии, коротко улыбнувшись Алкадиззару, после чего повернулся в сторону павильона.

Ликующая толпа стихла. Позади Алкадиззара шум военного лагеря превратился в глухой гул. Внезапно он почувствовал жар солнца на своей голове и прикосновение пыльного ветра к плечам и лицу.

По какому-то невидимому сигналу толпа вокруг павильона раздалась влево и вправо, и он увидел коренастого мужчину средних лет в платье из парчи, голову которого венчал золотой обруч Главного визиря Живого Города. Его звали Инофр, последний из многовекового рода регентов, которые восстановили Кхемри из руин, пока Алкадиззар жил заложником в Ламии. Прижав руки к груди, он закричал чистым и мощным голосом:

– Внемлите! Жители города просят помощи у пылающих песков и духов ночи! Они собрались перед троном, чтобы впитать мудрость богов, однако он пустует! Где великий царь?

Толпа воздела руки к небу, принимая участие в этом древнем обряде.

– Великий бог солнца, где наш царь?

Шепсу-амун поднял сверкающий посох Птра и дал ответ:

– Юный царь Тхутеп ушел в закат и теперь живет с духами своих предков, ожидая дня, когда сыны человечества сбросят узы смерти.

– Кто тогда поведет нас? – вопросил Инофр. – Враги города и сегодня угрожают нам. Неужели Великий Отец покинул нас?

После этих слов верховный жрец отвел назад плечи и рассмеялся. Насыщенный, радостный смех украсил этот серьезный обряд.

– Не бойтесь, жители города, Птра слышит вас! Он отправил достойного и храброго человека, который будет вести вас в эти темные времена.

– Кто этот человек? – спросил Инофр.

– Алкадиззар! – гордо объявил Шепсу-амун. – Принц царской крови, сын Атена-херу, царя Разетры.

– Алкадиззар! – вторила толпа. – Алкадиззар!

Инофр сделал знак.

– Тогда пусть он выйдет к нам и примет орудия правления и почести своего народа!

Верховный жрец кивнул и торжественной походкой двинулся к белому павильону. Алкадиззар следовал за ним, не в силах унять стремительное биение сердца. Ему казалось, будто на его плечи взгромоздили огромный груз. Инофр велел ему смотреть только перед собой, но он не мог не оглядываться по сторонам, встречая взгляды людей вокруг себя. Мой народ, думал он. После стольких лет жизни среди племен эта мысль казалась ему невероятной.

Внезапно Шепсу-амун подошел к Алкадиззару слева, и принц понял, что стоит перед троном из темного отполированного дерева. Трон Кхемри, реликвия древних времен, которую вывезли из лагеря Узурпатора в битве при Махраке разетрийцы и вернули в Живой Город много веков спустя. На троне лежали церемониальные символы правления – миниатюрный пастуший посох с крюком из чистого золота на конце и сверкающий скипетр, который венчал золотой диск солнца.

Алкадиззар сделал глубокий вдох и протянул руку к скипетру. Рукоятка оказалась теплой и удобно ложилась в ладонь. Потом он взял крюк и скрестил два предмета у сердца. После этого, двигаясь, словно во сне, он сел на трон Сеттры. Тогда верховный жрец повернулся к толпе:

– Царь пришел! Люди Кхемри, взгляните на избранного Птра и возрадуйтесь!

Пронзительные возгласы радости раздались в воздухе. Сидя на троне, Алкадиззар видел не только небольшую толпу, но и все поле, где огромная армия собирала лагерь. Это зрелище потрясло его больше, чем само восшествие на трон.

Алкадиззар встал на ноги. Великий визирь снова поклонился.

– Чего ты желаешь, о великий? – спросил он.

Царь бесцеремонно отдал крюк и скипетр в руки Инофра. Прежде чем армия сможет встать на ночлег в следующий раз, им предстоит тяжелая дорога, а потом вместе с Херу и другими правителями нужно будет в течение многих часов обсуждать план нападения. Если ему повезет, пир в честь коронации будет состоять из пресного хлеба и чаши разбавленного вина. Эта мысль заставила его улыбнуться.

– Приведите мою лошадь… и принесите нормальную одежду, – сказал царь. – Нас ждет много работы.