Нагаш бессмертный

Глава десятая Обездоленные

Лорд Ушоран медленно обошел обрызганный кровью деревянный каркас, изучая человека, который висел на кожаных ремнях. Бессмертный поджал губы и прикоснулся к круглой головке длинной золотой иглы, которая торчала из места, где шея человека переходила в плечо. Он легонько повернул иглу, и тело жертвы напряглось в мучительной агонии. Из его изорванных губ исторгся тихий стон; спина выгнулась, и он приподнялся с центральной опоры каркаса. На его груди и плечах напряглись мышцы, с которых содрали кожу, и по оголенному туловищу полились ручейки свежей крови.

Владыка Масок улыбнулся и провел длинным языком по кончикам своих клыков. Как же он жалел о том, что много веков назад не изучил внимательнее книги Нагаша, когда они впервые оказались в руках царя Ламашиззара. Друкаям, учителям некроманта, не было равных в искусстве причинения боли.

Ушоран снова и снова обходил кругами человека, шумно шлепая своими сандалиями по лужам темной крови, покрывавшим мраморный пол. В комнате висел тяжелый запах смерти, который не могли затмить благовония, горевшие рядом с пьедесталом в дальнем конце комнаты. Когда-то Зал благочестивых размышлений служил местом, где царица Ламии появлялась в священные дни, чтобы благословить свою семью и самых важных аристократов города. После создания храма и тщательно продуманных ложных похорон Нефераты зал стал ее тронной комнатой, где она продолжала править Ламией через свой Бессмертный суд.

Все это кануло в небытие после предательства Убайда и исчезновения Алкадиззара. Теперь зал мало чем отличался от склепа, где царица планировала свою месть. Пространство перед пьедесталом было заставлено инструментами пыток: деревянными каркасами и бронзовыми клетками, бочками со смолой и столами, усеянными наводящими ужас иглами, крюками, пилами и ножами. Здесь воняло, как на скотобойне. Вот уже несколько лет на мраморный пол почти беспрестанно изливались реки крови, конца которым не было видно.

Владыка Масок медленно досчитал до пяти и снова повернул иглу. С прерывистым стоном человек прогнулся в деревянном каркасе, не в силах унять дрожь в руках и ногах. Согласно информации от агентов, перед мим висел кожевник; по его тонким лисьим чертам лица и темной обветренной коже Ушоран догадался, что этот человек произошел из пустынных племен Дальнего Запада. За последние годы такие, как он, часто приходили в город в поисках любой работы в квартале Торговцев. Большинство стали ворами – этим ремеслом пустынные кочевники хорошо владели, – но этот нес с собой кожаную сумку с инструментами, когда люди Ушорана поймали его на улице. Быть может, он слишком долго засиделся в своей лавке, заканчивая работу над ремнем или парой ботинок для хозяина каравана или капитана корабля, или же решил заскочить в один из местных винных магазинчиков и потерял счет времени. А может, он только недавно появился в городе и не знал о том, что с наступлением темноты на улицах лучше не показываться. В эти дни большинство людей не показывались в квартале Торговцев или у пристани в ночное время – конечно, если они ценили свою жизнь.

Ушоран замер на несколько секунд, внимательно прислушиваясь к затрудненному дыханию. Нужно уметь замечать, какую боль испытывает человек и насколько ясен его разум в тот или иной момент. Когда начинающий некромант посчитал, что пришло подходящее время, он встал перед деревянным каркасом и взялся за узкий подбородок жертвы. Ушоран с удовольствием заметил, как человек дернулся от этого прикосновения. Он поднял подбородок несчастного, чтобы взглянуть в его глаза.

– Сколько это будет длиться, зависит только от тебя, – сказал Ушоран. – Ты понимаешь? Ответь на мои вопросы, и все закончится.

Человек на каркасе сделал прерывистый вдох. Из его губ исторгся жалобный вой.

– Не надо, пожалуйста… Я не знаю, – прошептал он едва слышно.

Пальцы Ушорана сильнее сжали челюсть несчастного.

– Нет-нет, – медленно сказал он, как учитель – незадачливому ученику. – Ты ведь умный парень. Думай. Этого человека уже видели в квартале Торговцев; он высок и широк в плечах, у него хватка кузнеца. Скорее всего, он был одет как обычный горожанин, а может, и как попрошайка, – но он красив и говорит, как аристократ. Такому человеку ведь нелегко скрыться в толпе, правда? Возможно, ты замечал его мельком. Просто скажи, где и когда. Вот и все.

Кожевник моргнул, широко раскрыв глаза, не в силах сосредоточить взгляд на чем-то. Он застонал, издав звук, который шел из самых глубин его души. Слезы отчаяния показались в уголках его глаз.

– Пожалуйста, – взмолился он. – Я не знаю. Я… я клянусь! Почему… почему вы не верите м-мне?

Ушоран разочарованно усмехнулся. Этот глупец слишком горд, чтобы лгать, даже ради спасения от страданий. С ним можно развлекаться еще много часов, пока выдерживает сердце. Тщательно скрывая признаки наслаждения, Владыка Масок повернулся к пьедесталу.

– Он упрям, о великая, – сказал Ушоран той, что восседала на древнем деревянном троне. Владыка Масок пожал плечами. – С другой стороны, быть может, он говорит правду. Отпустить его?

Неферата изучала измученного человека с жутким змееподобным спокойствием бессмертной. Она не носила свою золотую маску с того самого дня, когда ее предал Алкадиззар, и ее бледное, потустороннее лицо отдавало холодом и беспощадностью пустынной ночи. Кроме того, вечная царица отказалась от роскошной обстановки храма; ее белое шелковое платье потускнело и истрепалось, рукава и подол покрылись слоями грязи и застарелыми пятнами крови. По правде говоря, она походила на труп, только что выкопанный из могилы, а немигающие глаза светились ненавистью к проклятому человечеству.

У подножия обрызганного кровью пьедестала за этим спектаклем с угрюмым неодобрением наблюдал лорд Анхат. Он оставался единственным членом Бессмертного Суда, который все еще участвовал в государственных делах, управлении городом и его деловой жизни через министров и аристократов. Одержимость Нефераты юным принцем плохо сказалась на ее взаимоотношениях с Анхатом, который когда-то был ее верным союзником в Суде. До этих самых дней он поддерживал основной костяк своего Совета, принимал государственные решения и уже не делал вид, будто советуется с царицей. Когда-то любезный аристократ стал холодным и замкнутым и смотрел на всех окружающих с подозрением и надменностью.

Возможно, тому виной время, размышлял Ушоран. С каждым годом наша власть разрастается, думал он, как и наши аппетиты. Увеличиваются территории, и мы все строже охраняем свои привилегии. Совсем скоро мы станем чересчур жадными, и паранойя не позволит нам делить город друг с другом – что будет тогда?

Анхат скрестил руки и взглянул на несчастного глупца, закрепленного на каркасе.

– Это нелепо, – фыркнул он. – Неужели вы потеряли счет времени? С его исчезновения прошло не пять недель и даже не пять месяцев. Прошло целых пять лет. И с тех пор о нем ни слуху ни духу. Вполне вероятно, что он уже лежит в могиле где-нибудь в Золотой долине.

Неферата уставилась на Анхата уничтожающим взглядом. Ушоран прочистил горло.

– Никакие факты не говорят об этом, – вмешался он. – С момента исчезновения принца Разетра не посылала нам никаких запросов. Очевидно, он каким-то образом связался с ними…

– Тогда как главный шпион ты должен знать, где он находится! – огрызнулся Анхат. – В Кхемри до сих пор нет царя. Ты думаешь, что он вытирает столы в какой-нибудь таверне квартала Путешественников? – Он обернулся к Неферате. – Что во всем мире может быть для него важнее, чем корона Живого Города?

– Алкадиззар здесь, – заявила Неферата холодным и твердым как камень голосом. – Я знаю это. – Она наклонилась вперед, сжав руками подлокотники своего трона. – Спроси его снова, – зашипела она на Ушорана. Сдирай с него кожу, пока он не скажет правду.

Рано или поздно он выдаст нам свои тайны. Все они начинают говорить.

Ушоран поклонился царице и снова повернулся к столу, усеянному начищенными до блеска инструментами. Он слышал, как позади Анхат с отвращением что-то проворчал и с порывом ледяного ветра покинул зал.

Владыка Масок выбрал длинный зазубренный клинок и проверил его лезвие. Человек на каркасе начал слабо дергаться в своих путах.

Неферата права. Рано или поздно этот несчастный заговорит. Он скажет что угодно, чтобы прекратить свои мучения, заставляя царицу гнаться за очередным нелепым слухом. И оргии крови и боли не будет конца.

Возвращаясь к своему ремеслу, Ушоран молчаливо надеялся, что потерянный принц никогда не заявит о себе.

Медленно двигающийся но Золотой долине караван поднял завесу густой пыли, которая растянулась на полмили вдоль прямой, будто стрела, торговой тропе. В зловещем свете заходящего солнца стена пыли покраснела, поэтому ее можно было видеть на множество лиг к северу и югу.

Любой стоящий разбойник мог быстро научиться рассчитывать размер и скорость каравана но пыли, которую тот поднимал. Этот караван двигался со скоростью меньше мили в час, а значит, состоял из перегруженных повозок, которые тащили медленные быки. Полмили пыли – это немного. Огромные караваны со специями, которые выходили из города каждые три месяца, оставляли след, растягивавшийся на лигу, а то и больше, в зависимости от силы ветра. Алкадиззар посчитал, что караван состоит из не более чем дюжины повозок, а также из эскорта спереди и по бокам. Они покинули город к вечеру – слишком поздно, – поэтому к ночи окажутся достаточно далеко от ламийских гарнизонов на восточном краю равнины. Легкая добыча для разбойничьих шаек, которые знали свое дело; либо хозяин каравана выжил из ума, либо все было не так просто.

Нават бен Хазар не разделял волнения Алкадиззара. Главарь разбойников нетерпеливо ерзал в седле, растянув беззубую улыбку от уха до уха.

– Осталось совсем недолго, – сказал он с хриплым смешком. – Они наверняка нападут на караван перед заходом солнца, когда эти глупцы будут разбивать лагерь и пить вино. – Он повернулся и взглянул на Алкадиззара, который вел свою лошадь в паре шагов позади и немного справа от Навата. Темные глаза главаря блестели под лохматыми седыми бровями. – Помяни мои слова, хутуф. Сегодня в наших кошельках будет золото, а в животах – мясо.

Принц рассеянно кивнул, сосредоточившись на полосе пыли, плывущей по северному горизонту. Разбойникам он представился Убайдом, бывшим солдатом и изгнанником Разетры, но Нават называл его – и любого другого человека, который происходил не из племен Большой Пустыни, – просто хутуфом. На диалекте племен это означало «домашний пес» – этим словом называли избалованных питомцев торговцев и других сытых, праздных жителей города. Нават не позволял своим людям забыть, что сам он произошел из другого рода. Он называл себя назиром и знал своих предков до великих вождей бани-аль-Ахтар, самых свирепых из пустынных кланов. Он был стройным и выносливым, его кожа потемнела и обветрилась за годы, проведенные под безжалостным солнцем. И хотя он носил простые хлопковые одежды ламийского покроя – похищенные из сундука торговца специями и выпачканные дорожной пылью, – он никогда не снимал широкий кожаный пояс пустынного наездника. На потрескавшемся поясе он делал отметины, которые обозначали количество битв, в которых он сражался в качестве воина племени, а также убитых людей – одна отметина за двадцать смертей.

Алкадиззар и не думал сомневаться в словах Навата. За пояс главаря разбойников были заткнуты два клинка с рукоятками из слоновой кости, а также блестящий изогнутый меч, излюбленное оружие воинов племен. Старый разбойник сидел в седле украденной лошади так легко, будто родился в нем, и даже мог посоревноваться с Алкадиззаром в искусстве наездника. Но он сомневался, что Навата изгнали из племени за любовную связь с дочерью вождя, как тот часто хвалился. Он подозревал, что дело скорее в характерных черных пятнах от корня лотоса, покрывавших немногочисленные оставшиеся зубы разбойника.

По всему было понятно, что дни славы Навата остались позади. Его банда состояла из двадцати голодного вида мужчин и женщин, облаченных в разномастные грязные лохмотья. Большая часть шайки шла пешком, а Нават и лучше остальных вооруженные разбойники сидели на худых лошадях, украденных во время предыдущих набегов. В качестве оружия многим бандитам служили лишь сучковатые дубины или тупые бронзовые ножи; никто не носил хоть что-то напоминающее броню. У них не было ни луков, ни копий – ни далее простой кожаной пращи, как у пастухов. Алкадиззар никогда в своей жизни не видел столь жалкой кучки мнимых бандитов, которые питались тем, что им оставалось от более крупных и сильных банд, – зато это единственные отверженные во всей Золотой долине, которые отчаялись настолько, чтобы принять его в свои ряды.

Пять лет назад Алкадиззар думал лишь о том, чтобы поскорее бежать из Города Зари и предупредить Неехару о зле, которое притаилось в глубинах храма Крови. Ирония заключалась в том, что лишь благодаря ужасному эликсиру Неехары ему удалось выжить после долгого падения из окна; доскональное знание царского дворца позволило ему избежать стражей и тихо проникнуть в город. К тому времени уже отчаянно били сигнальные гонги и ошеломленная городская стража тщательно обыскивала улицы с дубинками наперевес. Первый день на свободе принцу пришлось провести, скрючившись в огромной церемониальной урне на заднем дворе гончарной мастерской; и все это время он дрожал, пытаясь своим ослабевшим разумом справиться с шоком, чтобы как следует все обдумать.

Неферата быстро и решительно отреагировала на побег Алкадиззара. В течение дня она бросила все силы на его поиск, и несколько раз он слышал из своей урны, как гончар с сыном ожесточенно спорили с городскими стражниками, которые обыскивали лавку. Принц пытался отнестись к этому, как к очередному испытанию, которому подвергал его Хантшур, учитель по военному ремеслу. Ты оказался в глубоком вражеском тылу лишь в легкой одежде, а за тобой объявши охоту. Найди способ выбраться и вернуться к своим людям.

Проще сказать, чем сделать. Алкадиззар остался без оружия и без золота – он даже ходил босиком. И хотя его одежды испачкались и изорвались, богатый белый шелк обязательно привлечет внимание стражей города. К тому же, скорее всего, описание его внешности уже попало к людям на пристани и у городских ворот; возможно, за его поимку уже объявили награду. Хуже того, его ближайшие союзники находились в Разетре, в сотнях лиг отсюда. Даже если ему удастся выбраться из города, все равно пришлось бы пройти длинный и суровый путь к родному городу.

К концу первого дня Алкадиззар пришел к выводу, что в ближайшее время выбраться из Ламии у него не получится. Ему нужно ждать благоприятного момента и набираться сил, пока поиски не прекратятся. Той ночью он вылез из своей урны и тихо забрался на крышу гончарной мастерской, где сушилась только что постиранная одежда. Алкадиззар взял одно из платьев сына ремесленника, поклявшись себе когда-нибудь отблагодарить эту семью, а затем прошмыгнул на людную улицу. Испачканные белые одежды он оставил где-то в проулках квартала Путешественников – так он надеялся убедить городскую стражу, что покинул Ламию с одним из торговых караванов. Вместо этого принц отправился в многолюдные районы у пристани, чтобы заработать немного денег.

На протяжении почти восьми месяцев Алкадиззар, принц Разетры и будущий царь Кхемри, жил как портовая крыса среди ламийских доков. Он искал, чем бы поживиться, прямо на улице и воровал; играл в кости и пил кислое пиво в вонючих пивных, в которые не смели входить городские стражники. Он впервые убил человека в жестокой уличной драке, когда группа моряков пыталась затащить его на свой корабль. Некоторое время работал вышибалой в одном из скандально известных борделей квартала Красного Шелка, где попал в шайку похитителей драгоценностей, которые обкрадывали старые благородные семьи, жившие поблизости от царского дворца. Связь с ними закончилась кровью и предательством в одну безлунную ночь ранней весны; Алкадиззар убежал, прихватив с собой лишь горсть медных монет и поцелуй умирающей женщины. Наконец принц решил, что пришло подходящее время. Он не сомневался, что Неферата все еще искала его, но до сих пор уделяла основное внимание караванам и кварталу Путешественников. Стражники у городских ворот вернулись к повседневным делам, а сам он уже не походил на свое описание, составленное в ночь побега.

Он стал худым, а нижняя часть его лица скрылась за черной бородой. Однажды в полдень, одевшись в блеклое платье пустынника и взяв с собой кожаный мешок с едой, запасной одеждой и другими припасами, он прошел через восточные ворота в разгар проливного дождя. Стражники, хмуро взглянувшие на него из своей будки, пропустили его без внимательного осмотра.

Но вскоре принц понял, что побег из города – лишь первая из множества трудностей, которые ждали его на пу ти к далекой Разетре. Позади наблюдательных гарнизонов на восточном краю равнины лежали дикие и беззаконные земли, кишащие скитающимися бандитами, которые грабили неосторожных путников. Его надежды примкнуть к одному из караванов, направлявшихся на восток, пришлось оставить, так как чрезмерно подозрительные торговцы и нанятые ими стражники опасались, что он может быть шпионом грабителей. В следующие несколько месяцев, когда Алкадиззар в одиночестве пешком пересекал равнину, его навыки прошли испытания на прочность. Ему не раз приходилось сражаться за свою жизнь, но благодаря тренировкам и продолжающей действовать силе эликсира Нефераты он выстоял.

Когда он оставил Золотую долину позади, дорога стала не такой опасной, но не менее сложной. Алкадиззар направлялся в Ливару, думая, что давние союзники Разетры помогут ему, однако принц застал Город Ученых в печальном и заброшенном состоянии. Известные ученые коллегии пустовали, а дворец царей-ученых оказался закрыт даже для горожан. Алкадиззар задержался там почти на месяц, тщетно добиваясь аудиенции с царем Пашета, но придворные визири отказывались даже слушать его. В конце концов он покинул Ливару таким же уставшим и нищим, каким и прибыл в нее.

Наконец, почти через полтора года после побега из храма Крови, Алкадиззар вошел в огромные ворота Разетры, воинственного города своего народа. Принц с удовольствием смотрел на процветание города под правлением своего младшего брата, Азара. И теперь он знал, что не стоит направляться во дворец напрямую. Он не сомневался, что Ламия отправила своих шпионов в города, в которых он может появиться. Вместо этого он поспрашивал людей на рынке и в тот же вечер пришел в дом своего дяди Кхенти.

И хотя Кхенти сильно состарился и зрение было не то, что раньше, он сразу же узнал Алкадиззара и вс третил его со слезами радости. Позже, когда принц рассказал Кхенти о том, что случилось в храме, его дядя, не теряя времени, сразу же организовал тайную встречу с Азаром внутри дворца.

В сопровождении Кхенти Алкадиззар вошел в личную совещательную комнату царя, где впервые встретился с младшим братом. И хотя Азар не обладал необычайной красотой и обаянием Алкадиззара, их родство сразу бросалось в глаза. Азар тепло приветствовал брата, и за кубками с крепким южным вином Алкадиззар рассказал ему свою ужасную историю.

Именно этого момента принц ждал столько месяцев. Сидя в грязных трактирах Ламии, он представлял, как лицо брата озарит праведный гнев, когда он узнает о преступлениях Нефераты. Через всю страну пошлют быстрых гонцов, чтобы распространить новости и собрать армии к войне. После этого Алкадиззар вернулся бы в Город Зари завоевателем, во главе огромной армии воинов изо всех городов Неехары.

Но Алкадиззара ждало разочарование. Царь Разетры выслушал рассказ принца с задумчивым выражением лица. И, когда Алкадиззар замолчал, Азар сделал длинный глоток вина и посмотрел брату в глаза.

– Чем ты подтвердишь свои слова? – спросил он.

Когда солнце опустилось за холмы на западе, Нават изменил курс, направляя свою шайку к далекой торговой тропе. Если инстинкты старого налетчика говорили правду – а Алкадиззар признавал, что Нават редко ошибался, – то нападение на караван будет совершено на закате. Очень важно правильно рассчитать время: если они прибудут слишком рано, то рискуют попасть в разгар сражения. Если слишком поздно – им придется обыскивать то, что останется от каравана, с факелами, и это означает, что они могут упустить что-то ценное.

Алкадиззар нетерпеливо ерзал в седле, держа руку на рукояти меча. Это был меч его дяди Кхенти, тяжелый бронзовый хопеш, которым тот в свое время сражался с полчищами людей-ящериц. Азар хотел отдать ему для похода хорошего мерина из царских конюшен и крепкую бронзовую броню, но Алкадиззар знал, что такое имущество привлечет к нему нежелательное внимание в Золотой долине. Вместо этого он отправился на рынок лошадей Разетры и выбрал крепкую нумасийскую кобылу, а еще купил у одного пустынного торговца кое-что из его личных вещей.

Рах-хажиб налетчика состоял из длинной и прочной хлопковой куртки с бронзовыми дисками, пришитыми к подкладке. Конечно, это не полноценная броня, зато она защитит от стрел, копий и ножей. Что еще лучше, это было благоразумно; если он объявится на равнине с хорошей экипировкой, то разбойники подумают, будто он шпион из городской стражи Ламии. Недоверие и: паранойя всегда сопровождали путников на торговой тропе к Городу Зари.

Алкадиззар понял, что то же самое относится и к Неехаре в целом. Той ночью во дворце Азар рассказал ему о политической обстановке в великих городах. Хотя другие цари высказывали недовольство правлением Ламии, многовековые политические интриги царя Ламашиззара, а затем и царицы Нефераты настолько эффективно настроили города друг против друга, что ни один из них не набрал достаточно сил, чтобы противостоять ламийцам. Даже Разетре, которая с огромным трудом восстановила свою мощную армию после войны против Нагаша, все равно не хватало ресурсов для затяжной войны с ламийцами. И хотя теперь многие великие города обладали вооружением и броней не хуже, чем в Ламии, вряд ли кто-то смог бы противостоять ужасному драконьему порошку, с помощью которого армия Ламашиззара уничтожила силы Узурпатора почти пятьсот лет назад. Даже ливарским ученым-жрецам не удалось раскрыть секреты таинственного восточного пороха, и никто не знал, сколько его осталось в Городе Зари. Ламийцы усердно охраняли свои секреты.

Конечно, объединенные армии наверняка одолели бы ламийцев, но амбиции царей и недоверие между городами не позволяли создать надежный союз. Только три из великих городов обладали достаточной силой, чтобы противостоять мощи Ламии, – Разетра на востоке, а также Зандри и Ка-Сабар на западе, – но ни один из них не хотел начинать первым и идти на риск остаться в одиночестве перед карательными мерами Ламии. Лишь какое-нибудь действительно зловещее и ужасное событие могло убедить соперничающих царей отставить в сторону свои амбиции и объединиться. Выявленные Алкадиззаром факты: могли стать именно таким поводом – но только в то случае, если ему удастся доказать их подлинность. Без подтверждения другие цари, скорее всего, будут подозревать, что это всего лишь разетрийская уловка, чтобы вовлечь их в разрушительную войну.

Азар ясно дал понять, что верит каждому слову в истории брата, и обещал отправить агентов, чтобы разыскать доказательства преступлений Нефераты, но Алкадиззар знал, что эти попытки обречены на неудачу. Ни один чужестранец не сможет проникнуть в пределы дворца и пробраться незамеченным в храм – и тем более ни одну из верховных жриц не удастся убедить раскрыть тайны ее хозяйки. Оставался лишь один шанс. Если великим городам нужны доказательства зла, скрывающегося в Ламии, то Алкадиззар должен добыть их самостоятельно.

Он много месяцев жи д в гостях у дяди, разрабатывая свои планы, а затем тихо исчез из города, скрывшись среди стражей торгового каравана, направлявшегося в Ливару. Шесть месяцев спустя он снова оказался в полном одиночестве, без какой-либо поддержки, на беззаконных просторах Золотой долины.

Алкадиззар полагал, что пробраться обратно в Ламию будет не так уж и сложно. С момента его побега прошли годы; возможно, во всем остальном мире его считали погибшим. Но Неферата до сих пор не оставила попытки найти его; более того, ее поиски стали неистовее, чем раньше. Городские доки и бедные кварталы жили в постоянном страхе. С наступлением темноты улицы пустели, потому что почти каждую ночь люди исчезали навсегда. Повсюду сновали информаторы в поисках человека, который совпадал бы с описанием принца. Городская стража пыталась арестовать его у западных ворот; когда Алкадиззару не удалось откупиться золотом, ему пришлось вытащить меч и отбиваться. В течение нескольких последующих недель наездники обыскивали торговые тропы вокруг города, надеясь найти его. Чтобы оторваться от них, он удалился в те земли, где властвовали разбойники.

Он давно уже знал, что в Золотой долине обитает два вида разбойников. Первый – жалкий народец наподобие шайки головорезов Навага, а второй – выходцы из пустынных племен, которые перекочевали сюда в годы после войны против Узурпатора. Армии Нагаша уничтожили когда-то гордые племена, а после потери их божественного покровителя Ксара им пришлось покинуть горящие пески, которые много веков служили им домом. В те дни Ламия была самым богатым из великих городов, и караваны направлялись к ней из самого Зандри, чтобы прикоснуться к экзотическим товарам далекого Востока.

Где богатство, там и разбойники, а пустынные племена как никто другой умели грабить караваны. Они молниеносно выскакивали из своих укрытий в кустарниковых зарослях, забирая все, что хотели, и исчезали раньше, чем городские стражники успевали отреагировать. Также в. Ламию перебрались многие из бывших пустынных жителей, влача жалкое существование в городских трущобах. Ламийцы с подозрением косились на них и едва скрывали свою враждебность, подозревая их в шпионаже для налетчиков с равнины.

Алкадиззар сразу понял, что жители пустыни могли бы стать могущественными союзниками в войне против Ламии, но они держались обособленно, не допуская посторонних в свои замкнутые группы. Он целый год провел на равнине, пытаясь заслужить их доверие, но тщетно. Когда Наваг согласился принять его в свою банду, Алкадиззар надеялся, что старый налетчик сохранил друзей среди племен, но даже если так и было, Наваг отказывался говорить о них.

Принц подавил раздраженный вздох. Еще один тупик, подумал он, наблюдая за тем, как банда прокрадывалась через широкое каменистое поле, на котором когда-то росла пшеница для Ламии. Уж лучше работать в одиночестве, решил он. Возможно, так будет легче передвигаться по городу. Прошел еще целый год – наверняка Неферата уже устала от поисков.

Вдалеке к северу раздался пронзительный звук горна. Нават прислушался, сидя прямо в седле, затем удовлетворенно кивнул.

– Началось, – сказал он своей Шайке. – Немного рано. Что ж, нам пора.

Старый налетчик слегка пришпорил свою лошадь, а разбойники поспешили за ним так быстро, как могли. Алкадиззар тоже прикоснулся каблуками к бокам своей кобылы, и она сразу же послушно перешла на тихую рысь. Принц вгляделся в сгущающиеся сумерки над дорогой, где должен был находиться караван. Через несколько секунд он нахмурился.

– Сигнальной стрелы нет, – сказал он, скорее себе.

– Чего говоришь? – повернулся Нават к принцу.

Алкадиззар указал в направлении дороги. Им оставалось меньше мили до цели, а их перемещения скрывала полоса низких холмов, поросших деревьями.

– Караван еще не вызвал помощь.

Старый налетчик выпрямился в седле. В каждом караване, находившемся недалеко от наблюдательных гарнизонов Ламии, имелись лук и высмоленная стрела под рукой, которую следовало выпустить в случае атаки. Подожженная стрела в небе должна была предупредить ламийскую кавалерию, которая, в свою очередь, немедленно отправлялась на помощь. Нават потер подбородок.

– Может, у них не получилось поджечь стрелу, – предположил он. – Такое случалось.

– Думаешь? – переспросил принц с сомнением.

– А что еще могло произойти? – пожал плечами Нават.

В напряженной тишине они еще некоторое время ехали к дороге, приближаясь к холмам. Горн прозвучал снова – две короткие ноты, затем сразу длинная. Алкадиззар застыл. Он прекрасно знал, что означала эта последовательность. Через несколько мгновений ответил другой горн, возможно, в лиге к западу.

– Это сигналы кавалерии, – сказал Алкадиззар Навату. – Караван сопровождал конный отряд.

– Хвост пыли от повозок скрыл этот отряд. – Нават тихо выругался и плюнул в пыль. – Где хутуф нахватался такой мудрости?

Алкадиззар слышал и другие звуки с противоположной стороны холмов: слабый лязг клинков и пронзительное ржание умирающей лошади. Караван стал всего лишь приманкой, которой налетчиков завлекли в смертельную засаду. Принц быстро обдумывал варианты действий.

Нават снова выругался и развернул свою лошадь.

– Нужно убираться отсюда, – объявил он своей шайке. – Возвращаемся в лагерь, быстро. Если ламийцы поймают нас…

Внезапно лошадь старого налетчика дернулась в сторону, когда Алкадиззар галопом поскакал к холму.

– Убайд! – закричал ему вслед Нават. – Что, во имя семи адов, ты делаешь?

Длинноногая нумасийская кобыла грациозными скачками взбиралась вверх по склону. Алкадиззар позволил лошади самой выбирать путь среди шишковатых колючих кустарников. Звуки битвы стали громче, когда он достиг вершины холма и оказался на другой стороне. Отточенным движением он извлек тяжелый бронзовый меч из ножен и попытался рассмотреть сражение, разворачивавшееся на дороге перед ним.

Алкадиззар разглядел семь или восемь повозок – широкие деревянные телеги на четырех колесах с высокими плетеными стенками. В каждой из них стояли полдюжины лучников, стреляя в наездников тростниковыми стрелами длиной в ярд. Пустынные налетчики вооружились короткими луками из отполированного рога и толстыми стрелами с бронзовыми наконечниками наподобие дротиков; они вытаскивали их из колчанов и стреляли прямо на ходу, попадая в стенки повозок. Но дротики не пронзали плетеные стенки, а застревали или ломались от удара. Стало понятно, что за плетеной стенкой скрывались деревянные щиты, защищавшие лучников до пояса.

Тела наездников и лошадей усеяли землю перед повозками и между ними. Следуя своей излюбленной тактике, пустынные налетчики нагоняли повозки и сбивали возниц несколькими меткими выстрелами. Ламийцы дождались, когда налетчики догнали их, и поймали разбойников в ловушку, расстреливая в упор. Когда нападение началось, стражники каравана – ламийские солдаты, облаченные в пестрые одежды наемников – отошли за повозки и добивали раненых налетчиков, сбитых с лошадей при первой волне атаки. Алкадиззар заметил несколько солдат, окружавших мертвых лошадей и их наездников. Он видел, как кто-то быстро высунулся из-за павшей лошади и бросил дротик в ламийцев. Солдат с криком упал наземь, схватившись за древко, торчащее из его груди. Стрелы со свистом рассекали воздух, но налетчик уже спрятался в укрытии, и стрелы пронеслись мимо.

От налетчиков к северу от дороги послышался крик. С удивлением Алкадиззар наблюдал за тем, как дюжина разбойников отделилась от группы и понеслась к линии повозок. Зазвенели тетивы у луков; один из ламийских лучников повалился назад со стрелой в глазу. Налетчики быстро сокращали разрыв, а их лошади легко скакали по каменистому полю. Они бесстрашно ринулись навстречу стрелам, летевшим в них. Лошади визжали и валились на землю; их наездники выпрыгивали из седел, но тут же их настигали стрелы. Лишь двое отважных разбойников добрались до повозок. Алкадиззар видел, как они задержались на мгновение с одной стороны каравана, словно искали кого-то. Через секунду один из наездников упал со стрелой в горле; второй увидел мертвых лошадей, которых окружили ламийцы, и с вызывающим криком поскакал к ним. Одна за другой три стрелы попали в этого человека, пронзив его ногу и грудь. Но он не сдавался, подгоняя лошадь, пока еще две стрелы не оказались в его боку, после чего он упал на землю. Лошадь остановилась, тяжело дыша, но навострила уши, услышав свист. Она трусцой побежала вперед, где прятался налетчик, но меткая ламийская стрела ранила ее.

Алкадиззар понял, почему пустынные налетчики не отступили, когда натолкнулись на засаду. Их главарь упал с седла в первой волне атаки и теперь оказался окружен ламийцами, прячась среди мертвых лошадей и тел своих товарищей. Долг чести требовал либо спасти его, либо умереть вместе с ним.

Ламийские солдаты наседали, стягиваясь вокруг главаря. В западной стороне Алкадиззар услышал слабый топот копыт. Вот-вот прибудет кавалерия, после чего налетчикам ничего не останется, кроме как отступать; и тогда судьба главаря будет предрешена.

Времени на размышления не было. Алкадиззар помчался вниз по склону, направляя свою лошадь к главарю. Последние попытки спасения потерпели неудачу, и ламийские стрелки снова обратили свое внимание на север. Быть может, ему удастся сделать то, что не получилось у храбрых налетчиков.

Принц галопом выскочил из скрывавшего его кустарника, поднимая облако пыли и мчась к солдатам, сближающимся вокруг главаря. Сначала ламийцы не замечали его. Алкадиззар доскакал до них за несколько секунд. Когда солдаты в дальнем краю круга заметили его и забили тревогу, было уже слишком поздно.

Алкадиззар бросился на воинов, размахивая своим бронзовым мечом. Одним ударом он разбил шлем первого из солдат и рассек сто череп, из которого широкой дугой брызнула кровь. Затем принц с кровожадным воплем ранил в плечо другого воина – меч вошел в кожаную броню и сломал ключицу. Воздух наполнился криками; Алкадиззар погнал лошадь вперед, перескакивая через тела павших коней и наездников. Он видел главаря банды, который пригнулся рядом со своим мертвым жеребцом, сжимая в окровавленных руках меч.

Принц наклонился, протягивая ему левую руку. Лицо пустынного главаря скрывал клетчатый шарф, но его темные глаза вспыхнули, когда он схватил Алкадиззара за предплечье и легко очутился на лошади позади него. Вокруг раздавались крики ламийцев, ринувшихся за ускользающей добычей; Алкадиззар снова пришпорил своего коня и поскакал не на север, в руки вражеских стрелков, и не на юг, к поросшему кустарником холму, а на запад, по линии нуги каравана и по направлению к приближающейся ламийской кавалерии.

Они мчались мимо повозок под градом стрел. Одна из них попала в левый бок Алкадиззара, но наконечник не сумел пронзить кольчатую броню, пришитую к его куртке. Выстрелить успели лишь несколько лучников, но скорость лошади принца делала его трудной мишенью.

Меньше чем через минуту он достиг последней повозки и помчался по открытой местности. Крики преследовали его, он ожидал, что на спину вот-вот обрушится ливень стрел, но тут показалась ламийская кавалерия с желтыми шелковыми штандартами, развевающимися на ветру. Он ринулся прямо на них, не давая им опомниться, и вскоре оказался за их спинами, прорезав колонну, как нож – масло. Ламийским лучникам пришлось прекратить огонь, и через несколько мгновений Алкадиззар исчез в густом облаке пыли, поднятом кавалерией.

На плечо принца легонько опустился кулак, а рядом с ухом раздался смех.

– Смелый ход! – сказал главарь.

Алкадиззар оглянулся через плечо и увидел, что налетчик снял шарф с лица. Это был молодой человек, не старше двадцати пяти лет или около того, с красивым загорелым лицом и улыбкой, которая казалась немного безумной.

– Меня зовут Фаир аль-Хасим, из рода бани-аль-Хасим, – сказал молодой человек. – И я у тебя в долгу, незнакомец. Проси меня о чем угодно, и ты получишь это.

Через полмили по торговому пути принц остановил лошадь. Где-то вдалеке ламийская кавалерия преследовала оставшихся разбойников. Алкадиззар оглянулся на главаря. Нават и его шайка были забыты; именно такую возможность он и ждал.

– О чем угодно?

Главарь снова рассмеялся, опьяненный спасением от неминуемой смерти.

– О чем угодно, клянусь честью! Чего желает твое сердце?

Принц улыбнулся:

– Я хочу сражаться вместе с бани-аль-Хасим.