Мустанг и Чика. Книга 2. Вспышка над стадионом

Глава 25

Пятница, 07. 03.1975 г.

Мда, Чикатило, верно, плачет от зависти где-нибудь в уголке на фоне таких художеств Индюка. Сложная ситуация, но не безнадёжная. Надо поскорее возвращать свои суперскиллы. Вон, пацан скоро загнётся без медицинской помощи. Мумс поведал ещё об одной особенности хозяина особняка. Тварь обычно не пыталась сразу же насиловать жертву. Она получала особое удовольствие, когда измученный издевательствами подросток сам начинал ползать у его ног, умоляя сделать с ним всё, что тот только пожелает.

- Сколько тут в усадьбе имеется дубарей?

- Бежать собрался? Безнадёга. А меня тогда засекут за то, что не предупредил. Лучше придуши, - сказал сосед и вдруг расплакался.

- Никто никуда не собрался. Я просто спросил, - успокоил его, - Если бежать, так только вместе.

- Точно не знаю, сколько их здесь. Четверо, или пятеро, кажись. Ещё целая команда где-то рядом располагается. Может быстро приехать по вызову хозяина, - отозвался невольный сосед.

- Когда вели сюда, видел паренька в клетке, всего избитого. Как его звать?

- Мы его прозывали Багирой. Хороший парень, смелый. Хозяин нас заставил избивать его палками…

Вновь заскрипела дверь. За мной пришли те же самые дубари, только теперь одетые почему-то в ментовские шмотки и керзачи на ногах. Наручники у них, по всей видимости, из той же оперы. Повели к хмырю. Как его там бишь кликают? Децал, кажется. Как нетрудно было догадаться – он здесь был вроде главного дубаря, бугра. Небольшая комнатка притулилась на выходе к гаражу и вмещала в себя шкаф, диван, кресло, пару стульев и заставленный бухачом с закусью стол. Дубари вышли, оставив меня наедине с хмырём, а тот вдруг внимательно уставился на мои ноги. Стало жутко некомфортно. Руки мои самопроизвольно скрестились на причинном месте.

- Чё, нравлюсь? – зло буркнул я.

Хмырь мотнул башкой, словно бы отгоняя привязавшуюся мысль, и затем задал странный вопрос:

- Бегаешь…, в смысле, занимаешься спортом?

- Ага, скачу… Как мустанг.

- Этот шрам под левым коленом как заимел?

А хрен его знает! Память носителя мне теперь недоступна. Бугор с чего-то ко мне вдруг резко подобрел. Дал плед слегка прикрыть наготу.

- Как там, на белом свете?

- Развитый социализм построили. Теперь перезрелый доделываем. В мире разрядка… В космос летаем, иногда. В общем, жизнь бьёт ключом.

- С бабами успел покувыркаться?

- Приходилось, - осторожно признался, не понимая, куда клонит мой собеседник.

- Цепанёшь спиртяги малёха?

Последовал кивок с моей стороны. Куда тут денешься, когда и так раздетый до некуда. В руке тут же оказался наполненный стакан. Горло ожёг явный самогон, не слишком качественный, но крепчайший.

- Закусывай, давай… Вон, огурчик хватани, - захлопотал мужчина.

Наверное, моя рожа вся перекорёжилась от выпитого.

- Русские после первой рюмки не закусывают, - гордо пробурчал я, отводя протянутую мне вилку с нанизанным огурцом.

- Я тебе чё фашист, что ли? Самому пришлось с япошками на войне пободаться, – огорчился хмырь и даже не предложил выпить ещё раз, чтобы усилить сходство с хайповым эпизодом из старого фильма о войне «Судьба человека».

Тоже небось смотрел этот фильм. Его и так каждый год по телику крутят.

- Фашист, ясен пень. А как же? Пацанов гробишь. Стрелять вас всех надо, - раздухарился я после дозы алкоголя.

Бугра заметно перекосило. Надеюсь, мучить меня станут недолго и без сопутствующих извращений до момента героической смерти.

- Как тебя звать, фамилия? – успокоившись, поинтересовался хозяин кабинета, пододвинув к себе толстую общую тетрадь и приготовившись писать.

- Хотите знать, что выбить на гранитном надгробье золотыми чеканными литерами? Пишите – Павел Андреевич Чекалин, одна тысяча девятьсот шестидесятого года рождения.

Децал замер. С кончика пера на лист капнули чернила. Чертыхнувшись, бугор досадливо отбросил ручку и распорядился:

- Ладно, топай пока к себе.

Вызванные дубари сопроводили меня обратно в камеру. Самогон, как ни странно, помог. Голова перестала дико болеть и позволила немного раскинуть мозгами. Если Децал так среагировал на мои слова, значит, с хорошей вероятностью он на самом деле отец моего бывшего носителя. Вот только захочет ли он мне помогать? Бросил же он однажды нас с матерью.

Больной сосед спал, или пребывал в забытье. Жаль пацана. Я попытался сосредоточиться и полечить его. Получилось только качнуть ему чуток своей животворной энергии. Призрачные ведьмы посоветовали отработать несколько особых движений для восстановления сил. Обещали, что это может быстро помочь. Ого, не знал, что в средневековье люди индийскую йогу ведали. Сначала пришлось сделать стойку на плечах, задрав ноги вверх. Потом на голове, опираясь на руки и на стенку. Когда я выполнял позу плуга, задрав вверх зад и касаясь кончиками пальцев ног пола за головой, в камеру вошла четвёрка сильно усталых, потных и тоже полностью голых парней. Мой вид их изрядно развеселил. Я, конечно же, постарался как можно быстрее принять нормальное положение.

- Это – такая поза из йоги, - вежливо попытался объясниться.

- Пацан тренируется к встрече с хозяином, - оторжавшись, заявил один из них.

- Как раз сегодня к вечеру он должен приехать, - подтвердил кто-то.

- Ё-моё, завтра же суббота! – вдруг поразился другой, - У меня срака после прошлого раза ещё не отболела. Так меня в прошлый раз отделали, гады, что даже ходить было трудно.

- Завтра ещё будет женский праздник, - зачем-то напомнил.

- Во-во, устроит хозяин нам всем веселье по этому поводу, - грустно пошутил ещё один.

Подростки резко пригорюнились. Ко мне подсел самый рослый из них. Назвался Акелой, начал расспрашивать обстоятельства пленения. Я предложил называть себя Мустангом. Если придётся закругляться со своей жизнедеятельностью, то лучше оставить о себе память стоящим погонялом. Мумс проснулся и обнаружил, что ему стало заметно легче, чем сильно удивил своих товарищей, ожидавших застать вместо него хладный труп. Кроме Акелы, прибывший голозадый отряд состоял из дылдастого и грустноглазого Тапыча, скуластого и вертляво-чернявого Мухи, а также блондинисто-рассудительного Удава. Все были заметно истощены. Никто их них не проявлял особого негатива из-за появления новичка, больше сочувствовали. Понятно же, что общая беда сплачивает разных людей.

Вновь загремела дверь. Охранники увели Муху и Тапыча, которые вскоре вернулись с большой кастрюлей вареного гороха и посудой. Поели. Мыть посуду отправились всё те же Муха с Тапычем. Остальные расположились на матрасах спать. Я тоже прилёг и моментально провалился в сон. Проснулся от очень болезненного удара по голени. Надо мной стояли дубари. Оказалось, что приехал хозяин и тут же потребовал приволочь к себе новую жертву.

Каким бы ни был человек сверхсуперпуперменом, иногда случаются в его жизни такие скорбные моменты, которые хочется поскорее забыть, выкинуть из памяти напрочь. Не ожидал от себя такого, что начнут трястись колени. Дубари углядели и принялись глумливо подшучивать. До кучи крутануло живот, расслабились сдерживающие мышцы и содержимое нутра вырвалось наружу с раскатистым рёвом, прилично загадив всё вокруг. Чёртов горох. Охранники неудержимо пали от бешеного ржача.

Не до смеха было моим новым товарищам. Почему-то их оказалось в камере только трое. Смертельно уставшим Акеле и Удаву было приказано убирать мой срач. Мумс моментально ушёл в отключку, а меня дубари отконвоировали в душевую. По любому перед встречей с хозяином заставили бы обмыться. Под тёплыми струями и пеной от ароматного земляничного мыла я, наконец-то, смог преодолеть панику и дальнейший путь был проделан в относительно спокойном состоянии.

Индюка я спрогнозировал в образе химеры из жирной бородавчатой жабы и мерзкой скользкой крысы, с добавками черт подохшего Селезнёва. Когда же меня привели в роскошную гостиную, перед моими глазами предстала сюрреалистичная картина. В кресле перед камином развалилось в одних трусах-семейках нечто субтильное, плешивое, с поросячьими глазками на гладком крысиным личике, и жрало куриную ножку. Возле его кресла пресмыкались Тапыч и Муха, облизывая тощие волосатые ноги упыря. Даже не верилось, что эта чмошная субстанция могла держать кого-то в страхе. Чем-то он напоминал своими чертами одного деятеля из моего времени. Такое же ничтожество с непомерно раздутой значимостью, готовое совершить какую-нибудь гнусность и потом так ласково и невинно предложить отнестись к содеянному с пониманием.

Здесь же стоял спортивный снаряд, в просторечии называемый конём. Через него школяры обычно на физре прыгают. Кстати, на нём классно исполнять элементы паркура типа манки, кинг-конг. Как-то меньше всего предполагалось, что меня позвали сюда этим делом с Индюком заниматься. Сечь на нём меня будут стопудово. Ведь я же не позволю над собой глумиться, как те сломленные пареньки. Вон и пол весь покрыт линолеумом. Кровь легко замыть. И биополе моё пока слабоватенькое, чтобы дотянуться до твари. Зря растратил на Мумса. Ноги снова слегка задрожали, а живот подозрительно уркнул.

Тварь тем временем доедала ножку, одновременно кидая на мои стати вожделеющие взгляды. С перепугу, наверное, показалось. Потом косточка из его рук полетела на пол, а мне было предложено её погрызть.

- Лёг на пузо и пополз, - прошипел мне мордастый конвоир.

- Чего стоишь столбом? Делай, что тебе говорят, - прозвучал бабий голос Индюка.

- Ползи, иначе хуже будет, - снова пообещали сзади.

Я предпочёл остаться на своём месте.

- Раз не хочешь погрызть косточку, тогда пососи мои пальчики на ногах.

Тварь брезгливо отпихнула лизунов и выставила вперёд свои корявые копытца, играя нижними пальцами.

- Сам пососи… У злой собаки. И не только пальчики, - разъярился я.

Тварь радостно оскаблилась, словно только и ждала от меня этих слов.

- Кутырь, Хвост, пропишите борзому люлей, да погорячее, - скомандовал он своим псам.

Меня жёстко загнули и поволокли. Вскоре я оказался крепко привязанным к коню в стыдной позе. Посыпались удары поочерёдно с двух сторон. От боли в пятой точке глаза на лоб полезли. Даже не подозревал, что такой она может быть в этом месте. Не сдержался и заорал. Ручьями полились слёзы. Боже, какой же стыд и позор! Тряпка я, девчонка. Ещё душила жуткая обида, что парень в образе моего первостатейного друга посмел поднять на меня руку и страшно унизить. Когда уже подумывал соглашаться на косточку, порка внезапно прекратилась. Я опасливо оглянулся. Тварь выбралась из своего кресла и стала неуклонно приближаться ко мне. Харя его лыбилась маслянисто. Это чего сука насчёт меня удумала?

Надеюсь, что у упырей тоже имеется кровь, струящаяся по венам. И она порой сгущается, образуя тромбы, закупоривающие сосуды. Тогда твари уже не хочется продолжать свои развлечения. Мысли будут направлены только на то, как бы избавится от резко возникшей острой боли в груди.

Боже, получилось! Тварь остановилась, раззявила рот и повалилась на пол, уткнувшись мордой в мою правую ногу. Вот, полижи её сам напоследок, паскуда!

- Вызывай айболитов, этого ишака разукрашенного развязывай и гони всех их в подвал, - раскомандовался мордастый дубарь.

- Сам звони. Я тебе чё, индийская богиня? Сразу несколько дел делать, – обиженно огрызнулся на Гребня похожий.

- Ладно, отведи их на кичу. Заскочь потом к Децалу. Обскажи ему, что тут закрутилось.

Оставшись в коридоре наедине с худощавым дубарём, хотел его вырубить. Однако, тело после нового биосеанса стало совсем немощным. Стройный ничего не заметил и погнал нас сначала к Децалу, чтобы не делать лишний крюк. Тот сидел у себя за столом с незнакомым мне зубастым парнем и резался с ним в карты, посасывая бутылочное пивко. Оба были обнажены по пояс. Бугор авторитетно синел наколками на жилистом теле. Услышав новость, он выскочил из комнаты, как ошпаренный, даже не одевшись, приказав всем оставаться на месте. Мой конвоир с удовольствием выполнил распоряжение, присосавшись жадной пиявкой к пиву.

Децал вернулся скоро со странным блеском в глазах, держа в руках окровавленный нож.

- Босс хвостом шаркнул. Кутырь возбух и к нему в пристяг пошёл. Его эта кровь, - показал он на нож, - Я миллион раз говорил вам, бакланам, что без моего приказа не сметь никого сюда вызывать, хату засвечивать.

- Ты чё, Децал, раздухарился? Не по делу наших пацанов мочишь, - обиженно воскликнул зубастый, - Браткам такое не понравится.

- Он первый на меня прыгнул. Отмахивался я, - объяснился бугор, - А ты, Никсон, определись уже, под кем ты. Короче, ты сейчас хиляешь к воротам, встречаешь скорую и спроваживаешь её обратно. А ты, Хвост, берешь ишаков и убираете всё там, в гостиной. Этого пацана больше не трогай, - показал бугор на меня, - Себе в бригаду беру. Дай ему чего-нибудь на себя напялить, а то ходит тут, трясёт бейцами.

Прежняя моя одежда успела куда-то деться. Хвост мне подогнал ментовское шмотьё. Походу, они здесь этим барахлом обеспечены под завязку. На ноги пришлось наворачивать портянки, чтобы обуться в керзачи. Приглушенная пережитыми впечатлениями боль, снова напомнила о себе, когда на задницу натянулись штаны. Даже лёгкий контакт с тканью был болезненным. Твою же… «Ладно, отомщу я тебе потом, гнусь», - подумалось, глядя в плечистую спину Хвоста. Сравнивать его даже близко с Серёгой теперь казалось кощунственным.

Вместе с ним прошли в гостиную, где всё ещё лежали два трупа. Босс раскинулся в той же позе на полу. У мордастого дубаря было перерезано горло, и на линолеум натекло много крови. Крутым оказался бугор.

Вместе с Хвостом заставили рабов оттащить труп охранника в котельную, а пол в гостиной отмыть от крови. Бесславно сдохшего Кутыря загрузили в топку. Рабов потом отвели и заперли в подвале, а сами прошли в конторку к бугру отчитаться о проделанной работе.

Подъехала скорая, и Никсон пошёл выпроваживать медиков. Вскоре появился Децал и позвал меня куда-то за собой. Прошли через прихожую, вереницу коридоров и неожиданно открылось голубое полотно бассейна, метров на двадцать, живописно перетекающее в зимний сад. Совместное пространство освещалось заходящим солнцем через стеклянные стены и потолок. В глубине сада, в окружении кустов и деревьев, в беспорядке расположились лежаки, лёгкие плетёные кресла, журнальный столик, кассетник Шарп и маленький холодильник. По всему угадывалось, что именно здесь подохший Индюк устраивал со своим спецконтингентом потрахушки.

Как бы отвечая на мой немой вопрос, - «Почему мы здесь»? - Децал буркнул:

- Никто тут уши греть не будет.

Он добрался до холодильника и отворил дверцу. Всё внутреннее пространство камеры было набито элитным бухлом и всяческим дефицитом, какой не у всякой крутой советской шишки в закромах сыщется. На свет явилась бутылочка виски «Джек Дениэлз», уже вскрытая, и пролилась нектаром насыщенного медового оттенка в хрустальные стопочки.

- Помянем босса нашего. Хоть и сволочь был редкая, но защиту и приют мне надёжно обеспечивал, - выступил Децал.

В качестве закуси фигурировал нарезанный ломтиками обычный сыр.

- Пусть горит в аду, урод моральный, - меланхолично дополнил его.

- Повезло тебе, - многозначительно констатировал Децал, жуя жёлтый ломтик.

Я отмолчался, ожидая сути разговора.

- Прости, Пашок. Не успел тебя вызволить. Кутырь встречал босса сегодня и присел ему на уши, натрындел лишку, - начал виниться он, поймав моё настроение.

Ага, ничего ты не стал ради меня делать, если бы твой босс не склеил ласты. Ладно, послушаем, что он мне ещё напоёт. Бугор посчитал извинения достаточными и резко сменил направление разговора:

- Фартит тебе, прям как у меня. Погремуху Децал не за рост братухи дали. Везло мне часто. На децал от опасностей уворачивался. А ты помощнее брата своего Андрюхи будешь, хоть младше его гораздо. В нашу породу выдался. Поджарый вон, как гончая псина. Походу, погоняло собачье носишь.

- Ошибаешься, лошадиное. Мустанг я, - не согласился с бугром.

- Чё зыркаешь? Отец я тебе, не сомневайся. Шрам приметный на левой ноге, в том же месте. Помню, как ты мелким во дворе на железяку напоролся.

Я поднял штанину и удостоверился в наличии этого шрама. Неприметный совсем. Как он умудрился его разглядеть.

- Только условие – о нашем родстве глушняк. Позже поймёшь, - веско высказался новоявленный отец и неторопливо налил ещё по дозе пахнущего смесью цветочного с древесным янтарного напитка. Снова повисла тишина.

- Сколько тебе щас натикало?

- В седьмом классе чалюсь. Вот и считай. Брат мой сейчас где? – спросил в свою очередь.

- Где-где… На киче булки парит. Где же ему ещё быть? Я сам в розыске. Поймают – вышка светит. Мусорка одного поганого на перо присадил. Пришлось к Индюку приткнуться. Авторитет крутой. Родственник какого-то шишкаря из самого верха. Никто бы его никогда не тронул, только её величество смерть. Машка как сама щас, всё бухает?

Что за Машка его интересует? А, чикомаман!

- Убили её люди Индюка, когда сбежавших пацанов ловили. Случайно.

- Что ж, допрыгалась дурёха, - без всякого сожаления высказался отец и поднял стопку, - Давай, помянем рабу божью Марию. Было время, когда любил её.

Выпили, посидели молча.

- Рассказывай, - предложил батя.

- Чего рассказывать?

- Обо всём, короче. Как живёшь? Чем занимаешься? Как сюда угодил?

Я и обрисовал про свою недолгую, совместную с носителем, житуху. Слегка похвастался хоккейными успехами и победами на поприще музыки. По возможности постарался не светить свои контакты с Николаем Михайловичем, Авдотьей и Таисией. Мало ли что! Естественно, не забыл описать своих врагов.

- Панок - вёрткий и расчётливый хорёк. Мы с ним давно уже рогами сцепились. Поляну топчем под Индюком. Я его больше других опасаюсь, - прокомментировал мои слова батя, - А вот этого твоего Толяна я хоть завтра могу к апостолам отправить. Скажу своим пацанам…

- Не стоит тебе о такое говно руки пачкать. Я сам с ним со временем разберусь по своему, по-пацански.

- Ладно. Мать, говоришь, не одна жила? Кто-то есть, чтобы за тобой приглядывать до окончания школы? Здесь тебе никак нельзя оставаться. Скоро сюда съедутся авторитеты с барыгами. Делить индюково наследство будут. Такие тёрки начнутся, что небо с овчинку покажется. С братками мне с хороших позиций надо заходить.

Батя достал пачку Столичных, зажёг одну папиросину, пыхнул дымом и продолжил излагать:

- Коли негде тебе жить, могу дать адресок одного нашего родственника. В Правдинске тот живёт. Чиркну ему пору строчек. Приютит тебя без базара. Опекунство как надо оформит. Не в детский дом же тебя определять.

- Сестрёнка Люба приезжала на похороны и договорилась о переезде сюда. Работу ей дают и жилплощадь материну обещают оставить за ней. Так что, есть мне кем прикрыться из ближайших родственников.

- Раз так – нормалёк. Всё равно обращайся по случаю к родичу в Правдинск. Брат он мне двоюродный и кое-чем обязан. Ещё есть родич в Долгопрудном. Тоже дам адресок на всякий случай.

- Да знаю я этих дядьёв. С Николаем Михайловичем приходилось общаться. Тот ещё буржуин. И про дядю Гену слышал от Любы.

Батя вдруг приблизился ещё ближе и приглушённо проговорил:

- Короче, есть одна тема. Надыбал я кое-какие индюковы записи по его нычкам. Малец один помог с шифром. Оставил для братвы кое-какие крохи из богатств Индюка, остальное притырил. От Кутыря с трудом отбился. Ведал, гад, про эти нычки тоже. Спрячешь их пока у себя, пока кипеш не стухнет. Потом мне вернёшь. Сам тебя найду. За услугу отсыплю столько бабла, что до конца твоей жизни хватит с прицепом. Зацени, как тебе фартануло, Паха, за все страдания твоего очка. Будешь поминать добрым словом своего непутёвого батю!

Децал вытащил из кармана простенький блокнот с изображением воина-освободителя в Трептов-парке на картонной обложке и протянул мне со словами:

- Смотри, не потеряй и не свети никому. За это богатство кровью плачено. Кутырь на свою беду много знал. Да не смотри на меня так. Тут по иным законам жизнь устроена, волчьим. Либо ты, либо тебя. Знал этого чувачка давно – гнилой человек. Погасил бы он нас с тобой, если уцелел. Ладно, хорош о том базарить. Хвост освободится, отвезёте на Волге индюшачью падаль к нашему айболиту. Я ему уже звякнул. Всё, как надо устроит. Привезёшь от него бумагу и можешь валить на свою хазу.