Мне тебя навязали

Глава 9

Сегодня он сказал себе, что будет другим.

Попробует не просто взять то, что принадлежит ему по праву.

Адемин знобило. Когда Рейвенар бросил заклинание, чтобы избавить ее от дурацких тряпок, то увидел, как девушку колотит крупная дрожь, словно он вытащил ее из проруби.

– Замерзла? – спросил он, расстегивая рубашку. Адемин отрицательно мотнула головой, и Рейвенар подумал: она скорее умрет, чем скажет, что ей плохо.

Раньше это не имело значения. Теперь оно появилось – Рейвенар приоткрыл навязанной жене часть своей жизни, важную и дорогую часть, и вдруг увидел в девушке не просто предмет.

Если она и была вещью, то очень, очень дорогой. И только безумец будет портить и ломать что-то настолько ценное.

Он подошел, опустил руки на плечи Адемин. Кожа была бледно-фарфоровой, с россыпью веснушек, а сама Адемин – почти окаменевшей. Она застыла, словно кукла – Рейвенару показалось, что он слышит, как быстро, нервно, с перебоями колотится ее сердце.

– У тебя красивые волосы, – произнес он, вынимая из прически двузубую шпильку. Тяжелые золотые пряди рассыпались по плечам и спине, Рейвенар осторожно положил шпильку на прикроватный столик: надо же, Адемин могла использовать ее, как оружие, но не додумалась…

Он пропустил пряди между пальцами. От девушки пахло духами с ландышем, но аромат не в силах был заглушить металлический запах ее страха. Она тряслась от ужаса, пыталась успокоиться, но не могла.

Окаменевшая. Напряженная, как туго натянутая тетива. Рейвенару даже послышался звон.

– Расслабься, – негромко посоветовал он, подталкивая девушку к кровати. – Ложись и расслабься, иначе снова будет больно.

– Тебе же того и надо, – откликнулась она, и Рейвенар не сдержал улыбку. Надо же, она боится, но у нее хватает сил на маленький укус.

Ладно, пусть так. У Рейвенара были женщины, которые так же боялись его. Всегда боялись, пряча страх за притворной страстью, неестественно веселыми улыбками и желанием, чтобы все поскорее закончилось – но ни одна не осмеливалась куснуть его.

У нее была маленькая грудь, того самого идеального размера, который легко ложится в руку. Рейвенар накрыл теплое полушарие ладонью, ощутил, как затвердевший сосок ткнулся в кожу. Перевел взгляд на Адемин – та смотрела в потолок с отрешенным выражением лица, ждала, когда же все это закончится.

Ей было страшно до судорог. Она была так напряжена, что каждое прикосновение Рейвенара вызывало боль.

Он развел в стороны ее ноги и дотронулся до нежно розовеющей плоти, словно хотел открыть раковину и достать жемчуг. Сделать так, чтобы это затравленное выражение умирающего животного исчезло. Прошелся пальцами, надавил на чувствительный маленький узелок, скользнул вниз, погружая пальцы внутрь – в тесное, горячее, живое.

– Нет… – едва слышно выдохнула Адемин.

Ему нравилось играть с ней. Нравилась эта горячая теснота – в какой-то момент Рейвенару захотелось все бросить и просто утолить похоть, которая закрывала глаза красной пеленой. Ворваться в чужую глубину, присвоить – он, в конце концов, имел на нее все права. Все в нем завязывалось тугим узлом от возбуждения, но он продолжал играть с ней, не в силах убрать руку, задыхаясь от жажды.

Но ей было больно. По-прежнему больно, противно и стыдно – Адемин не откликалась, не двигалась навстречу. Негромко вскрикнула, когда Рейвенар вошел в нее, и так и лежала под ним – неподвижная, словно мертвая, вмятая в белую ткань простыни, как в снежную могилу.

Дьявол с ней. В пекло ее на самое дно.

Рейвенар мог из шкуры вывернуться, мог впустить эту девчонку в душу, но все равно оставался для нее монстром. Чудовищем, которое ей навязали – и теперь она лежит бревном, исполняя супружеский долг.

Это бесило до головной боли. Теперь он двигался с размеренностью автоматона – просто завершить дело, получить силу и не вспоминать ни о чем до следующего раза. Потому что можно быть чувствительным и мягким, можно видеть в человеке не вещь, а живое существо – все равно от этого не будет никакого толку.

Несколько движений и все закончится к обоюдному облегчению.

Рейвенар не понял, в какой момент это произошло. Просто внезапно осознал, что они теперь движутся вдвоем – их подхватило и понесло по сплетенным энергетическим потокам, поднимая все выше и выше, и Адемин наконец-то смогла вздохнуть. Дрогнули, приоткрываясь, губы, девушка шевельнулась под ним и, не осознавая этого, подалась навстречу.

Они оба сейчас не владели собой. Их окутали чары, изменяя и унося прочь – в Рейвенаре все пришло в движение, наполняясь той силой, которой не было и у величайших магов прошлого.

Уничтожить Моргана? Сорвать с него венец, а самого сбросить с башни?

Это была первая мысль, которая пришла в голову Рейвенару, и он скользнул заклинанием по своим невидимым оковам. Нет, рано. Еще рано. Они еще крепки, они еще не утратили свою власть над ним. Но если все это повторять и повторять…

В голову ударило, а пах свело жестокой судорогой наслаждения. Еще несколько последних движений, и Рейвенар обмяк на ложе рядом с женой, успев отметить, что на ее щеках вспыхнул румянец, а глаза загорелись живым огнем. Из них исчезло равнодушие, этот взгляд больше не отторгал.

– Мы оба меняемся, – негромко произнес Рейвенар. Минута блаженного спокойствия прошла, в глазах Адемин погасли блики света, и она отстранилась от него – растерянная, ничего не понимающая. – Магия меняет нас, и связь делается все глубже.

Адемин не ответила. Рейвенар уткнулся лицом в подушку и сразу же заснул.

***

Когда Рейвенар рухнул в сон, Адемин какое-то время лежала рядом с ним, а потом бесшумно поднялась с кровати и пошла в ванную. Обычно принцам и принцессам помогают мыться слуги, но она умела приводить себя в порядок без чужого участия.

Вода набралась – Адемин нырнула, пытаясь поймать то чувство, которое подхватило ее и повлекло вместе с Рейвенаром, заставив двигаться в едином ритме, наполняя чем-то теплым и властным, превращая двоих людей в единое существо.

Ей снова было не по себе. Она будто неожиданно встретилась с кем-то другим в своей душе. С кем-то, кто был более живым и свободным – и эта вторая Адемин плыла вверх по невидимым лучам, и тело ее откликалось на каждое движение Рейвенара.

“С точки зрения магии мы одно живое существо”, – подумала Адемин, и от этой мысли сделалось стыдно и неловко, но не больно. К щекам снова прилил жар, когда она вспомнила, как что-то внутри, в самой глубине, отозвалось и потекло навстречу тяжелым вминающим движениям Рейвенара.

Сегодня он очень старался быть другим. Словно за эти дни Адемин стала для него не просто топливом и вещью, которую можно использовать. Или нет – она по-прежнему была вещью, но очень дорогой и нужной. И он отнесся к этой вещи так, чтобы не ранить. Не сломать и не разрушить.

Адемин не знала, как к этому относиться. Чудовище открывалось ей с других сторон – и оно уже не было тем чудовищем, которое она привыкла представлять. Вот только что теперь делать с этим знанием?

Она вымылась – мыло здесь пахло ярче и пенилось сильнее, чем дома – потом набросила на плечи халат и подошла к окну. Ночь была светлой и звездной, парк заливал белый свет почти полной луны, и где-то там среди деревьев было пятно вечно цветущего жасмина.

Рейвенар чудовище. Да, его таким сделали, и он не мог сопротивляться – но все остальное делал он сам. Кого-то сжег заживо по приказу отца, кого-то превратил в жасминовый куст, едва не испепелил Софи…

“Он ответил за это, – напомнил внутренний голос. – Ты же помнишь. Ты все видела своими глазами. Он сражался за тебя. Вспомни, кто и когда это делал?”

Сейчас, глядя в парк, Адемин подумала, что Динграсс права. Они с Рейвенаром связаны и должны искать опору друг в друге. Делать общее дело. Так будет легче – хотя бы потому, что хищник не вопьется в твое горло.

Да, Рейвенар всегда будет исполнять приказы отца – пока не сможет разрушить узы, которые вынуждают его брать нож и резать себя. Но с ней, с Адемин, он сумеет быть другим.

Сегодня он уже пытался, пусть его прикосновения и не приносили ничего, кроме жжения и стыда.

В конце концов, проще жить рядом с ручным хищником, чем с диким. Раз уж кругом чудовища, надо как-то научиться справляться с ними.

Адемин плотнее запахнула халат. Завтра нужно будет зайти к Моргану – рассказать, что она пока не ловила никаких заклинаний Рейвенара. И упомянуть, что ей хотелось бы продолжить занятия благотворительностью – после всего, что она увидела в Подхвостье, Адемин трудно было спокойно жить дальше. А ведь она увидела только малую часть той жизни, которую люди вели в этом жутковатом месте…

Быть нужной. Приносить пользу другим. Так и ей самой будет легче и проще жить дальше.

Заскрипела кровать – Рейвенар проснулся и принялся одеваться. Сначала Адемин хотела не показываться ему, но потом все-таки вышла из ванной и увидела, что он надевает рубашку, торопливо застегивая пуговицы.

– Пропустил одну, – негромко заметила она. Рейвенар нахмурился, заметив ошибку, расстегнул пуговицы, принялся заново засовывать их в прорези. Адемин не хотелось спрашивать, но она все-таки спросила:

– Что случилось?

Лицо принца исказила неприятная тяжелая гримаса – напомнила, что чудовище никогда не превратится в комнатную собачонку. Оно всегда будет тем, кто с удовольствием запускает когти в тело жертвы.

Но если это помнить всегда, то просто не сможешь жить дальше. Лишишься рассудка, если зациклишься на этом и не станешь искать выход.

– Морган зовет, – неохотно ответил Рейвенар. – А когда он приказывает, я подчиняюсь. В любое время дня и ночи.

Сердце вдруг застучало, забилось, как птица, сорванная с неба и брошенная в клетку. Адемин молчала, прекрасно понимая, что будет дальше: Рейвенар пойдет и сожжет кого-то по приказу его величества. Или превратит в дерево. Или…

Во рту сделалось сухо и горько. Рейвенар застегнул рубашку, заправил ее в штаны и сказал с неожиданной мягкостью, которая так сейчас не шла его окаменевшему темному лицу:

– Ложись. Тебя это не касается, Адемин.

Кажется, он впервые назвал ее по имени. Адемин кивнула – потом прошла к своей одежде, сброшенной на пол заклинанием, и вытянула из груды белье.

– Подожди меня, – сказала она. – Я быстро. Я сейчас.

Рейвенар вопросительно поднял бровь. Вот сейчас навязанная жена сумела удивить его по-настоящему. Адемин думала, что он прикажет ей остаться и не совать нос в чужие дела – но принц лишь пожал плечами и ответил:

– У тебя три минуты. Дольше не жду.

***

Зал Покоя всегда впечатлял – своей багровой тьмой, всеми оттенками красного и черного в шелковой обивке стен, самим отрывом от мира. Все здесь подавляло душу, все служило лишь одному: выполнять приказ короля, каким бы он ни был.

Надевая перчатки, Рейвенар поглядывал в сторону Адемин. Ей и правда хватило три минуты, чтоб собраться, а вот времени на прическу уже не было – сейчас, растрепанная, принцесса-бастард казалась ведьмой из леса.

Неужели она и правда хочет все увидеть? Рейвенар решил, что все-таки отправит ее прочь, а делом займется потом. Не нужно ей видеть, как человек сгорает заживо за несколько секунд. Такие, как она, нежные и хрупкие, не должны смотреть на работу монстров.

Но она все-таки пришла сюда. Пришла и стояла почти спокойно, почти не показывая своего страха. А ведь ей было страшно – Рейвенар чувствовал металлический запашок, который улавливается не носом, а душой – сейчас он шел от кожи Адемин, становясь все гуще.

– Как тебе здесь? – насмешливо спросил он. – Нравится?

Пусть не думает, что чудовищ можно изменить. Что хищник будет жрать с тонкой белой руки прекрасной феи и не вцепится в нее, кроша и перемалывая хрупкие косточки. Монстры всегда остаются монстрами – сейчас в этой мысли Рейвенару виделось какое-то изощренное удовольствие.

– Ты и сам знаешь ответ, – негромко откликнулась Адемин, и ее голос предательски дрогнул. Рейвенар усмехнулся.

– Все правильно. Жена должна быть рядом с мужем.

Двери в Зал Покоя открылись бесшумно. Морган вошел первым – сейчас, одетый в непроглядно черное, он казался архаическим божеством смерти и ужаса, и Рейвенар невольно склонил голову, признавая его власть, пока еще признавая. Король увидел Адемин, которая сделала реверанс, и удивленно спросил:

– Она что тут делает?

– Пришла посмотреть на мою работу, – ответил Рейвенар и добавил: – Я пытался ее отговорить.

Морган издал недовольный низкий звук. Огилви, который вошел следом, наткнулся взглядом на Адемин и вопросительно поднял бровь.

– Ей здесь нечего делать, – бросил король. – Идите отдыхать, ваше высочество, это зрелище не для девичьих глаз.

Рейвенар ждал, что Адемин кивнет и послушно выйдет прочь – но девушка ответила негромко, но очень спокойно и твердо:

– Позвольте мне остаться, ваше величество. Раз уж я замужем за его высочеством, то хочу узнать его как можно лучше.

У Моргана дрогнули ноздри – верный знак плохо скрываемого раздражения. Он устало вздохнул и ответил:

– Ладно, но я не буду звать Сфорца. Свалишься в обморок, случится истерический припадок – справляйся сама.

– Да, ваше величество, – откликнулась Адемин. Огилви подошел, взял ее под локоток и отвел в сторону – там девушка замерла рядом с канцлером, и Рейвенар недоумевающе подумал: неужели она и правда останется до конца? Разделит с ним все это?

– Мой дорогой племянник, войди скорее, – Морган развернулся к двери и широко улыбнулся, словно гостеприимный хозяин. Охрана втолкнула Эвина Эриссета, сына одной из сестер ее величества, и Рейвенар вопросительно поднял бровь.

Этот-то в чем смог так провиниться, что его привели в Зал Покоя? Эвин был безобидным объедалой и выпивохой, сейчас все его крупное тело, желейное, как у медузы, колотила дрожь – он споткнулся и едва не растянулся на полу.

Рейвенар снова бросил взгляд в сторону Адемин – она смотрела с ужасом и сочувствием.

– Я с нескрываемой скорбью узнал о том, где именно ты взял деньги, – произнес Морган и уточнил: – Те самые, на которые отстроил дворец на побережье.

– Наследство! – взвизгнул Эвин. Наткнулся взглядом на Рейвенара, и по его светлым штанам начало расползаться мокрое пятно. – Получил наследство от двоюродной тетки, Шеммы! Вы знаете Шемму, государь!

– Знаю, – кивнул Морган. – Знаю еще, что наследство – это всего пятьсот тысяч крон. А строительство обошлось в два с половиной миллиона, и эти два пришли к тебе из княжества Цинь.

Рейвенар удивленно посмотрел на отца. Эвин – циньский шпион? Проще представить улитку гонцом-скороходом, чем этого обжору иностранным разведчиком.

Но Морган никогда и никого не обвинял просто так, из прихоти. Раз он привел человека сюда, то у него были неопровержимые доказательства и улики.

– “Предатель грязное животное пред лицом Моим”, – процитировал Морган Писание. – Раз ты выбрал такой путь, то я не в силах тебе отказать. Рейвенар, – он обернулся к сыну и улыбнулся. – Свинью, пожалуйста. Свинью мясной циньской породы.

Рейвенар кивнул. Кажется, отец смягчился, увидев Адемин в Зале Покоя. И изменил свой первоначальный план так, чтобы не шокировать принцессу.

Эвин застонал и ссыпался на пол, невнятно умоляя о пощаде. В воздухе разлилась вонь – циньский шпион не уследил за кишечником, и Морган нервным движением вынул носовой платок и поднес к лицу.

Адемин застыла, словно изваяние.

Рейвенар посмотрел ей в глаза и провел рукой по воздуху – причитания Эвина оборвались, и Зал Покоя наполнил поросячий визг.

Свиньи мясной циньской породы крупные твари – на всякий случай Рейвенар приготовил парализующее заклинание. Вдруг Эвину захочется броситься на короля, хоть как-то отомстить за то, что с ним сделали?

Но громадный хряк лишь визжал. Копыто било в мрамор пола, по уродливой морде струились слезы, пятачок дрожал. Морган довольно улыбнулся – подошел к тому, во что превратился Эван, потрепал тонкое крупное ухо.

– На кухню его, – приказал он. – На завтрак всем подать сладкую вырезку с апельсинами по-циньски. Остальное – отправить в посольство.

***

Когда Рейвенар увидел, как болезненно дрогнуло и исказилось лицо принцессы, то по губам пробежала язвительная улыбка.

Да, с предателями в Вендиане поступали именно так. Их разрубали на части, причем так, чтобы тот, кто выменял любовь к родине на чужеземное золото, был жив до самого конца. Отец немного изменил процедуру.

А в Бергаране, похоже, было по-другому. Ну или Адемин никогда не присутствовала на таких вот… мероприятиях.

Или же ей просто страшно. Потому что Морган ведь заставит всех отведать этого мяса – разве что Эрика пощадит. А остальные будут есть да нахваливать.

Эвин теперь визжал тонко-тонко. Став свиньей, он все равно понимал человеческую речь и знал, как именно закончится его путь.

Вот тебе и дворец на побережье. А надо было раньше думать, когда собирался продавать свою страну. Рейвенар сейчас был полностью согласен с отцом и даже думать не хотел ни о какой милости к уроду.

А вот Адемин вдруг бросилась к Моргану, упала перед ним на колени и схватила государя за руки. Это был настолько неожиданный порыв, что отец замер, и в его взгляде на мгновение даже мелькнула растерянность.

– Прошу, ваше величество, – голос девушки звучал негромко, но отчетливо. Эвин даже визжать перестал. – Прошу, умоляю, заклинаю вас Господом и всеми святыми его, не делайте этого. Смилуйтесь!

Огилви недоумевающе перевел взгляд на Рейвенара – мол, уйми свою женщину! – но тот и бровью не повел. Такой пьесы в Зале Покоя еще не было, ему хотелось все досмотреть до конца.

– Вы… вы просите милости для предателя, дорогая невестка? – Морган наконец-то совладал с собой, и теперь смотрел насмешливо и почти дружески. – Для того, кто продал родину чужеземцам?

Эвин грохнулся на необъятный зад, задрал уродливую голову к небу, и Рейвенар готов был поклясться, что свинья молится.

– Нет, ваше величество, – ответила Адемин. – Не милости, но… Не такой страшной лютости.

Пожалуй, отец и правда перегибал палку – Адемин с ее чувствительностью и добротой просто не могла этого пережить. А вот мать и сестры Рейвенара уплетали бы мясо за обе щеки и еще просили бы добавки – в этом принц не сомневался.

– Ваш государь-отец не казнит предателей?

Моргану нравилось, когда перед ним стояли на коленях. И Адемин сейчас была невероятно, сокрушающе прекрасна. Тяжелый свет Зала Покоя лежал на ее волосах и скользил по спине, и Рейвенар вдруг вспомнил картину, которую когда-то видел в музее изящных искусств.

Святая Анна просила безжалостного царя язычников Гвайра о милости к детям и женщинам захваченного народа. И стояла перед ним так же, как Адемин сейчас стояла перед Морганом.

Гвайр убил святую первой – и сказал, что его милость в том, что она не увидит чужих мук. На всякий случай Рейвенар оживил защитное заклинание. Не облако Харамин, конечно, но тоже сильное.

– Казнит, ваше величество. Но не приказывает их съесть. Это не мудрость владыки, а безумие.

– Вы назвали меня безумным, дорогая невестка? – насмешливо осведомился Морган, и Рейвенар прибавил к защитному заклинанию еще одно.

– Я всей душой верю, что это не так, – откликнулась девушка. Морган посмотрел на Огилви и покачал головой.

– Кто-то не закрыл двери во дворец, и к нам пробралось милосердие, – заметил он. – Вы понимаете, дорогая, что я должен преподать урок всем? И тем, кто подкупает моих людей, и тем, кто продается?

Да уж, такой урок запомнят навсегда. Жители княжества Цинь, благородные беспощадные поэты, пожалуй, и балладу об этом напишут.

– Конечно, ваше величество. Но вы должны быть государем справедливым и мудрым. Таким, как я увидела вас. Таким, а не бешеным зверем.

Рейвенар с трудом сдержал усмешку. Сперва принцесса показалась ему безвольной овцой, которую принесли на заклание – но теперь он видел, что это далеко не так. Чтобы встать вот так рядом с Морганом, чтобы молить его, настойчиво продвигая свою линию и даже льстя, надо иметь крепкий характер и безграничную смелость.

Он даже пожалел о том, что они неправильно начали. Если бы Адемин влюбилась в него, они бы горы перевернули вдвоем.

Но Морган убил Шейлу, чтобы сын не отвлекался от важных государственных задач. И в тот день Рейвенар мог думать лишь о своей потере.

– Вы превратили его в животное, – продолжала Адемин гнуть свою линию. – Ваше величество, этого достаточно! Предатель и есть зверь перед лицом Бога и людей. Отправьте его циньскому послу, как хотели! Циньцы все равно его не пожалеют, но это безумие будет не на ваших руках! Оставьте себе правосудие государя, а им всю грязь!

Морган вдруг рассмеялся. Склонился к Адемин, резким движением поставил на ноги. Обернулся к Огилви и задумчиво произнес:

– Надо же, кто-то задумался о чистоте моих рук и о моей совести. А то привыкли, что я убираю за всеми грязь… Ладно, дорогая невестка, я признаю вашу правоту. Но моя жена скажет, что свинья заступилась за свинью.

Ноздри Адемин едва заметно дрогнули, но она не опустила головы.

– Пусть так, ваше величество. А вы ответьте, что человек заступился за грешника, как и велит всем нам Господь. Не будет же моя дорогая свекровь спорить с Господом?

Морган рассмеялся еще громче. Приобнял Адемин за плечи и повлек ее к выходу – вздохнув с облегчением, Рейвенар потянулся за ними, пока не гася защитных заклинаний.

– Вы ее еще не знаете. Будь ее воля, она бы спорила и с Царем Небесным, и со всеми святыми, и с каждым бесом вплоть до Падшего, – отец обернулся через плечо и приказал: – Ладно, ладно. Отправьте свинью циньскому послу, пусть сами думают, как ее употребить.

Огилви кивнул. Эвин издал едва слышный стон и обмяк на полу.