Мне тебя навязали

Глава 10

Только оказавшись в своих покоях, Адемин все-таки поверила, что у нее получилось.

Сама мысль о таком безумии вызывала озноб. И ведь все ели бы эту свинину – едва Адемин представила кусок мяса на своей тарелке, как бросилась к Моргану молить о пощаде. Он бы и Эрика не пожалел…

– Настоящее чудовище здесь не ты, – негромко сказала она, когда Рейвенар закрыл двери в их спальню. – А твой отец.

Принц печально усмехнулся. За окнами маячил рассвет – можно поспать еще пару часов, но Адемин сейчас казалось, что она никогда не сумеет заснуть. Ее знобило, и озноб не прекращался.

Она выступила против безжалостного зверя в человеческом обличье – выступила и победила. Поверить невозможно. Морган пощадил ничтожного предателя – как и сколько раз он вспомнит об этом? Вернее, припомнит Адемин ее заступничество? Какую цену ей еще придется за это заплатить?

Неважно.

– Ну надо же, ты это поняла, – заметил Рейвенар. Лег поверх покрывала, не раздеваясь, забросил руки за голову – Адемин будто только сейчас заметила, какой он длинный, сухой и худой. – А я все думал, ты будешь считать главным пугалом меня.

Она не легла рядом – села в маленькое кресло у окна и спросила:

– Каково это – выполнять такие приказы? Я не про свинью, я про…

Ее снова начало тошнить – нервным движением выхватив носовой платок, Адемин прижала его к лицу, пытаясь прогнать воспоминания и впечатляющие картинки.

– Ну ты же видела, что бывает, когда я не слушаюсь и делаю по-своему, – вздохнул Рейвенар и признался: – Я испугался за тебя. Боялся, что отец швырнет тебя в карцер. А он надо же, послушал.

Он помолчал, глядя в потолок, и добавил:

– Теперь можешь называть себя укротительницей монстров.

Адемин посмотрела на него почти со злостью.

– Укротить – это когда знаешь, что такого не повторится. А я не знаю ничего подобного, ни о нем, ни о тебе.

За окном зацвиркала птичка – приветствовала наступление утра. Адемин знала ее: лейнские звонцы обитали по всему Срединному узлу и югу, долетая даже до знойных пустошей Квангары. Там, в черном краю рабов и жуткой магии, оценили бы поступок Моргана. И с удовольствием отведали бы мяса предателя.

“На всякий случай не буду есть свинину”, – подумала Адемин и сказала:

– Нам с тобой нужно обмануть его. Он ни в коем случае не должен узнать о нас. Да, мы соединены, но… я не подхватываю твои заклинания.

– Ты об этом уже говорила, – устало напомнил Рейвенар.

– И повторю! – вспыхнула Адемин. К щекам прилила кровь, голова заболела. – Это… у меня слов нет! Это не просто безумие, это извращение! И ты…

Рейвенар приподнялся на локте, пристально глядя на нее.

– Что – я? Продолжай.

– Ты заражен, – глухо ответила Адемин. – Тебе надо выпустить все это из души, как яд из раны.

– Иди сюда, – негромко сказал Рейвенар. Похлопал ладонью по покрывалу, словно комнатную собачонку подзывал, и это вызвало у Адемин такой прилив гнева, что голова заболела.

– Ты превратил человека в свинью, – напомнила она. – И думаешь, что я…

Да, он именно так и думал. Невидимые руки опустились на запястья Адемин и осторожно, но властно повлекли ее вперед и опустили на кровать рядом с принцем. Рейвенар дотронулся до ее растрепанных волос и произнес с обманчивой мягкостью, почти нежно:

– Когда я прошу подойти, ты подходишь.

Конечно, иначе он заставит. И в следующий раз все сделает намного резче и больнее.

Никогда нельзя забывать, что ты рядом с монстром.

– После завтрака поедем в Подхвостье, – продолжал Рейвенар. – Есть там одно место, где нас никто не увидит. Я хочу проверить кое-что, да и тебе нужно поучиться направлять свою силу. Владеть ею. Понимаешь?

Его пальцы дотронулись до подбородка Адемин с ошеломляющей, почти невыносимой нежностью – такой, которой просто не могло быть у того, кто превращает людей в свиней и сжигает заживо. Сейчас они смотрели друг другу в глаза – Адемин хотела отвести взгляд, но не могла.

Это было неожиданно. Непривычно и неправильно.

Рейвенар прикоснулся губами к ее губам – осторожно, трепетно, словно боясь разрушить что-то особенно важное неловким движением. И почти сразу же отстранился – Адемин уставилась на принца, не зная, что делать. Все в ней окаменело, лишь внутренний голос подсказывал, что надо было откликнуться на поцелуй, а не замирать, словно статуя.

Она сейчас не знала, как правильно. И Рейвенар не знал тоже – потому что его боялись и ненавидели, его презирали и трепетали перед ним, но никто не хотел просто поцеловать его – кроме, может быть, той несчастной русалки.

Это было странное, выворачивающее наизнанку чувство. Адемин растерянно прикоснулась пальцами к губам, словно боялась, что на них остался ожог от этой неожиданной, такой пугающе неправильной нежности.

– Да, поедем в Подхвостье, – произнес Рейвенар так, словно напоминал о своем решении самому себе. – Доброй ночи, Адемин.

И снова рухнул в сон, едва закрыв глаза.

***

Утром на завтрак подали пышный омлет с ветчиной, и Адемин аккуратно отложила в сторону смугло-золотистые ломтики. Рейвенар, который как обычно, не жаловался на аппетит, усмехнулся.

– Не бойся. Из этой свиньи еще не успели бы сделать ветчину. Да и вообще, Эвина уже отправили циньскому послу.

Адемин поежилась. Осторожный поцелуй Рейвенара все еще горел у нее на губах, и она почему-то боялась, что это ощущение уйдет и больше уже не повторится.

– Ты очень спокойно об этом говоришь, – заметила она. Рейвенар пожал плечами.

– Я к этому привык. Когда всю жизнь исполняешь такие вот приказы, тебе постепенно становится все равно.

– А не исполнять ты не можешь. Снова изрежешь себя, а потом окажешься в карцере, – Адемин отрезала кусочек омлета, но есть не стала – так и держала на вилке.

Улыбка Рейвенара сделалась мягче.

– Вот, теперь ты наконец-то понимаешь меня.

– Мне очень жаль, – искренне сказала Адемин. – Мне правда очень жаль. Тогда надо было дать тебе ту мазь… но я была так зла на тебя за все, что ты сделал, мне было так больно, что я…

Она замолчала. Рейвенар взял салфетку, принялся выдергивать из нее нитки.

– Ты продолжай, продолжай. Тебе было так больно, что моя боль стала твоим лекарством. Принесла облегчение.

Он был прав, и Адемин признавала эту правоту. Тогда она была как заключенная, которая увидела за решеткой своего мучителя, и испытала жгучую радость по этому поводу. Но эта радость так не вязалась со всей душой, с целой жизнью, что к боли примешался и стыд.

– Верно, – откликнулась Адемин. – Ты прав. И я не хочу, чтобы это повторялось. И да, я принесу тебе мазь, если потребуется. Потому что я такая самой себе не нравлюсь.

Рейвенар понимающе кивнул.

– Ты не такая, как мои сестры. Знаешь, что сделала бы Лемма? Сбегала на кухню, принесла мешок соли и засыпала бы меня.

Гертруда и Зоуи поступили бы точно так же. И Адемин не хотела становиться такими, как они. Жалость к Рейвенару и сочувствие к предателю, превращенному в свинью, вернули ее к себе. Вернули ей исцеленную душу.

Можно пройти через муки и боль, но все-таки не превратиться в чудовище. Держаться за свою душу, как за последний оплот.

– Мне жаль, – искренне сказала Адемин.

– И мне жаль, – с той же сердечностью, в общем-то, ему несвойственной, откликнулся Рейвенар. – Прости меня. Я должен был поступать с тобой иначе.

После завтрака они выехали в Подхвостье, не говоря друг другу ни слова, но Адемин чувствовала, как в этой тишине между ними прорастают какие-то новые, особенные узы, соединяя их крепче, чем соединила магия. Когда показался храм Святого Дунстана во Тьме, Адемин решила, что они снова едут к отцу Томасу, но экипаж погрохотал дальше, катя среди совсем старых домов – они нависли над дорогой так, словно рассматривали полуслепыми бельмами глаз тех, кто осмелился нарушить их покой.

Людей здесь не было. Никто не выглядывал из подворотен, никто не стоял черной тенью в провалах замусоренных арок и не вываливался из распахнутых пастей кабаков. У Адемин почему-то начали ныть зубы, и пришло странное чувство, будто на спине лежит чья-то тяжелая невидимая рука.

– Здесь много участков старой магии, – объяснил Рейвенар, наверно, заметил, что принцесса побледнела. Сам-то он выглядел так, словно ехал на приятную прогулку. – Силы, спрессованной веками. Она прикроет нас от Моргана – он будет знать, что мы ездили в Подхвостье, но не что мы тут делали.

– Я поговорю с ним, – откликнулась Адемин. – Расскажу, где мы были, расскажу про отца Томаса и его записки. Раз уж я стала заниматься благотворительностью, король должен об этом знать. Это нас прикроет. Он будет думать, что мы обсуждаем проекты школы и больницы, а мы на самом деле…

Рейвенар посмотрел на нее, нахмурившись, а потом вдруг рассмеялся.

– Где лучше всего прятать краденое? На чердаке у полицейского!

Вскоре экипаж прокатил по мосту над смрадной речушкой, миновал несколько улочек и выкатил на площадь, остановившись возле пустого постамента. Чей памятник стоял здесь когда-то? Уже не узнаешь, буквы давно истерлись. Рейвенар спрыгнул на грязную мостовую, помог Адемин спуститься и сказал:

– Ну вот, попробуем здесь.

Они прошли за постамент и встали друг напротив друга, словно дуэлянты или борцы. Рейвенар мягко провел по воздуху, и на его ладонях засветились небольшие сиреневые шары.

Не облако Харамин. Что-то несложное, почти доброе – повинуясь невнятному зову, Адемин протянула руку вперед, и шар с левой ладони принца соскользнул и потек к ней.

– Хорошо! – одобрил Рейвенар. – Ты понимаешь, что сейчас делаешь?

– Нет, – откликнулась Адемин, и на мгновение что-то внутри сжалось, словно она сделала нечто плохое. Но шар не сменил направления – подплыл к ее руке, лег на протянутую ладонь.

С ним пришло умиротворение. Почти покой. Адемин наконец-то осознала, поняла и приняла: страх ушел. Ей больше не было страшно, ужас покинул ее, а она поняла это только теперь.

Ей стало легче. Намного легче.

– Что это? – спросила Адемин, не сводя глаз с перетекающих сиреневых струек энергии в глубине шара.

– Это обезболивающее заклинание, – ответил Рейвенар. – Очень сильное. Ты забрала его у меня и не поняла этого. Попробуй теперь отдать.

“Я очень слабый маг, – напомнила себе Адемин. – У меня почти нет способностей, я не умею передавать чары, я даже…”

– Беги, маленький, – сказала она вслух, и шар сорвался с ее ладони – упал на грязные камни мостовой, запрыгал по ним, будто детский мячик.

Рейвенар присел, подхватил его и дунул – шар рассыпался ворохом ярких искр. Некоторое время Адемин вслушивалась в себя, заново привыкая к умиротворению и покою – это было как покачиваться на морской волне.

Потом она спросила:

– Почему ты не дал мне это заклинание раньше?

– Потому что оно бы не сработало, – ответил Рейвенар. – Душа должна сама залечить свои раны. И ожить, когда будет к этому готова.

Он энергично растер ладони и над ними с треском появился новый шар, золотой и яркий. От него веяло угрозой, словно прямо над головой сгустился смерч.

– Работаем дальше, – произнес Рейвенар. – Это боевое заклинание. Попробуй забрать его.

***

Когда они вернулись во дворец, Адемин едва держалась на ногах от усталости, но Рейвенар видел, что она счастлива. В ней изначально было очень мало магии, какие-то жалкие крохи, и теперь она наслаждалась тем водопадом, который ее наполнил.

– Ты выглядишь очень довольной, – негромко произнес Рейвенар, когда они вышли из экипажа и направились в сторону дворца. Адемин посмотрела на него растерянным детским взглядом и кивнула.

– Это как подарок, – так же негромко откликнулась она. – Я даже представить не могла, что однажды сумею… вот так.

Урок закончился на том, что Адемин взяла из рук Рейвенара Гром небес, боевое заклинание, и использовала так свободно и невозмутимо, словно всю жизнь к этому готовилась.

“Мы соединены, – подумал Рейвенар. – И совсем скоро она сможет делать все, что могу я. Может, тогда, вдвоем, мы сумеем отправить Моргана туда, где ему самое место. На дно Ада”.

– Я сейчас пойду к его величеству, – сказала Адемин, сразу же обретая сдержанный, почти суровый вид. Расскажу ему о нашей поездке, пусть все узнает от нас, а не… – она посмотрела на Рейвенара и спросила: – Он ведь не приставит к нам шпионов?

Рейвенар неопределенно пожал плечами. Зачем, когда Морган назначил главным шпионом как раз Адемин?

– Не должен, – откликнулся Рейвенар. – Но я на всякий случай ставил защитные чары. Расскажи ему обо всем. Вдруг и правда получится под шумок что-то выбить для Подхвостья?

На этом они и расстались. Адемин пошла по лестнице к кабинету короля, а Рейвенар направился в сад – туда как раз должны были вывести Эрика для прогулки перед ужином.

Он обнаружил брата с мольбертом возле большой цветочной клумбы. Эрик рисовал космеи – рядом с розами и лилиями они казались слишком провинциальными, но Эрик обожал их невесомую нежность, поэтому космеи тоже царили и правили на клумбах.

– Как ты? – спросил Рейвенар, усаживаясь рядом на скамью. Лицо брата было усталым и напряженным, словно он тяжело трудился весь день. Лист акварели перед ним был нетронут – Эрик смотрел на него, полностью погрузившись в себя, и Рейвенар подумал, что у брата начинается очередной приступ.

– Я вспомнил маму, – отрешенно Эрик, не глядя в сторону Рейвенара. – Один раз она гуляла со мной, вон там. Гуляла и плакала.

Рейвенар мысленно усмехнулся. Ее величество Катарина была не из тех, кто плачет: обычно она запирала все чувства в душе и не выпускала оттуда. Королева почти всегда была спокойной и сдержанной: а как иначе, когда муж в открытую ходит к любовницам и может превратить тебя в свинью? Вернее, заставит сына это сделать.

– Наша с тобой матушка не плачет, – сказал было Рейвенар, но Эрик нервно махнул рукой, приказывая ему замолчать.

– Королева Катарина не наша с тобой мать, – с нажимом произнес он. На бледном лице выступил нервный румянец, Эрик обернулся к Рейвенару и посмотрел так, словно только он мог решить мучительную и страшную задачу. – Наша с тобой мать гуляла со мной однажды, вон там, говорю же тебе! И плакала, ей было жаль нас, она нас любила!

Рейвенар нахмурился. Все это было похоже на бред, но Эрик говорил так упрямо, так настойчиво, что от его слов нельзя было просто взять и отмахнуться.

Но если они не дети Катарины, то это многое объясняло. Ее нервы, ее постоянную напряженность, ее отстраненность от младших детей.

Рейвенару захотелось рассмеяться – рассыпаться нервным смехом, за которым последует буря, что разнесет весь дворец по кирпичику. Он считал свою жену бастардом и в итоге сам оказался королевским ублюдком.

– Но почему ты так решил? – спросил Рейвенар, гладя брата по плечам и спине, чтобы ушла жуткая скованность, которая превратила молодого человека в деревянную куклу.

– Потому что я вспомнил, – ответил Эрик и, нервно схватив папку с рисунками, протянул ее брату. Резко раскрыл – изрисованные листы бумаги посыпались на гравий дорожки. – Вот она! Вот наша с тобой мама!

Он сжал один из рисунков, ткнул его чуть ли не в лицо Рейвенара. С акварельного портрета смотрела миловидная женщина, светловолосая, пышнотелая, очень грустная, и Рейвенару вдруг сделалось холодно.

Его мир был привычен и предсказуем. Даже брак с Адемин вписывался в эту предсказуемость – в конце концов, принцы берут в жены тех, кого им выберут родители. Ну, да – Морган выбрал бастарда, но по большому счету это ничего не значило. Но теперь Рейвенар смотрел на женский портрет и чувствовал, как весь его привычный мир медленно идет трещинами.

Еще прикосновение – и все рассыплется крошевом.

– Может, это наша с тобой няня? – осторожно спросил Рейвенар. – Или кормилица?

Полную гладкую шею женщины украшала подвеска на тяжелой цепочке, такая неуместная и чуждая в ее спокойном образе. Рейвенар всмотрелся в знак, изображенный на подвеске – Эрик нарисовал схематически, но Рейвенар все равно узнал его и похолодел.

Он сам себе сейчас казался похожим на яйцо – и невидимый молот бил и бил, сокрушая хрупкую оболочку.

Лицо Эрика болезненно дрогнуло, и Рейвенар тотчас же соткал успокаивающее заклинание – брат сейчас выглядел так, словно хотел броситься. Но Эрик лишь нервно шмыгнул носом и спросил:

– Почему ты мне не веришь? Я же знаю. Сегодня дрогнула земля, и я вспомнил.

Дрогнула земля, повторил Рейвенар и спросил:

– Когда это было?

Эрик нахмурился, припоминая.

– В два часа. Земля дрогнула, и я вдруг вспомнил настоящую маму. Она плакала и не хотела уходить от меня. А ты сидел на земле и держал ее за подол платья, и в руке у тебя была игрушечная лошадка…

Он сделал паузу и добавил:

– И нити. Кругом летали золотые нити.

И вот тогда Рейвенар понял: все хреново. Невероятно, бесконечно хреново.

***

– Значит, вы снова были в Подхвостье.

Адемин кивнула, мысленно отметив это “снова”. Значит, за ними следили в прошлый раз – да особенно и следить не надо, нужно просто поговорить с кучером.

– Да, ваше величество, – откликнулась она. – Я познакомилась с отцом Томасом из тамошней церкви, он очень много поведал мне о нуждах людей. И я хотела просить вас о помощи, ваше величество.

Морган обернулся к ней. Взял с большого фарфорового блюда ломтик вяленой ветчины, и Адемин тотчас же сказала себе: это не от той свиньи. Не успели бы завялить настолько быстро.

– Тебе говорили, что ты смелая?

Адемин улыбнулась – улыбка получилась слабой и жалкой, такой, как надо, когда забираешься в пасть тигра и пытаешься выхватить мясо у него из зубов.

– Нет, государь.

– Тогда слушай: ты не просто смелая, ты отчаянная. Мало кто отваживается просить меня о деньгах, – он отправил в рот кусок мяса, прожевал и продолжал: – Подхвостье это отвратительная прорва, сколько туда ни отправь, все будет мало.

Адемин понимающе кивнула.

– Там ужасно, ваше величество. Грязь… – она поежилась, вспомнив о поездке. – Если в столице начнется эпидемия, то выйдет она именно оттуда.

Морган усмехнулся.

– У тебя доброе сердце, это редкость по нынешним временам. Как ты думаешь, государи прошлого знали об этом гнилом гнезде?

– Конечно, ваше величество. Государь все знает о своем народе.

– Неужели такая отвратительная окраина украшает столицу?

– Нет, – откликнулась Адемин, не понимая, куда он клонит.

– Но раз она там есть, значит, для чего-то нужна, – Морган взял еще один кусок мяса. Кажется, ему доставляло удовольствие смотреть на нервно-брезгливое выражение лица Адемин. – Например, для того, чтобы удерживать пласты природной магии. Старые, мощные… Пока Подхвостье и его обитатели на месте, тьма не расползается. Иначе я давно приказал бы переселить людей и все там сровнять с землей.

Адемин нахмурилась.

– Ладно, хорошо, можно не переселять, – не сдавалась Адемин. – Но хотя бы канализацию починить! Организовать стандартные полицейские участки, а не устраивать летучие облавы, построить больницу для бедняков, школу! Дать им работу! Показать, что честный труд лучше преступления.

Морган слушал ее с преувеличенно внимательным видом. “Да я его забавляю, – подумала Адемин. – Ему нравится моя резкость, ему нравится, что я говорю так, как никто с ним еще не говорил. И он, разумеется, откажет”.

– Это все идеи того отца Томаса? – поинтересовался Морган.

– Теперь и мои тоже. У меня сердце разрывается, как только я вспоминаю о наших поездках.

Морган съел второй кусок, вытер пальцы салфеткой и неспешно прошел по кабинету туда-сюда.

– После победы у нас хватает денег, – произнес он. – Можно пустить их и на канализацию Подхвостья, это будет хороший шаг. Но все зависит от вас, дорогая невестка.

Невидимый ледяной палец дотронулся до щеки Адемин. Она медленно поднялась со стула и посмотрела королю в глаза, надеясь, что выглядит смелой, но не дерзкой. Смелость берет города, а дерзость приводит на плаху – так когда-то говорил отец.

– Что я должна делать, ваше величество?

– Говорить мне правду, – отчеканил Морган. – А правды я от тебя сегодня не услышал. Вы были в Подхвостье, это верно, но занимались там не болтовней с нищими. А чем?

Он смотрел так, словно все знал. Адемин вдруг представила, как ее вводят в Зал Покоя – что будет делать Рейвенар, когда ему прикажут превратить жену в свинью?

– Ваше величество, мы пробовали проверить нашу связь, – глухо ответила Адемин. – Мы с его высочеством в некотором смысле единое существо. Он пытался… повторить то, что случилось. Передать мне облако Харамин. Понять вообще, есть ли какой-то способ, что это было, совпадение или нет.

Морган молчал. Только напряженные ноздри выдавали его внутреннее волнение.

– Но у нас ничего не вышло, – продолжала Адемин. – Я слабачка, у меня ничего не получается, честное слово! Мы промучились там целый день, и ничего не вышло. Мне не о чем рассказать, ваше величество.

Морган улыбнулся, теперь уже спокойнее и мягче. Пройдя к столу, он налил в бокал бренди и протянул Адемин: она взяла бокал, стараясь не дотронуться до пальцев короля, но все-таки прикоснулась к ним, сухим и холодным.

– Было облако Харамин или что-то еще?

– Были разные чары, – ответила Адемин. – Но я не знаю, какие. Никогда не встречала таких.

Морган вздохнул.

– От вас так и разит его магией, – признался он. – Я сразу понял, что вы не просто катались. Вы старайтесь, Адемин. И рассказывайте мне все, даже то, что может показаться неважным и ненужным. Потому что…

Он не договорил. Дверь распахнулась и Рейвенар почти вбежал в кабинет – нервный, резкий, весь какой-то взъерошенный. Адемин застыла, чувствуя, как к ним надвигается беда.

– Ты был прав, – выдохнул Рейвенар без приветствий. – Ты во всем был прав. Совсем скоро они будут здесь.

***

Уже потом Рейвенар подумал, что наверно надо было промолчать. Сделать вид, что ничего не произошло.

Но в нем словно распустился алый огненный цветок, он жег душу и губы, и слова вырывались, как птицы из клетки. Встревоженные красные птицы, которые чувствовали конец привычного мира.

Морган много лет ждал чудовищ с изнанки – и вот они шли. Не миф, не сказка, которой пугают малышей, не дурацкая выдумка – монстры были реальны.

Земля дрожала под их поступью. Золото их силы парило в воздухе.

Бедный Эрик был первым, кто их увидел. Пока весь мир еще блаженствовал в неведении, но Эрик знал, что все началось, пусть и не отдавал себе в этом отчета.

Адемин взглянула в лицо Рейвенара и побледнела. Ух, как она побледнела – словно испугалась за него. Хотя с чего бы ей… Рейвенар запоздало подумал, что скоро все кончится, а он прожил жизнь так, что рядом с ним нет любящего существа, кроме брата.

Сам виноват. Морган много лет старательно лепил из него чудовище, Рейвенар сопротивлялся, но недостаточно. Он в итоге сам сделал выбор, сам превратился в того, с кем страшно находиться рядом.

– О чем ты? – спросил отец, хотя и так понял. Понял и как-то осунулся, что ли, словно из него вынули стержень, который поддерживал короля все эти годы. На Рейвенара смотрел не победитель соседней державы, не великий владыка, а человек, который столкнулся со своими страхами и понял, что они реальны.

– Ты был прав, – произнес Рейвенар. Подошел к жене, забрал из ее руки бокал бренди, осушил его одним глотком – нет, такие новости и правда следовало запить. – Сегодня появилась первая трещина в реальности. Эрик ее видел.

Морган кивнул. Взял себя в руки, прикрыл глаза. Миг растерянности отступил – теперь перед Рейвенаром снова стоял государь, готовый к любым поворотам и ударам судьбы.

В конце концов, он ждал этого дня много лет. Готовился к нему.

– Что ж, пусть идут! – с нарочитой бодростью воскликнул он. – У нас есть, чем их встретить, у нас есть оружие! А пока никакой паники, никаких криков и слез. Все продолжают жить спокойно.

Адемин обернулась и посмотрела на Рейвенара с такой горячей, с такой отчаянной надеждой, словно только он один мог бы все исправить. А он понятия не имел, что теперь делать – просто кивнул отцу, взял Адемин за запястье и почти выволок из королевского кабинета.

Да, они были соединены. Да, их общая магия была сильна – но Адемин бастард, дитя чужого порока, которое не имело отношения к владыческой крови. Они не выстоят, когда по миру пойдут трещины, наполнятся золотом и выпустят тьму.

Им не удержаться.

– И как же мы… – проговорила Адемин, когда они вошли в покои Рейвенара, и за ними хлопнула, закрываясь, дверь: словно отрубила привычный устойчивый мир от леденящего будущего. – Что же нам делать?

Она была испугана и растеряна, она смотрела на Рейвенара с надеждой, словно он один сейчас мог все исправить. А он понятия не имел, что делать, он все это время считал рассказы о чудовищах метафорой и не верил ни единому слову отца.

И вот теперь пришло время действовать, и Рейвенар знал, что они не устоят.

Да, эта девушка с золотыми волосами усиливала его. Да, с ней он обрел то могущество, о котором даже не мечтал – но этого все равно было мало, чтобы сразиться с тьмой и победить ее.

Мало, мало, мало. Он даже власть отца сбросить не мог.

На несколько секунд Рейвенар прикрыл глаза. Сосредоточился, взял себя в руки. Он не имел права на панику, он не смел показывать другим свое волнение и тревогу, он должен был разорвать на части страх и выбросить его прочь.

Пусть монстры идут. Их встретит чудовище похлеще.

Да, он был потрясен – а кто на его месте спокойно сказал бы: пустяки, все сделаю между первым и вторым бокалом. Но Рейвенар не собирался сдаваться. Да, мир не устоит, и чудовища будут пировать на развалинах – но перед этим он устроит им хорошую трепку.

Сдохнет, да. И заберет с собой столько тварей, сколько сможет.

У Рейвенара даже руки заныли, словно предчувствуя не просто броски заклинаний, а чужую плоть на разрыв.

Он дотронулся до щеки Адемин, и девушка не вздрогнула и не отстранилась от его пальцев. Кажется, она начала привыкать к нему. И больше не видела в нем монстра. Как жаль, что у них осталось так мало времени – все могло бы быть иначе, но не судьба.

– Ничего нового, – ответил Рейвенар, стараясь говорить спокойно. Так, чтобы Адемин тоже успокоилась. – Нас с тобой навязали друг другу, чтобы мы спасли мир, вот это мы и будем делать. Раньше мы прятались от Моргана, теперь уже не станем. Тебе нужно научиться принимать все мои заклинания, сражаться с этими тварями мы будем вместе. Так что… – он улыбнулся, надеясь, что улыбка не выглядит пугающей. – Мы просто сделаем то, что должны. Потом…

Он сделал паузу, чувствуя, как слова раздирают его плоть. Но их нельзя было не сказать.

– Потом, когда все закончится, ты сможешь уехать домой. Я дам тебе развод, Адемин, и достаточно денег, чтобы ты никогда в них не нуждалась. Незачем тебя мучить.

Ее лицо прояснилось, и Рейвенар с неожиданной усталостью подумал, что именно этого и ждал. Она хочет избавиться от навязанного брака – кто бы не хотел в ее ситуации? И все равно это оказалось внезапно горько и тяжело. Рейвенара словно взяли за шкирку и ткнули носом в собственную гнилую и грязную суть.

– Неожиданно, – призналась Адемин. – Я правда не думала, что ты так скажешь. Но… ты уверен, что мы справимся? Ты помнишь, кто я?

– Провалами в памяти не страдаю, – ухмыльнулся Рейвенар. – Мы сделаем все, что сможем, Адемин. А потом ты уедешь. Даю слово.