Мне тебя навязали

Глава 5

– Рассказывай, мой дорогой. Я помогу тебе всем, чем смогу.

Нола считала, что любые беседы надо проводить за накрытым столом, и привела племянника в столовую. В монастыре соблюдали один из бесчисленных постов, и для настоятельницы и ее гостя приготовили целые россыпи пестрых овощей, темную рассыпчатую кашу с луком и грибами и несколько видов запеченой рыбы. Служка, похожий на призрака, положил на тарелку Рейвенара розовое филе лосося с травами, и Нола заметила:

– В детстве ты часто плакал. Чтобы перестал, тебя надо было накормить, как следует.

– Я сейчас не плачу, – с улыбкой заметил Рейвенар. Нола лишь пожала плечами.

– Но накормить-то тебя надо. Ешь! У твоего отца и близко нет такого лосося!

Рейвенар отделил вилкой несколько пластов рыбы, отправил в рот и почти не почувствовал вкуса.

– Так что твоя жена? – спросила Нола. – Ты ведь приехал поговорить о ней, верно? Что-то случилось?

Рейвенар покосился на служку – тот сразу же растаял за дверями. Оживив заклинание, которое полностью изолировало столовую, не позволяя никому подслушать их разговор, он негромко ответил:

– Мне нужно с тобой посоветоваться. Слишком много всего случилось, и я пока не решил, что делать.

Нола кивнула. Налила себе травяного чая из крошечного пузатого чайничка.

– Слушаю тебя, мой хороший.

– Все, что я тебе скажу, это тайна, – произнес Рейвенар, и настоятельница кивнула: мог бы и не предупреждать. – Итак. Вчера я заключил брак с Адемин дин Валлар. Она признанная дочь короля Геддевина. Когда мы консумировали брак, я увидел наши магические потоки… в общем, она не дочь короля. Геддемин узаконил ее, не зная об этом.

Нола вновь утвердительно качнула головой.

– И пусть никто не знает. Закон и слово короля сильнее крови. Тебе обидно?

Рейвенар усмехнулся. Обида – детское какое-то слово.

– Ни в коем случае, тетя Нола. Потому что соединение наших потоков усилило меня в несколько раз. Как бы тебе объяснить… с точки зрения магии я некий механизм, а она топливо.

Нола понимающе улыбнулась.

– Это же замечательно, мой дорогой. Вы теперь точно укрепили наш мир, чудовища не прорвутся в него.

Рейвенар презрительно скривился, как от зубной боли. Махнул рукой.

– Хочешь сказать, что ты в это веришь?

– Верю, – искренне ответила настоятельница. – И вы оба спасли всех.

Рейвенар поморщился. Ладно, пусть она верит, во что хочет. Это не имело значения.

– Она меня усиливает. Еще немного, и я разорву узы отца, – произнес Рейвенар, и Нола вздрогнула и изменилась в лице.

Она терпеть не могла брата, в открытую называя его страшным грешником, который видит свой грех и любит его всем сердцем. Но все равно он оставался ее братом, и Нола представляла, что случится с Морганом, когда Рейвенар отыщет способ освободиться.

– Дай мне слово, что не убьешь его, – потребовала Нола. – Поклянись нерушимой клятвой.

И только она одна могла это потребовать. Рейвенар вдруг увидел себя ее глазами – перед Нолой сидела смерть, ледяная и безжалостная, и настоятельница, хрупкая и смелая, смотрела в темные провалы глаз чужой погибели и отдавала ей приказ.

Только ей Рейвенар мог это позволить. Ей да еще Эрику. Остальным полагалось трястись от страха и ненависти – иногда это Рейвенару даже нравилось.

– Иногда смерть намного лучше страшной жизни, – заметил он. – Милосерднее, я бы сказал.

– Смерть единственное, что нельзя исправить, – Нола сделала глоток из своей чашки. – Поклянись, мальчик.

Рейвенар кивнул и взял со стола нож. Тупой – им и хлеба-то как следует не отрезать. Несколько раз провел лезвием по пальцам – выступила кровь, Рейвенар бросил в ее заклинание, и над темными каплями заструился дымок.

– Клянусь, что не убью моего отца, когда смогу освободиться от его власти, – отчетливо проговорил Рейвенар, и дымок обрел золотистый оттенок: клятву услышали и приняли. Если Рейвенар ее нарушит, то мгновенно отправится на тот свет.

Нола кивнула с нескрываемым облегчением. Морган на дух ее не переносил, считая фальшивой святошей, но сейчас она была рада, что сумела отстоять его.

– Ты поступил правильно, – сказала она, и Рейвенар усмехнулся.

– Заметь, насчет невыносимых мучений я не клялся.

Настоятельница вздохнула.

– Мы остановились на том, что твоя жена тебя усиливает.

Рейвенар кивнул.

– Верно. Я трахаю ее, и мои силы увеличиваются.

Ругательство в святых стенах доставило ему мгновенное злое удовольствие. Но тетка и бровью не повела – она принимала Рейвенара таким, каков он есть.

– Кажется, я знаю, о чем ты хочешь поговорить. Как сделать так, чтобы твоя вещь не сломалась. И служила тебе как можно дольше.

Рейвенар улыбнулся.

– Ты всегда меня правильно понимала, тетя Нола.

Настоятельница вздохнула.

– Если бы я все-таки смогла забрать вас с Эриком, вам обоим было бы намного легче. Ты бы принял простой факт, что люди не вещи.

– Я это понимаю, – ответил Рейвенар, чувствуя тяжелое нарастающее раздражение. Откуда только взялось? В монастыре ему всегда было спокойно, здесь даже дышалось легче, но теперь тяжелое тупое чувство поселилось и росло в душе.

– Понимать не значит принимать, – сказала Нола. – Знаешь, что? Для начала сделай ее своей союзницей. Не жертвой, не вещью. Человеком, который добровольно пойдет рядом с тобой, рука об руку.

Она помолчала и добавила:

– Тебе ведь тоже не на кого опереться там, в большом мире.

Рейвенар кивнул. Он признавал правоту Нолы, но сейчас все в душе поднималось вздыбленным штормовым морем, сопротивляясь этой правоте. Все его нутро, гадкое, грешное, жестокое, выворачивалось наизнанку.

Нола ахнула. Откинулась на спинку стула, чтобы быть подальше от племянника – на ее лицо легли сиреневые отблески, и Рейвенар неожиданно обнаружил, что держит в руке свой боевой огненный шар.

Сгусток сиреневого пламени возник ниоткуда, сам по себе. Рейвенар перевел взгляд на Нолу – та боялась. Понимала, как племянник может с ней поступить – тонкие бледные губы дрогнули, приоткрывшись, пальцы сжали маленькую вилку, смешное и бесполезное оружие.

– Рейвенар, мальчик, – она говорила так, как говорят с хищником, готовым броситься. – Пожалуйста, успокойся. Это же я, ты видишь.

– Вижу, – прошептал Рейвенар, вглядываясь в глубину шара – там плыли мазки серебра, завиваясь тугими петлями. – Это не я, тетя Нола. Это… она.

***

Рейвенар вернулся во дворец после ужина, когда Адемин и Динграсс занялись вышивкой. В Бергаране дамы вышивали тропические цветы и птиц, а в Вендиане – драконов и рыцарей с оружием. Адемин решила объединить традиции и теперь вышивала дракона, спящего среди цветов.

Принц был не то что в ярости – он был озадачен. Остановившись в дверях своей маленькой гостиной, Рейвенар рассматривал Адемин так, словно она была громадной креветкой размером с ладонь, которая вдруг выплыла в луже. Под этим взглядом что-то внутри пришло в движение – заструилось ледяным потоком, вымораживая внутренности.

– Ты, – Рейвенар бросил короткий взгляд в сторону Динграсс. – Вон отсюда.

– Доброй ночи, ваши высочества, – прошелестела фрейлина и бесшумно прянула прочь. Как жаль, что нельзя было удержать девушку рядом – Адемин казалось, что сейчас принц вынет набор инструментов и начнет разбирать ее по частям.

– Рассказывай, – распорядился Рейвенар.

– О чем? – спросила Адемин, хотя и без того поняла, что он хочет услышать.

Облако Харамин. Сама мысль о нем заставляла волосы шевелиться от ужаса.

– Что произошло сегодня днем, – Рейвенар прошел к маленькому винному шкафу, свернул пробку у пузатой бутылки, плеснул немного бренди в низенький пузатый стакан. – Во всех подробностях.

– Мы с его высочеством Эриком и Динграсс рисовали у пруда, – сказала Адемин, и Рейвенар обернулся к ней так резко, словно она осмелилась ударить его. – Он сам нас позвал!

Тонкие ноздри острого носа нервно дрогнули – Адемин казалось, что сейчас из них повалит пар, как у дракона.

– И мы рисовали, а потом пришли твои сестры и жены твоих братьев, их фрейлины и служанки. Мы обменялись любезностями.

Рейвенар усмехнулся.

– Эти суки святого угодника выведут из себя. Дальше.

– Софи сказала, что хочет подпалить мне щетинку, – глухо откликнулась Адемин. – Оживила свой боевой шар. И надо мной сразу же разлилось сиреневое сияние. Динграсс сказала, что это облако Харамин, твое боевое заклинание.

Рейвенар мрачно кивнул. Осушил бокал, налил еще и посмотрел на Адемин так, что ей сразу же захотелось прикрыться. Его взгляд не просто обнажал, срывая платье – он сдирал кожу.

– Показывай, – приказал Рейвенар. – Как ты это сделала, показывай.

– Я не могу, – честно ответила Адемин. – Я не умею… не знаю.

Рейвенар устало вздохнул, и над его головой распустился сиреневый дымный цветок.

Это было потрясающе красиво и невероятно жестоко. Адемин никогда еще не видела заклинаний настолько близко – она застыла, не в силах отвести взгляда от этой смертоносной красоты. Рейвенар протянул руку вперед, над его ладонью закружился огненный шар, и Адемин подумала: “А ведь он воевал с моей страной. И такие вот шарики разметали войска на подступах к столице, и от солдат остались только тени на камнях…”

Гулко стучало сердце. Сиреневое облако дымилось над головой принца, и что-то вдруг пробежалось колючими коготками по шее Адемин. Она не увидела – слишком сильным и ярким было зарево над Рейвенаром – но поняла, что такое же облако сейчас расцвело и над ней.

Вдруг сделалось холодно. Так, словно кто-то швырнул ее в прорубь, в ледяную воду – стужа охватила тело, пробирая до костей, окаменяя морозным прикосновением. Зарево угасло, Адемин качнулась, теряя сознание, и удержалась на ногах только, когда подумала: надо устоять, иначе он меня подхватит.

– Как интересно, – задумчиво проговорил Рейвенар. Пол качался под ногами, и Адемин молилась: только бы не упасть, только бы отступила эта заледеняющая все тело слабость.

– Больно? – спросил принц. Ему на самом деле было плевать – Адемин это видела по его темному взгляду. Он интересовался только потому, что хотел знать, как работают соединившие их чары.

Или ему сейчас тоже было больно – но он не показывал этого.

– Нет, – откликнулась Адемин. – Тошнит.

Он отошел к винному шкафу, налил бренди в новый стакан, сунул Адемин в руку. Добавил раздраженно и зло:

– Это надо пить, а не смотреть.

– Не хочу, – ответила Адемин. – Что это было?

– Мы с тобой единая энергетическая система, – ответил Рейвенар. – Ты подпитываешь и усиливаешь меня и сама каким-то образом можешь пользоваться моими чарами. Кто там хотел бросить в тебя шар, эта дура Софи?

Холод, сковавший Адемин, сделался еще тяжелее и злее.

– Неважно. Они все хотели.

– Понятно, – кивнул Рейвенар и вдруг дотронулся до ее щеки.

Прикосновение его пальцев было очень осторожным, почти ласковым. Там, где они скользили по коже, холод отступал, выпуская огонь. Застыв, словно жертва перед хищником, Адемин смотрела и поверить не могла: он действительно способен вот на такое мягкое, трепетное прикосновение? Да он ли это вообще? Пальцы плыли по щеке, и Адемин окаменела, испугавшись этой неожиданной ласки сильнее, чем боли. Рейвенар пристально смотрел на нее, и его взгляд сейчас был другим – по-прежнему темным и холодным, но было в нем и иное выражение, которого Адемин не в силах была понять.

Чужое. Неправильное. Такое, которого Рейвенар не ожидал от себя.

– Значит, Софи, – сказал он. – Кем сделать будущую королеву, хромоножкой или безручкой?

***

Софи, легкая и воздушная, как бабочка, была непроходимой дурой. Марку нравилась в ней именно эта пустенькая глупость – жена была его украшением, которое радостно и с песнями раздвигало ноги и рожало детей.

И она почему-то решила, что корона, которую однажды наденет ее муж, дает ей некие особенные права.

– Хромоножкой? – переспросила Адемин, и ее глаза расширились в ужасе. – Нет… Нет!

Она испугалась. Страх окутал ее, словно саван, и Рейвенар этого не понял.

Тебе хотели причинить боль – так отомсти за это. Отомсти так, чтобы никто и никогда не посмел открыть рот в твоем присутствии.

Странно, что она, дочь короля, которая выросла при дворе Геддевина с непременной интриганской шкуродерней, не понимала настолько простых вещей.

Тебя должны бояться. Бояться так сильно, что страх перейдет в любовь и поклонение.

– Хорошо, – кивнул Рейвенар. – Значит, безручкой.

Он развернулся и пошел было к дверям, но Адемин бросилась следом, схватила за плечи и практически повисла на нем, стараясь остановить. С их разницей в росте это выглядело комично. Наверно.

– Нет, нет, пожалуйста. Я очень тебя прошу, не надо, – прошелестел ее голос. Рейвенар обернулся, перехватил девчонку за руки, стиснул тонкие запястья.

Она смотрела на него с мольбой и ужасом. В голубых глазах с длинными ресницами появилась прозелень, как в авенских аметистах. Красивые глаза, как странно: сама блондинка, а ресницы густые и темные, и на лицо падает тень, и глаза иногда делаются непроглядно черными.

– Ты не понимаешь, – произнес Рейвенар, глядя в эти перепуганные до смерти озера. – Если это спустить с рук, то потом будет хуже. Намного хуже.

– Они очень испугались, – прошептала Адемин. – Они страшно испугались и сбежали…

– Прекрасно. Завтра они все забудут. Решат, что это был пустяк. Нужно сделать так, чтобы не забывали. Чтобы принимали тебя всерьез, потому что ты – это я. Мы с тобой единое существо.

Зеленовато-голубой взгляд потемнел, словно ветер принес облако и закрыл солнце над озером.

– Они все поняли, – выдохнула Адемин, и Рейвенар разжал пальцы, освобождая ее запястья.

– А я хочу закрепить урок, – отрезал он и двинулся прочь.

Марк и Софи уже ложились отдыхать – когда Рейвенар, отодвинув охрану, прошел в их спальню, наследник престола как раз лобызал маленькие грудки законной супруги, освободив их из белого кружевного плена ночной сорочки. Услышав шаги, Марк поднял голову и недовольно произнес:

– Стучать надо!

– Я здесь как раз за этим, – заверил его Рейвенар и бросил заклинание.

Софи оторвало от кровати, выдернуло из объятий супруга и приложило головой о кроватный столбик. Стук вышел замечательный, как раз такой, который идет от пустой головы.

Будущая королева заверещала так, словно ее резали. Марк попытался было ее удержать, но куда там – новое заклинание Рейвенара швырнуло ее к потолку, к изящной фреске, на которой богиня природы шествовала по миру, рассыпая пригоршни цветов.

Наследник престола бросился к прикроватному столику, выхватил пистолет и навел на Рейвенара. Когда-то давным-давно Марк отбирал у брата немногочисленные игрушки, говоря: я принц и будущий король, здесь все мое, даже то, что твое.

Пусть теперь попробует забрать свою игрушку, которая трясет сиськами под потолком.

– Ты что делаешь, урод? – заорал Марк. – Охрана!

Охрана, разумеется, и не шевельнулась: не было среди охранников дурных соваться туда, где Рейвенар. Марк лихорадочно нажимал на курок, но пистолет сейчас превратился в еще одну детскую игрушку.

– Я воспитываю твою жену, – с улыбкой ответил Рейвенар. – И тебя заодно, раз уж она не поняла вчера, как нужно себя вести, а ты ей не объяснил. Мне казалось, что Леммы на столе достаточно.

Софи продолжала верещать под потолком. Над ее правым запястьем заструился дымок, и спальню начал заполнять запах горелого мяса.

Зачем ей рука, если она не умеет с ней обращаться?

– Сегодня она собиралась бросить огненный шар в мою супругу, – продолжал Рейвенар. – И…

Марк бросился на него, стараясь сбить с ног: Рейвенар встретил его простеньким заклинанием под названием Паутинка, и принц забарахтался в белой тонкой сетке, не в силах вырваться.

– Охрана! – по-бабьи завопил Марк, перекрывая вопли супруги. – Охрана, сюда!

– И я вынужден сделать так, чтобы ничего подобного больше не повторилось, – тоном профессора за кафедрой произнес Рейвенар. Правая рука Софи окуталась дымом и огнем, запах горелой плоти, тяжелый и густой, наполнил спальню – до конца он не выветрится никогда, всегда будет напоминать будущей королеве о том, как, собственно, должна себя вести королева.

– Охрана! – верещал Марк, пытаясь освободиться. – Убивают!

Софи уже не кричала – смотрела на свою горящую руку, задыхаясь от боли. Ничего, заживет: огонь запечатал боевые чары ее высочества – она больше не сможет их бросать. Рейвенар дунул в сторону Софи, и она рухнула на супружеское ложе, еле слышно скуля от боли. Ожог лежал на запястье черно-красной полосой, причудливым браслетом.

– Измена… – выдохнул Марк, с ненавистью глядя на брата. Наверно давал себе клятвы: стану королем и сниму с тебя шкуру. В кабинете своем повешу на добрую и долгую память.

– Я надеюсь, вы оба поняли меня правильно, – церемонно проговорил Рейвенар, поклонился и пошел прочь. Охрана все-таки отважилась вбежать в покои принца – Рейвенар ухмыльнулся так, что один из ребят в синих мундирах подмочил репутацию.

– Доброй ночи, ваши высочества, – сказал он с церемонным поклоном. – Сладких снов.

***

Морган вернулся во дворец утром – проводил ночь в доме своей давней любовницы, госпожи Фонтелли – выслушал истерику Марка и Софи и приказал позвать Рейвенара к себе.

Приказ поступил за завтраком – он был как удар в висок, и Рейвенар выронил вилку и поднял руку к голове, пытаясь бросить обезболивающее заклинание. Не получилось: если Морган хотел, чтобы Рейвенар испытывал боль, от этого нельзя было избавиться.

– Что случилось?

Адемин опустила вилку и нож, которыми до этого нарезала на кусочки ломтик бекона. Должно быть, представляла в тарелке навязанного мужа и расправлялась с ним хоть так. Когда вчера Рейвенар, пахнущий кровью и вонью горелой плоти, вернулся в свои покои, девчонка отступила в угол, прижалась к стене и только что святое Писание перед собой не выставила, чтобы защититься от упыря.

Он не стал ее трогать, пусть и хотелось. Взял за руку, вывел в гостиную и закрыл дверь – некоторое время Адемин стояла молча, не веря в свое освобождение, а потом прошла к дивану, и Рейвенар услышал, как она легла и рухнула в сон.

– Не спеши радоваться, – ответил он, понимая, что выглядит пугающе. К лицу прилила кровь, глаза потемнели – Рейвенар чувствовал эту темноту, она всегда поднималась из глубины его души, когда Морган причинял ему боль. – Отец зовет меня.

Адемин понимающе кивнула. Рейвенар так и не понял выражения ее лица.

Морган ждал его, как обычно, в большом зале для занятий гимнастикой. Королю было за пятьдесят, но он каждый день приходил сюда и делал упражнения под руководством лейб-медика Сфорца. Сейчас Сфорца стоял возле стены, копаясь в большом ящике с лекарствами, и Рейвенар угрюмо понял, что будет дальше.

Ничего нового. Все, как всегда.

– Что-то случилось, ваше величество? – спросил он, стараясь говорить спокойно и небрежно.

Морган неопределенно пожал плечами. Вспомнился его последний скандал с законной супругой, когда он наотмашь ударил ее и сказал, что пойдет к Фонтелли, да к кому захочет – а задача королевы Катарины сидеть, улыбаться и делать вид, что все хорошо, потому что иначе она вылетит из дворца, и это Морган будет решать, куда именно вылетит: на кладбище или в дом умалишенных.

– Ты очень меня огорчил, Рейвенар, – произнес король, и правая рука Рейвенара двинулась сама по себе, подчиняясь чужой воле. Схватила за горло, впилась в него стиснутыми пальцами – пока это была простая разминка.

– Ты знаешь, что королевская кровь священна, – продолжал Морган. Он заложил руки за спину и неспешно побрел по залу, не оборачиваясь на сына, который душил сам себя.

Боль расплывалась по всему телу. Рейвенар сражался, пытаясь разжать пальцы, глотнуть хоть немного воздуха, но собственное тело ему не подчинялось – это было страшнее всего.

И это было привычно.

– Знаешь. И вчера осмелился покуситься на будущую королеву Вендианы. Изувечил ее, – Морган говорил спокойно и неторопливо, перечислял грехи Рейвенара так, словно речь шла о списке покупок. – Какое наказание за предательство королевской крови?

Пальцы разжались и несколько мгновений Рейвенар глотал воздух, теплый и сухой, и не мог им напиться. Сфорца смотрел на короля с нескрываемой радостью: вчера он приводил в порядок руку Софи и теперь был счастлив от того, что хоть кто-то способен держать чудовище в узде.

– Снятие кожи, – выдохнул Рейвенар. – Софи собиралась бросить боевой шар в мою жену. В спасительницу мира.

Морган не обернулся. Кивнул.

– Я знаю. Но она жена наследника престола. Что бы она ни сделала, ее жизнь священна.

Рейвенар ухмыльнулся. Выпрямился, провел руками по волосам.

– Она покушалась на мою жену. Я просто обезопасил свою семью и всех окружающих от такой глупости.

Морган остановился. Обернулся к сыну, посмотрел так, словно случилось что-то неожиданное.

– Как резво ты возлюбил свою супругу. А ведь так не хотел жениться!

– Не хотел, – согласился Рейвенар, надеясь, что Морган ничего не почувствует. Что не поймет ту связь, которая зародилась между Рейвенаром и бергаранской принцессой. – Но она моя жена. И тот, кто покушается на нее…

– Знаю-знаю. Покушается на твою честь, – Морган отвернулся и снова неспешно пошел по залу, не глядя на сына. Рейвенар мельком подумал, что король будет делать, когда дойдет до стены. Ему так не хочется смотреть на свою живую вещь, но не будет же он пятиться.

Скальпель вылетел из ящика Сфорца, и лейб-медик коротко вскрикнул. Рейвенар стиснул челюсти так, что все лицо заныло – скальпель прошелся по правому рукаву его рубашки, и брызнула кровь.

Рейвенар не боялся боли. Он успел к ней привыкнуть и во многом воспринимал просто как часть жизни. Но сейчас, когда скальпель плясал по его руке, Рейвенар качнулся, пытаясь устоять.

Морган приказал – и Рейвенар калечил сам себя.

– Что ты делаешь, – прошептал он. Попробовал отбросить скальпель – ничего не вышло. Его собственные чары вели лезвие, и он не мог сопротивляться воле отца.

– Я? Ничего, – в голосе Моргана звучало некое удивление, словно он искренне не ожидал такого вопроса. – Это ты делаешь. Ты сам себя наказываешь за то, что сотворил с бедняжкой Софи.

Рейвенар оскалился. Кровь текла на пол, ноги подкашивались, а в ушах поднимался звон – он пытался остановить собственные чары и не мог.

Король приказывал, и Рейвенар исполнял его приказ. И знал, что не сможет остановиться даже если Морган велит провести этим скальпелем по горлу.

Нола недаром заставила его принести нерушимую клятву.

– И если ты настолько глуп и безрассуден, что покушаешься на жену своего брата, своего будущего короля… – Морган неопределенно пожал плечами. – Я просто хочу тебя научить, что делать этого не следует.

Ноги сделались ватными, а шум в ушах вырос до запредельной высоты. Пол оказался как-то слишком близко и, свалившись кулем муки, Рейвенар услышал, как где-то вдалеке зазвенел скальпель – отец наконец-то оставил в покое свою жертву.

– Сфорца, помогите ему, – с нескрываемым сочувствием в голосе произнес Морган. – Потом в карцер.