Мне тебя навязали

Глава 14

Столица уцелела – удар пришелся по Подхвостью, а там людей защитили святые хлебцы отца Томаса, которые Рейвенар подпитал магией. Пролетая мимо, он уловил серебряный отблеск – отец Томас был жив, сидел на уцелевших ступеньках храма. Он поднял голову, увидев летящую комету, и махнул ей рукой.

Нужно было закончить самое важное дело, а возница со страху куда-то свалил вместе с экипажем и лошадьми. Рейвенар пробирался бы по развалинам до завтра – а медлить было нельзя.

Он редко принимал такой облик – потом тело болело, а кожу жгло – но сейчас лететь дымящимся шаром было проще, чем идти пешком.

Ему наконец-то легко дышалось. Впервые за… да за всю жизнь! – Рейвенар пил каждый глоток, словно бокал изысканного вина или ледяную воду в раскаленной пустыне.

Он был свободен. Наконец-то свободен.

Цепи пали, когда пала тьма. Рейвенар сделал самое главное дело в своей жизни, умудрился выжить и не потерять своих спутников – он заслужил свободу, он забрал ее, сражаясь.

И ему не нужна была помощь змея, чтобы пригвоздить Моргана к стене и снять с него голову.

Улицы были запружены народом. Армия, приведенная министром обороны, сейчас ликовала вместе со всеми – Рейвенар мчался над столичными улицами, и люди поднимали руки, приветствуя его, и опускались на колени, благодаря.

Что им обещали? Что им нашептывали призрачные голоса?

Неважно. Золотая тьма доставала из сердец самое грязное и жестокое – и люди никогда не станут вспоминать о том, что звучало в их ушах. Сделают все, чтобы забыть, что успело совершиться.

У королевского дворца собирались толпы. Как всегда, избавившись от беды, люди шли к правителю – со всех улиц к ограде дворца стекались ручейки из людей, лошадей и экипажей, и Рейвенар вдруг увидел знакомых белоснежных коней.

Нола. Поняла, что будет дальше и приехала спасать брата.

Рейвенар рухнул на подъездную дорогу, возвращая себе человеческий облик, и на мгновение оглох от счастливых воплей. Толпа ликовала, приветствуя его – он сейчас мог бы прийти, забрать корону себе, и никто не протестовал бы.

Владыка волей народа. Великий герой, который спас мир.

Его не встречали.

Рейвенар вошел во дворец и никого не увидел. Охрана, служанки, письмоноши, придворные, фрейлины – все куда-то подевались и, судя по резкому запаху страха, он знал, где их искать.

Он поднялся по лестнице к королевским покоям и наконец-то увидел вооруженную охрану. Человеческая груда ощетинилась ружьями, наивно надеясь, что их выстрелы способны причинить Рейвенару хоть какой-то ущерб.

– Ваше высочество, – услышал он. Голос Огилви доносился откуда-то из-за солдатских спин, был взволнован, но не дрожал. – Прошу вас, не делайте ничего, о чем мы все пожалеем.

Рейвенар улыбнулся – надеясь, что улыбка выглядит дружеской, а не хищной.

– Разумеется. Но вы приказываете опустить оружие. Мне очень не хочется превращать всех в крыс, но я должен пройти.

Один из солдат, светловолосый и безусый, задрожал и опустил ружье, не дожидаясь приказа. Сразу же получил подзатыльник от старшего по званию, но остальные тоже опустили оружие и расступились, освобождая дорогу. Огилви, вооруженный коротким ружьем, стоял у самых дверей и труса не праздновал – выглядел спокойно.

– Ваше высочество, – повторил канцлер. – Я очень вас прошу. Останьтесь для людей героем, а не чудовищем.

– Вы видели змея? – спросил Рейвенар непринужденно, словно речь шла о чем-то приятно-светском. Огилви кивнул.

– Вся столица видела. И слышала.

– Настоящий змей за этими дверями. Отойдите.

– Будьте благоразумны, ваше высочество, – произнес Огилви и толкнул дверь. – Как я сейчас.

Рейвенар кивнул, проходя в покои отца. Огилви потянулся за ним и даже присвистнул, когда они оказались в большой гостиной.

Все стояли живым щитом, закрывая короля. Королева Катарина в трауре, как обычно невозмутимо-холодная и отстраненная, смотрела так, словно просила наконец-то оставить ее в покое. Белла держала Джейн за руку, негромко всхлипывая, Лемма прильнула к Ноле, которая гладила ее по голове, шепча негромкие слова молитвы. Марк, потрясенный тем, что едва не сделал с женой Запасного, нервно щелкал четками.

Все они были как стая ворон возле главного ворона. Морган стоял за ними, готовый принести в жертву всех, готовый отдать и детей, и жену, и сестру за несколько минут жизни.

– Вы были правы, ваше высочество, – промолвил Огилви. – Главный змей всегда был здесь.

Рейвенар вздохнул. Отпустил заклинание с ладони, и люди, которых он называл своей семьей, обмякли на ковре, погрузившись в глухой беспробудный сон. Нола осторожно опустила заснувшую Лемму на пол и выпрямилась, глядя в глаза своему созданию.

– Отец! – нарочито весело произнес Рейвенар. – Как хорошо, что ты здесь. А я вот избавился от твоих цепей.

Он плавно развел руки в стороны, показывая запястья без оков усмиряющих чар, и Морган побледнел так, словно жизнь покинула его, а он понял это только теперь. Нола смотрела на Рейвенара с мольбой – сейчас ее черты неуловимо изменились, и мать настоятельница сделалась точной копией своего портрета.

– Пожалуйста, – прошептала она, глядя в глаза своему созданию. – Умоляю тебя, не…

– Нам надо поговорить, – отрезал Рейвенар. – И разговор будет долгим.

И он прошел к малому трону, опустился на него и устало вытянул ноги.

Владыка пришел и занял свое место.

***

Он о многом хотел сказать.

Наконец-то выплеснуть Моргану всю боль – чтобы он наконец-то принял и почувствовал ее, как свою. Но сейчас, глядя на создателей, Рейвенар думал лишь о том, что слишком устал.

Он победил тьму и освободился.

Болтать было не о чем и не за чем.

– Неужели ты думал, что дальше все будет, как прежде? – все-таки спросил Рейвенар. Слова вытекали из него, словно яд из раны. – Что я смогу победить тьму, поднимусь выше всех магов прошлого и останусь твоей вещью?

Морган не ответил. Он не трясся от страха – а Рейвенар хотел именно этой жуткой предсмертной дрожи. Он просто стоял, окаменев, и смотрел, как сын занял его место. С бледных губ короля не срывалось ни слова.

– А ты, тетя Нола?

– Я… – Нола сглотнула, потом продолжала: – Я всегда хотела, чтобы вы оба были рядом со мной. Чтобы ты стал великим подвижником и святым, а не пытателем и палачом.

Рейвенар посмотрел ей в глаза, и она выдержала его взгляд. Все эти годы Нола была тем, на кого он мог опереться. Тем, кто принимал его и, Рейвенар хотел надеяться, понимал.

Наверно, ему надо было просто привыкнуть. Окончательно уяснить, что он и не человек вовсе, а порождение чар. Голем с мясной, а не глиняной плотью.

Возможно, тогда бы ему стало легче. Хоть немного, но легче.

– Но он нас не отпускал, правда? – Рейвенар весело посмотрел на Моргана и тот вздрогнул под его взглядом. Вспомнилась картинка, которую так ярко показал ему Змей: обезглавленное тело на стене, раскинутые руки, запах крови, как на бойне, чувствуется даже в видении.

И голова в короне.

Змей заглядывал в самую глубину чужих душ, а тут ему и искать не надо было. Желание расправиться с отцом всегда лежало на поверхности.

И Рейвенар сам не знал, что сейчас ему мешает.

– Я обещал тебе, что не трону своего отца, – произнес он, и тогда в глазах Моргана впервые засветилось что-то живое. – Но так получается, что он мне не отец! Вы меня слепили из своей крови и заклинаний… много крови-то ушло?

Нола неопределенно пожала плечами.

– Веришь ли, мы ее тогда не считали.

Рейвенаром вдруг овладела злость, тяжелая и подавляющая. Им было все равно! Гребаные исследователи, они шли по пути познания, и их вела лишь жажда созидания.

И им обоим было безразлично, что будут чувствовать те, которых они вылепят. Как они будут жить.

Даже Ноле было все равно. Это потом она изменилась, увидев, каким растет Эрик. Это потом она поняла, что люди не вещи.

“Ты ведь тоже это понял”.

Голос Адемин прозвучал в голове так ясно, словно принцесса вдруг оказалась рядом. Встала возле трона, пришла, чтобы напомнить: Рейвенар победил.

Не Змея из бездны, а чудовище в себе.

Он стал другим, когда вышел, чтобы спасти мир. И это очищение и освобождение надо было удержать и сохранить.

Потому что чудовища возвращаются. Они всегда поднимают голову, стоит только дать им волю.

– Нам сейчас надо решить, что делать дальше, – сказал Рейвенар. – Эрику стало намного лучше. Думаю, он сможет вести самостоятельную жизнь. Под присмотром, конечно, но не таким, как раньше.

Нола вздохнула с нескрываемым облегчением, и Рейвенар с искренней болью подумал, что она и правда их любит. В отличие от Моргана, который видел в людях свои послушные орудия.

Люди не вещи. Рейвенар успел это понять.

– Конечно, – торопливо сказала Нола, словно боялась, что Рейвенар ее перебьет. – У меня есть загородный дом, Эрик может поселиться там. Я…

– Отец, а ты ничего не хочешь мне сказать? – Рейвенар все-таки перебил. – Поблагодарить за спасение мира, например? Я послушный сын, я выполнил твою волю. Что ж ты молчишь?

Он прекрасно знал, почему Морган сейчас не в силах произнести хоть слово. Все это время создатель боялся своего создания, но мог удерживать страх. А теперь оковы пали, Рейвенар освободился, и страх тоже вышел – некому и нечему было встать у него на пути.

В Моргане сейчас не осталось ничего, кроме страха.

Рейвенар плавно провел ладонью по воздуху, и короля оторвало от пола. Подняло вверх и ударило – невидимые руки прижали Моргана к стене, и он коротко вскрикнул. Глаза почернели – так расширился от боли зрачок. Из носа заструилась кровь.

– Сдержи его… – просипел он, глядя на сестру, но Нола не шевельнулась. Она неотрывно смотрела на Рейвенара, и в ее взгляде была лишь мольба.

– Мальчик мой, – прошептала она. – Не губи себя.

Рейвенару захотелось рассмеяться. Надо же так прожить жизнь, что в конце никто о тебе не думает. Никто не заботится. Всем плевать.

– Рейви… Я очень тебя прошу.

Он улыбнулся. Тетка назвала его детским именем, пробуя достучаться до той части его души, где Рейвенар еще не был чудовищем, готовым вынимать кости из своего отца.

А ведь это будет даже забавно. Маленькое заклинание – и одна из костей в руке Моргана отделяется от плоти и связок и начинает продираться наружу сквозь кожу…

Морган заорал. Рука затряслась, треснула кожа – кровь брызнула веером, показалась кость. Так ведь можно весь скелет вытянуть через эту трещину…

Это было мучительно сладкое ощущение. Наваждение – и Рейвенар увидел, как Змей в запредельной дали, в своей вечной темнице, довольно качает головой.

Однажды он вернется. Он все видит, слышит и чувствует, он знает, какие камни человеческих грехов мостят ему дорогу.

– Не надо, – услышал Рейвенар новый голос. – Он этого не стоит.

Он обернулся. Адемин, растрепанная, грязная и запыхавшаяся, стояла в дверях – надо же, как быстро добралась сюда из разрушенного Подхвостья! Принцессу, которая спасла мир, должны были принести во дворец на руках.

Может, и принесли.

И Адемин смотрела так, словно тоже видела в Рейвенаре человека. Видела и хотела докричаться до него.

– Пожалуйста, – прошептала она, глядя ему в глаза, и Рейвенар опустил руку.

***

Адемин и сама не знала, как им удалось добраться до дворца так быстро. Просто вдруг увидела распахнутые настежь двери в покои Моргана, спину канцлера Огилви, который замер, глядя куда-то вперед, и груду тел на полу.

На мгновение все в ней сжалось от ужаса. Нет, Рейвенар не мог погубить всю свою семью. После того, что они совершили, после победы над немыслимым чудовищем, он просто не мог превратиться в такого же змея.

Он изменился. Адемин хотелось верить в это.

– Рейви… – услышала она надтреснутый женский голос и, сделав шаг вперед, увидела женщину в монашеском одеянии. – Я очень тебя прошу…

Потом раздался крик. Высокий и тонкий, он мог принадлежать животному, умирающему от боли, но никак не человеку. У Адемин от страха все внутри свело – прижав руку к животу, она сделала еще несколько шагов и увидела Моргана.

Короля пригвоздило к стене, и это он кричал. Рукав рубашки на правой руке расползся лохмотьями, и Адемин увидела, как из трещины на коже медленно-медленно выступает кость. Ее вытягивали из тела Моргана чарами – Адемин сейчас чувствовала это заклинание, оно обваривало душу, словно кипяток.

Рейвенар имел право на месть.

Он мог отомстить своему создателю, и Адемин признавала это право.

Но тогда – и она сейчас знала это с ошеломляющей убийственной ясностью – их победа окажется напрасной. Они изгнали одно чудовище, но оно поднимало голову уже в другой душе.

Рейвенар стал бы намного хуже змея. Это он царил и правил бы на развалинах мира.

Он стал героем. А герой не должен превратиться в монстра.

– Не надо, – выдохнула Адемин. – Он того не стоит.

Она прошла вперед – поймала растерянный и испуганный взгляд Огилви – и увидела Рейвенара. Тот удивленно посмотрел на нее, словно не ожидал, что она окажется здесь так быстро. В его глазах сверкало расплавленное золото – то самое, с которым они сражались совсем недавно.

Да, он имел право на месть. Он мог вынуть из этого человека все кости и связать в узелок.

Но тогда он снова станет тем Рейвенаром, который насиловал свою навязанную жену на столе в кабинете таможенника – а не тем человеком, которого Адемин успела узнать.

Она никогда не была настолько растерянной. Он ведь не станет ее слушать – потому что слишком долго ждал. Потому что представлял эту сцену, лежа в своей кровати долгими ночами после возвращения из Зала Покоя. Потому что думал только о мести, когда корчился от боли после карцера. Потому что Морган, в конце концов, приказал убить его русалку.

И все-таки Адемин верила, что Рейвенар сможет услышать.

Не ее – самого себя. Того человека, которым смог бы стать. Которым почти стал, когда сражался со змеем.

– Пожалуйста, – выдохнула она, и Рейвенар опустил руку.

В этот миг, когда он отказался от мести, что-то треснуло и сломалось в душе Адемин – чтобы в ту же минуту переродиться. Рейвенар отказался от мести, он отверг того себя, которым был раньше – и Адемин теперь смотрела на него так, словно он никогда не был чудовищем.

Монахиня вздохнула с облегчением. По ее щеке скользнула слеза.

Пальцы Рейвенара дрогнули, сжимаясь в кулак, и Адемин испугалась, что он готовит еще одно заклинание. Но Морган соскользнул вниз по стене и рухнул на пол, прижимая к себе изувеченную руку – заскулил, неосторожно дотронувшись до обнажившейся кости, сделался убогим и жалким.

Куда ушел властный мерзавец, который приказывал превращать людей в свиней и отправлять на кухню? Рассыпался в прах, обмочился, стал собственной тенью.

“Вовремя я успела”, – подумала Адемин. Приблизилась к Рейвенару, встала так, чтобы он не видел воющего отца, к которому бросились Огилви и монахиня.

Золото утекало из глаз Рейвенара, растворялось в его силе и воле – и Адемин знала, что теперь все будет иначе.

Теперь он стал другим – и она стала другой. Теперь он победил того, кто был страшнее любого чудовища с изнанки мира – победил самого себя, когда услышал отчаянный зов своей жены и откликнулся на него.

– Все правильно, – промолвила она, дотронувшись до щеки Рейвенара. – Не губи нас, Рейвенар, пожалуйста. Я очень тебя прошу.

Он кивнул, что-то смахнул пальцами с ее скулы, рассмеялся.

– Хороши герои! В грязи и саже… – Рейвенар вздохнул, потом перевел взгляд на монахиню и Огилви, которые помогали Моргану подняться, и они замерли, словно кролики, внезапно наткнувшиеся на удава.

– Я кое-что забрал у тебя, – произнес Рейвенар. – Не кость, нет. Твою магию. Без нее и без своей власти ты никто.

Морган растерянно захлопал глазами, потом нахмурился, словно пытался достучаться до чего-то очень важного в себе, и вдруг изменился в лице так, словно потерял не магию, а жизнь. Рейвенар торжествующе ухмыльнулся.

– Думаю, тебе лучше передать корону Марку, – сказал он. – И уехать куда-нибудь, пока я не отнял что-то еще. Договорились?

***

Столица звонила в колокола, приветствуя нового государя, и Рейвенар покосился в сторону открытого окна – правильно они сделали, что не пошли на коронацию Марка, у них были дела поважнее.

Рейвенар попробовал было повторить свое предложение развода, но Адемин посмотрела так, что он ничего не стал говорить.

Она не хотела уходить…

Рука Адемин сжала его плечо, и Рейвенар продолжил двигаться – плавно, уверенно, заполняя ее собой так, что уже неясно, где он, а где она.

Брат наденет корону и без его участия. Рейвенару было, чем заняться, хотя Адемин и говорила, что это неуважение к новому государю.

“В Пекло всех государей”, – ответил Рейвенар, подхватил ее на руки и понес в спальню.

Все сегодня было не так. Они оба сделались другими – и Адемин прикасалась к нему уже без страха, а он ловил ее прикосновения, как капли воды в жаркий день.

Его накрывало с головой, вышибая дух. И потом, когда все закончилось и они просто лежали рядом, Рейвенар подумал: теперь все будет иначе.

Они отвоевали все это. Солнечный день, ветер за окном, затуманенный взгляд голубых глаз, мучительно сладкую судорогу, которая выкручивает тело, обрывая дыхание.

– Я кое-что сделала для тебя, – негромко сказала Адемин, и Рейвенар рассмеялся.

Кое-что? Теперь это так называется?

Он окончательно очнулся, когда увидел ее в королевских покоях – увидел и понял, что обратного пути может и не быть. И дело не в этой женщине, которая тогда смотрела так, словно ее душа вопила во весь голос, пробуя докричаться до его души. Вернее, не только в ней.

Он изменился, увидел, как, и захотел сохранить это изменение. Если бы не Адемин, от Моргана тогда осталась бы груда мяса и костей – теперь, когда Рейвенар думал об этом, ему становилось не по себе.

Он стал бы новым змеем, сорвав корону отца с его окровавленной головы.

И как же хорошо, что этого не случилось.

– Что же? – спросил Рейвенар, прикоснувшись губами к влажному плечу принцессы. Адемин выскользнула из-под одеяла и сказала:

– Ты запретил это делать, но все-таки… Я подумала, что так будет правильно.

Она вышла из спальни и скоро вернулась, неся в руках стопку акварелей в рамках. Рейвенар приподнялся на локтях, всмотрелся – надо же, это его работы! Адемин встала у кровати и сказала, глядя на Рейвенара с тем робким теплом, от которого его снова охватило желанием.

– Ты сказал, чтобы я не прикасалась к твоим акварелям… Но это неправильно, когда они просто лежат вот так, в куче, – Адемин показала ему сначала пейзаж в изящной светлой рамке, потом портрет Шейлы. – Я заказала для них рамки и оформила. Ты обещал сломать мне пальцы за это, но…

Рейвенар вздохнул. Поднялся с кровати, взял акварели из рук Адемин – потом поцеловал ее и произнес:

– Давно хотел оформить их сам, но все как-то руки не доходили. Спасибо. Ты все сделала правильно.

Потом он отложил акварели на прикроватный столик и подтолкнул Адемин к ложу. Столица ликовала, встречая нового государя, звонили колокола и шумели люди, приветствуя экипаж Марка, который плыл от главного собора страны к дворцу через восторженное людское море. Морган ехал в свою южную резиденцию – изувеченную руку пришлось отнять, в нем не осталось ни капли магии, и государь, который когда-то приводил в ужас своих врагов, теперь был никем и ничем.

Того Моргана, который когда-то бросал Рейвенара в карцер и заставлял наносить увечья, тоже не стало. Теперь вместо него был человеческий обрубок, и Рейвенар не находил в себе ни ярости, ни злости, ни боли по этому поводу.

Он победил. И решил быть милосердным по великому праву победителя – хотя, конечно, были и те, кто ждал от него другого.

– Давай уедем отсюда, – предложил Рейвенар. Адемин прильнула к нему всем телом и спросила:

– Куда?

Он пожал плечами.

– Понятия не имею. Куда-нибудь подальше отсюда. Можно на север. Там белые ночи, сосны, мраморные карьеры…

Адемин негромко усмехнулась. Вычертила пальцем какую-то букву у него на груди – Рейвенар поймал ее руку, поднес к губам.

– Лучше на восток, – сказала Адемин. – К Чинскому океану. Там пальмы, а я никогда не видела пальм. Как думаешь, Эрик согласится поехать с нами?

После падения змея Эрику в самом деле сделалось лучше. Когда ты побеждаешь, то обретаешь право на все, что тебе нужно. И теперь Эрик был обычным молодым человеком – чуть застенчивым, но обычным. Он по-прежнему рисовал, говорил намного свободнее, и Рейвенар, глядя на брата, повторял: оно того стоило. Я все сделал правильно.

Что-то в душе негромко твердило: если бы ты тогда убил Моргана, Эрик так и остался бы тихим юродивым.

– Думаю, он обрадуется, – произнес Рейвенар. – Эрик, твоя Динграсс… создадим свой двор, в сотню раз лучше королевского.

Они победили. Они вырвали у тьмы право на счастье.

И новая жизнь лежала впереди на берегу восточного океана.