Когда они катили по знакомым улицам Подхвостья, Рейвенар с многозначительным видом подбрасывал на ладони огненный шар. От силы этого боевого заклинания у Адемин ныли зубы – она чувствовала каждую его ниточку так, словно соткала сама. Динграсс, которая сидела на соседней скамье, поддерживая Эрика, небрежно поигрывала маленьким ножом на цепочке, и Адемин не сомневалась: если понадобится, фрейлина легко пустит его в ход.
Ночь синела, постепенно катясь к рассвету, но Подхвостье не спало. Тьма прорывалась, расплескивалась в его смрадном воздухе золотыми нитями. Из распахнутых дверей кабаков и таверен лились дикие вопли, звон разбиваемой посуды и тяжелые, утробные удары – звук кулака, встречающегося с мясом и костью. Двое каких-то типов, сплетясь в один клубок, вывалились из проулка на мостовую, и Адемин охнула и схватила мужа за руку, когда увидела, что оборванцы грызут друг друга, впиваясь зубами в плоть.
– Господи, помилуй нас, – пробормотала Динграсс. Эрик, который привалился к ее плечу, прошептал что-то неразборчивое, и по его лицу скользнула гримаса боли.
– Милка, стой, куда спешишь? – из кабака вылетела растрепанная баба, а за ней неспешным шагом, расстегивая ремень, вышел здоровяк такого роста, что с легкостью мог бы перевернуть экипаж. Он наткнулся взглядом на огненный шар Рейвенара, и его голодный взгляд прояснился – здоровяк отступил к дверям кабака и больше не смотрел в их сторону.
Где-то на верхнем этаже скандал достиг апогея – с треском распахнулось окно, и на мостовую с противным чавкающим звуком шлепнулся человек. Адемин взвизгнула от ужаса, но упавший по-паучиному проворно подобрал руки-ноги, поднялся и поковылял прочь. На месте лица у него было кровавое месиво.
Возле храма Святого Дунстана во Тьме толпился народ – здесь почти не было золотых нитей в воздухе, и дышать было легче. Женщины, мужчины, дети – все шли к ступеням, на которых отец Томас раздавал каждому золотистые кружочки освященных хлебцев. Пусть это была малая и слабая защита, но она все-таки была.
Увидев Рейвенара в экипаже, отец Томас коротко кивнул ему, словно один полководец другому: иди, делай свою работу, а я буду делать свою. Рейвенар качнул головой в ответ и резко взмахнул свободной рукой в воздухе – Адемин укололо под лопатку идущим заклинанием, и каждый хлебец вдруг вспыхнул серебром, становясь защитным артефактом.
Отец Томас поднял руку в благословляющем жесте, и Адемин увидела, как вспыхнувшая было в воздухе золотая нить налилась красным и рассыпалась пеплом. Что шептали идущие твари священнику, какие видения показывали?
Неважно. Каждый сейчас был воином на своем участке фронта.
– Жаль, муж ко мне так и не вернулся, – вздохнула Динграсс. – Может, и пожили бы хорошо. А теперь…
Она махнула рукой, не договорив. Теперь все они ехали умирать, это и так было понятно. Адемин, конечно, пробовала оставить Динграсс во дворце, но фрейлина уперлась так, что ее было не свернуть.
И сейчас Адемин была рада, что эта неуклюжая девушка здесь, с ними. В ней не было ни королевской крови, ни особенной магии, но жила другая сила.
Они проехалии мимо памятника, возле которого совсем недавно тренировались, и мельтешение золота в воздухе сделалось быстрее и гуще, словно те, кто шел из тьмы, почувствовали людей и хотели к ним пробиться. Но ни одна из нитей не долетала до экипажа – сгорала в воздухе, так и не прикоснувшись к людям, и Рейвенар объяснил:
– Так работает старая магия. Она продержится еще какое-то время.
Адемин и Динграсс кивнули. Эрик вдруг открыл глаза, заморгал, словно совенок, растерянно глядя по сторонам и не понимая, где находится и почему сюда попал. Рейвенар посмотрел на брата с сочувствием и любовью, дотронулся до его колена и произнес с непрошибаемой уверенностью:
– Все будет хорошо. Мы кое-что сделаем, а потом вернемся домой.
Серые губы Эрика дрогнули в слабой улыбке, и у Адемин сердце стиснуло от жалости.
– Мы не вернемся, – устало произнес Эрик. – И ты это знаешь.
Рейвенар помедлил, потом кивнул.
– Знаю, да. И все-таки мы постараемся.
Через четверть часа пути, когда экипаж вывернул на пустую площадь, окруженную заброшенными домами, Рейвенар приказал остановиться. Подхвостье здесь сияло, словно центр столицы в новый год, озаренное плывущими золотыми нитями, и Адемин вдруг услышала негромкий ласковый голос в голове:
“Ты заслужила сострадания и справедливости. А он не ждет от тебя удара. Перегрызи ему глотку, выпей крови, и тогда все кончится хорошо, наконец-то хорошо. Высшая справедливость – покарать своего мучителя”.
Рейвенар посмотрел на Адемин так, словно прочел то, о чем она сейчас подумала – что в эту минуту тьма шептала ему самому? Бросить навязанную жену на камни мостовой, драть ее, пока плоть не разойдется лоскутами, наконец-то выпустить настоящего себя, такого, каким его создали – Адемин почти слышала эти вкрадчивые слова, но взгляд Рейвенара просветлел, он спрыгнул на грязную мостовую и протянул жене руку.
Где-то далеко всходило солнце.
– Идем, – Рейвенар улыбнулся так, словно приглашал жену на бал. – Нам нужно все закончить, пока не остыл завтрак.
Это было настолько нелепым и светлым, что Адемин рассмеялась, разгоняя темные чары, и оперлась на руку мужа.
– Идем, – кивнула она. – Пора.
***
Втроем они встали в центре площади. Рейвенар вооружил Динграсс целой россыпью артефактов на тонких серебряных цепочках и приказал:
– Они обязательно прорвутся сюда во плоти. Артефакты надо метать, как пращу. Справишься?
Фрейлина по-мальчишески бойко усмехнулась и ответила:
– Когда-то отлично палила орехами по наглецам. Справлюсь.
Адемин сжала ее руку, и это было прощание навсегда. Ее пронзило острой болезненной жалостью: Динграсс была хорошей девушкой, и у них могла бы получиться хорошая долгая дружба, но теперь уже не судьба. Фрейлина улыбнулась, прикосновение разорвалось, и Адемин пошла вместе с Рейвенаром и Эриком в центр площади.
– Прости меня, – произнес Рейвенар, покосившись в ее сторону. – Я очень многое понял за это время. Поздно, конечно, начинать жизнь заново, но… прости меня, Адемин.
Адемин вздохнула, взяла его за руку – они остановились чуть в стороне от центра площади, и Эрик запрокинул голову к светлеющему небу и произнес:
– Они идут к нам. Их так много…
– Они что-то тебе обещают? – спросил Рейвенар, и лицо Эрика сделалось мечтательно-нежным.
– Да. Разум, – откликнулся он. – Для этого надо просто убить вас, они говорят, что я справлюсь.
Он опустил голову, посмотрел на Адемин и брата совершенно разумным сдержанным взглядом и добавил:
– Но вы же не думаете, что я с ними соглашусь?
“Нельзя было тебя втягивать во все это, – подумала Адемин. – Но нам нужно больше королевской крови, раз уж я с этим никак не могу помочь”.
Ей страшно захотелось попросить у Эрика прощения. Он сейчас сидел бы во дворце, в своих покоях, под надежной охраной – но стоял с ними на грязной площади, озаренной золотым заревом, и готовился воевать.
– Идут, – вдруг глухо и отстраненно произнес Рейвенар – его лицо потемнело, наполняясь решительностью и силой. – Давайте руки.
Они взялись за руки, встав в треугольник – страх, который все это время сжимал Адемин в объятиях, усилил хватку так, что затрещали ребра. Она покосилась в сторону Динграсс: фрейлина стояла, подбоченясь, покачивала связкой артефактов так, словно приглашала отведать ее силы всех желающих, но не гарантировала положительного исхода и здоровья потом.
“Как хорошо, что ты здесь”, – подумала Адемин. Она неожиданно резко ощутила себя никем, пустым местом – мать умерла, отца своего она не знала – но это не ослабило ее, а наоборот, придало сил.
“Ты сможешь вернуться домой, – произнес все тот же вкрадчивый ласковый голос. – Мы клянемся, что оставим тебя в живых. Ты вернешься на родину и будешь спокойно жить там, и забудешь обо всем, что случилось. Можешь даже взять с собой эту колоду, твою фрейлину, и никто никогда больше не скажет тебе дурного слова”.
Конечно, не скажет, подумала Адемин, потому что некому будет говорить.
Она представила развалины королевского дворца, Гертруду и Зоуи, изувеченных и окровавленных – вороны клевали их лица, лакомились языками и губами, с которых больше не соскользнет ни одно злое слово. Потом взгляд скользнул в сторону Вендианы – и королева Катарина с дочерьми и невестками тоже была мертва, они никогда не назовут Адемин свиньей.
Адемин стиснула пальцы Рейвенара, ища в нем опору. Он стоял, запрокинув лицо к светлеющему небу, и она вдруг поняла: началось, все уже началось! Они уже сражаются!
Сила текла через нее ровным потоком пламени, спокойного и сильного. Оно не поднималось до небес, выжигая тьму, а струилось рекой огня, и голос, который так уверенно и твердо говорил с Адемин, вдруг поперхнулся и отступил.
“Ты сможешь отомстить, – продолжал он, собравшись с силами. – Ты сделаешь так, что Рейвенар будет по-настоящему мучиться из-за того, что с тобой сделал. Только скажи, и я сейчас заставлю его пожирать собственные потроха. Одно твое слово – и он превратится в свинью, и мы зажарим его на шампурах, и славно пообедаем! Просто разожми руку!”
Поток усилился. Он двигался сквозь плоть, распирая ее и растягивая. Адемин опустила глаза и вдруг увидела, что оторвалась от земли. Все они оторвались от земли и парили над булыжниками мостовой, и сияющие нити скользили под ногами огненными змеями.
Змеи были везде. Пошел прорыв – то, что раньше было искрой, обрело плоть, проскользнув в материальный мир. Змеи, змеи, змеи – они текли, свиваясь клубками и распрямляясь, и Динграсс взвизгнула и метнула один из артефактов.
Запахло горелым. Змеи с шипением отпрянули от них – теперь все стояли в огромном черном кругу, и извивающиеся твари скользили по его границе, не смея ее пересечь.
Рассвет начал окутываться тьмой. Солнце отпрянуло, утекло за горизонт в напрасной попытке спастись.
“Разожми руку! – голос теперь не просил, а приказывал. – Выпусти их, они ведь даже не люди! Просто сгустки чар, порождение чужой крови и колдовства! Разожми руку, сучка, и прими нас, пока мы не набились в твою утробу!”
Адемин зажмурилась. Сильнее стиснула пальцы Эрика и Рейвенара.
Магия текла сквозь нее, и она сама была магией. Частицей той силы, которая запечатывала тьму в бескрайних пещерах на изнанке мира.
“Рейвенар”, – подумала Адемин, и стало совсем темно.
***
Рейвенар так и не понял, как все началось. Просто увидел золотое змеиное тело, которое выступило из темноты, и вдруг осознал, что через него уже некоторое время струится энергетический поток, что не позволял змею окончательно выползти в мир.
Адемин усиливала его, превращая нити чар в ручьи. Эрик поддерживал. Рейвенар подумал о них с теплом и любовью и решил: как только все это закончится, он заберет их и уедет. Мир велик, а у него достаточно денег, чтобы поселиться в любом его краю.
Жить – и больше никогда не слышать о Моргане, магии и существах, которых она способна породить.
Поток шел – он раздувал тело, отрывая его от земли. Если бы эта мощь не делилась на троих, то Рейвенара уже разорвало бы. Он посмотрел на Адемин – ее голова безжизненно свесилась к плечу, глаза были закрыты, а губы дрожали, что-то шепча.
Что она слышала? Что говорили ей все эти змеи, вестники и глашатаи огромного чудовища, что поднялось головой до звезд? Тьма сияла золотом, тьма шла, чтобы поглотить живое и пировать на его обломках.
Рейвенар впервые в жизни поблагодарил Моргана за то, что король создал его именно таким. Создал личное чудовище, которое должно было броситься и перегрызть шею другого монстра.
“Простите меня”, – подумал Рейвенар, обращаясь ко всем, кто испытал боль от его руки. Все они сейчас собрались в хрупкой фигурке Адемин – Рейвенар смотрел на жену и видел всех, кто прошел через Зал Покоя, и молил их о прощении, раскаиваясь так горячо и искренне, что сердце почти лопалось от боли.
“Раскаяться мало, – сказал внутренний голос. – Свой грех нужно искупить не словами, а делами”.
“Согласен, – подумал Рейвенар. – Я постараюсь спасти мир”.
И он усилил поток – сияние ударило в золотую змеиную чешую, выбивая сверкающие пластинки, и по лицу хлестнул смрадный ветер. Динграсс, которая отбивалась от мелких змей, прицельно швыряя в них артефакты, замерла, с восхищенным торжеством глядя, как извивается гадина, как от черного провала в ее теле поднимается дым. Рейвенар сжал руку Адемин и услышал голос:
“Я дам тебе три чуда”.
Змей повел головой и посмотрел ему в глаза – там бурлила такая сила и ярость, что Рейвенар едва не отвел взгляд.
“Первое чудо – ты сможешь вернуть разум брату. Твой Эрик наконец-то станет нормальным, таким, как все люди”.
Перед глазами поплыли картинки: вот Эрик открывает выставку своих акварелей и держится с такой уверенной легкостью, словно никогда не был живым подобием автоматона, который замирает, столкнувшись с незримой преградой. Ушли в прошлое приступы, сгладилась и выровнялась речь – Эрик теперь ничем не отличался от других людей, и в Рейвенаре все застыло от невыразимого счастья.
Он справился с искушением – добавил новые чары, вплел в усиленный поток облако Харамин. На лицо Адемин легли сиреневые отблески и растаяли.
“Второе чудо – ты сможешь убить отца. Он наконец-то заплатит тебе за все, что с тобой сделал. Ты ведь никогда не был монстром, это он старательно лепил из тебя чудовище. А теперь ты освободишься от него навсегда”.
Подхвостье скользнуло в сторону, и Рейвенар оказался во дворце, в отцовском кабинете. Морган висел, пригвожденный к стене, его руки были раскинуты, а голова отделена от тела – лежала на столе, облепленная мухами.
Чувство освобождения и бесконечного, бескрайнего облегчения накрыло Рейвенара соленой морской волной. Кажется, впервые за всю жизнь ему было спокойно и хорошо. Оковы рухнули и он, свободный, вышел из темницы и побрел к новой жизни…
…и добавил к потоку еще и Божий молот, усиленный Адемин. Змей содрогнулся и попятился, тяжелая голова качнулась, и Рейвенар готов был поклясться, что сияние ослабло.
“Пошел ты нахер, – бросил он. – Подавись своими подарками, мне ничего не нужно”.
Послышался тонкий шелест, и Рейвенар понял, что змей так смеется.
“Ты еще не слышал про третье чудо. У тебя будет дитя. Не порождение магии, нет. Это отступит природа, которая тебя оскопила”.
Запах гари унесло весенним ветром. Тьма развеялась, золото растаяло – Рейвенар шел среди белого кипения цветущего сада к маленькой беседке. Адемин сидела там, и мальчик двух лет или чуть старше, внимательно рассматривал зеленовато-бронзового жука на ее ладони. Дотрагивался пальцем до спинки, восхищенно улыбался – у него были темные волосы, как у Рейвенара, и голубые глаза, как у Адемин.
Природа отнимает у сильных темных магов возможность иметь детей – да Рейвенар и не был человеком, чтобы продолжить свой род. Но сейчас он смотрел на Адемин и мальчика, на свое будущее, на любовь и нежность, которых никогда не знал, и все в нем захлебывалось от счастья и безграничной тоски.
“Просто перестань сопротивляться, – произнес змей. – Останови все это, и я дам тебе три чуда. Они принадлежат тебе, просто протяни руку и возьми”.
Мальчик отвел ручку от материнской ладони и посмотрел на Рейвенара не по-детски серьезными глазами. Видение подернулось рябью и растаяло.
На какое-то мгновение Рейвенару показалось, что сердце вот-вот остановится от любви и нежности. Потом он овладел собой, оскалился той ухмылкой, которая заставляла обмочиться тех, кто входил в Зал Покоя, и ответил:
– Пошел нахер, тварь.
И усилил поток, вывернув в него всю свою суть.
***
Все пришло в движение.
Над головой Эрика заметались искры, складываясь в широкую сверкающую реку – поток влился в ровную полосу чар, что шла от Рейвенара, и Адемин знала, что сейчас от нее поднимается точно такая же сияющая полоса.
Змей качнулся. Голова устремилась вверх и тотчас же рухнула вниз в ударе. Все пришло в движение, все закружилось – от мостовой отрывались булыжники, с домов сдирало крыши и выламывало стены, Подхвостье поплыло вокруг их троицы, и Адемин еще успела подумать: хоть бы они справились.
А потом их сбросило на землю, и все погрузилось во тьму. За мгновение до этого Адемин увидела, как их общий поток ударяет в шею твари и Динграсс, обессилевшая, потерявшая все артефакты, падает на землю с безжизненными побелевшими глазами.
Адемин не знала, сколько продлился ее обморок и когда закончился – просто неожиданно поняла, что уже не лежит на земле, а идет. В теле не было частицы, которая не болела бы – Адемин подковыляла к Динграсс, присела рядом и дотронулась до шеи, пытаясь найти пульс.
Потом она посмотрела по сторонам и увидела, что от Подхвостья остались одни развалины. Видно было далеко-далеко, до самой реки, и все это теперь было хламом и крошевом. От храма Святого Дунстана осталась лишь стена, и в душе Адемин шевельнулось отчаянное: хоть бы отец Томас выжил.
Но в воздухе не было ни единой золотой нити. И как Адемин ни вслушивалась в себя, находила лишь пустоту и освобождение.
Вкрадчивый голос ушел. Дверь была закрыта. Всходило солнце, заливая развалины золотом – уже живым, праведным, настоящим. Начинался новый день.
Динграсс шевельнулась на земле. Растрескавшиеся губы приоткрылись, и Адемин услышала:
– Знаете, что он обещал?
– Молчи, – приказала она. – Полежи, тебе сейчас надо отдохнуть.
Динграсс усмехнулась и не послушалась. Сначала приподнялась на локтях, потом села, удивленно и растерянно глядя по сторонам. Подхвостья больше не было. Морган прикажет разровнять это место и высадить на нем цветы, а уцелевших людей переселят.
Наверно, это был единственный способ что-то тут изменить.
– Он говорил, что мой муж вернется, – Динграсс негромко рассмеялась, посмотрела на цепочку без артефакта в руке. – Что мы будем счастливы, деток родим… Надо просто бросить один из артефактов в вас, вот сюда, – фрейлина дотронулась до шеи Адемин. – И тогда треугольник разрушится.
– Ты сражалась, как львица, – с гордостью сказала Адемин. – Я видела, как ты бросала артефакты!
Динграсс снова засмеялась.
– Ну а хрен ли они ползут? – спросила фрейлина. – Пусть не лезут.
И они словно очнулись и посмотрели туда, где лежали Эрик и Рейвенар. Посмотрели и сразу же вдвоем бросились на помощь.
Братья были живы. Эрик смотрел в небо, на летящие прядки облаков, и глаза его наполняло спокойствие – такое, которое приходит, когда человек сделал нужное и важное дело и теперь заслужил отдых. Динграсс опустилась рядом с ним, провела по лицу, стирая грязь – Эрик шевельнулся и перевел на нее совершенно спокойный разумный взгляд, в котором сейчас не было и следа привычной напряженности.
– Ваше высочество, – окликнула Динграсс. – Слышите меня?
– Слышу, – уверенным ровным тоном ответил Эрик, и в Адемин все задрожало. – Поможешь мне встать?
Динграсс помогла ему подняться на ноги – вдвоем они встали и некоторое время смотрели чуть в сторону, туда, куда двинулась Адемин.
Рейвенар лежал на земле, и его грудь едва заметно поднималась и опускалась. Глаза были закрыты, по вискам и лбу тянулась черная сеть паутины – оттиск остаточных чар. Воздух рядом с ним гудел, словно где-то неподалеку работал огромный невидимый механизм.
Адемин села рядом, взяла Рейвенара за руку – он не открыл глаз, но пальцы шевельнулись, сжимая чужие пальцы крепче, так, словно Рейвенар искал выход из темноты. Его лицо было наполнено спокойствием и умиротворением – Адемин вдруг вспомнила, каким встретила Рейвенара впервые, и сейчас с удивлением подумала, что это были будто два разных человека.
– Рейвенар, – откликнула она, и принц приоткрыл глаза. – Слышишь меня?
Он едва заметно улыбнулся.
– Слышу. Солнце всходит.
Утро разливалось над ними во всей своей торжествующей красоте. Они победили и изгнали тьму, они справились – и теперь можно будет просто жить дальше. Ты можешь делать все, что тебе захочется, когда победишь монстра.
– Как ты? – спросила Адемин, и Рейвенар посмотрел на нее так, словно тоже увидел впервые. Словно эта победа отменила и убрала их прошлых, и между ними никогда не было никакой тьмы и боли.
– Вот так бы лежал всю жизнь и на тебя смотрел, – признался Рейвенар и с трудом поднялся на ноги. Протянул руку Адемин, помог встать и ей – их обоих качнуло так, что они были вынуждены схватиться друг за друга.
– Подхвостью конец, – сказала Динграсс, глядя по сторонам. – Интересно, выжил ли кто-нибудь?
– Выжили, – откликнулся Рейвенар. – Я не чувствую здесь смерти…
Он вдруг осекся и перевел взгляд куда-то вниз. Адемин опустила глаза и увидела сверкнувшее в грязи золото. Динграсс поднесла дрожащую руку к губам, Эрик нахмурился.
Рейвенар сейчас стоял на цепях – и были они расколоты.
“Освободился”, – только и смогла подумать Адемин, и лицо Рейвенара изменилось, обретая тяжелую властность хищника.
– Мне нужно кое-что закончить, – произнес Рейвенар. – Пора.