Мне тебя навязали

Глава 6

Когда Рейвенар ушел, Адемин невольно сделалось легче, словно открылись все окна, впуская в пыльную комнату свежий воздух. У нее даже аппетит проснулся – доев яичницу и бекон, Адемин выпила чашку чая, радуясь своей свободе.

Рейвенара нет рядом – и все хорошо.

Вчера он ввалился в свои покои, словно бешеный зверь, который гнался за добычей. Взгляд, черный и мертвый, уперся в Адемин с такой силой и властью, словно хотел отделить ее душу от тела.

Некоторое время они смотрели друг на друга, и в голове у Адемин не было ни единой мысли – все смыло волной тяжелого подавляющего ужаса. Потом глаза Рейвенара прояснились, и к своему громадному удивлению Адемин увидела в них нечто похожее на сочувствие.

Пусть это сочувствие и скрывалось под изрядным раздражением, оно там все-таки было.

А потом Рейвенар сжал ее запястье, вытолкнул в гостиную и захлопнул за собой дверь. Щелкнул замок – чудовище само заперло себя в клетке.

Не чувствуя ни ног, ни пола, Адемин прошла к диванчику, свернулась на нем калачиком и рухнула в сон без сновидений.

Позавтракав, она вышла из столовой и увидела Динграсс – та несла в руках большую корзинку с рукоделием, но взгляд у нее был такой, словно фрейлина думала о чем угодно, только не о вышивке.

– Что случилось? – спросила Адемин, взяв Динграсс под руку. Они вышли на лестницу, и там, посмотрев по сторонам, фрейлина негромко сказала:

– Господи, помилуй, принц Рейвенар едва не оставил без руки ее высочество Софи.

Софи? Адемин решила, что может себе позволить маленькую мстительную радость – и сразу же подумала: Господи, во что я превращаюсь?

Она никогда, ни при каких обстоятельствах не радовалась боли другого человека – даже если эти люди ее мучили.

– Как это? – спросила Адемин. Динграсс мягко повлекла ее по лестнице, рассказывая:

– Он почти сжег ее правую руку. Запечатал чары ее высочества так, что она больше не может бросать боевые шары. И сказал, что это месть за то, что она вчера пыталась напасть на вас. Месть и наука всем, кто еще ничего не понял.

– Боже мой… – прошептала Адемин, не зная, что сказать.

Они вышли в парк, спустились по одной из лестниц к дорожке, ведущей в сторону большой белой беседки. Фрейлины и принцесса Джейн, которые вышли было навстречу, тотчас же шарахнулись в сторону, как от прокаженной, и пошли прямо по траве в другую сторону.

Мстительная радость становилась сильнее и ярче. За Адемин никогда не заступались – отец любил ее, но делал вид, что не замечает издевательств Гертруды и Зоуи. Может, и правда не замечал – у короля и без того хватает забот. Но Рейвенар…

– Поверить не могу, – призналась Адемин. Они опустились на скамейку, и Динграсс сказала:

– Лейб-медик Сфорца трудился всю ночь. Пытался отменить заклинание его высочества, но ничего не смог поделать. В каком-то смысле ее высочество Софи теперь калека, она же не может пользоваться чарами…

Адемин молчала, глядя, как по мелкому гравию дорожки ползет толстый золотисто-зеленый жук. Будущая королева вчера хотела бросить шар боевого заклинания в ту, которую назначили девочкой для битья, и получила хороший урок.

Нет, Рейвенар сделал это не потому, что Адемин ему как-то важна. Наоборот, это он, знающий ее сокровенную тайну, важен для своей жены.

Но все-таки он это сделал сразу же, как только узнал о том, что произошло. Самый страшный хищник мира поднял лапу, защищая маленького испуганного кролика – и Адемин сейчас не могла понять до конца, что чувствует.

Она была благодарна и признательна – да. И боялась этой благодарности – потому что это чувство превращало Адемин в кого-то другого. В того, кто способен на мстительную радость, на внутренний крик: “Так тебе и надо, сучка!”

– Что же теперь будет? – растерянно спросила Адемин. Динграсс покосилась в сторону дворца и негромко ответила:

– Король вызвал его высочество к себе… и накажет.

По спине прошелся холодок. Адемин удивленно посмотрела на фрейлину.

Как вообще кто-то может наказать такого, как Рейвенар? Можно подумать, принц это позволит.

– И часто такое бывает? – спросила Адемин.

– Нет. Но… – Динграсс помедлила, потом сказала: – Вы же видели руку его высочества, да? Сеть шрамов?

Адемин кивнула, и холод усилился.

– Он сделал это сам по приказу короля, – сказала Динграсс по-прежнему тихо, словно боялась, что ее подслушивают. – Его величество приказывает – и его высочество калечит сам себя.

Словно подтверждая ее слова, над дворцом взлетела стая воронов.

***

Дворцовый карцер располагался в подвале – когда Рейвенара втолкнули туда, то раны на руке, которые он спаял было чарами, снова закровили, пачкая ослепительную белизну мягкой обивки стен.

Это место было похоже на палату в доме для умалишенных. Никакой мебели или посуды, просто белые стены без окон, такой же белый пол и потолок и свет, что никогда не выключался. Рейвенар вытянулся на полу и, стиснув зубы, оторвал рукав рубашки.

Следы, оставленные скальпелем, были похожи на экзотические цветы. Некоторое время Рейвенар лежал, вслушиваясь в течение сдерживающих чар вокруг тела, потом собрался с силами и запустил заклинание, остановив кровь.

Наверно, Софи торжествует. Наверно, Марк радуется, что братец-выродок получил по заслугам. Рейвенар ухмыльнулся: плевать на всю отцовскую власть, он повторил бы все, что сделал с будущей королевой. И еще раз повторил бы.

Не потому, что любил свою жену, нет. Не зная любви с детства, Рейвенар плохо понимал, как работает ее механизм. Но урок, который он преподал дуре Софи, должны были правильно понять все.

Если кто-то зацепит то, что Рейвенар считает своим, он вырвет ему сердце и сожрет. И плевать, как отец в очередной раз распишет его скальпелем.

“Я сильный, – подумал Рейвенар. – У меня быстро нарастает новая шкура”.

Свет был так ярок, что голова начинала гудеть. Рейвенар попытался было соткать теневую вуаль, чтобы как-то от него прикрыться, но заклинание рассыпалось сразу.

Это карцер, а не курорт. В камни этого места вшиты усмиряющие руны, созданные несколько веков назад – маги тогда были так сильны, что могли переставлять местами горы. Рейвенар мог подлечиться, но не облегчить свое заточение.

Он улегся так, чтобы уткнуться лицом в пол. Почти сразу же к свету прибавился гул, который шел из-под пола, проникая под кожу. Рейвенар попытался залепить себе уши заклинанием, но предсказуемо не смог.

Морган наказывал его. И собирался это делать долго, очень долго.

Интересно, что сейчас чувствует Адемин? Возможно, ей плохо. Возможно, у нее разыгралась мигрень – неудивительно от такого сияния и гула. Что она подумает, когда узнает о том, как король наказал сына?

Возможно, обрадуется. Улыбнется и рассмеется – Рейвенар еще не видел ее улыбки и не слышал смеха.

Он перевернулся на спину, вытянулся на полу и попробовал дотронуться до серебряно-золотого потока уз, который соединял его с женой. Получилось – когда Рейвенар прикоснулся к сверкающим прядям, то ему даже дышать стало легче, словно в затхлый куб карцера ворвался свежий весенний ветер.

Отлично.

Он сумел отстраниться от карцера и безжалостного света – все вдруг соскользнуло в сторону, став неважным и ненужным. Поплыл по сверкающим нитям и вдруг ощутил прикосновение чистого воздуха к лицу.

Потому что Адемин сейчас была в парке. Кажется, она сидела на скамье – осторожно, чтобы не спугнуть девушку и не разрушить их связь, Рейвенар принялся дышать глубоко и ровно.

Он сумел сбежать из заточения – сделал то, чего не мог раньше. Сквозь закрытые глаза он наблюдал мельтешение теней: Адемин сидела под деревом, и это ветер играл с листвой и солнечными бликами.

Некоторое время Рейвенар лежал, погрузившись в полудрему – а потом мягкое спокойствие солнечного дня растаяло. Потому что Адемин вдруг поднялась со скамейки и быстрым шагом пошла куда-то вперед.

Ее наполняла тревога. По золоту и серебру их уз ползли черные нити – девушка за кого-то испугалась, и Рейвенар прекрасно понимал, что не за него. Что-то случилось там, в верхнем мире, что-то очень плохое… и если Адемин боялась, то бояться она могла…

Только за Эрика.

Рейвенар сел так резко, что связь оборвалась. У Эрика снова приступ, и некому ему помочь. Он представил брата, который лежит на земле, скорчившись и прижимая кулаки к вискам, как наяву увидел перевернутый мольберт и рассыпанные листки и кирпичики акварели, и душа содрогнулась так, словно чужие жестокие руки выворачивали ее наизнанку.

Он поднялся, бросился к тому месту, где раньше была дверь – еще одной особенностью карцера были всегда идеально ровные стены без намека на выход из заточения. Рейвенар ударил кулаком по стене, и камеру наполнил гул, словно кто-то бил и бил в колокол.

Свет сделался еще ярче. Рейвенар впечатал кулак в стену и заорал:

– Отец! Отец, открой! У Эрика приступ!

Слуги сейчас несли Эрика в его покои, лейб-медик Сфорца готовил лекарства, но все это мало поможет, если Рейвенара и его заклинаний не будет рядом. Только он умел примирить внешний мир и душу брата, только он сейчас мог помочь по-настоящему.

– Отец! Отец, ему плохо! – Рейвенар ударил плечом и зарычал от боли. Ударил снова – где-то там его брат погружался в безумие, а его не выпускали помочь!

– Отец! – Рейвенар впечатался в стену всем телом. Отчаяние было как ледяная вода, и он тонул в ней, не в силах отыскать выход.

Его прекрасно слышали. Слышали, понимали и находили особую извращенную радость в том, чтобы не выпускать.

Рейвенар сполз по стене, уткнулся лицом в колени. Самое главное сейчас – хоть немного отстраниться от этого безжалостного света.

А там…

Там он знал, что делать.

***

Когда Адемин ударило в голову, она вместе с Динграсс спешила на помощь принцу Эрику.

Эрик, который сидел на скамье у пруда, вдруг прижал кулаки к голове и соскользнул на землю, словно тяжелый куль. Подтянул ноги к груди, свернулся, словно огромный младенец в материнской утробе, и от него повеяло настолько тяжелым отчаянием и такой сокрушающей болью, что Адемин едва не задохнулась.

– Господи, помилуй, – пробормотала Динграсс. – Снова приступ!

Не слишком ли часто? Эрик был прав: при своей доброте и душевном тепле он никогда никому не станет хорошим мужем – и как сейчас Адемин сожалела об этом.

Они с фрейлиной бросились бежать – успели как раз в тот момент, когда перепуганный слуга вызвал лейб-медика Сфорца, коренастого, смуглого и без единого волоса на голове. Сфорца рухнул на колени рядом с Эриком, на ходу открывая свой саквояж, и, выхватив из него пузырек с густым коричневым содержимым, раздраженно бросил через плечо:

– Отойдите, дамы!

Адемин замерла, глядя в лицо Эрика, искаженное немыслимым страданием. Глаза закатились, полоска белка выглядывала из-под век, из уха текла ржавая струйка крови – Сфорца с усилием открыл стиснутые зубы принца и вылил ему в рот жидкость, остро пахнущую пряностями.

Только тогда Аделин наконец-то поняла, какой безжалостной болью наполнена ее голова. Она сделалась яйцом, и невидимый громадный птенец колотил клювом, пытаясь освободиться.

Если бы Динграсс не поддержала, Адемин упала бы рядом с принцем. Боль пульсировала в голове, пытаясь сложиться в гудящий рев заклинаний – тяжелых, способных раздавить.

“Выпусти, – чужая мысль была раздраженной и злой. – Выпусти! Я должен ему помочь! Я могу!”

Адемин не сразу поняла, что слышит голос Рейвенара. Слуги осторожно выпрямляли ноги Эрика, Сфорца пытался отвести кулаки от его висков, что-то ласково воркуя, но принц продолжал стонать сквозь зубы, рухнув в далекий и бесконечно жестокий мир, из которого не было выхода.

“Мое заклинание, – услышала Адемин. – Мы единая система! Открой разум, мы вдвоем сможем спасти его! Ему нужна помощь, разве ты не видишь?!”

И Адемин сама не знала, какой силой, каким чудом сумела твердо ответить:

“Нет”.

Рейвенар осекся. Где бы он ни был, такого ответа он не ожидал.

“Нет”, – повторила Адемин с прежней твердостью. Земля качнулась под ногами, Динграсс усадила ее на скамью, и Сфорца бросил в сторону принцессы очень цепкий, пронизывающий взгляд.

Не только врач в нем определял, кому еще нужна помощь. Послушный слуга своего господина пытался понять, что происходит.

Адемин слабо улыбнулась, махнула рукой: все в порядке, не беспокойтесь обо мне. Динграсс выхватила нюхательную соль из сумочки, мир окутало резкой вонью, и принцесса погрузилась в бесконечно белое, безжалостное.

На мгновение Адемин показалось, что она тонет в облаке. Потом очертания мира начали сгущаться, и она поняла, что находится в ярко освещенной белой комнате без окон и дверей. Стены были мягкими, как в доме для умалишенных – однажды она с сестрами и фрейлинами была в таком, принесла подарки для больных на новый год.

“Рейвенар тут, – подумала Адемин. – Я все вижу его глазами”.

Ее вдруг кольнуло жалостью, как к любому живому существу, которое страдало и не в силах было избавиться от страданий. Человек, который издевался над ней и мучил ее, сейчас был совершенно беспомощен. Рейвенар лежал на полу, свернувшись и закрывая голову, но свет все равно проникал к нему, выжигая глаза. Кругом было много крови – она пятнала идеальную белизну.

Рейвенар мучился – и Адемин бы радоваться его мучениям. Но она не могла. Жалость ушла, осталось лишь легкое чувство, отдаленно похожее на печаль.

“Меня не радует чужая боль, – подумала она. – Я не умею упиваться чужим отчаянием”.

А вслух сказала:

– Ты получил по заслугам. Так тебе и надо.

Рейвенар шевельнулся на полу. Выпрямился, убрал руки от лица и тотчас же зажмурился – свет разъедал глаза.

– Я получил это за то, что сжег руку, которая тебя ударила, – едва слышно проговорил он. По щекам и лбу ползли черно-красные пятна ожогов, и Адемин напомнила себе: я ведь не здесь. Я сижу там на скамье рядом с Динграсс.

Ей очень хотелось в это поверить.

– Сожги себя, – предложила она. – Накажи себя за то, что сделал со мной.

Боль сейчас вгрызалась в каждую клетку Рейвенара, но он все-таки нашел в себе силы, чтобы усмехнуться.

– Мы оба сейчас могли бы помочь моему брату, – печально произнес он. – Спасти Эрика. Тебе надо было только расслабиться и освободить мое заклинание.

Адемин усмехнулась в ответ. Рейвенар, терзаемый в своей тюрьме, видел лишь одно: страдающего брата, которому нужна была помощь. И не понимал, чем все это может кончиться.

– Хочешь показать отцу нашу связь? – спросила она. – Сделать нас обоих его рабами?

Рейвенар с негромким смехом вытянулся на полу, словно сейчас во всей полноте осознал, насколько права его жена.

– Убирайся, – приказал он, скрестив руки на груди. – Убирайся отсюда.

И Адемин выбросило из камеры на скамью в парке. Открыв глаза, она увидела, что слуги уже унесли бедного Эрика, а Сфорца теперь хлопочет рядом с ней, пристально заглядывая в лицо.

– Ваше высочество? Слышите меня?

– Слышу, – откликнулась Адемин. – Мне… мне трудно дышать.

Сфорца кивнул и принялся копаться в своем саквояже.

***

– Вы понимаете, дорогая невестка, что не должны мне лгать?

Морган лично пришел в покои сына – Адемин, которая лежала на кровати, слушая, как Динграсс читает о приключениях Лунного рыцаря, тотчас же встала и склонилась в поклоне. Король покосился в сторону фрейлины, и Динграсс убежала прочь.

– Разумеется, ваше величество. Ложь это смертный грех.

– Тогда, – король с усталым видом опустился в кресло и вытянул ноги, – расскажите мне обо всем, что произошло с вами и Софи.

Адемин кивнула.

– Вчера мы с Динграсс гуляли в парке. Их высочества Софи, Лемма, Белла и Джейн начали оскорблять меня… и я тоже не промолчала.

Морган усмехнулся краем рта. Наверно, все эти змеиные развлечения его невероятно забавляли. Сейчас он не выглядел могущественным и властным государем, победителем ее родины – Адемин вдруг подумалось, что Морган очень устал.

Да уж. Пытал собственного сына, притомился.

– Мы обменялись любезностями, – продолжала Адемин. – А потом ее высочество Софи хотела бросить в меня боевое заклинание. И надо мной вспыхнуло облако Харамин.

Морган едва заметно кивнул.

– Вы умеете работать с боевыми чарами?

– Нет, ваше величество. У меня очень слабая личная магия, я умею только мелкие бытовые вещи. Зажечь свечу, например. Облако Харамин было заклинанием моего мужа.

Еще один кивок. У короля теперь был такой же оценивающий взгляд, как у Сфорца. Адемин убрала руки за спину – как же вспотели ладони, как же тяжело стоять вот так, словно провинившаяся ученица перед директором школы.

– Как вы думаете, Адемин, почему оно появилось?

Адемин пожала плечами.

– Не знаю, ваше величество. Могу только догадываться. Возможно, его высочество Рейвенар установил какую-то защиту для меня. Или это из-за того, что наши с ним энергетические потоки объединились.

Морган улыбнулся, но в улыбке не было тепла. Адемин ощутила, как сжался живот, словно на него легла невидимая рука.

– А сегодня? Вы упали в обморок, верно?

– Да, ваше величество. Я очень испугалась за его высочество Эрика, – призналась Адемин и, понизив голос, добавила: – А еще корсет.

Морган вопросительно поднял бровь.

– Корсет?

– Да, ваше величество. Здесь их шнуруют намного туже, чем в Бергаране. Иногда мне не хватает воздуха.

Невидимая рука вжалась в тело, словно хотела проникнуть под кожу и перебирать внутренности. Аделин окаменела, повторяя про себя: “Не смей, не смей, не смей” – словно в самом деле что-то могла запретить королю.

Но она не позволила Рейвенару спасать брата ее руками и душой. И смела надеяться, что и сейчас у нее получится.

– Откуда у вас это пятнышко на скуле? – поинтересовался Морган. Адемин машинально дотронулась до ожога – он проступил, когда они с Динграсс вернулись во дворец, и фрейлина торопливо смазала его заживляющей мазью.

– Не знаю, ваше величество, – ответила Адемин, стараясь говорить как можно искреннее. – Это похоже на ожог, но я не обжигалась.

Морган понимающе кивнул. Вынул из кармана маленькие четки, принялся перебирать – сердоликовые бусины были вырезаны в виде черепов, и в них вспыхивал рыжий огонь.

– Скажу честно: вы мне нравитесь, – произнес король, и ледяная тяжесть ушла с живота, словно он узнал и получил все, что хотел. – У меня к вам небольшое предложение, Адемин.

Адемин смогла лишь кивнуть. Если в этом предложении будет возможность избавиться от Рейвенара, она с удовольствием его примет.

“Нет, – тотчас же подсказал внутренний голос. – Перед тобой настоящий монстр. Тот, кто превратил твоего мужа в чудовище, вырвал из него человеческие чувства и испепелил душу. Нельзя верить ни единому его слову!”

– Да, ваше величество.

– Вы с моим сыном спасли мир, – сказал Морган с потрясающей ледяной серьезностью. – Ваш союз не просто брак детей из двух владыческих семей, вы в некотором смысле опора и основа нашего существования.

Адемин снова кивнула.

– И я хочу знать, как эта опора работает в магическом смысле, – продолжал король. – Видите ли, вы и Рейвенар величайший феномен, было бы неразумно не исследовать его. И когда вы снова зацепите какие-то заклинания Рейвенара, я хочу узнать об этом первым. Сразу же.

“Как хорошо, что я не стала спасать Эрика”, – подумала Адемин.

Морган ни о чем не должен узнать. Облако Харамин было случайностью, которая больше не повторится – и они с Рейвенаром должны об этом твердо договориться.

Меньше всего Адемин хотелось, чтобы ледяные руки короля превратили ее в свою марионетку. А она не сомневалась, что так и случится.

Была топливом для принца – станет топливом для короля.

– Я, конечно, все вам расскажу… но, надеюсь, ваше величество, что ничего такого больше не случится, – призналась Адемин и добавила: – Мне было очень страшно.

Морган улыбнулся – на этот раз дружески. Поднялся, погладил Адемин по плечу: рука у него была тяжелая, словно у каменной статуи.

– Я тоже надеюсь, дорогая, что все будет в порядке, – произнес он тоном сытого хищника или работорговца. – И очень рад, что вы настолько благоразумны.