Мне тебя навязали

Глава 1

– Ты женишься. Это приказ твоего короля и отца. Ты женишься завтра же, и мне плевать на твои отказы.

– Чтобы чудовище не прорвалось в смертный мир? Отец, опомнись, это миф. Чудовищ с изнанки не видели много веков. Этот союз давно не имеет смысла.

Морган дин Аллен, государь и владыка Вендианский и Саматрианский, и прочая, и прочая, смотрел на Рейвенара как всегда: с неприязнью, едва прикрытой раздражением.

Его сыну следовало не сопротивляться, а покорно принять отцовскую волю – вот только Рейвенар сопротивлялся.

– И дальше не увидят, – усмехнулся государь. – Потому что ты женишься.

Спорить с ним было бесполезно. Рейвенар давно это понял. Собственное бессилие было петлей на горле, которую невозможно снять.

Монстры в человеческом обличье должны носить ошейник. И всегда помнить: хозяину от них нужна только верная служба. Перестанешь служить – сдохнешь, и смерть твоя будет страшной.

– Такие, как я, не вступают в брак, – напомнил Рейвенар. – Во мне слишком много темной магии, она должна иссякнуть вместе со мной.

– Думаешь, я забыл об этом? – усмехнулся государь. Прошел к раскрытому окну, некоторое время молча смотрел на чудесный вид, который открывался из дворца. Наконец, обернулся к сыну. – Но этого требует благо государства. Сама его жизнь. Твоя невеста прибывает вечером, завтра состоится обряд.

Рейвенар тяжело вздохнул. Осторожно, чтобы отец ничего не заметил, дотронулся до сдерживающих чар: Морган сковал его ими еще в колыбели.

Государь был очень слабым магом, но вот заклинанием подчинения овладел в совершенстве. Рейвенар при всех своих возможностях до сих пор не в силах был его сбросить.

– Брак с девой из дома дин Валлар часть мирного договора, – продолжал Морган, – и тебе это известно. Геддевин считает, что отдает дочь нашему Эрику, сперва мы договорились именно об этом, но… – губы государя дрогнули в усмешке. – Этого не будет. Эрик физически не способен к семейной жизни.

Война была по-настоящему молниеносной: Бергаран пал под атаками драконов, государь Геддевин признал протекторат Вендианы, подписал мирный договор и традиционно отдал победителям одну из своих дочерей.

Незаконную, разумеется, всего лишь признанное дитя официальной фаворитки.

Но и Эрик, младший сын Моргана, душевнобольной, никогда не стал бы кому-то настоящим мужем.

И дело было не в том, чтобы окончательно сломать побежденных, нет. Союз должен был соединить магические потоки семей Геддевин и Аллен – по легенде это усиливало мир, удерживая на его изнанке немыслимых чудовищ.

По той же легенде, в которую государь Морган верил всем сердцем, чудовища должны были появиться со дня на день.

Можно было бы, конечно, просто поженить старших детей. Но несколько лет назад Геддевин ответил на такое предложение очень вежливым, но однозначным отказом.

– Пойми, – устало, словно обращаясь к невероятно тупому ученику, продолжал Морган. – Твой брак с принцессой Адемин не просто династический союз. Это спасение человечества. Да, чудовищ не видели уже много веков, и Геддевин так глуп, что считает их легендой… но я не могу рисковать. Комета Галлеви уже в небе, значит, скоро все свершится. Придет тьма, и от нашего мира ничего не останется.

Комета Галлеви появлялась на небосклоне раз в пятьсот лет и считалась пугающим знамением. В прошлый раз случилось землетрясение и извержение вулканов Хорской цепи – мир погрузился в сумерки, три года без лета и голод.

Но мало ли, что было в стародавние времена?

– И поэтому ты приказал убить Шейлу, – холодно произнес Рейвенар. – Чтобы мне ничего не мешало исполнять свой долг.

Когда-то он пытался говорить так, чтобы отец ощутил его боль. Потом понял, что это бесполезно, и перестал тратить силы. Моргану все равно было наплевать.

Перед глазами снова встал пустой бассейн и длинное серебристое русалочье тело на его дне. Мертвая Шейла смотрела куда-то вверх жемчужно-белыми глазами, рядом с ней возились слуги, готовясь достать русалку и погрузить в сохраняющий раствор для государева музея редкостей и диковин, а Рейвенар не в силах был оторвать взгляд от единственной женщины, к которой испытывал некое подобие любви, и не мог пошевелиться.

Шейла была из тех немногих, кто видел в нем человека, а не монстра – возможно, потому, что сама была темной тварью. Рейвенар смотрел на тонкие руки, которые совсем недавно обнимали его, и мрак, что скрывался в глубине его сердца, поднимался все выше и выше, затапливая душу и не давая дышать.

Десяток слуг, обескровленных и выпотрошенных направленным заклинанием, лег рядом с Шейлой на дне сухого бассейна. Если государю нужен экземпляр в коллекцию, пусть придет и возьмет его сам.

Но Морган не рискнул.

– Совершенно верно, – Морган снова отвернулся к окну. – Исполняй свой долг.

Это означало, что разговор окончен. Стараясь унять клокочущую ярость, что разливалась в груди ядом и кислотой, Рейвенар сжал кулаки.

Он не мог ударить отца или причинить ему хоть какой-нибудь вред. Но…

Огненный шар сорвался с кончиков пальцев, обдав руки жаром, и ударил в вазу эпохи Тиаль – отец обожал нежный рисунок танцующих журавлей на белом фарфоре. Осколки разлетелись по всему кабинету, Морган обернулся и в его усмешке не было ничего, кроме презрения победителя.

Давай-давай. Бросай шары, раскалывай вазочки. Ты все равно подчинишься и сделаешь так, как я говорю.

– Она давно мне разонравилась, – ответил Морган и снова вернулся к созерцанию пейзажа.

Рейвенар стиснул зубы так, что челюсти заныли. Развернулся, вышел из отцовского кабинета – стражники шарахнулись от него так, словно он огрел их плетью.

Принцесса Адемин, значит.

Ладно. Пусть приезжает.

Он устроит ей прекрасную встречу.

***

– Ты выйдешь замуж, это решено.

Девушке следует покорно принимать родительскую волю. Адемин, в конце концов, всегда знала, что выйдет замуж за того, кого выберет отец, а не она сама.

Но она и подумать не могла, что он отдаст ее в жены умалишенному. Безумцу.

Да, на голове этого безумца венец принца, он законный сын Моргана дин Аллена, но это не отменяет нахлынувшего ужаса.

Ее маленький мир, замок из песка, еще не смыло тяжелой волной наступающего жестокого будущего. Скоро Адемин покинет родной дом и страну, оставит родителей, сестер и младшего брата – ее новым домом станет Вендиана, суровая и холодная, а мужем человек, который вряд ли понимает, кто она такая.

Портрет принца Эрика стоял возле окна, но Адемин понимала, что утонченный юноша на нем вряд ли имеет что-то общее с оригиналом. Никто не льстит сильнее портретистов.

– Пожалуйста, – только и смогла сказать Адемин, с мольбой глядя на отца. Геддевин дин Валлар покосился на нее с нескрываемым раздражением.

То, что затевалось как маленькая победоносная война, обернулось потерей независимости королевства. Все произошло так быстро, что никто еще не успел к этому привыкнуть. Вроде бы все осталось по-прежнему, ее король-отец был королем, как и раньше, он лишь склонил голову, признав власть нового государя, но над всем привычным миром лежала густая серая тень, и ее нельзя было прогнать.

– Ты отдаешь меня замуж за Эрика дин Аллена только потому, что я изначальный бастард, дитя твоего порока, – в конце концов, в тяжелые минуты можно позволить себе откровенность. – Пусть я признанное дитя, но все же от фаворитки, а не от жены. Ты никогда не поступил бы со мной так, будь я с самого начала твоей законной дочерью.

– Ты спасаешь не только королевство, но и весь мир, – угрюмо произнес отец. Было видно, что весь этот напрасный разговор раздражает его до зубной боли – но он все-таки не уходил и продолжал говорить.

– Неужели ты в это поверил? – воскликнула Адемин. – Какие-то чудовища из бездны, которых должен остановить союз двух великих домов! Кто и когда их видел, этих чудовищ? Тебя просто хотят унизить! Окончательно растоптать!

Она вдруг поняла, что кричит. Что никто в королевстве не смеет говорить с владыкой в таком тоне.

Но право же, это больше не имело значения.

– Я все это прекрасно понимаю, девочка, – глухо откликнулся отец. – Но так приказывает мой повелитель, и я не хочу проверять, что с нами будет, если я откажусь.

Зато Адемин знала, что будет с ней. Она станет женой сумасшедшего, которого прячут от мира. И он будет пускать слюни, гоготать и жрать мух и…

Она даже представлять боялась, что произойдет в супружеской спальне.

От одной мысли об этом ее охватывала тошнота. Слезы подступали, жгучие и горькие.

Как же так? За что?

Она ведь мечтала о другом. О любви, взаимной и крепкой, о прекрасном принце, сильном и благородном, который будет смотреть на нее с восхищением, а не с безумным блеском в глазах. О детях, которых она сможет растить в тепле и заботе, а не в страхе перед их собственным отцом.

Теперь при мысли о возможных детях Адемин окутывало ужасом.

Владыческие семьи окружены плотным защитным коконом из заклинаний. Он ткался много веков, уплотняясь все новыми и новыми обережными чарами, но иногда случалось так, что защитная магия перерабатывалась во что-то пугающее. Неправильное.

Старшие сыновья Моргана дин Аллена были полностью здоровы. Адемин видела их на подписании мирного договора – высокие красавцы, истинные джентльмены, она невольно залюбовалась ими. А вот с младшими королю Вендианы не повезло. Эрик был безумцем, а Рейвенар темным магом.

О нем, среднем сыне короля Моргана, говорили вполголоса и с опаской. Сильнейший темный маг своего поколения, безжалостный и кровожадный садист, он наслаждался своей жестокостью. По приказу короля Моргана Рейвенар творил такое, что подойдет разве что страшным сказкам, а не жизни. У него было две официальных любовницы: одна была так глупа и смела, что изменила ему, и он превратил ее в свинью и отдал на бойню. Вторая попыталась сбежать – Рейвенар поймал ее и погрузил в огромное гнездо диких пчел в горах.

Похоже, отец вспомнил именно о нем, потому что его взгляд изменился, словно он вдруг представил что-то невообразимо страшное.

– Ты знаешь про Рейвенара, – сказал он, и Адемин кивнула. – Благодари Бога и всех святых Его, что Морган отдает тебя тихому безобидному дурачку, а не этому чудовищу.

Но разве это утешение? Да, Эрик не был чудовищем, но он и не был человеком. Он был пустой оболочкой, запертой в роскошных покоях. И теперь ей предстояло стать его тенью и верной игрушкой, которой даже о помощи некого попросить.

– Отец… – только и смогла вымолвить Адемин.

Государь провел ладонью по лицу, и блеск в его глазах угас.

– Ты отправляешься через час. Спорить и упираться бессмысленно.

***

Двери покоев Адемин распахнулись с оглушительным грохотом, заставив ее вздрогнуть. Служанка, которая закрывала чемодан, поежилась.

Гертруда вошла первой. Старшая сестра, всегда главная, самая высокомерная, привыкшая, что перед ней все расступаются. Сегодня на ней было платье из дорогого вензирского шелка с вышитыми нарциссами – подсуетилась сестрица, уже украсила одежду геральдическим цветком Вендианы. Темно-зеленый наряд превращал Гертруду в змею, которая готовилась к удушающему объятию. Волосы цветом темнее воронова крыла были уложены в сложную прическу, украшенную тонкой диадемой с россыпью желтых бриллиантов – подарком отца на Рождество.

Адемин помнила этот день. Тогда ей подарили лишь скромное серебряное колечко, а Гертруда скривила губы – мол, ублюдок, пусть и признанный, не заслуживает этого.

Зоуи шла следом, легкая, как тень: маленькая змейка ползла за главной змеей. Ее рыжеватые локоны, всегда такие живые и непослушные, сегодня были собраны и строго уложены вокруг головы. В руках она держала веер из темно-синего кружева, украшенного брызгами турмалина – подарок одного из поклонников, отвергнутого, но по-прежнему преданного. Она помахивала им с преувеличенной грацией, будто отгоняла невыносимый запах чего-то гнилого.

– Ах, вот она, наша милая сестрица, – протянула Гертруда, окидывая Адемин взглядом энтомолога, увидевшего мушку. – Уже собралась? Как трогательно.

Зоуи фальшиво ахнула, прикрыв рот кончиками пальцев.

– Конечно же, она торопится, Герди! Впереди ведь свадьба! Ну, если это можно так назвать.

По спине пробежали мурашки. Адемин невольно сжала складки своего простого дорожного платья, темно-серого и строгого, без украшений, такого невзрачного по сравнению с роскошью, в которую облачились ее сестры.

– Оставьте меня, – прошептала она, и голос предательски дрогнул.

Не оставят. Законные дочери ее отца пришли посмеяться над ней напоследок. Не упускать же такую возможность, правда?

– Ой, ну как же грубо! – Гертруда притворно надула губы, будто перед ней капризный ребенок. – И это после всего, что отец для тебя сделал! Он выдает тебя, ублюдка, замуж за настоящего принца! Пусть и весьма своеобразного, но все же.

– Да уж, своеобразного это мягко сказано, – рассмеялась Зоуи. – Он, говорят, даже имени своего не помнит. Не узнает собственную мать. А еще… – она наклонилась к Адемин, будто собираясь поведать страшную тайну, – ест с пола, как дворовый пес. И трахает свою руку у всех на виду.

Сердце Адемин сжалось.

– Теперь-то ему будет, кого трахать! – развеселилась Зоуи, и Гертруда кивнула. – Может, поэтому она так и торопится?

И сестры залились довольным хохотом.

– Но лучше уж дурачок, который разговаривает со своим отражением в зеркале, правда? – Гертруда игриво подмигнула. – Его старший брат – вот кто по-настоящему ужасен! Ты бы как предпочла, стать пчелиным ульем или свиньей? Ах, да! Ты и так свинья!

Бастардов традиционно называли свиньями, потому что они считались плодом греха и порока. Конечно, Геддевин сразу же признал Адемин своей законной дочерью, он всем сердцем любил ее мать, но никто и никогда не забывал, как и от кого эта принцесса появилась на свет.

А сестры не просто не забывали, но и напоминали.

– Он наверняка будет вам помогать, – Зоуи задумчиво склонила голову набок, словно разглядывала диковинное животное. Казалось, мысли о принце Рейвенаре доставляли ей тяжелое и темное удовольствие. – В конце концов, кто-то же должен следить, чтобы вы оба исполняли супружеский долг.

Желудок Адемин сжался в тугой узел.

– Вон, – выдохнула она едва слышно.

– Что-что? – Гертруда приложила ладонь к уху, изображая глухоту. – Мы не расслышали.

– ВОН! – крикнула Адемин так, как никогда еще и ни на кого не кричала.

Если бы это только помогло…

Сестры довольно переглянулись, и в их глазах вспыхнуло что-то дикое и радостное.

– О, как невоспитанно! – Зоуи покачала головой, улыбаясь все шире. – Но, дорогая, разве мы в чем-то неправы? Ты все равно отправишься в Вендиану. И будешь ложиться в постель с тем, кто даже не понимает, кто с ним рядом. Раздвигать перед ним ноги и плодить уродов.

– А мы будем молиться за твою несчастную душу, – голос Гертруды был слаще меда. – И радоваться, что отец нас любит и не отдает на растерзание бесноватым!

– Отцу навязали брак с вашей матерью, – выдохнула Адемин. – А мою он выбрал сам. Еще увидите, кому повезло больше.

Сестры уставились на нее, некоторое время молчали, а потом расхохотались в голос и направились к дверям, довольные прощальным спектаклем.

– Ты это слышала Герди? Отец сделал правильный выбор, она такая же помешанная, как ее муженек!

Хлопнула дверь. Адемин без сил опустилась на край кровати и зажала рот ладонью.

***

Перед тем, как отправляться на встречу с навязанной женой на границе, Рейвенар заглянул к брату.

Эрик посвятил утро рисованию. Он сидел на балконе, прямо на полу, на холсте был вид на маленький пруд и белый мостик, по которому сейчас шла их сестра Белла с розовой стайкой своих фрейлин. На звук шагов Эрик не обернулся; Рейвенар поддернул брюки на коленях и опустился рядом с ним.

– Красиво, – заметил он, и Эрик качнул головой. Его лицо было наполнено привычной напряженной сосредоточенностью, словно на самом деле он хотел оказаться сейчас совсем в другом месте.

– Как ты себя чувствуешь?

Рейвенар иногда думал, что в его душе нет части, которая отвечает за любовь – но это было ровно до тех пор, пока он не подходил к младшему брату. Тогда его сердце наполнялось такой томительной тоской и нежностью, что Рейвенар сам себя не узнавал.

Рядом с Эриком он становился совсем другим. Наверно, тем существом, которым его задумал Бог.

– Хорошо, – кивнул Эрик. На холст легли быстрые мазки зеленого, выделяя листву на деревьях, наполняя рисунок теплом и жизнью. – Ты уезжаешь.

– Да, – ответил Рейвенар. – Мне нужно встречать принцессу Адемин.

Ему, разумеется, показали портрет. Девушка, которую отец приказал взять в жены, была тоненькой, словно ветка. Длинные светлые волосы, карие глаза, встревоженный взгляд и припухшие губы – она смотрела так, словно загадывала загадку, словно хотела узнать что-то очень важное.

Судя по одежде, ее не слишком-то холили и лелеяли. В Вендиане в таких платьях ходят мещанки – и это при том, что портретисты всегда льстят и изображают заказчиков в лучшем виде.

– Мне жаль, – произнес Эрик прежним ровным тоном. Он всегда говорил так, словно слова были ручьем, который с трудом пробивался сквозь камни. – Я не смогу стать ей хорошим мужем.

Пару недель назад в Королевской академии наук демонстрировали автоматоны – механизмы, похожие на людей, которые должны были заменить домашнюю прислугу. Автоматоны двигались, кланялись, подавали чай, очищали перила и ступеньки, они были немного жутковатыми в своем сходстве с человеком, но вели себя так, словно постоянно преодолевали какую-то невидимую преграду.

Эрик был таким же. Между ним и миром стояло множество незримых стен, и он пробивался сквозь них, но не всегда у него получалось.

– Все будет хорошо, – сказал Рейвенар.

Когда-то в ранней юности он надеялся, что однажды сможет вылечить брата. И не переставал надеяться сейчас, когда ему было почти тридцать. Но физика магических процессов очень тонкая наука – иногда Рейвенар в отчаянии понимал, что не сможет через нее пробиться.

Он был сильнейшим темным магом своего поколения, но все-таки не богом.

– Пообещай, – Эрик перевел взгляд в парк. Девушки прошли от моста к белоснежной беседке, оттуда летел их свежий заливистый смех, и казалось, будто в мире есть только нежность, любовь и солнечное теплое лето.

– Что угодно, – серьезно ответил Рейвенар.

Давным-давно, когда он был еще ребенком, а всем стало ясно, что Эрик никогда не станет нормальным, таким же, как все дети, Рейвенар сказал: проси у меня все, что хочешь, я сделаю. Возможно, только благодаря Эрику, его беззащитности и надежде на брата, Рейвенар так и не стал до конца тем монстром, которого в нем хотел видеть отец.

Он был цепным псом государя. Его личным хищником.

Но у хищника все же оставалось что-то живое.

– Ты не будешь ее обижать, – велел Эрик, смешивая краски на палитре. Воздушно-белый, зефирно-розовый – самая малость. – Ты не сделаешь ей больно.

Рейвенар мысленно ухмыльнулся. Семейный союз всегда начинается через боль и кровь, и Эрик по чистоте своей души этого еще не понимает. Бог даст, и не поймет.

Он не успел поклясться: на балконе появилась Лемма, их средняя сестра, женщина с самым ядовитым и злым языком в мире. Возможно поэтому она до сих пор была не замужем, хотя удалась и лицом и фигурой – блондинка с голубыми глазами, нежной фарфоровой кожей и кукольно-изящными руками. Однажды Рейвенар едва не отрубил ей эти руки – вовремя примчался отец, оттащил сына от сестры, и тогда Лемму впервые серьезно наказали за ее язвительные подколы.

Рейвенар провел три дня запертым в одной из отдаленных комнат дворца.

– А, ты еще здесь! – сладко улыбнулась Лемма. – Драконы уже запряжены. Не великая ли это честь для свиньи, возить ее на драконе?

Рейвенар перевел взгляд на картину Эрика. Рисовал он объективно хорошо – его работы под псевдонимом, разумеется, прекрасно расходились на благотворительных аукционах.

– Смотрю, та рана уже зажила? – поинтересовался Рейвенар.

Он тогда бросил заклинание, которое оставило широкий багровый след на нежной девичьей коже, и Лемма вопила так, что на ее крики сбежался весь дворец. Сейчас сестра правильно поняла намек: машинально провела пальцами по запястью и сказала:

– Не вздумай сажать ее с нами за один стол. Еще геддевиновых выродков нам тут не хватало.

– Иначе что? – лениво осведомился Рейвенар. Лемма открыла было рот, но не успела ничего сказать: Эрик качнулся и принялся заваливаться набок, прижав к вискам стиснутые кулаки.

Слишком много слов. Слишком много сильных чувств.

Рейвенар бросил поддерживающее заклинание, подхватил брата на руки и поволок в комнату – там уже сбегались слуги, кто-то нес лекарства на подносе, кто-то открывал окна, впуская больше свежего воздуха. Рейвенар опустил Эрика на кровать, и тот отвел кулаки от висков и снова прижал. Лицо брата было искажено немыслимым страданием.

– Обещай мне, – едва слышно произнес он. – Ты не сделаешь ей больно.

– Обещаю, – ответил Рейвенар, уже ненавидя эту светловолосую принцессу-бастарда, к которой надо было ехать, оставляя брата наедине с его болью. Глаза Эрика темнели, он все глубже и глубже погружался в себя, и Рейвенар бросал в него все новые и новые заклинания, пытаясь удержать…

Наконец, Эрик вздохнул и разжал кулаки. Взгляд по-прежнему был темным и мутным, но лицо разгладилось и смягчилось. Лейб-медик, который наконец-то отважился приблизиться, опустил на грудь Эрика один из королевских артефактов, и принц погрузился в сон.

Тогда Рейвенар поднялся и быстрым шагом пошел к выходу.

Лемма так и осталась стоять, где стояла, оторопело глядя ему вслед.

***

– Он хотя бы не бросается на людей?

– Нет, ваша милость. Его высочество Эрик благородный и достойный человек, он хорошо образован и прекрасно воспитан. Душевный его недуг в том, что он глубоко погружен в собственные мысли, боится общения с людьми и редко покидает свои покои.

Конечно, это было страшным нарушением этикета – спрашивать о будущем муже в подобном тоне. Динграсс, новая фрейлина Адемин, на пару лет старше, с ростом и лицом гренадера, отквиталась сразу же, назвав ее “ваша милость” вместо “ваше высочество”.

Напомнила жертвенной овце, где ее место.

Впрочем, в голубых глазах Динграсс появилось искреннее сочувствие. Словно преодолевая смущение, она погладила Адемин по плечу и сказала:

– Он хороший человек, ваша милость. Да и все в Вендиане будут к вам добры. Вы ведь… – фрейлина замялась, подбирая слова. – Вы ведь, получается, жертвуете собой ради всех. Вы спасаете мир.

Еще одна фанатичка, которая верит в чудовищ.

– И для этого я должна выйти вот так, – Адемин развела руки в стороны. – Голой.

Динграсс встретила ее сразу же, как только экипаж пересек границу и остановился на пограничном посту. Адемин отвели в одну из комнатушек, и фрейлина приказала ей раздеваться.

Даже нижнее белье нельзя было оставить.

– Такова традиция, ваша милость. Вы должны оставить позади все свое прошлое, до последней нитки. Для вас уже подготовлен достойный принцессы наряд, а я потом сделаю прическу.

Судя по состоянию волос Динграсс, она умела лишь мыть их грубым серым мылом и заплетать по-крестьянски, в косу. Адемин поежилась.

Ведь там будут люди. На нее станут таращиться во все глаза, чтобы потом обсудить каждую родинку на теле принцессы, отданной безумцу. Ей хотелось задохнуться от стыда, умереть, чтобы все это просто закончилось.

– Чулки, – напомнила Динграсс. – Нас уже ждут, ваша милость.

Адемин сняла чулки, бросила в груду снятой одежды. Распрямила спину – раз уж ей придется пройти через позор, то она это сделает по-королевски.

Снаружи выстроился почетный караул в темно-синих вендианских мундирах, и, опустив босую ногу на первую ступеньку, Адемин с облегчением заметила, что эти здоровяки не смотрят на нее. Все глаза были закрыты.

Спустившись и нервно прикрыв руками грудь и выбритый лобок, она пошла по импровизированному коридору мимо почетного караула к солидным господам, которые ожидали ее в конце пути – и вот они-то как раз таращились во все глаза. Адемин видела портрет своего будущего мужа, но никто из встречающих и близко не был похож на стройного молодого человека с завитыми светлыми волосами, тонким ангельским лицом и тяжелым тревожным взглядом.

Когда она подошла, встречающие расступились, и Адемин заметила, что в их глазах сверкнул испуг и нескрываемое сочувствие. Динграсс, которая шла следом, почти по-армейски чеканя шаг, вдруг споткнулась и оторопело проговорила:

– Ваше высочество, я…

Мужчина, который вышел к Адемин, был высок ростом, очень дорого одет и подчеркнуто модно причесан: темные, почти черные волосы были уложены заклинанием, только чары дают такую аккуратность. Лицо было бледным, с некрасивыми острыми чертами – брезгливо изгибалась линия рта, ноздри по-птичьи горбатого тонкого носа подрагивали, словно незнакомец принюхивался к Адемин, но страшнее всего были глаза.

Там не было ничего, кроме тьмы. Так безжалостно смотрят не люди, но чудовища.

Адемин замерла, не в силах пошевелиться. Даже взгляд отвести она не могла.

– Ваше высочество, – голос оказался на удивление приятным и спокойным, словно на самом деле говорил не этот человек, а кто-то другой. – Рад приветствовать вас в Вендиане. Меня зовут Рейвенар дин Аллен, мой король-отец сегодня днем приказал мне взять вас в жены.

Адемин не сказала ни слова – ноги подкосились, и она соскользнула в спасительную серую тишину обморока. К ней сразу же бросились, не давая упасть, поддержали под руки; сумрак развеялся, и Адемин увидела нескрываемое отвращение в глазах Рейвенара.

Он стоял, оценивающе глядя на Адемин – так хозяйка смотрит на кусок мяса, прикидывая, что из него можно приготовить. В темном взгляде не было ни интереса, ни похоти, лишь желание понять, как именно можно употребить живое существо перед ним.

Адемин все-таки опомнилась: дернулась, освобождаясь из чужих рук, не дающих упасть, снова прикрыла грудь и пах. Надо было как-то понять, что делать, что теперь будет, но она не в силах была понимать.

Она думала, что жизнь рухнула, когда ее отдали безумцу. А оказалось, что все кончилось сейчас, когда за ней пришел монстр.

– Я не знала об этом, ваше высочество, – прошелестела Динграсс. – Но почему…

– Не твоего ума дело, – отрезал Рейвенар, и Адемин вдруг заметила сеть тонких шрамов, которая покрывала его правую руку, убегая под белоснежный рукав с бриллиантовой запонкой.

– Но я…

Адемин начало знобить. Заколотило и затрясло так, что в глазах потемнело. А Рейвенар одним уверенным движением подхватил ее, забросил на плечо, словно овечку, и произнес:

– Мой отец хочет спасти мир. Для этого нужно, чтобы мы соединились. Не вижу причин медлить.