Мне ещё предстояло выяснить, почему я свалился с болезнью, но понадобилось ещё четыре дня, чтобы я окончательно встал на ноги. Четыре скучных, тянущихся, как бесконечность, дня. Сначала я радовался возможности отоспаться, но быстро понял, что плюсов в постельном режиме нет — одни минусы.
И наглая морда Жирдяя, смотрящая из коридора по ночам и сверкающая своими яркими глазищами, входила в их счёт. Стоило только кому-нибудь забыть захлопнуть дверь, он тут же прибегал, скрёб уголок лапой, и делал это долго и упорно, как будто в этом и еть весь смысл его жизни. Конечно, не в самом процессе открывания двери — в попытке довести меня до белого каления.
Скрёб и скрёб, пока дверь не приоткроется. Если не получалось, прыгал на дверную ручку и висел на ней, яростно мяукая. Независимо от того, занимало это одну минуту или десять, он открывал дверь, прохаживался по комнате с важным видом и пару раз начинал скидывать мои вещи. Потом будто бы уходил — но стоило мне решить, что на сегодня котяры достаточно, он тут же возвращался, садился в коридоре и пялился своими огромными глазами-фонарями.
Честное слово, иногда эту животину хочется прибить. Прописался тут, понравился Минори, жрёт на халяву и наслаждается всеобщим вниманием. Каков наглец!
А Роберт? Чешет его жирное пузо и ласково говорит: «Эклер-Эклер, какой ты хороший мальчик».
Где ж он тут хорошего мальчика увидел? Интересно, а я не забыл сказать ему, что это не мой кот, а наглый приживалка с улицы?
В любом случае, уже через четыре дня я был на ногах. Первым делом я проверил энергию — она текла размеренным потоком, и, казалось, нить-проводник стала куда больше и длиннее, обвиваясь вокруг моего сердца. Несомненно, это хороший знак, но я никак не могу взять в толк, что именно заставило её так разрастись. Казалось, теперь её стало больше, чем у Акиры — а для меня это что-то да значило.
Первое, что я сделал — сообщил Минори и Роберту, что я собираюсь запереться в своей комнате на следующие пару дней. Попытка меня отговорить была довольно вялой: перенасыщение энергией уже прошло, чувствовал себя я прекрасно, а никакого запрета медитировать после лихорадки нет. Ладно бы энергия бурлила или ещё какие симптомы остались — у меня ничего такого не наблюдалось.
Конечно, Минори была недовольна — она выглядела недовольной каждый раз, когда я делал что-то, что может заставить её беспокоиться. Я бы подумал, что в этом мире слуг забивают палками до смерти, когда с хозяевами что-то случается, но уже давно это проверил — нет, ничего подобного. Похоже, несмотря на то, что Хару тоже «сослали» в глушь, она работала на совесть и заботилась обо мне, как будто я не принёс ей одни проблемы.
Впрочем, я быстро переубедил служанку, дал наказ и дальше заставлять Фукаву горбатиться по поводу и без и ушёл. Ну, не далеко — во внутренний дворик, местечко закрытое и тесное, но идеально подходящее для медитации. Как говорил Гоу Ли, делать это лучше на улице, а желательно сидя на голой земле. Так энергия человека сливается с энергией окружающего мира, и результат от такой медитации будет куда лучше. Это не считая очищающего разум эффекта.
А мне очень нужно очистить разум, если вы понимаете, о чём я.
Я отыскал место почище да посвободнее и с опаской глянул на облачное небо. Прогноз погоды (и как местные без магов-провидцев определяют погоду?) обещал отсутствие дождя, но любая возможность попасть под дождь после лихорадки малость меня беспокоила. Успокаивало только то, что есть Роберт и Минори, всегда готовые меня растрясти — в прошлый раз служанка сидела рядом со мной с зонтом, но что-то мне подсказывает, что это лишняя жертвенность, о чём я и сообщил ей заранее. Да и дело не только в воде — всего лишь находясь в этом теле, я чувствую, какое оно слабое. Замёрзнув, наверняка снова свалюсь.
Так что лучше бы им меня разбудить, даже если это обнулит весь прогресс.
Поэтому я и надеюсь на этот прогноз погоды — лучше бы меня ничего не отвлекало.
Ну всё, хватит уже думать! Я мотнул головой, прогоняя лишние мысли, и сел в позу лотоса, закрыв глаза. Пришлось приложить усилие, чтобы заставить бешено стучащее сердце успокоиться. Я с самого начала замечал, что иногда пульс зашкаливает, или руки мелко трясутся, но упорно это игнорировал. Думал, стресс от смерти. Но что-то мне подсказывает, что эта трясучка мне досталась от Сабуро — видал я пару человек с такой же бедой, тоже нервные и слабые здоровьем. Интересно, здесь такое лечат? Лучше бы лечили — гляньте на меня, боец с трясущимися руками.
Чёрт возьми! Опять много думаю. Самая большая проблема в попытках медитировать — невозможность взять и очистить разум по щелчку пальцев.
Я глубоко вдохнул. Потом медленно выдохнул, концентрируясь на обвивающейся вокруг сердца энергетической нити. Будь она толще, походила бы на поймавшую крупную добычу змею — впрочем, она до сих пор была едва тоньше нескольких волосков, собранных вместе, или какой-нибудь маленькой-маленькой проволоки. Это не мешало ей быть длинной и сиять золотом — нить так и кричала о своей светлой природе, что не могло меня не веселить.
Не то чтобы я профи в светлой магии — в моё время в моде было кое-что другое.
Спокойствие. Единение с энергией. Только я и энергия. Ни о чём не думать… только о том, что мне нужна память Сабуро. Если бы я мог проникнуть прямо в его разум…
Я открыл глаза в совершенно пустом сером пространстве. Под ногами было что-то вязкое и холодное, будто я стоял в луже странной липкой грязи. Не было ничего: ни земли, ни неба, только сплошная пустота, посреди которой был один лишь я.
Моргнув в замешательстве, я огляделся. Странное место, но ещё страннее то, что моё тело было полупрозрачным, скорее призрачным. А ещё привычным: теперь я не маленький хлипкий Сабуро с его ростом едва за сто шестьдесят пять. Это моё тело, родное и привычное. Широкие плечи, длинные ноги, морщинки на руках, выдающие возраст… и голые ноги, которые виднелись из-под грязно белого савана. Это мой мысленный образ, или меня уже похоронили?
Получилось ли у меня проникнуть в разум Сабуро? Я медленно покрутился на месте, прямо в этой вязкой жидкости, когда наткнулся на надгробие, стоявшее прямо у меня за спиной. В оясимском стиле, оно было довольно лаконичным и почему-то треснувшим. под ним, на совсем маленьком, низком постаменте, была пара зажжённых ароматических палочек и одинокая красная гвоздика.
Надпись на надгробии гласила:
Кикучи Сабуро
Причина смерти: самоубийство
Да поняли уже, что самоубийство. Так я всё-таки в его пространстве? Это объясняет, почему всё такое… мёртвое.
Я присел перед надгробием и, совершенно игнорируя все понятия об уважении к мёртвым, постучал по нему костяшками пальцев.
— Эй, привет? Сабуро, ты меня слышишь?
Ответа не было. Не могла же его душа быть уничтожена? Нет, тогда бы я здесь не оказался — нельзя попасть в место, которого не существует. Если есть разум, значит и душа, которой он принадлежит, где-то дрейфует. Впрочем, пока что это лишь моя теория. Не то чтобы я часто бываю… в таких местах.
Пришлось постучать снова — ну а как ещё мне его позвать?
— Эй, Сабуро, выползай! Ты нужен мне прямо сейчас, понимаешь?
Вдруг из-за надгробия показалась сравнительно небольшая призрачная голова. Сабуро — напуганный, с широко раскрытыми от страха глазами и окровавленным лицом, смотрел на меня, не мигая, секунду или две, прежде чем снова спрятаться.
Я вздохнул. Будет сложно что-то из него вытащить.
— Ну чего ты прячешься? Я же свой. Даже тело у нас одно, чего меня бояться?
— Я не мёртв! — вдруг Сабуро выскочил из-за надгробия и попытался схватить меня за грудки, но призрачные руки прошли сквозь такого же призрачного меня. Вот незадача — никаких шансов дотронуться друг до друга мы не имеем. Удивительно, что я вообще смог постучать по гробу. — Я не мёртв, я не мёртв, я не мёртв! Я жив, слышишь?! Я жив!
— Да, отрицание, одна из ступеней принятия, — кивнул я. Впрочем, над Сабуро я не насмехался и допрашивать его не намерен. Душа — штука не предсказуемая, а у самоубийцы и подавно. Лучше бы мне его не нервировать. — Я понимаю, ты не мёртв, но…
— Я жив! — взревел мальчишка. — Ты ничего не понимаешь! Никто ничего не понимает! Все хотят, чтобы я умер, но я жив!
И какой тут отдых после смерти? Кто-то и в истерику умудряется впасть.
Я медленно кивнул.
— Конечно. Я тебе верю, — на самом деле, не особо, но ему об этом лучше не знать. — Я здесь, чтобы тебе помочь. Теперь я живу в твоём теле. Ты же хочешь вернуться обратно? Тогда ты должен со мной поговорить. Давай поможем друг другу, Сабуро.
Душа мальчишки глянула на меня с недоверием, но вскоре он снова разразился рёвом. Затем плюхнулся на землю — на то, что можно было ей назвать, — и принялся кататься по ней, истерично стуча и размахивая руками и ногами.
— Я жив, я жив, я жив! Я хочу домой! Я устал! Мне страшно! Верни всё! — надрывался он. Интересно, душа может сорвать голос? Потому что он уже к этому близок. — Ненавижу! Ненавижу, всех ненавижу!
Какой он непостоянный. То всех ненавидит, то хочет домой. Странный, очень странный мальчик. Был ли он психически больным, или это всё влияние смерти?
…или чего-то ещё, что ей предшествовало?
— Сабуро, я хочу тебе помочь, — снова сказал я. — Расскажи мне, что случилось, когда ты… прежде чем ты сюда попал.
В ответ на это Сабуро всхлипнул.
— Я никогда не умирал!
Он меня вообще слышал?
— Ну же, просто расскажи мне, что случилось, — потребовал я, с той же обманчивой мягкостью, как и во время допросов студентов, напакостивших в магической школе.
Сабуро глянул на меня с сомнением и вдруг приподнялся на локтях. Он подполз ко мне вплотную, снова выпучил глаза и прошептал:
— Дядя… дядя всё знает… дядя всё… — снова принялся повторять он. Будто одна из штучек для записи звуков сломалась, и начала воспроизводить по кругу один и тот же отрывок. — Не хотел… я не знал… я жив… ложь, мне все лгут! Только брат говорил правду — он сказал, что все меня ненавидят! И все ненавидят! И я всех ненавижу!
— Я не ненавижу тебя, — снова солгал я.
Не то чтобы я питал к нему ненависть — особенно учитывая то, что может оказаться, что выдёргивать меня из моего мира было не его идеей. Скорее, я испытываю смесь безразличия и негодования.
А последнее родилось из того, что его тело — одни сплошные минусы, а его душа окончательно свихнулась.
Речь о дяде сбила меня с толку. Уж что я помню о семье Кикучи, так это то, что у Орочи нет ни братьев, ни кузенов. Кто дядя Сабуро? А если их несколько — что, мне отлавливать всех и спрашивать, не подбивали ли они Сабуро на смерть? Да это даже звучит глупо.
Мальчишка замотал головой и уселся, прижимая колени к груди. Он закрыл лицо руками и принялся качаться из стороны в сторону и бездумно повторять:
— Ненавидят, они все меня ненавидят. Все? Все!
Подумав, я вспомнил, что у меня есть козырь — ну, если это можно так назвать. Козырь очень сомнительный, и не факт, что Сабуро вообще понимает, что я говорю.
— А как же Минами Рико?
Как я и надеялся, мальчик тут же поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. После смерти совсем пропадает привычка моргать, или это его индивидуальная особенность? Со всей этой кровью на лице, руках и рубашке, видок у него тот ещё.
— Тётя? — переспросил он. — Тётя Рико? Где тётя Рико? Она жива? Она в порядке?
Она и правда была его самым близким человеком в поместье Кикучи. Хотя, она даже слишком молода, чтобы быть тётей — кажется, она намного младше матери Сабуро. И ведь ей просто не повезло тоже быть дочерью Минами и иметь лицо, похожее на лицо сестры, погибшей… во время родов? Тот сон ведь не был моей фантазией, да?
Да уж, на её месте кто угодно ненавидел бы Сабуро.
— Тётя Рико… кхм, — я попытался подобрать слова, которые убедят Сабуро со мной поговорить. — Она очень ждёт, когда ты вернёшься.
Очередная ложь. Впрочем, это довольно логичный выход из ситуации: я ни за что бы не сказал этой женщине, что её племянник мёртв, как только очнулся в его же теле, и я не могу сказать Сабуро, что она вообще не знает о том, что мальчишка вылетел из своего тела.
Так сказать, вылетел в небытие.
— Правда? — глупо повторил Сабуро. — Правда-правда? Тётя Рико ждёт? Тетя Рико ждёт, она ждёт…
Да чего он, как попугай?
— Да, — отозвался я, теряя терпение. — Потому ты должен мне всё рассказать. Ты понимаешь?
— Нет! — вдруг Сабуро отскочил от меня, неуклюже поднялся на ноги и указал на меня пальцем. — Ты лжец! Я знаю, что ты мне врёшь! Я знаю, что все только и делают, что мне лгут!
Я вздохнул, насколько позволяло отсутствие потребности дышать… и самого воздуха тоже. Если бы я мог ударить Сабуро, я бы наверняка уже это сделал. Какой ужасный истеричный мальчишка! Такого бы вырубить да под присмотр врачей и монахов, да что поделаешь — призрак.
Вдруг Сабуро развернулся, лихо — слишком лихо для состояния его тела, но легко для души, — перепрыгнул надгробие и пустился прочь, громко завывая. Да что с ним не так?!
— А ну стоять! — не выдержал и закричал я, пускаясь следом. Только вод выпутаться из грязи не смог — стоило мне попытаться поднять ногу, как я понял, что совсем увяз. Раньше это совсем не ощущалось, но, стоило Сабуро побежать прочь, меня начало стремительно затягивать вглубь этой грязи. Быстро — ни одно болото, ни одни зыбучие пески не смогли бы справиться с целым (пусть и призрачным) телом за такой короткий срок.
— Убирайся, иди прочь! — услышал я напоследок, прежде чем меня окончательно засосало в холодную, липкую и густую грязь.
Я открыл глаза, почувствовав запах гари.
Какие запахи могут быть в грязи? Да и я ожидал, что меня выкинет из медитации, но Сабуро явно не смог меня прогнать — напротив, я увяз в его разуме ещё глубже, оказавшись в одной из его частей — такой же пустой и мёртвой, как и предыдущая.
Я оглядел себя. Всё ещё прозрачный, но на мне не осталось ни капли той дряни, которая меня затянула.
Пространство было довольно пустынным, но сильно отличалось от предыдущего. Это была сухая. выжженная земля, над которой возвышалось тёмно-серое небо. Оглядевшись, я понял, что со всех сторон ничего нет — иди, куда хочешь, разницы никакой.
Что ж, не похоже, что у меня вообще есть какой-то выбор. Я медленно отправился вперёд, надеясь, что хоть куда-нибудь доберусь.
Спустя тридцать минут (или чуть больше — признаю, у меня нет точных внутренних часов) ничего не изменилось. Я сделал скидку на сплошной пустырь и решил идти дальше, только чтобы узнать, что и через несколько часов пейзаж не изменится.
Очень… разочаровывающе, за неимение менее цензурных слов.
Я пнул меленький камешек, валявшийся на земле, и снова зашагал куда-то — лишь бы куда-нибудь попасть. На этот раз менее бодро — не из-за усталости, призрак вряд ли может устать. Но рано или поздно и бесконечная ходьбы надоедает.
Камешек не остановился — вдруг его начало потряхивать на земле, как и ему подобные, очень редкие и маленькие, видневшиеся тут и там. Тогда же и я почувствовал, что земля трясётся и будто вибрирует у меня под ногами.
Ну а это ещё что такое? Неожиданное землетрясение? В голове Сабуро что, не могло быть образов получше?
Послышался странный, грохочущий шум. Я повернулся в его сторону, замечая чёрные дыры в земле. Тут и там она обваливалась, падая в пустоту, и я был готов упасть туда с ней, если не найду выход из этого пространства.
И тут я услышал испуганный детский крик.
Сабуро, ну твою ж налево!