Мийол-ученик 2

Базилар 6: скромный праздник — день рожденья

Три тысячи двести восемнадцатый год, третий сезон, первый месяц, четвёртая неделя, второй день. Он же — семнадцатый день рождения Мийола из Жабьего Дола, подмастерья школы Безграничного Призыва, базилара гильдии Сарекси.

У феттелинн — титульной нации Империи, обычаи которой легли в основу человеческих традиций и государственных установлений, этикетных правил, эталонных норм пристойного, должного и обычного — празднование дней рождения считалось не самым лучшим поводом для веселья. Ларенская школа философии считала день рождения наполовину траурным: чему тут радоваться, если смерть стала ещё на год ближе? Мудрый, как писали ларенцы (особенно Тарзий), не станет радоваться такой дате — но, возможно, сочтёт уместным в этот день подвести итоги, как краткосрочные, так и общие. Подбить приход и расход, образно выражаясь.

И уж точно не станет мудрый закатывать пирушки по такому сомнительному поводу. Истинно разумный вообще избегает крайностей: безудержное веселье и неисцелимое горе равно чужды ему… в отличие от спокойного, безмятежного равновесия.

Однако в полной мере исповедовать подобный ригоризм сложно. Для большинства, которое вовсе не мудро (да и разумно отнюдь не всечасно), иметь хотя бы даже и сомнительный повод для празднования — куда лучше, чем не иметь его. Частично заимствовав обычаи у других, покорённых народов, дни рождения в Империи всё-таки стали отмечать. Хотя обыкновенно — без всякой помпы, камерно, собирая узкий круг родных… и, быть может, самых близких друзей.

За одним исключением.

Когда итоги прожитого года значительны и достойны, а возраст, приросший ещё одним годом, из повода для траура превращается в повод прихвастнуть и блеснуть, рамки семейного торжества расширяются. Поэтому мэтр Никасси Морозная ничуть не удивилась, получив от Мийола за полных две недели до даты именное приглашение в его новый мезонет.

И… сочла нужным скорректировать свои планы так, чтобы принять приглашение.

Если бы новоиспечённый базилар собирался праздновать более публично, вис-Чарши едва ли сделала такой шаг навстречу. Разве что появилась ненадолго и поспешила вернуться к своим многочисленным делам. В конце концов, лично её вклад в несомненные успехи минувшего года, для призывателя крайне удачного, исчезающее мал; ценящая честность превыше многих иных достоинств, среди шумного многолюдья Никасси просто не сумела бы избавиться от чувства неловкости — и потому не смогла погрузиться в праздник, как в воду бассейна, с головой.

Но само место празднования с ограниченным списком приглашённых обещало именно что малое, почти семейное торжество. А игнорировать такое — во-первых, более грубо, во-вторых, куда менее разумно. Ведь приглашение можно рассматривать ещё и в разрезе политическом. Мийол, зазывая на праздник своего доставшегося по случаю куратора, может тем самым прозрачно намекать на то, что желал бы видеть «приёмную мать-по-гильдии» не почти посторонним человеком, связанным с ним чистой формальностью, а кем-то более близким.

Даже, быть может, его личным учителем.

Поэтому прийти на его семнадцатую годовщину мэтру Никасси следовало хотя бы для того, чтобы прояснить данный вопрос.

И она пришла.

…Белоснежная туника классического свободного кроя с широкими разрезными рукавами и полами до середины бедра с высоким облегающим воротом, отливающая на свету десятками миниатюрных радуг — на неё пошёл знаменитый перламутровый шёлк, одна из самых дорогих немагических тканей, стоящая клатов по своему весу. Тунику дополняли тёмно-серая юбка-брюки практически в пол, по своему оттенку находящиеся аккурат между льдистой серостью глаз и чернотой бровей, широкий полночно-синий пояс и такие же длинные, до самого локтя, перчатки. Мудрить с причёской адвансар не стала, велев слуге заплести привычную косу… правда, с более сложным, чем обычно, узором. Чтобы придать образу завершённость, Никасси закрепила на лбу серебряную фероньерку с крупным, огранённым в каплю сапфиром; металл украшения отлила в текущей форме и алхимически ингибировала, придавая ему немеркнущий блеск, она сама — а вот камень огранил и подарил ей по случаю повышения в ранге троюродный дядюшка.

Перед выходом из своего мезонета Морозная посмотрела в ростовое зеркало и нашла, что отражающаяся в нём элегантная дама смотрится…

Не блестяще. Нет. Для подлинного блеска слишком холодно, недостаточно живо, скованно. Пусть и в полной гармонии что с характером, что с собственным (не особо любимым, хотя и честно заслуженным) прозвищем.

Но всё же подобный вид… приемлем.

Создаёт достаточную дистанцию — особенно если отработанно спроецировать во внешний слой ауры толику самодостаточной отчуждённости.

Мэтр замкнула на левом запястье пространственный браслет (шестой уровень, хорошая гномья работа с некоторыми бонусами), бросила в зеркало последний беглый взгляд, вздохнула и двинулась по адресу, обозначенному в приглашении. До нужного времени оставалось ровно столько минут, сколько нужно, чтобы добраться куда надо спокойным шагом.

Как оказалось, большинство гостей предпочли совершенной пунктуальности небольшую, но вполне допустимую поспешность. Трудно понять иначе слова, которыми — вместе с небольшим, почти небрежным поклоном — поприветствовал Никасси хозяин приёма, встретив её у входа на площадке для медитаций:

— Рад видеть вас, глубокоуважаемая. Теперь все в сборе, так что позвольте проводить вас внутрь для знакомства.

Пристойный, хотя также почти небрежный, ответный кивок:

— Ведите, уважаемый.

Как отметила вис-Чарши, наблюдая за Мийолом краем глаза и не забывая изучать его также сенсорными чарами и навыками профессионального алхимика, за минувшие недели юноша заметно переменился. Регулярные занятия с Мастером Кемватом явно пошли ему на пользу. Более того: он уже перешёл к неуверенному, не отработанному и не вписанному пока в рефлексы, но полноценному сознательному управлению собственной праной. Прямо сейчас, например, Мийол поддерживал Усиление долгое и Чуткость. Два приёма разом!

И не похоже, чтобы это отнимало всю его концентрацию без остатка.

С одной стороны, удивления достойно. Настолько быстрый результат, достойный, пожалуй, даже сильного растущего ранга этак третьего — признак выше-чем-средней обучаемости. С другой — вряд ли стоит сравнивать чистых Воинов и мага, вышедшего на уровень подмастерья. Очевидно же, что у последнего навыки самоконтроля даже избыточно хороши.

Вот если Мийол сумеет активировать заклинание, удерживая хотя бы Усиление долгое…

…то можно смело заключить: для улучшения собственной концентрации он использует какие-то гибкие чары. Она сама использует такие — чем он хуже?

Ей ли не знать: без управляемого схизиса такое не провернуть.

— Минутку внимания! — попросил меж тем юноша, входя в гостиную. — Позвольте вам представить адвансара гильдии Сарекси, Никасси Морозную, моего прекрасного — притом во всех отношениях прекрасного — куратора.

Вис-Чарши, вошедшая за ним следом, по завершению представления исполнила идеальный тройной поклон харьятт (он же «приветствия почтенных»). Правда, в финальном поклоне она задержалась лишь на минимально пристойные две секунды, но большего от неё никто бы и не потребовал: как-никак, среди присутствующих именно мэтр Никасси лидировала по статусу. В ответ большинство гостей присело в чокха — впрочем, достаточно быстро выпрямившись.

Исключением стал один только Луцес эн-Слиррен: будучи клановым магом и таким же — сугубо по силе — подмастерьем, как приветствуемая, он разумно ограничился одинарным харьятт. Но на четыре секунды, как безусловно младший.

— Пользуясь случаем, — сказала вис-Чарши, распрямляясь, — хочу вручить уважаемому хозяину свой скромный дар. Надеюсь, избравшему стезю алхимии он хотя бы немного сократит извилистый Путь.

Пространственный браслет шестого уровня — очень удобный артефакт. Извлечённый из него без слов, одним лёгким усилием воли подарок (нечто прямоугольное, аккуратно завёрнутое в голубой шёлковый отрез с набитыми белым цветом стилизованными снежинками) Мийол принял из рук в руки с лёгким поклоном и унёс. А эстафету знакомства приняла Элойн, как его ассистент. Не став разводить особые церемонии, она повела мэтра по периметру справа налево, поочерёдно называя присутствующих и не слишком-то блюдя их статус.

И первыми мэтру представили приёмных сестру и отца хозяина приёма — Васаре и Ригара, а также пару его подопечных: Мииратоша и Сиашерен («можно просто Тош и Рен»).

— Мой базилар, — добавила Элойн, — взял обязательство заботиться о них во исполнение последней воли своего второго учителя.

Далее Никасси обменялась формальными приветствиями с Луцесом… и оказалась сильно, хотя и приятно, шокирована.

— Кульми?!

— Да, это я, мэтр! — бриллиантово улыбнулась названная. — Прямо не узнать, верно?

— Узнать можно, но… сложно.

Воистину так.

Что неофит перекрасила волосы в чёрный, заодно завив их — дело обычное. Вон, тот же эн-Слиррен тоже ходит с перекрашенной шевелюрой, причём перекрашенной куда вульгарней. Что неофит перекрасила также глаза, обзаведясь радужками интересного сиренево-фиолетового цвета — дело более редкое, но тоже ничего запредельного. Эффект, временный или постоянный, легко достигался с помощью курса зелий (хотя предсказать результат в точности удавалось не всегда, потому и прибегали к этому редко). Слегка изменённые черты лица? Вот это уже полноценная и не дешёвая косметическая магия, но опять-таки ничего экстраординарного.

…чего Никасси не ожидала, так это радикальных, едва ли не кричащих изменений фигуры. Да о чём тут говорить, если Кульми прибавила в росте аж полторы ладони! Да и других перемен хватало с избытком.

Правда, неизбежной платой за настолько быструю и глубокую коррекцию стали чисто физиологические осложнения: обретённую гармонию пришлось оплачивать сбоями координации с треморами, заметной скованностью и фантомными болями — но всё это неофит готова была встречать с улыбкой, постепенно сживаясь с обновлённым, куда более красивым телом.

— Я не думала, что вы настолько хороши как целитель, глубокоуважаемый эн-Слиррен.

— Мне недавно напомнили, что истинный маг может расти, только ставя перед собой задачи выше своего текущего уровня. И, — мягко, но удовлетворённо улыбнулся Луцес, — оказалось, что я как целитель лучше, чем сам о себе думал. Хотя всё ещё не так хорош, как хотелось бы.

— Никто не так хорош, как ему хотелось бы, — заметила Никасси, мысленно вздыхая. — Но вы явно оправдываете славу своего клана.

— Предпочту создать и оправдывать свою славу.

— Извините, если мои слова показались невежливыми.

— О, это мне стоит просить об извинениях. А вот затрагивать свои отношения с… кровной роднёй мне не стоило.

Взаимные поклоны — и Элойн уводит адвансара дальше, к небольшому кружку экспертов магии, замолчавших при их приближении. И если вис-Чарши легко узнала Санхан, то вот троицу, стоявшую с ней рядом, она ранее не встречала.

Как оказалось, все трое — клановые. («Где вообще находится этот Мутный залив? Понятно, что «где-то у берега Междуземного моря», но где конкретно? Впрочем, не важно…»). И все трое, по словам Элойн, прилетели с оказией на яхте «Хитолору» для совершенствования в магии среди благодатной атмосферы Лагора. Симаравети ань-Думартрен, Тагосс эн-Стаглорен и Немер ян-Фалушмор. Впрочем, о высоком происхождении последнего не догадался бы только слепец: люди с безволосой кожей, покрытой ромбовидным бело-серым узором, с шансами сорок восемь к сорока девяти являются клановыми. А уж если они при этом обладают четвёртым уровнем, то речь о каком-либо экзотическом увечье тем более не идёт: тот же Луцес, при всей неопытности, более чем способен устранить практически любые дефекты кожи.

Соломенные с красивым золотым отливом волосы и ярко-изумрудные глаза Тагосса, а также внешность Симаравети настолько явно их происхождение не демонстрировали. Особенно у последней, на вид вполне заурядной (для потомков феттелинн с их средним ростом, средним сложением, тёмными волосами и серо-зелёными глазами). Тот не частый случай, когда внешних генных маркеров, по всей видимости, у клана просто нет.

— Собираетесь учиться алхимии? — из вежливости поинтересовалась Никасси.

— И алхимии тоже, — ответил эн-Стаглорен, — но в первую очередь целительству. Насколько я успел узнать, в гильдии Сарекси неплохое лечебное отделение.

— Пойду по стопам высокочтимой Райвезы Выдумщицы, — ань-Думартрен. — Буду вместе с Васаре работать в Ассоциации Лагорских Артефакторов.

Что станет делать ян-Фалушмор, никто не сказал. Не из-за экзотической внешности, конечно же — к ней магам не привыкать — скорее, решила вис-Чарши, тут типичный случай то ли ссоры, то ли «не сошлись характерами». Нет, никто Немера не гнал… но, хотя стоять рядом и слушать беседу ему никто не запрещал, вокруг него словно замкнулся незримый и неощутимый кокон отчуждения. Созданный больше им самим, кстати.

— Так, — Элойн оглянулась. — А где Шак?

— Я здесь. И всё время была здесь.

— Божечки, ты опять? — скорее устало, чем испуганно вздохнула Элойн.

— Ишаакрефи, дочь Сашширти, — одновременно с ней и со схожими интонациями сказала Симаравети. — Ты просто заноза в… здесь.

— Приму за комплимент, — низкое, чувственное мурлыканье.

Никасси удалось не вздрогнуть, когда за спиной у рыжей проявилась для глаз и в аурном восприятии ещё одна… особа. Ян-Фалушмор выглядел специфично — но он был человеком. А вот Шак являлась алуриной и совершенно этого не стеснялась.

Рослой, очень рослой алуриной, превосходящей на добрых три пальца даже отнюдь не маленького Мийола. Ухоженный, гладкий мех редкого серо-синего оттенка сугубо символически прикрывала короткая юбчонка, на поясе которой красовались средний меч, пара ножей и ряд небольших флаков с алхимически активным содержимым. Немирную эту картину дополняла аура эксперта магии… аура, резидентные чары которой — тут адвансар Сарекси ошибиться не могла никак — даже сейчас продолжали витать в ближнем радиусе, играя с запахами.

Но чары эти, и тут Никасси тоже не сомневалась, могли сделать куда как больше.

— Прихорошилась бы хоть, — снова вздохнула Элойн.

— Я прихорошилась, — заметила Шак с нотой дружеского веселья… и ещё каким-то особым подтекстом. — Сняла броню, сняла амулеты, вон — даже сандалии сняла! Полагаешь, этого мало и мне надо ещё что-нибудь снять?

— Если снимешь оружие и твои замечательные яды, то да, было бы неплохо.

— Будь рядом Рикс — может, и сняла бы. Но пока он в Рифовых Гнёздах присматривает за хозяйством, безопасность наставника и всех вас — моя забота.

— Да какая безопасность? — усталость в тоне Элойн усугубилась. — Мы посреди Лагора, даже более того: в кварталах базиларов Сарекси!

— Лучше сохранять бдительность, которая не пригодится, чем потерять нечто ценное из-за того, что бдительность сочли лишней. При всём уважении, ассистент, не тебе в этом мезонете решать вопросы подобающего внешнего вида. И — особенно — необходимых мер безопасности.

Алурина говорила вежливо и мягко, без малейшего нажима. Но под этой мягкостью, как под слоем мха, лежал абсолютно неподатливый, цельнокаменный, холодящий ладонь при касании монолит правоты.

Никасси отлично его ощущала… и вся троица с берегов Мутного залива — тоже…

А вот рыжая, похоже, — нет.

Дитя той самой внутригородской безопасности. Скуповатой, порой голодной (по её фигуре внимательный глаз вис-Чарши читал летопись былых невзгод с привычной точностью: сколько их таких она видела — недоедавших, безуспешно пытавшихся возместить растительным белком и грибами дефицит мяса? Без преувеличений — сотни, если не тысячи…), но такой привычной.

— Ученица права, — констатировал Мийол, вернувшийся в гостиную с подносом в руках. — И я уже объяснял, почему она права. Хочешь повторения лекции?

— Нет-нет!

— В таком случае… давайте начинать. Разбирайте бокалы, кроме этих трёх.

— Они для Тоша и Рен… и Шак? — спросила Симаравети.

— Именно.

— Ой! А можно я начну? Можно, братик? Ну позязя!

Мийол ухитрился одновременно похихикать и умудрённо вздохнуть:

— Куда ж мы от тебя скроемся-то? Мы ведь не Шак… да от тебя и она не уйдёт. Давай, моя любимая младшенькая, жги. Желательно — фигурально, глаголом, и не очень больно.

— Я постараюсь, — Васаре скорчила такую рожицу, что даже по лицу угрюмца-Немера на миг промелькнул намёк на ответную улыбку. — Так, все своё разобрали? Точно? Ага. Все семь и ещё семь на руках, значит, начинаю.

Она деланно откашлялась.

— Итак, моему на-полгода-старшему, однозначно-любимому, слишком-серьёзному-для-его-лет, единственному-в-своём-роде брату сегодня исполнилось семнадцать. И вы все, конечно же, ждёте, что я тут сейчас с вами шутеечки шутить буду… ждёте ведь?

— Ждём, — кивнула Симаравети. И не она одна.

— А я ка-а-ак возьму… и не пошучу. Потому что как же вообще можно не обмануть всех в их ожиданиях? Я лучше честно перечислю основные достижения, которыми ознаменована эта дата. К своим семнадцати годам Мийол — что важнее всего остального — прорвался. Стал уже не простым экспертом магии, а подмастерьем. Пока неопытным, но какие его годы? Кроме того, своим трудом и талантом он сдал экзамен на базилара, став полноценным членом алхимического отделения гильдии Сарекси. Благодаря ему и только ему наш отец, а также Мииратош Саакичади и Сиашерен Неосимадо стали гражданами белого списка Лагора. Неплохо, да?

— Да, верно.

— Впечатляет.

— Неплохо.

— …

— И ведь до того брат тоже не сидел сложа руки! Будучи ещё только специалистом, он выживал в диколесье в одиночку. Он возглавил собственную команду Охотников и совершил несколько очень успешных рейдов. Выйдя на поединок с Закроном Чалым, главой собственной шайки и Воином пятого ранга, Мийол побил его — несмотря даже на нечестную игру с ударом из невидимости бандитского сообщника. Пересказывать историю примирения кланов Мутного залива я не буду, ограничусь тем, что и тут без помощи брата не обошлось. А ведь ему тогда только пятнадцать исполнилось! Выступая втроём против подавляющей силы, держа оборону на яхте, прикованной к земле Удержателем, Мийол, Рикс и Шак отбили атаку Лерейид — шестёрки клановых бойцов верхних рангов. Причём Мастера Начал, Катура ян-Лерейид, брат убил лично. Позднее тем же составом команда моего брата оказалась вынуждена драться против Хирипа Колено и всей его пиратской шайки. В результате «Мурена», эй-шлюп Хирипа, сгорела дотла, а в Рифовых Гнёздах стало заметно легче дышать честным людям…

В основном не посвящённые в такие бурные нюансы биографии хозяина приёма, лагорцы, как заметила Никасси, оказались впечатлены и шокированы.

Да что там — она сама ощущала себя впечатлённой и шокированной.

— Но Мийол никогда не хотел идти путями насилия. Кому, как не мне, знать доподлинно, чем живёт и о чём мечтает мой немножко старший, однозначно-любимый брат? Намерения наши подтверждаются делами — и посмотрите, что он сделал, что выбрал. Вступив в гильдию, он пошёл не по лёгкому пути. Ресурсное отделение немало потеряло, когда Мийол выбрал алхимию. Но его выбор — если знать его так, как знают близкие — ничуть не удивителен. Мой брат — да, удивителен, а вот его выбор вполне понятен. Сила, а не насилие, познание, а не присвоение, щедрость, а не жадность, приветливо раскрытая ладонь, а не грозящий кулак. Так давайте выпьем за то, чтобы эти задатки характера в дальнейшем расцвели ещё пышнее! За Мийола!

— За Мийола! — провозгласил несколько нестройный хор.

— Благодарю за тёплые слова, моя немножко младшая и однозначно любимая, — сказал с мягкой улыбкой призыватель. — И продолжу, потому что мне есть, что сказать.

— Тогда говори! — с курьёзной важностью кивнула Васаре.

— Одно из выражений Ригара — да-да, твоих выражений, отец! — гласит: если кто-то далеко видит, то порой лишь потому, что стоит на плечах гиганта. Таково образное выражение, метафора, описывающая достижения новых поколений как прямое продолжение трудов предков, отдающее должное той огромной подготовительной работе, которую провели до нас и без нас, которой мы пользуемся, не всегда понимая в полной мере, сколь глубок и неохватен долг перед нашими предшественниками: учителями, родителями, наставниками, вдохновителями.

Мийол перевёл дух. И продолжил:

— Выражение про стоящих на плечах гигантов можно развить: если кто-то никого не носил на своих крепких плечах, позволяя тем самым увидеть наиотдалённейшее — тот не может объявить себя гигантом. Дерево без кроны — не дерево, гора без вершины — не гора, рука без пальцев — не рука, семья без детей — не семья. И я думаю, все уже поняли, к чему я клоню. Ригар! Мне далеко до величия, да и смешно было бы о нём заикаться в семнадцать-то лет. Но если я вообще достиг чего-то в этой жизни, то потому лишь, что однажды ты принял меня, чужого ребёнка, как своего. Потому что ты меня приютил, вскормил, выучил — и наставил на Пути Любопытства. Я стою высоко и далеко вижу, потому что опора под моими ногами неколебима. За наших отцов!

— За отцов! — поддержала без промедления Васаре с подозрительно блестящими глазами. А за нею следом и все присутствующие.

— Полагаю, завершить произнесение речей предстоит мне? — риторически спросил Ригар. — Ну, буду краток, потому что все уже проголодались и наверняка жаждут шанса прошмыгнуть в столовую за угощением более существенным, чем бокал с вином… или соком. Дочка сказала про моего сына много хорошего. Сын воздал должное предкам и в частности мне, пусть заимствуя чужие слова, но искренне. А я с не меньшей искренностью воздам должное нашим близким. Не только дети получают помощь своих родителей — достойные отпрыски не оставляют заботой тех, кто воспитал их и наставил. Друзья поддерживают стоящих рядом. Согильдийцы помогают своим коллегам, клановцы помогают клановцам, соседи не отказывают в помощи добрым соседям.

Помолчав, он обвёл взглядом собравшихся и продолжил:

— Одни говорят, что сила в правде. Другие — что в законе. Третьи — что в магии. А если вы спросите меня, я отвечу так: сила — в единстве и взаимовыручке. Без них станет пуста и опадёт шелухой даже самая чистая правда, обратится бездушной формальностью самый хороший закон. И даже магия, покоряющая реальность нашей воле, вроде как самодовлеющая… что она без единства разумных? Зачем нужна она, если не для помощи и поддержки?

После небольшой паузы Ригар подытожил:

— За связи — и до дна!