Наконец, издевательства закончились.
Клочковато подстриженную, ослабленную меня даже не перенесли на кровать. Так и оставили лежать на каменном полу. Не обработали раны.
Демонесса садовой утвари то визжала, то шипела… Но я не вслушивалась. Лишь следила за четырьмя руками, прямо перед носом собирающими рассыпавшиеся белые волосы. Отныне не мои.
Уловила пробежавшую вдоль дальнего плинтуса крысу с мордочкой-морковкой… И вновь задержала усталый взгляд на порхающем частично в стене крокодилоподобном чудище.
— Живее! Шевелитесь, никчёмные! — наполнил душное пространство новый скрипучий залп.
— Конечно-конечно, мы как раз закончили!
— Вот, многоуважаемая Госпожа, пожалуйста. Здесь всё.
Теперь мне не перекрывали обзор на Эфирата, уже полностью переместившегося в палату.
— Дай сюда!
— Хлясть!
Кажется, кому-то прилетело по лицу.
Тётя — тонкая ценительница раздавать оплеухи работникам. И мне.
— Чтобы больше не беспокоили по пустякам!
— Хлясть! Хлясть!
Громоздкие украшения звенели в такт буйства Бестии.
— М-м-м… Ни за что, Миссис Голдсвамп!
— Вы правы. Невероятно правы! Произошло непростительное недоразумение! Умоляем, умоляем…
— Хлясть!
— Обрюзгшие гномы с карликовыми корешками!
— Цок-цок-цок…
Цокот, порождаемый итальянскими шпильками, всё дальше…
Дальше и быстрый шаркающий топот семенящих перед злой ведьмой гномов…
— Дуф-ф!
Захлопнулась железная дверь.
Я вздрогнула.
— Цкух-х…
Поставил точку в посещении древний замок.
Ещё минуту я лежала неподвижно, притаившись, каждое мгновение ожидая засаду. Проводить проверки на «вшивость» — в стиле Змеи.
Но до тошноты знакомый визг, в отдалении разорвавший стены наследия Носферату, позволил выдохнуть.
Ушла.
Удивительно…
Едва я осознала это, вновь ощутила прилив энергии. Пусть и неспешный.
Смогла подняться. Пусть и не с первого раза.
Смогла доковылять до окна, за которым хищное июльское солнце прожигало растрескавшихся Церберов, грызущих шипастую табличку. Раскаляло чёрную колючую проволоку и статуи, усеянные птичьим помётом.
Белый «набрызг» выделялся мистичнее всего при лунном свете, но и днём выглядел эффектно.
Однако сегодня было ещё кое-что яркое, выбивающееся из привычной неуютной картины… Бордовый шёлк, объявший тучную фигуру. И белоснежные пряди, терзаемые цепкими «когтистыми» руками.
К огромной радости, двоедушная Жанетта Лукреция Голдсвамп под карканье ворон покидала «Portus Animarum Amissarum». Вальяжно вышагивала по брусчатой дорожке в сопровождении санитаров, по-собачьи открывших рты в ожидании «кости». И победно размахивала трофеем — толстой копной некогда моих волос.
Фокус обзора невольно сместился. В мутном стекле, сдавленном толстой ржавой решёткой, я увидела свой жалкий силуэт…
«Какое же уродство», — неуверенно коснулась ладонью головы.
Где-то ощутила колючий ёжик, где-то клочки, а на затылке, в качестве издёвки, вилась тонюсенькая длинная прядь. Потянула за неё, поднесла к лицу…
«Травинку» мне всё же оставили.
То ли психотропные так повлияли, то ли переосмысление реальности, то ли отчаяние, то ли и правда лишилась доли рассудка… Но на меня внезапно напал дикий хохот.
Вскоре он вылился в немой плач, а потом — и в сиплый крик.
Любая трансформация болезненна. Но необходима.
— Ма-а-а-амочка-а-а…
— Это всего лишь волосы, Русалочка моя! Они имеют свойство отрастать. Сколько бы тётя ни пыталась тебя изуродовать внешне, сражайся изнутри! Считай это закалкой. Ты должна стать сильной! — ободряюще звучало в голове призрачным голосом мамы, частично повторяющей слова Дориуса.
Я научилась перекладывать в её воображаемые уста утешительные мысли.
Это ещё одна незримая «травинка». Лишь слышимая.
По явной задумке мачехи, этот ужасающий эпизод с принудительным облысением должен был меня сломить.
Наверное, так бы и случилось с большинством детей, окажись они в котле подобной несправедливости.
Да, не спорю, во мне однозначно что-то хрустнуло. Вот только не там, где надеялась Мегера. Я рассыпалась, но не стала бесформенной кучей обломков, а собрала себя из них заново, в ином порядке.
Переродилась. Повзрослела сквозь боль и разочарование.
И всё же душа дала трещину…
Чрезмерно остро ощутила эту резкую внутреннюю трансформацию.
Как ёжик, за миг вырвавшийся из тумана.
Реальность окончательно утратила розовые оттенки. Ирреальность же — вспыхнула ярче. Обнажила неоновые грани, наполнила их эхом, тональность которого постоянно менялась.
Если изначально слова Рувигрэ о важности тренировок воспринимались, как нечто несерьёзное и даже глупое, то отныне я так не считала. Отныне я не ревела и мечтала лишь о захватывающих путешествиях между мирами, о предстоящих приключениях, ждала скорейшего пробуждения способностей и, конечно же, появление своего Склерра, воображая, каким он будет…
Большим или маленьким?
Милым или устрашающим?
Ползающим? Прыгающим?
Шипастым или пушистым?
Будут ли у него когти и зубы? А, может, крылья? Длинный хвост?
Да и вообще…
«Я даже не спросила у Дориуса, откуда приходят эти невероятные существа! Они выбирают хозяина или наоборот?..»
«Интересно, как выглядела бы душа тёти, если бы у неё был такой же портрет, как у Дориана Грея?»
«Волосы имеют свойство отрастать… Пусть это случится поскорее!»
В пытливом нестабильном сознании роились хаотичные мысли, тревоги и фантазии. Погружённая в них, я незаметно заснула.
Сумрак отступал.
— Мира… — вспыхнул над ухом осторожный знакомый полушёпот.
— М-м-м… — медленно приоткрыла глаза, потягиваясь, блаженно улыбаясь, предвкушая новый весёлый денёк «без границ». Зато с друзьями. И плешью.
— Акыр-р-р! — тут же прыгнул на живот сапфировый «Мячик» из другого измерения, заставивший резко напрячь мышцы пресса.
— Я должен тебя кое с кем познакомить, — выдал с небывалой серьёзностью Дориус, изучая меня сверху пристальным золотистым взглядом.
— А! — взвизгнула, охваченная стремительным приливом обжигающего ужаса.
За спиной Рувигрэ возвышался тёмный, устрашающий, массивный силуэт…