Миры двоедушия. Эхо голодного хаоса

Глава 26. Las Fallas

«Неужели душа — действительно только тень в царстве греха? Или, как говорил Джордано Бруно, тело содержится в душе? Разделение тела и духа — это такая же тайна, как и их объединение».

© Оскар Уайльд, «Портрет Дориана Грея».

Шёпот ветра проник в комнату через балкон. Если бы перегородка вдруг упала от шаловливого дуновения, то перед взором кузины обнажилось бы гнусное двоедушие.

«Плохая Мира! Плохая!» — отыгрывали своё предназначение остатки совести.

Я спешно стиснула смуглые жилистые запястья, силясь оттолкнуть ночного Мачо, даже не догадываясь, что только разжигаю в нём Las Fallas29.

Неугомонный ловил последние поцелуи, старался растянуть момент, однако… удержать меня не смог.

Отпрянула.

Неизбежный финал свидания припухших губ, и тут же — разгон встречного шквального дыхания.

Гибель звуков, вакуум… И тут же его разрыв — хриплый разочарованный стон, насыщенный неразборчивой испанской речью.

Ба-дум, ба-дум-дум… Сердечные баталии.

Бой — тишина — бой — тишина — тишина… Бой!

Всему приходит конец. На пепле возрождается новое. Новое обречено погибнуть однажды. И породить.

Снова, снова и снова.

— На цикличности не нужно зацикливаться, Мира! Её нужно принять, стать частью круговорота и задать свой ритм вращения! — так учил Брутеус.

Искажённое басистое эхо прошлого пронеслось гулкой волной от уха до уха.

Попали мы с Великаном как-то в засаду в одном из мрачных слоёв.

Здоровяк вошёл тогда в завораживающий режим викинга-титана, размахивающего топорами с неподражаемым мастерством.

А я… Я была неуклюжей пятнадцатилетней девчонкой, ещё с трудом рассекающей слои, способной держать в руках лишь тренировочную палку.

— Бей! Балансируй! Пригнись и восстань! Не сдавайся! Не смотри на оболочку, она всегда обманчива! Не ступай смело в пустоту, в ней всегда есть подвох! — кричал Мастер, вращаясь вокруг меня чёрной смертоносной тучей, оберегающей от атаки. — Мысли шире! Двигайся, как в последний раз! Не щади ни себя, ни тварей! Либо мы, либо они! Только так, дочка! Только так!

Под натиском этих наставлений мой боевой дух креп, ярость растекалась по коже жидким обновляющим пламенем.

— Только та-а-ак! — пронзительно кричала, выбивая из своего тела всю доступную скорость, всю доступную силу. Всё, что имела. Била. Балансировала. Пригибалась и восставала. Не сдавалась. — Либо они, либо мы-ы-ы! — не щадила ни себя, ни тварей.

Цикл за циклом нападали на нас. Цикл за циклом — мы.

Гады истлевали и растворялись в нестабильности, оглушительно визжа. Наши же навыки — росли, а души черствели, расслаивались. Каждый раз эти отщепившиеся незримые частицы умирали и нетерпеливо заменялись новыми.

Дикие Эфираты и вампирические Низшие успевал питаться нашими силами, расти, но внезапно попадали в турбину ролей — из главных героев превращались в массовку. И угасали, даря нам новый навык, трофей, ложность восприятия себя и очередной мёртвый пласт эфемерной субстанции.

— Боже, — тряхнула головой, избавляясь от неуместных воспоминаний, словно разжегших то самое жидкое пламя, ту самую ярость, так похожую на страсть.

— Aguamarina, — Лукасу было мало.

Кажется, мне тоже. Вот только… Его ли я хотела целовать?

Или просто хотела близости?

Позор. Позор!

«Лита, Лита, Лита! — скрупулёзно напоминал тонущий во грехе здравый смысл. — Кто-то третий! Присутствует кто-то третий! В пустоте всегда есть подвох!»

Или… Нет?

Бархатное будоражащее эхо молчало. Я чувствовала неладное, но больше не получала подтверждений.

Ба-дум, ба-дум, ба-дум…

Сердца! Сколько же их! Но громче всех билось два… в унисон.

«Лукас и я?! Нет-нет-нет! Неправильно!»

— Это просто помутнение, мы не должны! — практически прохныкала, отгораживаясь от сексапильного испанца.

«Не смотри на оболочку, она всегда обманчива!» — предостерегал встроенный в память симулятор Брутеуса.

– ¡No! ¡Estoy celoso! ¡Estoy celoso!30 — не дал договорить садовник и опять…

Опять набросился на мои губы! Со всем южным темпераментом. Теперь уже более напористо, жадно.

Скрежет металла влился в сердечную симфонию.

Я не понимала…

Ни экзотичных слов, ни того, что вообще происходит…

Противоречила самой себе.

Воцарило безумие.

Мы с Мачо превратились в каких-то одержимых, наплевав на личные принципы и пропасть между нами. В конце концов, он человек, а я… Сама до конца не знала, на что способна.

И… Лита, Лита, Лита…

Лита, Дьявол побери!

Мы прерывали и продолжали этот горячий, тайный, ночной поцелуй снова и снова. Я глушила реально-ирреальные звуки, игнорировала кричащие протестные импульсы в сознании:

«Не ТОТ САМЫЙ… А вдруг ЕГО и не существует вовсе? Даже если так — нельзя!»

И всё же не получалось оторваться.

Стоило прекратить, губы вновь стягивало от тоски по ласке.

Женщина во мне пробуждалась.

Возбуждалась… Сильно.

А в Герреро — бешеный самец.

От нежности мы перескочили к пылким объятиям. Черноглазый буквально «пожирал» меня, кусал… А я — бесстыдно отвечала.

Слышала свежие хриплые стоны… Снова, снова, снова…

Мужские руки нахально блуждали по моим бёдрам, ягодицам, стремились проникнуть под топ…

И тут будто током пробило!

Я жестко перехватила последний порыв на полпути. Грудь слишком чувствительна и жаждет нежности, а не животной хватки.

«Не хочу! Не хочу, чтобы Лукас её трогал!» — всё в душе аж перевернулась от малейшего допущения.

— Не уведут, не уведут! — не унимался горячий донжуан.

— Скри-и… Пуф!

Рывком, с грохотом, припечатал он меня к стене, потянув штору, чуть не обрушив барочный тяжеленный карниз нам на головы.

Мне довелось испытать на себе, что такое испанская страсть.

От изначальной скромности садовника не осталось и следа. С каждой секундой Укротитель резиновых змеев всё мощнее всасывал мои губы, всё сильнее вдавливал меня в перегородку, всё больше воли давал конечностям и… концу.

«Конец-конец… Должен наступить конец!»

Но в какой-то миг перекрытие будто раскалилось, выгнулось, зашевелилось…

— Либо сама прекрати, либо я разорву на куски этого недостойного! — искажённым громом прогремело из Голограммы.

Ледяная дрожь облизала руки, бёдра, грудь… Шея онемела.

По моей спине снизу вверх властно скользнула раскалённая шершавая ладонь…

Сквозь стену!

— М-м-м… — я невольно выгнулась, скорее избавившись от испанского поцелуя. Кожа едва ли не трещала от ярости грызущих её мурашек.

И это не заслуга Мачо… Шаловливых «бусинок» не было до фантастического голоса и прикосновения.

Я уловила плывущим взором багряное зарево, отразившееся кровавыми бликами от ставших ярче граней Призмы.

Чья-то сильная ручища… раз… два… три… намотала на кулак мои волосы, потянула назад, пока я не упёрлась в твердь перегородки.

Не помню, чтобы из неё выпирал такой огромный бугрище в области поясницы.

— Я сказал, не смей! — умопомрачительный бархат прогремел где-то над макушкой, проник в разум на особой частоте… обрушился в клокочущую непокорную мышцу, прикусил её. — Р-р-р…

Ба-дум… Ба-дум.

Позади, точно в такт моему, билось сердце…

«Тот самый», — растеклось карамельной патокой по венам и нейронам.

Я не знала… Не знала, что из происходящего правда, а что — происки гормонального шторма, раздробившего волю и разум.

Уже не доверяла собственным ощущениям.

— Как же я хочу поласкать тебя… — шквальное дыхание скользнуло по позвоночнику… Мурашки.

Сильная ручища нетерпеливо окольцевала мою талию. Я ощутила себя вмиг такой маленькой, хрупкой.

«Не Герреро! Точно нет! — это осознание завело до беспредела. — Хочу! Хочу подтверждение!» — вцепилась в мощное запястье, окутанное плотной грубой тканью… Оно резко напряглось, стало ещё жёстче. Тиски сжались.

— Хоч-ч-у-у… — словно проекция, словно грудной гипнотический шёпот инкуба из фэнтезийных романов.

— М-м-м… — задрожала сильнее, стыдливо сомкнув колени, невольно подгибая пальчики на ногах.

Никогда не думала, что в самом нежном месте может так пылать, что может быть так возмутительно влажно.

— Чудо моё, — «горбыль» из стены выпятился сильнее, впился в ягодицы. — Похоть. Между нами неизбежна она — похоть. Как и нечто большее, но…

Я не могла думать ни о чём, кроме властно-нежных рук, безальтернативно сковавших меня.

«Кто ты?» — хотела спросить, но не смогла разомкнуть припухшие губы. Они просто не слушались. Словно в наказание за моё отвратительное поведение.

«И почему я позволяю?» — кусала истерзанных испанцем предателей, постанывая, уворачиваясь от Мучачо, внезапно превратившегося в бутафорию, в назойливую муху, которую отгоняешь и отгоняешь, а она всё равно липнет и липнет.

— Прежде твоя душа должна расколоться, чтобы обрести целостность, — не унимался Некто, подобравшийся к мочке моего уха. Я ощущала жар дыхания слишком осязаемого призрака, впитывала какой-то дурманящий аромат, аналогов которому не сыскать в мире людей… Этот запах словно менял сознание, влиял на него.

Незнакомец ловко сместил руку выше… Не на грудь, нет, а на самый её центр, где вот уже несколько дней жил жгуче-колючий «улей». Я затаила дыхание, но рефлекса остановить вольный порыв не возникло, как недавно с испанцем. Напротив…

«Я не против…»

Это было каким-то таинством, чем-то очень интимным, хоть интимных мест огромная тёплая ладонь и не касалась.

— Только после раскола сможешь по-настоящему чувствовать, сможешь узреть истину. М-м-м… — шумно втянул «Бархат» межпространственный воздух у моего виска. — И узнать… впустить меня настоящего. Глубоко. Скоро… Скоро… — хватка на волосах медленно ослабла.

Холодно…

Не хотела! Я не хотела, чтобы Он уходил! Даже если я свихнулась, и сама себе придумала идеального… Дьявола?

Куда впустить?!

«О, завывающая пустошь!» — плотнее сжала ноги.

Солнечное сплетение едва ли не поросло языками пламени.

— Учись контролировать это! Отлепи от себя недостойного! Сейчас же! — взорвался позади новый рычащий залп, призвавший бесстыжую детонацию сладких судорог внизу живота. — Ты не его хочешь! И уж точно не любишь… — ба-дум, ба-дум… Сердца так и пульсировали в унисон. Ещё, ещё… Ба-дум! — Малышка, — нежный бархат вернулся, но вибрировал всё дальше, дальше и дальше, растекался по мирам эхом хаоса.

Я ненасытно вслушивалась в растворяющийся бас, казалось, даже и не звучавший на самом деле… Совершенно забыв о Лукасе, прилипшем мокрыми губами к моей шее.

Ничего не чувствовала! Ничего! Словно грязная вода стекала по коже — было щекотно, неприятно и хотелось скорее вытереться.

Нахлынуло отрезвляющее осознание, что с Герреро — глупо утонула во власти какого-то непонятного помешательства, какого-то животного притяжения. Знаете, когда нет чувственного трепета, лишь стремление обладать телом.

Но стоило умопомрачительным ласкам и голосу исчезнуть, желание сошло на нет…

«Кто только что шептал на ухо? Кто только что ко мне ТАК прикасался?!»

Сияние граней вновь померкло.

— Отстань! — принялась уворачиваться от смуглых рук, показавшихся уже не такими крепкими и приятными.

Я пыталась рассмотреть сквозь слишком твёрдую и уже ровную стену ирреальность. И того, кто недавно меня обнимал из неё. Неужели у стен особняка, кроме ушей, отросли ещё и ручищи? И не только они…

Но без пересечения непостижимого слоя невозможно заглянуть за преграду.

— Хочу! Хочу! Ревную! Завишу! — тем временем, отчаянно кричал Мачо-танк, нападая снова и снова… Будто лишился рассудка.

«О, Междумирье! Что за треш?! Откуда всё это?! Что за дикость и наваждение?! Я же ещё девственница. И планирую пока ею оставаться!»

С момента пробуждения способностей, я будто начала ещё как-то меняться изнутри…

«Хорош!»

С опозданием, но всё же сработала внутренняя блокировка.

Пришлось сгрести в кулак последнюю волю и прибегнуть к кардинальным мерам. Иначе маячил колоссальный риск достигнуть точки невозврата.

Испанские ладони вновь попытались смять мою грудь…

— Не смей! — звучно хлестанула по ним, не дав коснуться потяжелевшей от перевозбуждения «цели».

Новое извержение ярости за миг наводнило лёгкие.

Если бы садовник достиг чувствительных ореолов… У-у-у! Клянусь, ощутил бы на себе плоды уроков Брутеуса!

Если того, кто был недавно сзади, я не хотела останавливать, то того, кто сейчас копошился спереди — хотела прибить.

Нестабильное в последнее время гормональное состояние, могло сыграть злую шутку, превратить меня в перевозбуждённую кошку, готовую разорвать не того кота.

Сама не осознала, как активировала суть Рувигрэ — молниеносно отпрянула от Пожирателя, с силой оттолкнув, и переместилась в другой конец комнаты.

Герреро пошатнулся, ошарашенно крутя головой. Не сразу понял, что произошло, не сразу ощутил боль на «крабах», пытавшихся коснуться зоны табу. Похоть затмевала отчаянный мужской разум.

Что уж там… И я плыла от безудержной жажды близости. Но не с Мучачо. Это теперь точно понимала.

— Bonita… Как ты там оказалась?! Мы не закончили. Давай-давай… — двинулся в мою сторону неугомонный, настроенный на продолжение и фееричное окончание… банкета. — Soy adicta! Estoy celosa!31