Миры двоедушия. Эхо голодного хаоса

Глава 27. С катушек и с обрыва

— Прочь! — сдавленно прошипела я. В носу защипало, точно вдохнула сухого чили. А садовник не унимался. — Нет, сказала! — отступила на шаг, кажется, не удержав вспышку радужек. К общему счастью, парень всё же сбавил обороты. Видимо, кровь успела вовремя прилить к верхней испанской голове, нажать там на мизерную педальку тормоза. — Никогда… — накрыла опухшие губы дрожащими пальцами. — Никогда больше не приближайся!

Удушливые слёзы-предатели обожгли глаза, заструились ручьями по щекам… Видимое окончательно расслоилось.

И без того не доверяла собственному зрению, ощущениям. Теперь и подавно.

— Aguamarina-а-а… — опять зомбаком устремился ко мне раскалённый донжуан, а я опять установила преграду из ладони.

— Уходи! — выпалила, продолжая реветь. Опротивела самой себе. — Всё это — большая ошибка!

— Никакой ошибки! Иди, иди сюда… Ревную! Завишу! Хочу! — Лукас хотел обнять (и явно не только), но я не позволила — увернулась от назойливых рук.

Его «хочу» вызывало отторжение, в отличие от другого, скользившего (или нет) недавно шальным эхом по граням Призмы.

— Единственная, с кем ты можешь быть в этом доме — Лита! Никогда больше не приближайся ко мне, придурок! Иначе отделаю так, что не оклемаешься! — пришлось резко изменить манеру общения.

Каждым грубым словом я ранила, скорее, себя. Тыкала незримым кинжалом в гадкую подноготную, в ненавистную тень, в двоедушную маску, которую одновременно хотела и боялась содрать.

Ещё недавно греховная идея раствориться в пылких объятиях садовника, притвориться слабой — манила.

Притвориться.

Пора бы признать собственное лицемерие. Кажется, я окончательно свихнулась, пока коверкала понятия, искала оправдание своим мерзким поступкам и… придумывала сильного «бархатного» Дьявола?

Сердце пропустило удар… Жар охватил тело, впитался в каждую его клеточку.

Прислушалась.

Поблизости не пульсировал «вечный двигатель» в унисон с моим.

Были ли реальными эти ритмы, ласки, голос, слова… Слишком-слишком странные. Слишком-слишком вкусные.

Неужели воспалённый разум и правда пытался заменить Мачо на кого-то более впечатляющего? Потому я не видела «заднего»?

«А запах? Тоже иллюзия?»

Жесть…

Я же едва не стекла на пол ванильным воском, позабыв о парне, так жарко целовавшем меня невесть где! Абсолютно перестав его ощущать. Точно он по взмаху крыла волшебной бабочки стал наглым ветром, возжелавшим облизать мою кожу без дозволения.

— Мира…

— Не могу! — выпалила со всей внутренней мощью, наплевав уже на ночь и риск быть разоблачённой.

«Поздно об этом думать», — пошумели знатно. Оставалось уповать на удачу или радоваться вероятности, что больше не придётся врать сестре.

Помимо ситуации с Литой и лютым смешением эмоций, я чувствовала — если поддамся наваждению, отдамся… Всё внутри аж перекрутило, как в мясорубке, от одной только мысли:

«Если сделаю это с Герреро — никогда себя не прощу!»

— Красавица, зачем ты так делаешь? — словно насмехался, словно слышал мысли, коверкал смыслы. — Прекрати обороняться! Позволь позаботиться о тебе.

«О себе лучше позаботься!»

— Что за бред?! — от вспышки раздражения едва не вспыхнули и ладони. — Убирайся, говорю! Думаешь, мне нужен ещё один опекун? И то, что сейчас было — несёт несколько иной характер, нежели забота!

Садовник смотрел на меня одновременно зло и обиженно. Он плохо осознавал, почему я так себя веду, ведь с его стороны всё выглядело иначе… Или не хотел понимать. Жаждал моего тела. Я это чувствовала. Глупо утверждать, якобы изначально тоже не фантазировала о близости с испанцем, пока кто-то, пусть даже выдуманный, не вывернул возмутительно-странным образом мою душу, которая скоро… должна расколоться?

«Что это, чёрт подери, вообще значит?! Бред это. Вот что».

А Лукас…

Возможно, он и испытывал ко мне проблески трепетных чувств, но я не собиралась даже допускать этого, всеми силами отрицала. Боялась попасться в сети запретных и, что важнее, искорёженных или навязанных эмоций. Но больше — предать Литу.

«Чего?!»

Мда уж…

Этот поезд уже ушёл. И слетел с обрыва.

«Незнание — освобождает! — так мне казалось. — Кудряшка ни за что не должна узнать! Иначе ей будет больно».

А может, изначально не стоило подбрасывать этой невинной девушке «свинью»?

«Мира — предательница людского мира! Сумасшедшая!»

Внутри меня бушевал разрушительный хаос…

— Хорошо, — наконец, прорвало Черноглазого. — Если ты этого действительно хочешь! — прозвучало довольно сухо. — Так и сделаю. Но я правда был с тобой искренен! И понял уже — наши чувства не взаимны. Тем более, кто я, а кто ты… Потому не стану предлагать себя той, кому не нужен!

— Правильно! — со скоростью выстрела вылетело из меня на пике безумия, едва Мачо-танк договорил. Мысли и слова путались. — Предложи девушке, не побоявшейся гнева злобной матери! Девушке, заявившей на весь Сан-Франциско о симпатии к тебе! Выводы делай сам.

Обижало восприятие Герреро. Будто мои действия — акт высокомерия из-за разницы статусов. Многие бы закомплексовали на месте Смугляша, безусловно… Но однажды я дала ему понять, что для меня понты и побрякушки — напускная пыль.

В комнате повисло безмолвие и вдруг… Новая волна стрёкота цикад, подхваченного зубами пронырливого ветерка, бесцеремонно вторглась в пристанище порока сквозь распахнутую балконную дверь.

Скривив губы, возбуждённо дыша, нервно дёрнув набухшую ширинку, Лукас покачал чернявой головой и молча просочился в обдуваемый проём… Лихо перепрыгнул через перила, прямиком на толстый ствол ближайшего дерева.

— Прова-а-аливай! — слетела я с катушек и с обрыва, как тот самый поезд… Упала на постель. Разрыдалась, как та маленькая девочка когда-то, которую упрятали в «Палату номер 6» в страхе опозориться.

Расплющило…

Вот и настал он — день тщательно избегаемого позора.

Всё циклично. Во всех мирах.

Где только найти силы, чтобы влиться в новый ритм колеса судьбы?!

Злость и обида отравляли. Ведь доля истины в словах испанца была… И это задевало, жалило в уязвимые места, дотошно прикрываемые скорлупками защитного панциря.

— Ты прав, Герреро, я обороняюсь. Потому что с детства мне приходится сражаться.

Никогда не ощущала настоящим домом Голдсвамп-мэнор. Хоть и всегда могла прикасаться к его роскоши.

Всё, чего я поистине жажду — семейного очага и любви. Но родных родителей нет. Не знаю, кого винить в этом… Если бы не Дориус и Брутеус, открывшие портал в другую жизнь, неизвестно, где бы я сейчас была.

Сидя в Психушке, я узнала, что являюсь хрен пойми кем. Умею делать невероятные штуки и блуждать между измерениями.

Что у самых страшных чудовищ человеческая кожа. Конечно, теперь сложно принять желание обитателя мира людей позаботиться обо мне. Вот только в твоём случае — это не забота. Ты просто хочешь секса.

Давай будем откровенны, Лукас… С тобой даже поговорить не о чем. Наш диалог всегда примитивен и клочковат. И дело не в языковом барьере. Просто не существует между нами какой-то глубины, до тряски необходимой моему бешеному внутреннему миру.

Не хочу так. Не о том мечтаю!

Вся моя реальность — поле боя. От тётушки и разных приставучих личностей, до сверхъестественного либидо и невиданных тварей из параллельных пространств…

Я всхлипывала, мысленно высказывая это воображаемому садовнику, ведь в непостижимом слое не было ни единой души, с кем могла бы поговорить откровенно.

Пока не было.

Хотя бы такой, нафантазированный выплеск истинных эмоций и накопившейся прямолинейности немного освобождал. Невероятно сложно жить двойной жизнью, ещё и с примесью фантастики, безумия, а теперь — и Санта-Барбары.

«Кто ты, бархатный Нахал? Существуешь ли? Или я действительно тебя выдумала на пике обострения основного инстинкта, в кратере гаснущего стыда?» — эта мысль потухла последней перед тем, как я утратила ощущение себя и дурацких слёз, намочивших подушку.

Несколько часов спустя…

— Катастрофа! Кошма-а-ар! Быстро все подъём! — расплескался по Владениям ЛиМи истеричный вопль, вытянул склизкими клещами из беспокойного сна в не менее беспокойную явь. И как не перепутать эти рубежи? — Чуханка-а-а! Тащи лекарство!

— Оф-ф… — перевернулась на спину, раскинув руки в стороны. Утренние лучи косыми прожекторами ниспадали на постель, слепили.

Под натиском Жабьего кваканья и яркого света, ширма, затмевавшая вечерне-ночные воспоминания, вспыхнула и за один удар сердца истлела.

«Треш…» — принялась массировать свою несчастную блондинистую голову, зажмурившись от гадких визгов, солнца и стыда.

— Позо-ор!

— Впервые согласна с тобой, Мымрюш, — устало вздохнула, готовясь окунуться в неизбежную пучину буйства Королевы непарнокопытных.

— Уничтожу-у-у! Инопланетянка-а-а!