Мертвые берут наличными

Глава 8

Повисла тишина.

— Но вы же только что сказали… — начал Джувон.

— Я сказал, что не буду вызывать призрака.

— Послушайте, это…

— Ты вызовешь его сам.

Джувон поперхнулся словами и уставился на старика. Тот же как ни в чем не бывало взял стоящий в углу веник.

— Пошли, птенец, нас ждут великие дела.

Если бы у кого-то был список самых идиотских идей, на которые Джувон соглашался за всю свою карьеру, то эта точно заняла бы первое место. Ну ладно, максимум второе. На первом все равно оставалась история с монахом-танцором и лотереей, но об этом Джувон предпочитал не вспоминать даже под пытками.

Сейчас он сидел на полу кривого скрипучего домишки в окружении семи свечей, вставленных в старые крышки от бутылок, и пытался не слишком нервно посматривать на веревку, протянутую по кругу. Обычную такую, бельевую, со следами гари по краям. По словам Чо Геджина, это была граница между мирами. Боже, за что?

— Если дух попытается ее пересечь — она вспыхнет. А ты, птенец, останешься внутри, — сказал старик и подмигнул так, будто это был план отличного вечера.

— А если я попытаюсь пересечь? — спросил Джувон, проверяя, работает ли еще его чувство самосохранения.

— Тогда сгорит твой восхитительный зад, — ласково ответил Геджин. — И никто не виноват. Надо было внимательнее слушать инструкции.

Теперь Джувон очень внимательно слушал. Даже слишком.

— Повторяю в последний раз. — Геджин говорил, щелкая пальцами, как дирижер перед безумным оркестром. — Это не простой вызов. Это не связь с духом дедушки, который потерял кольцо. Это весьма опасная дрянь. Если он действительно тот, кого мы подозреваем, то он связан с болью, насилием и ненавистью.

— Очаровательно, — пробормотал Джувон. — Прямо романтическая атмосфера.

— Заткнись и слушай, — беззлобно продолжил Геджин. — Теперь ты — медиум. Призрак уже знает тебя. Он тебя коснулся. Приходил и все такое. Значит, ты — якорь. Призрак пойдет к тебе первым и будет пытаться войти в тебя, использовать тебя как дверь. Поэтому ты должен быть чист. Сконцентрирован и настроен. Ты выспался?

— Нет.

— Ты ел?

— Ага. Полпачки крекеров и латте из автомата.

— Прекрасно. Пищеварение не отвлечет. А теперь о главном. — Чо Геджин отодвинул стопку газет и поставил перед ним плоскую чашу. — Вода. Не трогай ее. Смотреть можно, дышать — нельзя. Она покажет, когда он появится.

Джувон кивнул. В горле почему-то пересохло. Впрочем, как раз не почему-то… Ведь никогда… никогда не приходилось делать ничего подобного!

— Енчжу. — Геджин повернулся к психиатру. — Ты находишься снаружи круга. Следишь за состоянием, не даешь птенцу отключиться и глубоко уйти в транс. Если он теряет связь — возвращаешь. Любым способом.

— Любым? — уточнил Енчжу, нахмурившись.

— Любым. Кричи, тряси, бей по щекам. Если понадобится — поцелуй, — усмехнулся Геджин. — Но только если дух уже почти в нем. А то мало ли, вдруг понравится.

Джувон чуть не зашипел. Что за дурацкие шуточки?

— Вы это нарочно⁈

— Конечно, — невинно ответил старик. — Напряжение надо как-то снимать. А то вы такие серьезные, что аж печально. Надо делать ситуацию веселее!

— Спасибо, Чо-сонсэним, вы нас очень вдохновили, — сказал Енчжу, и его голос был вежлив, но взгляд обещал минимум вызвать санитаров.

— Успехов, мальчики, — весело сказал Геджин и повернулся к окну, словно не имел к происходящему уже никакого отношения.

Джувон глубоко вдохнул. Смотрел на воду. Старался не думать. Ни о Ха Суджин, с которой он не говорил, но будто слышал каждое слово. Ни о госпоже О Чжонсу, которая стояла у него в комнате и обвиняла. Ни о том мужчине с чужой улыбкой на фотографии, которую показал инспектор Нам.

Он закрыл глаза. Прошептал слова вызова. Не заклинание, Чо Геджин научил его другому — это было больше похоже на приглашение. Или даже извинение. Джувон не знал, как оно работает. Просто говорил то, что подсказали карты, и что срифмовал Геджин на салфетке. Все проходило как во сне.

Ветер прошелся по комнате. Пламя свечей дрогнуло. Вода в чаше затянулась тонкой дымкой. Енчжу быстро окинул взглядом помещение.

И… все. Ничего больше.

— Получилось? — прошептал он.

Геджин не ответил. Только обернулся и прижал палец к губам, призывая к молчанию:

— Тс-с.

Через несколько секунд послышался шорох, будто кто-то скребся с внутренней стороны стены.

Свеча у правой ноги Джувона мигнула, и её пламя стало синим. Вода в чаше пошла рябью, будто кто-то дунул. Или шевельнулся под ней.

Джувон открыл глаза и увидел… себя. В воде. Только вот… Лицо его, но какое-то иное. Глаза — пустые. Рот чуть приоткрыт, как у куклы. А потом губы искривились в улыбке. Не его.

— Боже… — прошептал он.

За спиной послышался скрип. По телу прошла дрожь, потому что стало ясно: это все не в чаше. Это… позади него.

— Енчжу, — прошептал он. — Он здесь.

— Я вижу.

— Где?

— Позади тебя, — напряженно ответил Енчжу, не отводя взгляда. — Прямо за плечом. Что-то… есть.

Чо Геджин тем временем спокойно наливал чай в чашку с отбитой ручкой.

— Поздравляю, господа. — Он поднял чашку на манер тоста. — Но это еще не тот, кто нам нужен. Это так… приоткрылась дверь.

Джувон сглотнул. По спине пробежал холодок, хотя в комнате становилось душно. Не от температуры, а от присутствия потустороннего. Оно было ощутимым, как… как давление воды на барабанные перепонки. Воздух сгустился, пахнуло прелыми цветами, железом и чем-то древним, как пыль под полами старого дома. Джувон не двигался, потому что каждое его движение будет замечено. Замечено тем, кто стоит за плечом.

Чо Геджин как ни в чем не бывало наклонился к столу и начал доставать из потрепанной авоськи нечто, похожее на артефакты. Так буднично, словно только что вернулся с базара:

— Ну что, пора переходить к серьезному делу, — пробормотал он, вытаскивая первый предмет. — Держи.

Он протянул Джувону пучок… лапши. Почерневшей, вонючей, еще с обугленным остатком упаковки, на которой до сих пор можно было прочесть полустертое «Jin Ramen».

— Это что, шутка⁈ — прошипел Джувон, глядя на пучок.

— Это — пепел прошлого изгнания. Пучок, впитавший боль и огонь. И, может быть, соевый соус. У меня тогда ничего другого под рукой не было, — подмигнул Чо Геджин. — Главное — верь. Работает, если веришь. Как лекарства от гомеопатии и обещания мэра.

— Я сейчас умру, — прошептал Джувон и все же сжал лапшу в ладони. — От стыда.

— Сейчас не надо. Потом придется долго убирать.

Следующим артефактом была длинная тонкая бечевка, опаленная на концах.

— Символ границы между мирами, — торжественно объявил Геджин, мотая круг вокруг свечей. — Если дух ее пересечет — ритуал завершен. Если ее пересечешь ты — сам будешь себя хоронить.

— А если мы оба пересечем? — нервно уточнил Джувон.

— Тогда присылай сообщение, — пожал плечами старик. — Может, заберу твой дух в коллекцию.

— Это все не экзорцизм, а плохой сценарий комнаты квестов с маленьким бюджетом, — мрачно прокомментировал Енчжу, хмуро наблюдая за происходящим.

— А ты, доктор, наблюдай и не умничай. Ты у нас тут для другого. — Чо Геджин подал ему чашку чая. — Твоя задача — не дать вот этому красавцу свалиться в астрал.

— Вам бы книжки писать, — отозвался Енчжу и мотнул головой, отказываясь от чая.

— Писал, — хмыкнул Геджин. — Но прокляли типографию. И правильно. Да, эти свечи нельзя гасить. Даже если тебе кажется, что пришел конец света, пусть свечи продолжают гореть. Хотя бы одна должна остаться. Только так можно завершить цикл. Иначе все повторится.

— Повторится… что? — хрипло спросил Джувон.

Геджин очень внимательно посмотрел на него. Лицо стало спокойным, как в момент тишины перед землетрясением.

— Все. Вся боль, которую несет в себе дух. Вся его смерть. Все, что он помнит. Он заставит тебя прожить это. Если оборвем раньше времени — все начнется заново. С тобой. С ним. И не только.

Джувон и Енчжу переглянулись. Старик хлопнул в ладони:

— Ну, хватит! Достаточно подержали проход открытым, пора бы и позвать уже того, кого мы все ждем.

Джувон выдохнул и прикрыл глаза. Ветвь-лапша покалывала ладонь. Веревка натянулась сама собой, как будто воздух вокруг стал тверже. Енчжу стоял напротив, прямой как стрела, и только по мимолетному движению пальцев было видно, насколько он на взводе.

Геджин сел в угол и пробормотал:

— Ваш призрак, ребятки. Ваш сеанс. А я просто дедушка, который пришел посмотреть.

Стоило ему это договорить, как в комнате повисла абсолютная тишина.

Пламя свечей затрещало. Воздух стал тяжелым. Откуда-то пошел запах: удушливый, вязкий, как из старого плотно закрытого подвала.

Джувон закрыл глаза и прошептал:

— Я зову тебя. Если ты помнишь меня — откликнись.

Секунду ничего не происходило. А потом одна из свечей погасла. И веревка чуть натянулась, как будто что-то прошлось по кругу с внутренней стороны.

Енчжу шагнул ближе. Геджин не пошевелился.

— Кто ты? — спросил Джувон, его голос чуть дрогнул.

В ответ послышался смех. Тихий, будто сквозь воду. Смех… его собственный.

По телу пронеслась дрожь.

— Это я, — сказал голос из темноты. — Ты ведь звал. Зва-а-ал…

В следующий миг вторая свеча погасла. Не колеблясь, просто ушла в темноту, как будто ее выдернули из реальности. Огонек исчез, и с ним будто исчезла часть воздуха. Джувону вдруг стало тяжело дышать. Выдох получился со свистом, как будто кто-то придавил ребра ледяной плитой.

— Давайте-давайте, — раздался голос Чо Геджина. — Это почти как свидание. Только страшнее. Хотя… кому как.

Он даже не поднялся, только достал из кармана маленький бамбуковый веер и стал лениво обмахиваться. Линия света от оставшихся свечей плясала по его лицу, делая Геджина похожим на старого духа, равнодушного, циничного и слишком хорошо все понимающего.

— Джувон! — тихо позвал Енчжу.

Его голос был низким и спокойным. Он видел, как Джувона начинает потряхивать, и шагнул ближе к кругу, но не перешел границу. Пока — нельзя.

Внутри круга Джувон вдруг выгнулся, как будто что-то пробежало у него под кожей. Его глаза оставались закрытыми, но по лицу было понятно — он видит. Что-то. Кого-то. И это «кто-то» был слишком близко.

— Не сбивай дыхание, — подал голос Геджин. — Он это почувствует. Будет давить, пока не сломаешься. А потом — залезет внутрь. И вот тогда начнется веселье.

— Что он видит? — хрипло спросил Енчжу, стоя так, будто вот-вот рванет внутрь круга.

— Вариантов два, — прищурился старик. — Или самого Пак Ынхо, или его… остаток. Эхо. Иногда духи отказываются быть собой и становятся тем, что их убило. А иногда становятся всеми теми, кто их боялся.

Енчжу прикусил губу и сжал кулак.

— Если пойдет кровь, главное, чтоб не ваша. Хотя… если ваша, тоже не страшно. Главное, чтобы по кругу не капнуло. Тогда пиши пропало. Будем вызывать не призрака, а клининг.

— Вы серьезно сейчас? — процедил Енчжу, не сводя взгляда с Джувона.

— А что мне, плакать, по-твоему?

И в этот момент Джувон вскрикнул. Резко вскинул голову. Глаза были по-прежнему закрыты, но рот открыт в беззвучном крике. Из носа потекла кровь — совсем тонкая струйка по бледной коже. Руки дрожали, правая все еще сжимала сгоревшую лапшу. Пальцы судорожно вцепились в веревку-границу, и та затрепетала, как струна.

Енчжу рванулся вперед и едва не нарушил круг, сдержавшись только в последнюю секунду.

— Джувон! Ты слышишь меня?

Тот закачался. Шепот послышался в воздухе, будто все стены дома заговорили сразу:

— Почему я ушел? Почему оставил? Я же любил их. Я же говорил тебе, что ты особенная…

Енчжу похолодел. Слова звучали как признание Пак Ынхо. Но в то же время точно ли это он?

— Это не Пак Ынхо? — выдохнул он.

— Ну наконец-то, доктор, — в голосе Геджина проступила издевка. — Угадал. У нас, похоже, гость по совместительству и бывший, и проклятый, и ревнивый как три черта.

Джувон тяжело задышал. Его руки дрожали.

— Это… он. Это не призрак, — сорвалось с его губ. — Это… его тень.

— Так бывает, — кивнул Геджин. — Когда человек умирает со слишком сильным желанием кого-то наказать, обидеть, удержать. Остается не душа, а ее обломок. Острие. И если ты был для него самым светлым, он может превратиться в твой самый страшный кошмар.

— Надо вытаскивать его! — рявкнул Енчжу и перешагнул круг.

Тут же веревка загорелась в том месте, где его ботинок пересек черту.

— Ой-ой, — пробормотал Геджин. — Все, аннуляция гарантии. Придется импровизировать.

Енчжу бросился к Джувону, схватил за плечи.

— Джувон! Проснись! Это ложь! Не он! — И тут же ударил ладонью по щеке. — Очнись, черт тебя побери!

Внутри дома резко похолодало. Пламя свечей взметнулось выше, и одна из них разлетелась, взорвавшись вместе с воском. С потолка посыпалась пыль. Где-то кто-то заплакал, донесся женский отчаянный голос.

— Ты всегда был виноват… Всегда… Ты считал себя выше всех… Все из-за тебя!

Джувон медленно открыл глаза. И в этот момент из темноты позади него вытянулась рука. Белая, как бумага. Пальцы длинные. Черные жуткие ногти. Рука потянулась вниз, к веревке, то есть к порогу между мирами.

— Нет! — заорал Енчжу и ударил по руке битой.

Да. Битой. Он схватил ее откуда-то из угла: старую, с лентой на рукоятке. Бита засветилась, когда врезалась в эфирную плоть. Раздался вопль, дом задрожал, а Джувон рухнул ему в руки.

— Что вы сделали⁈ — закричал Геджин. — Я же говорил — не ломать границу!

— Он бы умер! — выкрикнул Енчжу, сжимая Джувона.

— Да? А теперь у нас ты, он и то, что не успели выгнать. Поздравляю.

Дом скрипел. Ветви снаружи скреблись в окно. Последние свечи гасли одна за другой.

Геджин глянул на это и медленно встал, произнеся с мрачной ухмылкой:

— Ну что, мальчики, танцуем дальше. Экзорцизм по старой школе. Только, чур, если прижмет блевать — не на мой ковер.

— А что сейчас нужно? — спросил Енчжу.

— Воды! — рявкнул Геджин, а потом добавил: — Сладкой! Горячей! Или хотя бы сдохни и сделай вид, что пьешь. Самовнушение — великая сила!

Он уже вытаскивал из своей непостижимой авоськи термос, обмотанный веревкой и бусами от четок. Пока Енчжу осторожно усаживал Джувона, поддерживая его за плечи, старик плеснул что-то дымящееся в чашку, сунул туда ложку с ржавчиной по краю и размешал так, что стало страшно, будто делал какое-то шаманское варево. Запах был… приторно-медовый и внезапно морковный.

— Пей. — Он сунул чашку под нос Джувону. — Это почти чай. Почти съедобно. Поможет не сдохнуть. Может быть.

Джувон закашлялся, хлебнул, морщась, и выдавил:

— Что… это…

— Пища духов. Человеческому телу противна, но духу приятно. А ты сейчас на полпути. Выпей и реши, куда тебе: обратно к живым или туда, где за тобой уже тянется когтистая рука.

Джувон выпил. До дна. Хотя вкус был как у напитка, сваренного из воска, редьки и пепельницы. Ужасно. Про ковер, кажется, замечание было не просто так. Он поморщился, вытер губы и хрипло спросил:

— Мы продолжаем?

— А как же! — радостно кивнул Геджин. — У нас тут шоу, дорогой! Только теперь все по-взрослому.

Он щелкнул пальцами, и в комнате вспыхнули свечи. Как это произошло, расспрашивать не было времени. Появился запах серы и мандариновой корки.

Джувон занял свое место в центре круга под дрожащими языками пламени.

На этот раз он сидел ровнее. Лицо все еще было бледным, но в глазах появилась злость. Еле заметная, сдержанная, но очень устойчивая.

— Хорошо, — сказал он. — Тогда мы действительно это делаем.

— Говори, как учил. Четко. И знай, чем яснее у тебя самого в голове, тем лучше.

Джувон закрыл глаза. Пальцы снова легли на бечевку, теперь она была другой. Натянулась будто сама.

Он прошептал:

— Я зову тебя. Если ты был человеком — приди как человек. Если стал тенью — проявись как тень. Я зову тебя по имени. Пак Ынхо. Появись.

Ветер прошелся по комнате. Воздух стал вязким. Двигаться стало трудно. Казалось, свет тускнеет, но свечи все еще горели. Просто пространство за кругом становилось серым.

Енчжу медленно двинулся за спину Джувона, но оставался вне круга. Он следил. На его лице было напряжение, в каждом движении — готовность вмешаться. Если понадобится.

Джувон вновь заговорил:

— Ты оставил след… Ты оставил след в душах. Ты коснулся Ха Суджин. Ты коснулся О Чжонсу. И теперь ты пришел ко мне. Если ты Пак Ынхо, покажись.

Пламя свечей трепыхнулось.

На стене, где раньше висела лишь старая бумага с иероглифами, проступил прямоугольный отблеск. Как окно или зеркало. И в нем начало формироваться лицо.

Сначала размытое, как будто сплеталось из тумана. Потом более четкое.

Тонкие губы растянуты в улыбке. Глаза… слишком яркие для мертвого. Белая одежда, как у покойника. Лицо почти приятное, если бы не пустота в глазах. Пустота, в которой плескалось что-то черное, похожее на ночную тьму, и каждые несколько секунд лицо немного менялось. Улыбка кривилась, черты вытягивались. Как будто лицо не было настоящим. Марионетка. Маска.

— Привет, Ким Джувон, — сказал призрак.

Голос не был искажен. Он звучал слишком живо, словно говорящий стоял на кухне за чашкой кофе. Но в этом и был самый ужас. Он не имел права звучать так живо.

— Ты звал меня. Ты скучал?

— Я звал не тебя. Я звал правду. — Джувон чуть не сорвался на хрип, но продолжил: — Почему ты преследуешь их? Почему ты не ушел?

— Я остался. Потому что они забыли. Ты забыл. Ты — предал. Вы все. А я ведь… я был с вами. Я был частью людей. Я любил женщин. Я защищал!

— Ты бил. Давил. Уничтожал, — мрачно сказал Енчжу, который подошел ближе и встал напротив «зеркала». — Ты превратил женщин в тени самих себя. А потом еще и забрал их покой с собой, когда умер.

Пак Ынхо повернулся к нему. Медленно. Кожа на лице натянулась, словно была маской.

— А ты кто такой? Ты ведь врач? А, да, тебя я тоже знаю, Ли Енчжу-у-у. А когда она пришла к тебе, ты ее защитил?

— Я пытался.

— Пытался? — Улыбка стала шире. На щеке прорезалась темная трещина. — Ты проиграл. А теперь хочешь стать героем. Зачем? Чтобы искупить?

Джувон пошатнулся. Он чувствовал, как голос пробирается внутрь. Как будто вибрация речи проникает в тело, в сосуды и в кости.

— Прекрати! — крикнул он. — Ты не должен быть здесь!

Призрак засмеялся. И тут за его спиной в зеркале мелькнули силуэты. Тонкие. Женские. Сначала О Чжонсу. Потом — Ха Суджин. Они не двигались. Просто стояли, как будто ждали.

— Видишь? — сказал Пак Ынхо. — Они со мной. Им хорошо. Здесь нет боли. Здесь — только я.

— Ты их не удержишь, — выдохнул Джувон. — Я вытяну их. Я заберу.

Ха Суджин жива, значит, не стоит верить всему увиденному. Это морок, попытка сбыть с толку!

— Попробуй, — усмехнулся Пак Ынхо.

И внезапно зеркало треснуло. Из него потянулась рука. Потом вторая. Третья…

За ними хлынула черная волна. Что-то, что ползло по полу, по кругу, по веревке. И в тот момент, когда одна из рук почти коснулась границы, Геджин заорал:

— Не сейчас, мать вашу!

И швырнул прямо в зеркало мешочек с солью.

Пламя свечей заплясало как сумасшедшее. Волна отпрянула, но руки остались.

— Продолжай! — крикнул он Джувону. — Дай имя! Дай приказ! Он только что раскрыл лицо, а теперь ты должен назвать его вину. Назови ее и ударь.

— Пак Ынхо! — выкрикнул Джувон. — Ты использовал Ха Суджин и О Чжонсу. Давил. Не давал спокойно жить Ты питался страхом. Ты не любил — ты ломал!

Он поднял руку, в которой все еще была дурацкая лапша.

— И я не боюсь тебя! Сожги свое имя и уходи прочь!

Джувон бросил лапшу в чашу с водой. Та вспыхнула огнем, что вырвался вверх и ударил по зеркалу.

Призрак закричал. В жуткой вспышке сквозь трещины стекла женщины двинулись вперед. Их лица стали яснее, а глаза живыми. Они смотрели прямо на Джувона.

О Чжонсу прошептала:

— Спасибо.

И свет взорвался. Но… это было не все.