— Что это у тебя на бэйджике? — спросил Джувон, разглядывая пластиковую карточку на груди Енчжу.
— Координатор досуга и психологической адаптации, — с самым кислым выражением лица прочел тот. — Благодарим Чо Геджина за выданную легенду.
— А я, значит, волонтер по арт-терапии. — Джувон изогнул бровь. — Это потому что я умею держать карандаш?
— Это потому что ты не умеешь держать язык за зубами, — отозвался Енчжу. — А я единственный, кто умеет изображать нормального. По крайней мере, пока не начинаю бить духов битой.
— Ты на самом деле думаешь, что мы пройдем незамеченными?
— В этом и фокус, — вздохнул Енчжу, доставая из кармана черно-белое удостоверение. — Геджин добыл поддельные волонтерские бумаги с печатями настоящего фонда, уже сотрудничавшего с детдомами. Все выглядит законно.
— А если спросят, откуда мы?
— Мы из филиала Сеульского центра поддержки сирот. Они действительно существовали лет шесть назад. И, если верить Геджину, часть отчетности детдом до сих пор закрывает с ними.
— То есть… мы официально призраки от социальной службы?
— Ну… можно сказать и так, — усмехнулся Енчжу. — Призраки с искусственными улыбками и хорошей дикцией.
— Это точно худший план, — пробормотал Джувон.
— А ты предложи лучший.
Джувон закатил глаза. И правда, никогда не говори, что все плохо. Ведь может быть еще хуже.
Машина свернула с главной дороги на узкий холм, засаженный старыми соснами. Их кроны скрипели под ветром, словно о чем-то говорили между собой, а шины проскальзывали по размытой после дождя дороге с гравием.
Джувон посмотрел в окно. Где-то между деревьями мелькнуло здание. Аккуратное такое, покрашенное в нежно-желтый цвет, с синей крышей и декоративной аркой у входа. На первый взгляд совсем обычный провинциальный детдом. Даже в чем-то милый.
— «Дом Солнца», — сказал Енчжу, когда машина замедлилась у ворот.
— Слишком громкое имя для такой серости, — заметил Джувон, вспоминая слова ендона.
Они вышли из машины. У входа стояли аккуратные клумбы с петуниями, было вполне чисто и ухоженно. Пахло мылом, стружкой и… чем-то неуловимым. Совершенно не подходящим этому месту. Не то влажной шерстью, не то пыльным чуланом.
— Снаружи все прилично, — тихо заметил Джувон. — Заставляет тревожиться еще больше.
— Потому что здесь все натянуто. — Енчжу оглядел фасад. — Как улыбка человека, который вот-вот сорвется на крик.
Дверь открыла женщина в белом халате и со значком «Администратор». Она выглядела уставшей, но приветливой, как человек, который изо всех сил держит лицо.
— Добрый день. Вы… из фонда?
— Да. Центр Сеула. Мы подавали заявку по контактам директора, — мягко сказал Енчжу. Его интонация была врачебно-ровной, но при этом внушающей доверие. — Нам выделили три дня на первичную адаптацию.
Женщина кивнула:
— Проходите. У нас как раз не хватает рук. Но сразу предупреждаю: дети сейчас сложные. Весна всегда так действует. Они… устают.
— Мы постараемся не мешать, — кивнул Джувон, и оба вошли в вестибюль.
Внутри было чисто. Даже слишком. Стены светлые, вымытые, линолеум блестел. Но…
— Чувствуешь? — тихо спросил он.
— Ага, — отозвался Енчжу. — Тишина. Она здесь не уютная, а… сдавливающая. И дышать тяжело.
И действительно… детский дом был почти беззвучен. Где-то вдалеке кто-то глухо кашлянул. Но не было ни смеха, ни топота, ни гомона. Лишь механический шум кондиционера и мягкий скрип обуви по полу. Но ведь это же дети!
— Вы можете оставить вещи здесь, — сказала администратор. — Вас ждет директор. Он… не всегда бывает в хорошем настроении, но я уверена, он вам рад. Подождите тут.
— Да уж, — пробормотал Джувон, когда женщина отошла. — Особенно если его друг Нам Кегван.
Откуда это знал Чо Геджин — оставалось загадкой. Но сам факт связи совершенно не радовал.
Они прошли по коридору. На стенах висели детские рисунки. Все в тусклых тонах, с расплывшимися контурами. Много серого, много пустых домиков и одиноких фигур. Один рисунок особенно бросился в глаза: девочка с очень большими глазами стоит в коридоре. За ее спиной дверь. Подпись под рисунком была стерта.
— Смотри, — прошептал Джувон.
— Да. Видимо, это и есть она. — Енчжу почти не дышал и внимательно всматривался. — Комната… голодная.
Внезапно в коридоре показался мальчик лет десяти. Он посмотрел на них, не сказал ни слова и… скрылся в боковом проходе.
— Он нас видел?
— Не уверен, — сказал Енчжу. — У него взгляд был… как у тех, кого вытащили из воды, но забыли сказать, что дышать можно.
— Какой ты поэтичный.
— Не начинай.
Под потолком мягко мигнула лампа.
— Ну что, волонтер Ким, — сказал Енчжу, понижая голос. — Пошли на осмотр. Нас ждет директор этого безобразия.
— Ага, — отозвался Джувон и незаметно потрогал в кармане мешочек с солью, который прихватил на всякий случай. — Дай только немного привыкнуть к тому, как здесь все… будто бы нормально.
— Именно «будто бы». Снаружи — детдом, а вот внутри… все очень-очень странно и неуютно.
— Господа волонтеры! — Администратор появилась из-за угла и махнула рукой. — Прошу за мной.
Они двинулись за ней по коридору, где пахло цветами и старым линолеумом. Где за каждой стеной кто-то, возможно, шептал: «Сделай, чтобы они ушли».
— Вот и наш директор, — сказала администратор, чуть понизив голос, как будто заранее оправдываясь. — Господин Пэ Тэквон. Он… человек старой закалки. Но старательный. И любит порядок.
С этими словами она открыла дверь в кабинет. Тот был просторным, слишком просторным, как для учреждения, которое экономит на игрушках и учебниках. Стены выкрашены в бежевый цвет, стулья обиты мягкой тканью. Паркетный пол тихо поскрипывал под ногами. Окно с плотными занавесками, массивный стол с лаковой поверхностью. Книги, аккуратно выстроенные по цвету корешков. Небольшой алтарь предков в углу. Надо же. А еще резной портрет самого Пэ Тэквона. Да, именно резной, из темного дерева. Настоящий культ личности, если так подумать.
Сам Пэ Тэквон выглядел как человек, которого можно представить одновременно директором, чиновником и военным в отставке. Плотный, высокий, с прямой спиной, коротко стриженными седеющими волосами и настороженно-теплым выражением лица. Он улыбался, но это была не улыбка, а выверенный изгиб губ. Как у тех, кто давно привык носить маску вежливости.
— Рад приветствовать вас, господа, — сказал директор, вставая и протягивая руку. У него был глубокий, хорошо поставленный голос. — Центр поддержки сирот из Сеула, верно? Мы давно не получали волонтеров. Ваше дело — благородное. Особенно в наше время.
— Мы просто хотим помочь, — мягко ответил Енчжу, пожимая руку в ответ. — Это наш первый выезд. Надеемся быть полезными.
— С пользой у нас все хорошо, — заметил директор. — Воспитательная работа, дисциплина, порядок. У нас все построено на принципах ясности. Наши дети должны понимать, что такое ответственность. И начинать лучше с самых юных лет. Это делает их сильнее.
«И загоняет глубже в раковину», — мысленно добавил Джувон, но вслух ничего не сказал, тоже пожимая руку Пэ Тэквона. А хватка-то как у клеща.
— Где вы хотите разместиться? — поинтересовался директор, усаживая их на мягкие стулья напротив себя. — На втором этаже свободны две комнаты. Уютные. С видом на сад. Дети туда не заходят, так что вам будет спокойно.
Он говорил так, словно уже десятки раз это проговаривал. Голос убаюкивающий, даже когда речь шла о «дисциплине» и «изоляции». Каждый его жест был точным, взгляд — цепким. Он не просто общался. Он сканировал тех, кто сидел перед ним.
— Вы уже видели распорядок? — поинтересовался Пэ Тэквон, доставая папку и раскрывая на нужной странице. — Все расписано: подъем, занятия, обед, отдых, время на прогулки. Разумеется, есть тихий час. И… изолированные часы. Иногда ребенку нужно побыть одному.
Он протянул листок. Енчжу взял его с профессиональной и лениво-вежливой ухмылкой, а Джувон скользнул глазами по таблице.
'07:00 — Подъем
08:00 — Завтрак
09:00 — Учеба/кружки
13:00 — Обед
14:00 — Тихий час / индивидуальные занятия/комната изоляции
16:00 — Прогулка
18:00 — Ужин
19:00 — Вечерние задания
21:00 — Сон'
Какого дьявола? Комната, простите, чего?
— Комната изоляции? — спросил Джувон с нарочито наивным удивлением. — Это как… тайм-аут?
— Можно сказать, — отозвался Пэ Тэквон, сцепляя пальцы в замок. — Иногда дети устают от общения. Или проявляют деструктивное поведение. Мы даем им время, чтобы восстановиться. Это важно. Баланс — основа гармонии. И, поверьте, комната не страшная. Обычное помещение с мягкой стенкой и книжной полкой.
«В котором у вас творится черт знает что», — мрачно подумал Джувон, но в лице не изменился.
— А как часто туда попадают дети? — мягко уточнил Енчжу.
Повисла пауза.
Пэ Тэквон слегка улыбнулся:
— Мы стараемся не злоупотреблять. Но… правила есть правила. Иногда кому-то нужно напомнить, что в жизни есть последствия. Особенно если ребенок агрессивен.
Улыбка на лице не изменилась. Но воздух в кабинете сделался гуще.
Джувон почувствовал, как все внутри сжалось. Он внимательно смотрел на Пэ Тэквона. Речь, поведение, осанка — все было выучено, отрепетировано, безупречно. Но за этой оболочкой что-то звенело не в такт.
«Он следит за нами, — понял Джувон. — Он записывает в голове каждое слово. Не верит, что мы просто волонтеры. Он улыбается, но проверяет».
— А можно будет взглянуть на комнаты, где дети проводят свободное время? — спросил он. — Арт-терапия лучше всего работает в знакомой обстановке.
Пэ Тэквон улыбнулся шире:
— Конечно. Я сейчас вызову старшую воспитательницу, она вас проводит. Вы свободны в передвижении. Главное, уважайте внутренние правила. У нас дети с разным опытом. Некоторые с травмами. И… — Он слегка наклонился вперед. — Если кто-то из них вдруг скажет вам странные вещи, не принимайте на веру. Знаете, у детей богатое воображение.
— Конечно, — кивнул Енчжу. — Мы понимаем. Иногда дети много чего выдумывают, чтобы привлечь внимание.
— Именно, — сказал Пэ Тэквон, и в его глазах мелькнуло что-то холодное.
Они вышли из кабинета молча.
В коридоре раздавались негромкие голоса — кто-то из воспитателей слушал новости по радио. За окном покачивались деревья под легким ветром. На первый взгляд, место, где живут обычные дети. Но воздух казался странным. Давящим. Будто в здании слишком много воздуха и слишком мало звука.
— Ну? — спросил Джувон, когда они отошли подальше от кабинета Пэ Тэквона.
— Он боится, — отозвался Енчжу. — И не нас.
— А кого?
— Того, кто здесь действительно хозяин.
Они замерли у одной из дверей. Маленькая табличка гласила: «Изолированная комната. Вход только по расписанию».
— Как поэтично, — тихо сказал Джувон. — И зловеще. Сволочь.
— Вот бы посмотреть, что там внутри-и-и… — протянул Енчжу.
Они переглянулись и поняли: оба туда обязательно зайдут. Рано или поздно. Енчжу уже хотел надавить на ручку, но тут появилась старшая воспитательница.
— Простите за задержку, господа, — сказала она звонким голосом. — Пожалуйста, следуйте за мной.
«Облом», — мрачно подумал Джувон.
Детей собрали в общем зале под видом знакомства с новыми волонтерами. Комната была яркой и веселой, ну, на первый взгляд. Желтые стены, детские рисунки, пластмассовые игрушки. Кто-то лепил из глины, кто-то возился с конструкторами. Но Джувон не чувствовал тепла. Как будто цвет здесь был не радостью, а маской.
Он подошел к группе, где сидели трое малышей: двое мальчиков и девочка, вся в заколках и в ободке с ушками. Все были тихими, вежливыми, но не по-детски настороженными. Один из мальчиков, он был чуть постарше, заметив Джувона, опустил глаза. Второй, лет восьми, с короткой челкой и с пятном на воротнике, долго смотрел в пол, а потом вдруг скользнул взглядом вверх.
— Вы не такой, — вдруг прошептал он.
Голос был очень тихим, почти шепот. Джувон наклонился чуть ближе.
— Что ты сказал? — спросил он.
— Вы не такой, — повторил мальчик, уже глядя на него исподлобья. — Вы слышите. Даже если молчат.
Джувону стало немного не по себе, а мальчик продолжил:
— Вы умеете слушать то, что в стенах. Остальные не слушают. И никто поэтому не слышит, как плачут.
— Кто они?
Мальчик быстро оглянулся по сторонам, потом придвинулся ближе и едва слышно прошептал:
— Они исчезают, когда плачут слишком громко. Комната не любит шум.
Джувон замер. Горло сжалось, будто внутри что-то перевернулось. Он хотел спросить еще, но в этот момент к мальчику подошла воспитательница.
— Чанъу, ты опять болтаешь? — Голос звучал тепло, но в нем слышалась напряжение. — Волонтеры должны осмотреть другие залы. Не мешай им.
— Он не мешает, — мягко сказал Джувон, но воспитательница уже повела мальчика за плечо к окну.
«Они исчезают, когда плачут слишком громко».
Слова вспыхнули в голове, как спичка. Он встал и молча кивнул Енчжу, стоящему у стены. Тот ответил коротким взглядом. Джувон понял: психиатр тоже чувствует что-то неладное.
На втором этаже коридоры казались шире, а тишина плотнее. Дети здесь не появлялись. Это было место для служебных нужд, как объяснил Пэ Тэквон.
— Просто подсобки, кладовки, технические комнаты. Ничего интересного, — бросил он, когда они спросили, не будут ли кому мешать.
Но Енчжу все же поднялся с планшетом в руке, делая вид, будто проверяет вентиляцию. Он прошел вдоль стен, постукивая пальцами по планшету и время от времени делая пометки. Камеры здесь, к счастью, не работали, либо были фальшивками. Хорошо для их дел, но вообще тревожный звоночек.
Енчжу замедлился у одного из стенных люков, где вентиляционные решетки выглядели старыми и пыльными, будто ими не пользовались годами.
Шаг. Еще шаг. Откуда-то донесся легкий скрежет. Как будто кто-то провел когтем по металлу.
Он остановился. Посмотрел в сторону решетки. Та осталась неподвижна.
Снова тишина. Только звук его дыхания. И что-то еще… Что-то неправильное.
Енчжу замер. По спине пробежали мурашки, его обдало ледяной волной. Вдох — и сердце пропустило удар.
Скрежет снова. Нет, скорее… шорох. Но не мыши. Это был звук чего-то, скользящего по вентиляции. Слишком плавного и слишком… длинного.
Тогда он почувствовал что-то… Будто кто-то пристально смотрит в спину. Но это не просто наблюдение. Что-то смотрело с ненавистью, но и с… интересом? Как ребенок разглядывает букашку, перед тем как оторвать ей крылышки.
Енчжу замер. Внутри вентиляции, разумеется, темнота. Но в ней… будто мелькнул свет. Или отражение? Едва заметный блик. Как зрачок, смотрящий из глубины.
Пальцы на планшете задрожали. Вдох. Выдох. Он отступил на шаг. Потом еще. Очень медленно, без намека на спешку. В таких ситуациях нельзя показывать страх. Но и нельзя игнорировать. Потому что страх здесь — инструмент. Его кто-то пробует на вкус.
Енчжу повернулся и зашагал прочь, стараясь не выдать дрожь в ногах.
У лестницы его встретил Джувон, следивший, чтобы никто им не помешал. Глянул на него, вопросительно приподняв брови.
— Там что-то есть, — тихо сказал Енчжу. — В вентиляции. Оно… живое. Ощущение, что затаилось в ожидании. И… оно нас заметило.
— Ты уверен?
— К сожалению, да.
— Понятно.
Джувон провел ладонью по лицу. Ему совершенно не нравилось то, что он тут видел и чувствовал. Енчжу все это разделял.
— Надо узнать, куда ведут эти шахты, — наконец сказал Джувон. — Возможно, одна из них связана с той самой дверью.
— Возможно. Но я тебе скажу так… — Енчжу глянул в окно, где за стеклом качались чахлые деревья. — Я знаю, что такое взгляд. Я видел, как смотрят люди, звери и даже те, кого уже нет. Но то, что было в вентиляции… Оно не просто смотрит. Оно решает, съесть тебя или оставить на потом.
Джувон кивнул:
— Тогда мы просто должны быть несъедобны.
Енчжу бы фыркнул, но почему-то ему совсем не хотелось этого делать. Ситуация не располагала.
На обратной дороге в машине царила тишина. Такая, как бывает после спектакля, где концовка оказалась слишком жестокой, чтобы хлопать. Джувон уставился в окно, где вечерний город стекал огнями по мокрым улицам. Енчжу вел сосредоточенно, молчал и хмурился. В машине было включено радио, но настолько тихо, что толком ничего не разобрать.
— «Они исчезают, когда плачут слишком громко», — задумчиво повторил слова мальчика Джувон.
— И «комната для отдыха», в которой никто не отдыхает, — мрачно добавил Енчжу.
— А ты заметил, как Пэ Тэквон вздрогнул, когда ты задал вопрос про вентиляцию?
— Заметил. А еще он слишком рьяно нахваливал зал с игрушками. Раз пять упомянул, что у них новые наборы конструктора.
— И ни одного конструктора мы там не увидели, — хмыкнул Джувон, складывая руки на груди.
— Классика маскировки: яркие стены, улыбающиеся воспитатели, тематические комнаты. Только воздух в коридорах вязкий, будто гнилой рис.
Дождь усилился. После него опять будет как в парилке. Но хоть дело к ночи, не так критично.
Машина свернула на старую улицу, где окна домов были либо потемневшими, либо светились тем самым теплым желтым, который бывает только в домах любимых и близких людей.
— Думаешь, они что-то знают? — спросил он, покосившись на Енчжу.
— Знают. Просто не все осознают, что именно. А те, кто осознают, молчат. Или, как Пэ Тэквон, думают, что все под контролем.
— Ха. Под контролем у чего? У сущности в вентиляции?
— Или у того, кто с ней договаривается.
Они остановились возле привычного обшарпанного здания, которое вечно пахло жареной килькой и ладаном. Табличка «Частная консультация. Геджин Чо. Медиум, консультант, шаман на подработке» перекосилась набок. Когда он ее успел повесить? Впрочем, Геджин был удивительно энергичным для своих лет. На ступеньках у двери сидел кот. Тот самый, черный с белыми лапами, которого Джувон подозревал в частичной одержимости. Под стать самому Геджину.
— У него опять дверь нараспашку, — заметил Енчжу.
— Это, наверное, чтобы духи в очереди не стояли, — отозвался Джувон, поднимаясь по ступенькам.
Внутри пахло… странно. Немного соджу, немного мандаринами и очень сильно… паленой лапшой. По полу были разбросаны бумажки с надписями, а на столе стояла кастрюля, из которой поднимался пар.
— А вот и наши охотники на привидения, — донесся голос из глубины комнаты. — Прямо к ужину! Вы не поверите, но лапша сама вылезла из упаковки и попросилась в кипяток. Я же не мог отказать, правильно?
— Вы хоть руки мыли, прежде чем иметь дело с лапшой? — буркнул Енчжу.
— Я их мандаринами продезинфицировал, — радостно улыбнулся Геджин и вынырнул из-за перегородки с веником в руках. Он был в пижамных штанах с фламинго и футболке с надписью «I see dead people, and they owe me money».
— Господи, — прошептал Джувон. — У него новый реквизит.
— Я все слышу, — заметил Геджин. — И вообще, веник прекрасный, а совочек достался по скидке. А теперь выкладывайте: что за место, кто кого высасывает и кто сколько соли израсходовал?
Они рассказали все. Про Пэ Тэквона, про странную комнату в расписании, про ребенка с его странными словами, про вентиляцию… и то, что оттуда кто-то смотрит.
Геджин слушал, сидя на полу в позе лотоса, и попивал соджу из чашки для чая.
— Значит, оно голодно, — резюмировал он. — А еще, возможно, обидчиво. Угу. Знакомо. Был у меня такой клиент… Дух старой гейши, которая обижалась, когда ее забывали упомянуть в подкасте по японским страшилкам. Не смотри так, птенец, я работаю не только на корейском рынке, но и на международном тоже.
— Мы серьезно, — мрачно сказал Джувон.
— Я тоже. Только я, в отличие от вас, знаю, как голод ощущается не в животе. — Он ткнул пальцем в сторону. — А в стенах.
— Это что сейчас было? — нахмурился Енчжу.
— Метафора. Я же шаман, мне можно. Слушайте внимательно. В обычных домах стены хранят эхо. А в таких местах, как этот детдом, они хранят голод. Его чувствуют даже крысы. Но люди притворяются, что не чувствуют. Им так проще.
— А духи? — спросил Джувон.
— Духи? Они как кошки. Уходят, когда пахнет бедой. А если не могут уйти, то начинают прятаться. Или звать тех, кто умеет жечь лапшу. — Геджин гордо кивнул в сторону плиты.
— Вы можете сказать что-то конкретное? — осторожно спросил Енчжу.
Выражение лица Геджина стало таким, будто его спросили, сколько он должен налоговой.
— Я просто… озвучил возможность, — развел он руками. — Голодные стены — идеальное место для какой-нибудь заразы. Именно энергетической. Подозреваю, что сущность, о которой говорил ваш ендон, туда была направлена. По крайней мере, ни разу не сталкивался с тем, чтобы что-то заводилось просто так. Магия — дело тонкое. Иногда ты звонишь в дверь, а открывает не тот, кого ждал.
— Вы… вообще понимаете, во что нас втягиваете? — не выдержал Джувон.
— Не вас, а себя. — Геджин налил им по глотку соджу, кинул в чайник апельсиновую кожуру и сел обратно. — Вы просто попались под горячую лапшу. Но раз уж втянулись, держитесь рядом. Втянулись, кстати, сами. Нечего тут на дедушку наговаривать. Завтра подготовим обереги, зеркала и соль. Много соли.
— Я знал, — простонал Джувон. — Я знал, что все снова сведется к лапше и соли.
— Нет, в этот раз еще будет рис. Много риса. Для подношения! — Он сделал ударение так, будто говорил о главной жертве в мире. — И возьмите с собой мел. На всякий случай. И можно пластиковую уточку. Ну так, мало ли.
— Это вы сейчас шутите или нет? — мрачно спросил Енчжу.
Джувон заметил, что психиатр совсем не в духе. Пожалуй, в таком состоянии с ним лучше не встречаться в темном переулке.
— А ты рискнешь не взять уточку? — загадочно отозвался Геджин.
Они переглянулись.
— Ладно, — сказал Джувон. — Мы согласны. Но вы хоть раз на нас посмотрите как на людей, а не как на волонтеров в магическом общепите.
— Птенец, ты уже не человек. Ты медиум. Пока плохонький, но никто после первого раза не звезда пленительного секса, — мягко сказал Геджин.
Джувон вспыхнул, желая сказать все, что думает, но Енчжу вовремя перехватил его, аккуратно зажав ладонью рот.
— А значит, тебя будут искать, звать, проклинать и кормить. Иногда все это одновременно, — продолжил Геджин и хлопнул в ладоши. — А теперь лапша! Молча и с благодарностью. Пока не остыла. Садитесь уже!
— Хоть бы кусочек мяса предложили, — проворчал Джувон.
— Мясо, кстати, в следующий раз принесете.