Майский ястреб

Глава пятая

Под ногами песок и гравий, совсем рядом волны бьются о берег. Я поднял голову и взглянул на море. Оно в этот момент с шипением пыталось дотянуться до маленького бассейна с пресной водой у подножия утеса. Ллин-Гвалх.

Воспоминания прошлой ночи снова нахлынули на меня. Я устал, слишком устал, чтобы сосредоточиться и обдумать последствия своего шага. Сейчас я хотел пить. Кое-как я дотащился до бассейна и припал губами к воде. Она была очень холодной, чистой и вкусной. Утолив жажду, я умылся, поплескал на голову и, сев на берегу, стал смотреть на море.

Я вспомнил дикую гонку до самого обрыва, вспомнил, что меня преследовал демон Тьмы, пытаясь ухватиться хоть за краешек моего разума. Я добрался до Ллин-Гвалх, слез с лошади, шлепнул ее по крупу, отпуская на все четыре стороны, а затем спустился по тропе и упал на песок в моем единственном убежище. Наверное, оно и вправду оказалось убежищем, потому что я до сих пор был жив и, насколько можно судить, пребывал в здравом уме. Интересно, надолго ли? А впрочем, какая разница? Я чувствовал себя слабым и опустошенным, но совсем не больным. Наоборот, мне сейчас было лучше, чем в последние месяцы. Я свободен. Доведись мне теперь умереть, я и умру свободным.

Солнце заглянуло через край обрыва. Я улыбнулся ему и проговорил неожиданно пришедшие на ум строки:

Не знаю, откуда пришли эти строки. Помню, что в тот момент я подумал: «Пойду за светлой королевой!». Я вспомнил, как вернуться из Аверна. Чувство наполнило меня восторгом, но ему на смену сразу пришла боль. Моя мать пыталась убить меня. Я видел, какой яростью вспыхнули ее глаза, когда я метнул кинжал в бедного Конналла, вспомнил, как за ее спиной воздвигся огромный вал Тьмы.

Я содрогнулся. Путь в Дун Фионн для меня закрыт. Я до боли стиснул руки, пытаясь прогнать осознание того, что осознавать не хотел. Мне больше никогда не войти в светлые стены родной крепости, никогда больше мне не выслушивать сухие объяснения старого Орлама о размерах стихосложения или о способах построения генеалогических дерев, никогда больше не морщиться от грубых шуток Диурана. Между мною и родным домом пролегла пропасть. Даже если мне когда-нибудь суждено вернуться, потерянного не обрести. Мне уже довелось оставить мир воинов, а теперь я утратил и другой мир, который, как мне казалось, привлекал меня. Теперь я свободен. Только эта свобода — свобода изгоя. Нет у меня больше клана, нет места, где меня считали бы своим. А раз для меня нет места в Дун Фионне, то почему я решил, что здесь, в Ллин-Гвалх, я в безопасности? Тут же новая мысль отвлекла меня от скорбных сожалений. А что, если здесь присутствует некая сила, которая помешает Темной Королеве добраться до меня? Почему-то я тут же подумал об Артуре.

Конечно, моя мать давно бы уничтожила Верховного Короля… если бы могла. Уж чего-чего, а ненависти для этого хватило бы с лихвой. Что же ей мешает? Может быть, новые боги, которым поклоняется Артур? Может быть, их заступничество хранит его от бед?

Я с горечью напомнил себе, что Артур победил отца и держит в заложниках моего брата. Наверное, мне следует думать о нем, как о заклятом враге. Но почему-то так не думалось. Думалось о том, что Британию раздирают бесконечные войны ее королей, что только воины Артура до сих пор сдерживают вторжение саксов. Осуждать Артура не получалось. Мне на ум пришли новые места, связанные с именем Верховного Короля: сердце Британии — Камланн с его тройными стенами; великий Каэр Эбраук, крепости Сорвио Дунум, Каэр Гвент, Каэр Легион… Монастыри, хранящие собрания книг и знаний, мощеные дороги из края в край острова, триумфальные арки, высокие, как деревья, мозаики во дворах богатых вилл, фонтаны и статуи, театры и арены — всё, о чем я читал, но никогда не видел. Британия, последний остаток римской империи… хотя на востоке есть Константинополь, но до него дальше, чем до потустороннего мира. Британия, отстоявшая свою независимость, не смотря на многих правителей, тянущих к ней жадные руки. И правит этой сказочной страной Верховный Король Артур Август, поднявший знамя дракона, а защищает его магия, непреодолимая для леди Моргаузы. А еще мне вспомнилось, что враг-то он мне враг, но все же он мой родич, а точнее — просто дядя, а раз так, что мешает мне прийти к нему и просить место у его трона? Да, воин из меня никакой, но, может, и от меня будет ему какая-нибудь польза? Значит, судьба велит мне отправляться в Камланн или в любое другое место, где я найду короля Артура, и предложить ему свою жизнь и душу.

Решено. Только вот как это сделать? Допустим, в Ллин-Гвалх я в безопасности, хотя бы ненадолго. Но мать призвала против меня Тьму, и стоит мне подняться на обрыв, как моя жизнь не будет стоит и ломанного гроша. До порта на востоке острова не добраться, это уж точно. А даже если и доберусь, где взять лодку? А даже если и добуду лодку, что я с ней буду делать? Я же не моряк, чтобы выйти в море в одиночку, да еще на зиму глядя. А за проезд на корабле платить решительно нечем.

Может, пойти к отцу и рассказать обо всем? Нет, не годится. Леди Моргауза не позволит мне рассказать отцу, как она решила умертвить одного из его воинов. Даже интересно, что она ему скажет? Что я убил Конналла? Вряд ли. Тогда ей пришлось бы объяснить, как это случилось. Скорее всего, она скажет, что и знать не знает об исчезновении какого-то воина, а уж от тела избавиться она сумеет. Моя лошадь вернется в конюшню без всадника, а может, ее найдут где-нибудь в лесу, и тогда клан решит, что я лишился ума в ночь на Самайн. А Медро… он наверняка даже поплачет. Мне снова стало плохо. Бедный Медро! Если бы я только мог... Нет, слишком поздно. Пусть лучше считает меня мертвым. Если он будет знать, что я жив, он меня возненавидит.

Я смотрел на море и обдумывал все эти вещи, крутя их в голове так и этак, но ответ — точнее, отсутствие ответа — оставался прежним. Я сижу здесь, в Ллин-Гвалх, как в ловушке.

К полудню я почувствовал голод. Посмотрел, нет ли рыбы в бассейне. Никого там не было. Но на камнях есть устрицы, а на скалах гнездятся птицы. Я разделся, вошел в воду и пошел вдоль подножия утеса, собирая устриц в свою тунику. Я набрал уже изрядное количество, когда почувствовал внезапный озноб, совсем не связанный с холодной водой. Я взглянул наверх. Солнце освещало скалу, только над обрывом лежал заметный клочок тени. Но там же нет ничего, что могло бы ее отбрасывать! Я поспешно вернулся на свой пляжик. Озноб исчез. Просто холодная вода Северного моря в ноябре. Так. Понятно. Леди Моргауза отправила за мной какую-то нежить, и теперь она ждала меня на обрыве.

Я раскинул тунику на камнях на солнце, закутался в плащ, немного подрожал и съел устриц. Вкусно! Но толку от них!.. На устрицах долго не продержаться. Я не мог оставаться в Ллин-Гвалх, но и оставить его я не мог.

Ладно. Рано или поздно уходить придется. Только почему бы и не отдохнуть сначала? Я посмотрел на солнце. Оно уже клонилось к горизонту, над водой сгущался туман. Дни становились короткими, скоро зима. Я оглядел мой пляжик, чистый ручей, впадающий в океан по гладким камням, и заметил большую корягу. Я улыбнулся и решил в последний раз соорудить игрушечную лодку.

Навыки оказались при мне. Каррах, который я сделал из коряги и морских водорослей, отлично плавал в пруду. Жаль, конечно, что нельзя построить большой, чтобы мог держать меня, но и так вышло неплохо. Я решил проверить, как ему будет на волнах в прибое. Кораблик прошел по ручью, вошел в прибой, дернулся от удара первой волны, но не перевернулся, а, поймав течение, пошел в море. Он уходил, а я опять подумал об Островах Блаженных. Интересно, какие они? С силами Тьмы я познакомился, выяснил, что они весьма могущественны, а вот как насчет сил Света? Магия Артура оказалась достаточно сильной, чтобы противостоять леди Моргаузе… Но если Артур смог воззвать к этим силам, может, я тоже смогу?

Тьма была совсем рядом со мной, еще немного — и я в ней захлебнусь. Поэтому мысль о Свете, противостоящем Тьме, была отрадной. Провожая глазами качающийся на волнах каррах, я тихо говорил про себя: «Свет, какое бы имя Ты не носил… Я порвал с Тьмой, и теперь она хочет забрать мою жизнь. Но я пойду за тобой, как воин за своим господином. Народом моим клянусь, я буду служить тебе вернее всех, покуда жив. Защити меня, как лорд защищает своего воина. Отведи меня в Британию. Пусть мой предок, король Луг Длиннорукий, если он и вправду мой предок, поможет мне с Островов Блаженных, куда я отправил свою лодку. Помогите мне, прошу вас, помогите!».

Каррах скользил по волнам, словно нес важное послание. Я наблюдал за ним, пока он не затерялся среди волн.

Сквозь туман лучи заходящего солнца бросали золотые отблески на волны. На западе громоздились тяжелые облака. Туман сгущался на глазах. Он будет висеть над водой до утра, он несет в себе холод… Я смотрел на запад, пока солнце не село окончательно, а после смотрел, как сумерки меняют цвет от мягкого зеленого до густо-синего, в то время как море поначалу становится серебристым, затем серым, затем свинцово-черным, когда луна поднялась над обрывом. Лунный свет разлился по волнам, мир стал невыразимо красив. Я запел. Прибой вторил мне. Потом я закутался в плащ, лег у подножия утеса, в самой сухой части пляжа, и почти сразу заснул.

Около полуночи я проснулся, открыл глаза и уставился в темноту, застыв от ужаса. Какой-то сон на огромных черных крыльях посетил мою голову, и улетел, оставив неприятные ощущения. Нет, сначала был звук. Демон! Он проник в мое убежище и, должно быть, крадется ко мне. Ладно, не хныкать же мне, зарываясь в землю.

Я сел и откинул плащ. Ножны на поясе оказались пустыми. Ах да, мой кинжал остался в горле бедного Конналла. «Придется драться голыми руками», — сказал я себе.

Но на пляже не оказалось ни малейшего намека на Тьму. Луна с трудом пробивалась сквозь туман, и все-таки света было вполне достаточно, чтобы убедить меня в том, что в Ллин-Гвалх я один. На берегу, носом к воде, стояла лодка.

Странная лодка. Очень красивая. Совсем не похожая на каррах, с высокими носом и кормой, без весел, мачты и руля. По цвету борта ее не были похожи ни на дерево, ни на тюленью шкуру. От лодки исходило слабое свечение. Даже на первый взгляд становилось ясно, что это вовсе не брошенное суденышко, долго носившееся по волнам. На скамьях лежали покрывала. На борту никого не было. Нос лодки касался воды. Волны стали совсем маленькими. Они тихо плескались и вздыхали в тумане. Никаких других звуков в мире не осталось.

Я медленно поднялся на ноги. Никто и никогда не причаливал к берегу Ллин-Гвалх. Течение ручья в сочетании с отливом отбрасывало все плавающие предметы на скалы справа и слева. Я сделал несколько шагов к лодке. Она действительно стояла наполовину на берегу, наполовину в воде. Я понял, что глаза не обманули меня. От лодки исходило слабое свечение, и дело не в лунном свете, как мне показалось вначале. Я ощутил магию, вплетенную в ее борта. Волосы у меня на затылке шевельнулись, словно легкий ветерок взъерошил их. Нет. Никакой темной магии в этом удивительном творении не было. Лодка выглядела легкой, быстрой и чистой, как чайка на волнах. И хотя глаза могли обманывать меня, но всё же слова, сказанные вслед моему уплывавшему карраху, еще звучали во мне.

Хорошо. Даже если это ловушка, устроенная демоном, таящимся на обрыве — какая разница, умереть сейчас или немного позже?

Я сделал еще несколько шагов и положил руку на нос лодки. Он был мягким, теплым, как живое существо, как прирученный ястреб, вздыбивший перья от желания лететь прямо сейчас. Я снял сапоги, бросил их в лодку и столкнул ее с камней. А потом, уже в нескольких футах от берега, перевалился через борт. Лодка спокойно покачивалась на волнах, пока я искал весла. Вдруг меня потянуло взглянуть вверх. Тень наверху никуда не делась, но теперь она беспокойно металась взад-вперед. Я сжал кулаки и снова пожалел об утраченном кинжале. И тут я обнаружил, что мы уже плывем. Лодка сама развернулась от берега в открытое море, нос ее был обращен строго на запад. Мы уходили от спасительного берега Ллин-Гвалх по легким волнам, пестрящим лунными бликами.

Тень на обрыве сорвалась с места и помчалась в обход Ллин-Гвалх. Холодный мрак, казалось, пронесся мимо меня, как хищная ночная птица, и я испытал тоже тошнотворное чувство, которое помнил по прошлой ночи. Но лодка набирала ход, она легко скользила по волнам, и я внезапно вспомнил разговоры о том, что злым духам не дано пересечь широкое море. Я рассмеялся. Последние черные путы спали с меня, словно изношенные истлевшие веревки.

Обернувшись назад, я видел, как стремительно уменьшается мой Ллин-Гвалх, как превращается в бледное пятнышко на фоне мрачных утесов и легкого прибоя, как в последний раз сверкнул лунный блик на падающей сверху воде, словно на серебряной цепочке, свисающей со скалы… Потом туман сгустился, лодка вошла в него, и мой любимый Ллин-Гвалх окончательно скрылся из виду. Я не стал прощаться с ним, а просто повернулся и посмотрел прямо по курсу, на запад. Скорость всё росла. Я снова засмеялся, чувствуя, как на меня водопадом обрушивается ликующее ощущение свободы. Лодка резко прибавила ход, словно ловчий ястреб, падающий на добычу, и заскользила сквозь туман и лунный свет, выруливая на лунную дорожку.

Я широко зевнул, усталость еще не успела покинуть тело. Покрывала на лавках оказались шелковыми, подбитыми мехом горностая, что уж во всяком случае намного теплее моего поношенного плаща. В открытом море стало не просто свежо, а по-настоящему холодно. Я лег на лавку, натянул на себя покрывало, и поблагодарил лодку и ту силу, которая ее послала за заботу.

Наверное, я все же заснул, потому что следующее мое воспоминание — восход солнца и море света, окружавшее меня со всех сторон. Я не помню, чтобы когда-нибудь видел подобный рассвет. Я лежал на спине на дне лодки и смотрел вверх на цветные полосы, покрывавшие небо с востока до зенита. Такое сияние не могло предшествовать дурному месту прибытия.

Я сел. Лодка все еще двигалась, но теперь уже медленнее. Нос и борта по-прежнему светились, только теперь этот свет растворялся в сиянии, льющемся с небес. Изменилось даже море. Такой воды мне еще не доводилось видеть. На лодку набегали легкие лазурные волны, и каждая была под стать драгоценному самоцвету, рассыпавшему причудливые блики. Моя тень бежала перед носом лодки, и мы все время накатывались на нее. С запада летели птицы, их бело-розовые крылья редко взмахивали, сверкая под солнцем. Я нетерпеливо вглядывался вперед, надеясь различить землю, откуда они появились.

Еще немного, и я увидел ее! Из моря встал прекрасный зелено-золотой остров. Солнце упало на яркую поверхность, и чистый ясный свет вспыхнул, как крик радости. Воистину, передо мной явилась Равнина Радости, о которой пели барды. Я простер руки к восходу и запел одну из песен об островах, поднимающихся у нас прямо по курсу:

Едва я замолчал, как лодка подошла к белому причалу, на конце волнолома, далеко выдающегося в море. Она замерла, как будто вросла в камень, и я понял, что путь ее завершен.

Я встал и вышел на причал. Прежде всего, я посмотрел на лодку. Честно говоря, мне было немного страшновато покидать ее безопасный борт. Но я тут же повернулся и окинул взглядом землю, поросшую зеленой травой, тропинку с золотым песком, ведущую от пристани, высокие деревья… О, да, это были настоящие деревья! У нас на Оркадах таких почти нет. А здесь они тянулись ввысь и качались, качались как танцоры в медленном плавном ритме. В недоумении и восторге я пошел по тропе. Казалось бы: вокруг чужая, неизвестная земля, надо быть настороже, но даже тени тревоги я в себе не нашел. Все вокруг казалось совершенно естественным, как бывает в ярком сне. Я подумал, что изумление придет, наверное, потом, а сейчас и здесь Остров Блаженных представлялся мне куда более реальным, чем недавно покинутые Оркады. Наоборот, мои родные острова представлялись теперь зыбким сном.

Я неторопливо шел, наслаждаясь красотой вокруг. Меня окружало море цветов, и ни один не походил на другой. Их запах удивительно гармонично сочетался с пением птиц и музыкой ветерка в кронах огромных деревьев. Я ускорил шаги, а потом и вовсе побежал, испытывая острое удовольствие от самого движения, но, пройдя поворот, замер, потому что передо мной встал Дворец, сердце и средоточие острова.

Я узнал его по описаниям из баллад. Стены из белой бронзы и сплетенных блестящих золотых полос. Крыша из перьев всех птиц, когда-либо живших на свете, удивительных расцветок, и подобранных так, что цвета не спорили между собой, а составляли прекрасную палитру. Дворец сиял почти столь же ярко, как солнце.

Я медленно двинулся вперед, немного опасаясь и в то же время понимая, что меня бы здесь не было, если бы судьба сулила иное. Я подошел к большим дверям, обитым серебром, и тихонько постучал. Они открылись сами собой, и за ними я увидел зал, который просто не в силах описать. Вместе с тем чему бы и быть здесь, как не пиршественному залу, в дальнем конце которого стоял на возвышении стол, подобающий только королю. Наверное, это он и сидел за ним, а множество других людей сидели за столами, расположенными ниже. Красота собравшихся вызвала у меня слезы восторга, но я тут же вспомнил о собственном затрапезном виде: грязной одежде, всклокоченных волосах и вообще весь свой облик совершенно неподобающий для столь возвышенного места. Но тут хозяин зала улыбнулся мне и жестом пригласил приблизиться.

Я прошел через весь зал в тишине, под взглядами собравшихся, медленно поднялся на помост и остановился, глядя на Лорда через высокий стол, и не зная, что сказать или сделать.

Он встал и снова улыбнулся. В этот миг я понял, что его черты напоминают мне отца и Агравейна, но лишь напоминают, поскольку в них не содержалось и тени сияния, озарявшего лицо здешнего хозяина.

— Добро пожаловать, родич, — звучно произнес солнечный бог король Луг. — Присаживайся к нашему столу. Ты проделал долгий путь, должно быть, устал и голоден.

Да, я сел за стол в Зале Сидхе, ел вместе с ними и пил сладкое вино, похожее на сгущенный свет, и я разговаривал с Лугом Длинноруким.

Он спросил меня о короле Лоте, и я рассказал ему об отце и Артуре. Он выслушал меня и кивнул.

— Такова судьба. Если начинается один день, значит, предыдущий закончился.

— Так Артур Британский служит Свету? — спросил я.

— Он служит… — Луг пожал плечами. — В его судьбе сплетено многое, и даже мне не ясно, чем все обернется. Мой день давно закончился.

— Как это, милорд? — удивился я. — Ты же правитель здесь!

— Здесь — да. Но там, на земле, моя сила оскудела. Некогда Запад смотрел лишь на меня, теперь они обратили взор на иное. Со временем исчезнет и то немногое, что еще осталось от моих славных дел, я стану лишь воспоминанием, а мой Дворец, и этот Зал, и все мои люди — сказкой, которую рассказывают детям. Так будет. — Он говорил спокойно, уверенно и без сожаления.

— Значит, этот свет угаснет? — спросил я, оглядывая сияющий зал.

— Свет не может угаснуть, — Луг с улыбкой покачал головой. — Нет. И за пределами конца этого мира мы будем продолжать пировать здесь, где нет ни времени, ни смерти, ни печали. Мой дворец лучше той земли, на которой мы жили когда-то.

— Значит, вы действительно жили на земле, как говорится в песнях?

— Это было давно. — Луг отпил из кубка. Его яркие голубые глаза словно смотрели сквозь время. — В той давней Эрин. Далеко на востоке еще только рождалась мечта о других богах, а я уже родился здесь, на западе. Моей матерью была дочь Балора, моим отцом — Киан, сын Диан Кехта, Целителя. Как и ты, Майский Ястреб, во мне сплелись Свет и Тьма. Но однажды мне тоже предложили служить. Я выбрал Свет. И я правил народами и странами, хотя мое правление не было легким. А то, что оно не вечно, я знал изначально.

— Ты знаешь мою мать, леди Моргаузу? — с замиранием сердца спросил я.

— Я знаю сущность, которую называют Королевой Воздуха и Тьмы. Сейчас она носит имя Моргаузы. Это давний враг моего народа. Она стремится уничтожить мир, которым больше не может владеть.

— Но ты же владел им! — воскликнул я.

Он снова улыбнулся.

— Некогда я правил колесницей Тары, — король заметил мое удивление, и пояснил: — нет, это было совсем другое место, а не то, где сидит сейчас Найл Девять Заложников.

[Найл Девять Заложников — легендарный верховный король Ирландии, предок династии Уи Нейллов. Ирландские летописные источники относят его правление к концу IV и началу V веков.]

— Барды рассказывали, — припомнил я, — что первыми давным-давно пришли в Эрин сыны Миля и встретили там сидхе. Говорят, что Сыны Миля сражались с сидхе и проиграли сражение. О том говорил их собственный поэт Аморген. А после этого Эрин отдали Людям.

— Приблизительно так и было, — кивнул король Луг.

— Но кто же принял такое решение?

— Верховный король, разумеется. Свет, сияющий во веки веков. Это Он отдал мне королевство, а затем забрал и передал Сыновьям Миля, а поэт Аморген рассказал об этом. Но Королеве Тьмы нет дела ни до меня, ни до Света, ни до Аморгена. Она хотела оставить землю себе.

— Свет, — потупившись, произнес я, — что надо понимать под этим словом?

— А как ты думаешь? — король лукаво взглянул на меня. — Никто не понимает, что такое Свет, когда сталкивается с ним впервые. И уж тем более этого не понять тому, кто пришел из великой тьмы. Тьма слепит глаза. Но разве ты не поклялся служить Ему?

— Да. Я дал клятву. Навсегда, — как можно тверже сказал я.

— Ну, значит, ты скоро познакомишься со Светом поближе. Свет — могучий властелин, великий король и часто требовательный хозяин, хотя и добрый. Свету нужны помощники и друзья, и у Него найдется для тебя больше дел, чем ты можешь представить. Во всяком случае, так было тогда, когда я нашел Свет..

— Ты нашел… но я подумал…

— Что я и был Светом? Нет, конечно. Многие так думали, а в Эрин мне поклонялись именно как Свету. Но теперь настали другие времена. На Земле многое изменилось. А я, как был, так и остался слугой Света.

Мы еще долго говорили. Вина выпили немало. Время летело незаметно. Впрочем, здесь о времени говорить бессмысленно. Наверное, те, кто сидел в Зале, иногда выходят на остров — есть же песни о лошадях сидхе и золотых колесницах, мчащихся по полям цветов, и о чудных танцах, даже о сражениях, — но я думаю, что все это происходит тогда, когда угодно их духу, и совсем не зависит от времени суток. Я и себе-то толком не могу этого объяснить, но именно так здесь все и устроено. И все же, пока мы разговаривали с королем Лугом, пир закончился, а сидхе, сидевший справа от меня за высоким столом, поднялся и подошел к большой арфе, стоявшей в углу. Он заиграл. О! Что это была за песня! В этой было все, о чем мечтали и к чему стремились все люди во все времена, то, что иногда удавалось ухватить счастливцам на несколько мгновений, а потом оно опять растворялось в человеческом мире. В песне был сам Свет, огонь, чистый экстаз бессмертной радости, без малейшей примеси печали, всегда сопровождающей радость на земле. Я слушал и чувствовал, как мой дух покидает тело и воспаряет к небесам. Я всем существом погрузился в музыку, с трепетом ожидая каждой следующей ноты. Я мог бы сидеть так вечно, если бы король Луг не коснулся моей руки.

Оказалось, что лицо мое мокро от слез. Я плакал. Арфист продолжал играть. Луг встал и махнул рукой, приглашая следовать за собой. Я с трудом заставил себя оторваться от музыки. Мне казалось, что приходится с болью вырывать ее из себя. Мы вышли из Зала, чудесные звуки утихли, это было так ужасно, что я сел на пол и разрыдался. Король Луг молча стоял и ждал, пока я успокоюсь. Только когда рыдания перестали сотрясать меня, король присел рядом со мной и положил руку мне на плечо.

— Не стоило тебе так долго слушать, — мягко сказал он. — Песни сидхе не для людей. Для вас эта музыка несет слишком много боли, ее огонь слишком яростен, человеку долго его не вынести. И все же ты должен был услышать, как поет Талиесин. Теперь ты кое-что знаешь о Свете и будешь помнить об этом, когда вокруг тебя снова сомкнется Тьма. Музыка сидхе поможет тебе выстоять, да к тому же с тобой будет мой подарок. Идем.

Мы прошли через несколько переходов, спускаясь всё вниз и вниз. По моим прикидкам, мы оказались под тронным залом. Здесь стояла тишина, коридоры были слабо освещены светящимися стенами, да еще от короля Луга исходило довольно яркое свечение, как и должно быть, когда рядом с тобой идет мастер всех искусств. В подземных переходах не ощущалось ни тени запустения. От короля исходила огромная мощь, сейчас приглушенная, но в любой момент готовая выплеснуться наружу. Песня в Зале утомила меня, но и обострила чувства, и я хорошо ощущал силу этого места, по-видимому, сердца Дворца.

Король Луг остановился перед дверью из дерева золотистого цвета с красным бронзовым засовом и повернулся ко мне.

— Ты размышлял, зачем тебя привели сюда, Майский Ястреб. — Голос короля Луга звучал очень тихо, но даже в этом почти шепоте ощущалась огромная сила. — Хорошо, что ты думал об этом. А теперь послушай меня. Тебе не просто хотели показать Остров Блаженных, хотя увидеть его было для тебя необходимо. Ты увидел Свет после Тьмы. Ты пришел в мой Зал не только потому, что искал спасения от демона, хотя и поэтому тоже. Ты был призван. Теперь тебе пришло время взять оружие, чтобы биться с Тьмой. Теперь ты лучше многих сможешь распознать ее под любым обличием. Тебе почти семнадцать, это возраст воина, готового сражаться.

— Господин мой, — робко сказал я, — мне исполнится пятнадцать только через полгода…

— Пока мы с тобой сидели в моем Зале, — усмехнулся король, — на земле прошла зима, весна и лето, а потом еще один год. В Британии сейчас март, а когда ты вернешься, уже наступит май.

Меня словно обдало холодом. Я знал истории о том, как человек проводил ночь в землях сидхе, а по возвращении оказывалось, что миновало сто лет, но я никогда не думал, что такое может случиться со мной. Почти три года... Ну, ладно. Наверное, я еще вырос, тогда и силы у меня должно прибавиться. И все-таки…

— Больше никаких шуток со временем, даю слово, — король Луг опять улыбался. — Ты и так достаточно подрос, чтобы сражаться на стороне Света. Однако ты не вернешься в мир безоружным. Силы Тьмы захотят погубить тебя, и тебе придется защищаться. Помни: ты поклялся служить Свету, ты назвал его своим Верховным Королем. А воину надлежит сражаться за своего господина.

Я кивнул.

— Ты получишь оружие. — Мне показалось, или в голосе короля Луга проскользнуло беспокойство?

Он открыл дверь и встал, придерживая ее, пропуская меня внутрь. Я увидел комнату, небольшую, темноватую, только у противоположной стены заметно было ровное алое свечение, словно там горел огонь. Из стены торчал меч! А свет испускал огромный рубин, вправленный в яблоко. Он отбрасывал на стену тень в форме креста.

Я ощутил силу, заключенную в этом чудесном клинке, и сила эта была огромной, такой, что от нее по комнате прокатывались волны, вызывавшие во мне страх.

— Господин, — сказал я Лугу, который так и остался стоять в дверном проеме. — Господин, этот меч слишком хорош для меня. Он слишком хорош для любого человека. Большая честь, если ты решил, что я могу владеть им. Но, боюсь, он мне не под силу.

— Меч для человека, — медленно проговорил король Луг. — Правда, его мощи достанет, чтобы уничтожить многих, даже обладателю меча он способен принести немало горя. И все же меч этот предназначен для человека. Мои воины сражаются иным оружием. Другое дело, сможешь ли ты совладать с ним.

Конечно, король прав, я прекрасно это сознавал, и все же смотрел на меч, торчавший в стене, с большой опаской. А меч будто спал в ожидании руки, способной вытащить его из ровного алого пламени.

— Ты волен отказаться, — произнес король Луг. — И даже после этого ты сможешь служить Свету, но я бы советовал тебе попробовать.

На миг во мне вспыхнула радость, и у меня чуть не вырвались слова отказа, да только я сознавал, что назад для меня пути нет. Я не мог отступить после того, как Свет спас меня. Если мой новый господин желает, чтобы я вытащил меч из стены, я должен его вытащить. Свет не стал бы желать невозможного ни для меня, ни для кого другого. Наконец, воин обязан подчиняться своему господину.

— Я принимаю этот дар, — с трудом вымолвили мои пересохшие губы.

— Тогда возьми и владей им, — в голосе короля слышалась легкая улыбка и удовлетворение.

С трудом переставляя вдруг отяжелевшие ноги, я подошел к стене. Если меч окажется мне не по силам, здесь мне и конец. Я стоял перед мечом, и меня окатывали волны алого света. Не знаю, что заставило меня встать на колени.

— Великий Свет, — прошептал я, — мой господин Верховный Король, море вокруг меня, небо надо мной и земля подо мной, и если я нарушу свою клятву, пусть море хлынет на меня и я погибну в пучине, пусть небо рухнет на меня, пусть земля разверзнется и поглотит меня! Да будет так! — Я знал, что нет необходимости в Трехчастной клятве, но ее положено произносить, когда твой лорд берет тебя на службу. Я глубоко вздохнул, обеими руками взялся за рукоять, потянул меч на себя.

Мне показалось, что я сунул руки в костер. Драгоценный камень в яблоке меча вспыхнул и залил все вокруг морем алого света. Свет пульсировал словно в такт крови в моих жилах. Этот ритм сотрясал мое тело. Я потянул сильнее. Меч неожиданно легко подался из ножен, и открытая часть клинка оказалась такой же алой, что и свет, исходивший из рукояти. Руки мои горели, я был уверен, что они обуглились. Боль неимоверная! Мне даже показалось, что я слышу запах горящей плоти. Я резко дернул, и меч словно выпрыгнул из ножен, а я закричал, потому что сияние, исходившее от клинка, внезапно заполнило мою душу, и я горел в нем и понимал, что Свет проник в каждую самую потаенную частицу моего существа. Тьма, лежавшая там, и вообще вся Тьма, которая так долго была частью меня самого, вопила мне в уши, требуя бросить меч сию же секунду, а иначе он убьет меня. А меч и вправду убивал меня, Свет пронзил меня не хуже стали… Нет, это никак не мог быть обычный меч для обычного человека! Но раз Свет хотел, чтобы именно мои руки призвали его к жизни (о, Ард Риг Мор, Великий Верховный Король!), я должен исполнить Его волю. Раскаленный добела воздух врывался в легкие, выжигая все бренное во мне, проходя через сердце, разум, становясь солнечным светом. Мои собственные силы оставили меня. Я подался назад, но меча не выпустил. И тут из глубины моего естества, о которой я и не подозревал, пришли другие силы. Я поднял меч высоко над головой, смутно осознавая, что теперь свет его стал чистым, как свет звезды. Я издал торжествующий вопль, наверное, бессмысленный, но главное было в другом: я победил! Это мой меч! Это моя победа!

Боль внезапно утихла, в изнеможении я опустился на колени, а меч у меня в руках медленно потускнел, словно остывая.

— Свершилось! — воскликнул король Луг. — Я рад.

Я посмотрел на меч, а потом на свои руки. На них не заметно было ни следа ожога. Я снова посмотрел на меч. Теперь он выглядел, как обычный клинок. Его лезвие едва заметно мерцало отраженным светом.

[Меч Света («сияющий меч») — Клив-Солаш (ирл. Claíomh Solais) — это волшебный меч, образ которого широко распространен в ирландских легендах. Одно из четырех сокровищ богини Дану, привезенных из-за моря. Три другие: камень судьбы Лиа фаль, копье Луга и Котел Дагды.]

Король Луг все так же стоял в дверном проеме и улыбался.

— Имя мечу — Каледвэлч, Твердый, — сказал он. — Раньше, у другого хозяина, он носил другое имя, но теперь он твой, и имя у него новое.

— Да, это мой меч, — все еще немного растерянно кивнул я. — Мой господин дал мне оружие.

— Ты теперь воин Света. Не забывай об этом, Майский Ястреб. — Луг подошел ко мне и помог встать на ноги. — Наш общий господин сражается, и тебе надлежит встать под его знамя.

— Где идет сражение? — спросил я. — К какому отряду мне присоединиться?

— Сражение идет в каждом из нас и за всех нас. И в этом сражении не всегда можно полагаться только на меч, даже на такой меч, как у тебя.

— Понимаю, господин. Я победил Тьму в себе, но уничтожить ее в мире я не смогу.

— Помни об этом. — Король Луг ободряюще кивнул мне. — Будешь помнить, будешь мудрым. Тьма может попытаться использовать твою волю, а может использовать волю других людей даже тогда, когда они сами об этом не подозревают. Тебя обмануть трудно. Ты жил в самом средоточии Тьмы и все-таки выбрал Свет. Трудно. Но все же можно. На земле много горя, и Тьма еще очень сильна… — Он замолчал и взгляд короля остановился на мне, возвращаясь из далей времени и пространства. — Воинство Света, где отныне будет и твое место, ведет ныне король Артур. Он не один. Других тебе еще предстоит узнать. Иди к нему, постарайся убедить его принять тебя под свою руку. Не думай, что это будет легко. Тебе придется доказывать, что ты отрекся от Тьмы. Но что бы ни случилось с тобой и твоими соратниками, я уверен, настало время великих дел на Земле, потому что идет великая битва. Исход этой битвы неизвестен даже мне, наверное, он будет неожиданным и странным для всех. Но в тебе я уверен. Ты станешь достойным воином. А теперь идем.

Мы покинули оружейную комнату. Я так и шел с мечом в руках. Король Луг непонятным для меня образом вывел нас на узкую галерею над пиршественным Залом. Такие галереи делают в больших домах, чтобы стричь и обновлять солому на крыше. Мы оказались на площадке, выходившей на закат. Солнце клонилось к горизонту, который здесь казался ближе, чем на оставленной земле. Король Луг указал на запад, и я проследил взглядом за его рукой. Передо мной лежал весь Остров Блаженных, дальше простиралось море, но я видел и еще дальше, до самого закатного солнца. На мгновение мне показалось, что за горизонтом занимается новый свет, будто там рождается новая звезда. Именно тогда я понял, о чем пел бард в Зале, именно тогда осознал, чему станем служить мы — я и мой меч. Я упал на колени и поднял меч перед собой, не то защищаясь, не то обещая... Король Луг воздел руки, словно одобряя мой жест, и свет, исходивший от него, вспыхнул ярче. В этот миг солнце коснулось горизонта, затмив тот, другой, нарождающийся свет. Король повернулся ко мне.

— Тебе пора, — с грустью произнес он. — Может быть, когда-нибудь, когда земные дела станут для тебя уже не важными, ты вернешься и услышишь конец песни. Но до тех пор мы не встретимся. Итак, родич, я даю тебе свое благословение, — он возложил руки мне на плечи. — Да хранят тебя боги в битвах, ждущих впереди. — Король помог мне подняться и обнял так, как никогда не обнимал меня отец. — Ступай, воин Света, ступай бестрепетно и и не удивляйся ничему.

Отступив на шаг, он произнес слово, которое тут же подхватил ветер. Стены замка, заходящее солнце, осветившее перья крыши, долины и леса Острова Блаженных, море у его берегов медленно исчезли с ветром и звуком слова. Наконец, и сам король Луг, все еще горящий неземным светом, растворился в светящемся тумане вместе со своей доброй улыбкой. Отголоски волшебного слова мягко обволокли меня, возвращая на землю и навевая непреодолимый сон.