Майский ястреб

Глава десятая

Мой брат какое-то время сидел в седле неподвижно, глядя на меня знакомым скептическим взглядом. Но потом он спрыгнул с коня и подбежал ко мне. Последние несколько шагов он сделал уже медленнее.

— Как это может быть? — в недоумении произнес он. — Ты же… ты же мертв! — Он сильно покраснел, словно от смущения.

— Вот уж нет, — с улыбкой ответил я.

— Гвальхмаи? — все еще с недоверием проговорил он. — Это действительно ты, Гвальхмаи?

— Ты его знаешь? — удивленно спросил Кей. Агравейн даже не оглянулся.

— Не надеялся встретить тебя так скоро, — сказал я. — Здравствуй, брат.

Он нерешительно улыбнулся, затем просиял, схватил меня за плечи, отстранил, осмотрел с ног до головы и обнял.

— Гвальхмаи! Солнцем и ветром клянусь, я думал, что ты мертв, уже три года как. О, Боже, Боже, вот уж приятная неожиданность!

Я искренне ответил на его объятия. Мне показалось, что в этот миг все темные годы нашего детства растаяли, как дым. Мы оба немало пережили с тех пор, чтобы чувствовать что-нибудь кроме радости при встрече.

— Да что тут происходит? — воскликнул Кей в полном замешательстве. — Что это тебя потянуло говорить по-ирландски?

— Кей! — вскричал Агравейн, отпуская меня и повернувшись к своим товарищам. — Это же мой брат, Гвальхмаи, тот, который умер! Ну, я думал, что он умер! Народом своим клянусь, не понимаю, как он здесь оказался! Но это он!

Воины смотрели на нас изумленно, за исключением Кея. Он-то смотрел на меня смущенно, словно извиняясь. Но фермеры отступили на несколько шагов. Монахи смотрели недоверчиво.

— Выходит, это знаменитый Агравейн ап Лот, — промолвил Сион, разглядывая моего брата во все глаза.

— Чем же он знаменит? — спросил я, вспоминая вести о том, что Артур держит Агравейна в заложниках. Видно, слухи оказались ложными.

— Это где же ты был, когда тебя считали мертвым, что ничего не слышал о своем славном брате? — поинтересовался Бедивер. Я встретился с ним взглядом и вдруг почувствовал к нему огромное расположение.

— Далеко, — ответил я. — Много со мной случилось всякого странного. В двух словах не расскажешь.

— Ну что же, подождем, — кивнул Бедивер, воздержавшись от дальнейших вопросов.

— Ну и дела! — воскликнул один из воинов. — Однако пора заканчивать здесь и возвращаться в Камланн. Артур и остальные рыцари скоро приедут, а есть-то там нечего, кроме свиных шкур и капусты.

Воины принялись грузить припасы, предоставленные монахами, на телеги фермеров. Но предварительно Бедивер описал все, что было на телегах. Мы с Агравейном все еще стояли, глядя друг на друга и пытаясь решить, с чего начать разговор. Затем телеги стали выкатываться за ворота. Сион, запрягавший свою кобылу, неохотно спрыгнул на землю.

— Бери. Ты уж присмотри, чтобы с моей лошадкой там хорошо обходились, ладно? — Обратился он ко мне.

Я кивнул, затем, сообразив, что если бы не решение Сиона, в Камланн мне пришлось бы идти пешком, схватил его за руку.

— Не думай, я не забуду тебя, Сион, сын Риса, если тебе от этого станет легче. И запомни: коли не увидимся в Камланне, ты всегда сможешь отыскать меня, если понадобится моя помощь. Мой меч к твоим услугам.

— Спасибо, — тихо ответил он. — И… да ниспошлет тебе Бог милости у императора.

— Да пребудет с тобой Свет! — Я забрался на его телегу и взял вожжи. — Я на этом поеду, — сообщил я Агравейну. Он кивнул, а я тряхнул поводьями. Маленькая кобылка пошла рысью вниз с холма к дамбе. Воины с другими телегами последовали за мной. Агравейн ехал рядом на своей лошади. Мы покинули Инис Витрин и повернули на восток к главной дороге на Камланн.

— А почему вы не хотите, что фермеры сами ехали со своими телегами? — спросил я Агравейна.

— Медленно очень, — ответил он. — Пока они дотащатся, пока будут торговаться, да еще с ценами разбираться! А так мы предложим им строго определенную цену, и торговаться не придется. Разгрузятся у ворот, и сразу обратно. А что это за приятель у тебя завелся среди них? Где ты его взял?

— Вчера на дороге встретились.

— Только вчера? — Агравейн осадил лошадь. — И что же такого он для тебя сделал, что ты ему позволяешь такие вольности?

— Он подвез меня и заплатил за ночлег в Инис Витрин. Мне-то расплачиваться было нечем.

— И поэтому надо хватать его за руки? — Агравейн нахмурился. — Надо было расплатиться с ним, а не унижаться. И почему, черт возьми, тебе нечем расплачиваться?

— Не стоит поминать нечистого, — улыбнулся я. — Ты ведь стал христианином, Агравейн?

— Вот еще! — фыркнул Агравейн. — Не дай бог! — он рассмеялся, но тут же снова нахмурился. — Нечего тебе водить дружбу с простолюдинами! Знаешь, они мигом на шею сядут.

— Сион — хороший человек. — Я вздохнул. — Мне повезло, что я с ним познакомился.

Агравейн совсем посмурнел, но пожал плечами.

— Ну, ты, конечно, можешь и сам выбирать себе друзей.

— Полагаю, он на это вполне способен, — раздался тихий голос с другой стороны. Бедивер заставил своего коня приноровить шаг к нашей телеге. — Надо бы нам поторопиться. Негоже Артуру ждать праздника на голодный желудок.

Агравейн пришпорил лошадь, а я тряхнул вожжами. Впрочем, кобыле Сиона совсем не нравилось тащить рысью груженую телегу, так что она не обратила внимания на мое нетерпение. Некоторое время мы молчали, а потом к нам присоединился Кей. Он поехал рядом с Бедивером, время от времени бросая на меня заинтересованные взгляды.

— Значит, вы уничтожили отряд Кердика? — спросил я, наконец, придумав, что сказать. — Отлично! Я думал, что его воины слишком быстро передвигаются, чтобы Пендрагон успевал перехватить их прежде, чем они вернутся в Сорвиодунум.

— Тут нам, пожалуй, повезло, — задумчиво ответил Бедивер. — Мы просто возвращались после стычки с восточными саксами, и тут услышали об этом набеге. Ну и перехватили их вовремя.

— Да уж, — с удовлетворением сказал Кей. — Вряд ли Кердик на это рассчитывал. — Я слыхал, есть у него колдун, Элдвульф Фламдвин. Так вот, он подсказывает Кердику, где в данное время находится Артур. Но даже Элдвульф не знает, где будет Артур.

— Честно говоря, и мы не знаем, — вздохнул Агравейн. — Даже когда идем с ним. Он великий король, Гвальхмаи. Мне стыдно, что отец когда-то сражался с ним. Надо было сразу заключать союз, а не болтать с этим северным скотом.

— И то верно, — кивнул Кей. — Только время зря потратили.

— Наверное, твой брат тоже так думает? — осторожно спросил Бедивер, — иначе он не пошел бы на службу к Артуру.

— А ты и в самом деле собирался на службу к Артуру, Гвальхмаи? — Агравейн снова нахмурился. — Артур берет к себе только настоящих воинов, ну и лекарей еще. Впрочем, ты можешь остаться в Камланне, если не собираешься домой.

— На острова мне пока дороги нет, — ответил я. — Но скажи мне, Агравейн, как получилось, что ты сражаешься под знаменем Артура? Да еще и славу заслужил. Я ведь, правда, не слышал о тебе ничего с тех пор, как ты остался у Артура заложником.

— Да обычно получилось, — Агравейн беспечно махнул рукой. — Как-то само собой вышло. Верховный Король был добр ко мне после того, как отец и наши родичи ушли; а я так просто восхищался его талантом военачальника, хотя поначалу ненавидел его как врага.

— Но как же он позволил тебе сражаться вместе с его людьми?

— Конечно, это не сразу случилось. — Агравейн посмотрел на Кея и усмехнулся. — Видишь ли, этот нахал из Думнонии то и дело пробовал на мне свой острый язык. Он у него действительно острый, уж ты поверь. Мне-то что, я плохо говорил на британском, и не всегда понимал его шуточки. Но иногда все же понимал. И вот однажды, после очередной битвы, в Камланне он завел речь о том, что худший народ после саксов — ирландцы. А я встал и врезал ему. Ну, а он — мне. И пошло. Это вроде как молот и наковальня. Только ты же видишь, он покрупнее, так что мне досталось больше.

— А он все наскакивал на меня, — вставил Кей. — Боже милосердный! Я был уверен, что дерусь с психом.

— Когда он сбил меня с ног в пятый раз, мне пришлось ухватиться за стол, чтобы встать. Тут-то он мне и говорит: «Ты — сумасшедший ирландец! Тебя бьют, а ты все лезешь!» А я ему говорю, мол, и отец мой такой же! Тогда он обозвал меня диким варваром, но признал, что у меня сердце воина. И взял свои слова обратно. А потом помог встать. А когда в следующий раз Артур поставил его командиром отряда, он попросил короля, чтобы тот позволил взять меня с собой. Он еще сказал Артуру: «Пусть лучше при мне будет. Это единственный способ уберечь его от неприятностей».

— Не подумай, что Кей не любит неприятностей, — с усмешкой сказал Бедивер. — Он их обожает, и потому был очень доволен, что в отряде завелся еще один такой же.

— Ну вот, так и получилось, что я стал сражаться на стороне Верховного Короля, — заключил Агравейн. — Мне нравится. Отец время от времени слал сообщения, и говорил, что ему приятно слышать о моих подвигах. Но это все про меня. А что же с тобой-то было, Гвальхмаи? Три года о тебе ни слуху, ни духу, ни с островов, ни из Британии, да вообще ниоткуда. Где ты пропадал?

Я задумался. Брату я обязан рассказать всю правду, но вот что он с ней будет делать? Скорее всего, не поверит ни единому слову. Но я бы все равно рассказал. Только вот как говорить о леди Моргаузе при Кее и Бедивере? Агравейн-то поверит, он достаточно хорошо ее знает, но такие разговоры не для чужих ушей.

— Давай-давай, начинай-ка с самого начала, — подбодрил меня Агравейн, когда тишина стала совсем неловкой.

— Тебе хватит времени на историю любой длины, — присоединился Бедивер. — До Камланна еще ехать и ехать.

Я исподволь изучал Бедивера. Как я понял, он-то точно служит Свету. Только совсем не так, как Сион. Он ведь сразу заметил, что я имел дело с Потусторонним миром, но пока в его глазах плавали льдинки сомнения. Да и Кей поглядывал на меня не просто. Только Агравейн ничего не замечал.

— Я обязательно расскажу, Агравейн, — пообещал я, — только лучше бы не сейчас.

— Солнцем и ветром клянусь! — воскликнул Агравейн, а я отметил, что клятва у него осталась прежней. — Ты восстал из мертвых, а теперь хочешь, чтобы я ждал невесть сколько, а пока мы бы просто поболтали?

— Да, так было бы лучше, — кивнул я. — Это дело семейное.

— Вот теперь моя семья! — Агравейн обвел рукой отряд воинов. — Все, что для меня важно, их тоже касается.

— Если ты хочешь присоединиться к нам, — негромко произнес Бедивер, — придется все рассказать всем. Видишь ли, мы — Братство. Тот, кто пришел к нам, оставляет позади все, даже кровную месть.

— Думаешь, Гвальхмаи войдет в Братство? — спросил Агравейн. — Ну, это вряд ли. Знаешь, боевое братство как-то не про него, как и кровная месть, кстати. Он же не воин!

— Возможно, — Бедивер задумался, — а возможно, и нет.

— Агравейн прав, — подтвердил я, — воин из меня так себе. Я надеялся, что пригожусь королю Артуру в каком-нибудь другом виде.

— Верно, Артур очень внимательно отбирает воинов в отряд. Но вполне может сделать исключение, — сказал Кей, — особенно если ты, например, хорошо держишься на коне.

— Он был лучшим всадником на островах, — сообщил Агравейн. — Значит, ты считаешь, он сможет войти в отряд? — спросил он Кея.

— Это уж как решит лорд Артур, — сказал Бедивер.

— Но если твое желание действительно таково, — сказал Кей, — придется тебе все-таки рассказать нам свою историю. Видишь ли, вскоре после того, как к нам присоединился Агравейн, с островов пришла весть, что ты упал со скалы. Несколько недель Агравейн пребывал в трауре. А все, что влияет на его состояние, естественно, и меня касается. Так что давай, рассказывай, что там с тобой стряслось. Время есть.

Я посмотрел на Бедивера, потом на Агравейна, и пожал плечами.

— Ладно. Слушайте, если хотите. Только история странная. Не знаю, поверите ли вы мне. И еще… кое-что в ней понятно только нам с Агравейном, так уж получилось. Я, действительно, не боец, в поединках и кровной мести не участвовал, но здесь речь пойдет о поединке с Тьмой…

В глазах Бедивера полыхнуло подозрение. Агравейн вздрогнул, как испуганная лошадь.

— Стало быть, это как-то связано с матерью, — прошептал он.

— Да, именно так, — подтвердил я. — Мне продолжать, брат?

Он совсем остановил коня, задумался, а потом решительно кивнул.

— Я слышал, ты уехал верхом ночью на Самайн. Поехал к скалам. Сущее безумие! Но до меня дошли и другие разговоры, а ты… — он замолчал, и я понял, что брат вспоминает, как я учился у матери волшебству.

Кей и Бедивер переглянулись, похоже, они подумали об одном и том же.

— Твоя мать — знаменитая ведьма. Это всем известно! — фыркнул Кей. — А тут, значит, старый языческий праздник… И ты исчез? Да не верю я в такие вещи! Думаю, и ты не веришь, Агравейн.

— Ну, не знаю… — протянул Агравейн. На Кея он не смотрел. Я понимал, что он-то как раз верил. Те, кто достаточно знал леди Моргаузу, прекрасно понимали, какими силами она повелевает.

— Так мне продолжать? — спокойно спросил я.

После некоторого размышления, Агравейн решительно тряхнул головой.

— Да. Кей и Бедивер теперь мне братья, они должны услышать.

Что ж, я бы рассказал свою историю им троим. Но я не хотел. Даже кровным родичам не хотел бы. Ладно, попробую…

— Агравейн, — спросил я, — скажи, что ты слышал о моей смерти?

— Ну, я же сказал. Ты поехал ночью на Самайн к скалам, а наутро твою лошадь нашли возле обрыва. Что тут еще скажешь? И уж точно никто не ждал, что спустя почти три года ты вдруг возникнешь в восемнадцати милях от Камланна, в лохмотьях, как слуга, и полезешь в драку с Кеем. Надо тебе сказать, выбрал ты удачно. Кей — лучший боец в Братстве.

Кей усмехнулся и кивнул, соглашаясь с его словами.

— И потом, посмотри! Ты же вырос! Я давно не видел тебя — тебе ведь семнадцать сейчас, а в последний раз… целых три года назад! Давай, рассказывай, как так вышло.

Некоторое время я правил телегой в тишине, пытаясь решить, с чего начать, и молясь, чтобы мой брат понял меня.

— Помнишь то лето, когда мать начала учить меня латыни? — наконец спросил я.

— А как же! Очень разумно с ее стороны! — воскликнул он. — Здесь многие знают латынь, а я, так до сих пор ни слова не понимаю!

— Мы тогда поссорились с тобой из-за этого. Ты меня колдуном обозвал.

— Я? — удивился Агравейн. — Не помню!

— Не удивительно, — кивнул я. — Тебе это было совершенно не интересно. А я тогда был глупым мальчишкой. Я увидел в этом свой шанс и решил им воспользоваться. Я действительно начал изучать колдовство. — Я оторвал взгляд от дороги и внимательно посмотрел на брата. — Уверен, об этом ты тоже слышал.

Он беспокойно поерзал в седле, покраснев, и отвернулся. Но кивнул. Я снова посмотрел на дорогу.

— Итак, я пошел в ученики к нашей матери, и она научила меня многим ужасным вещам.

Руки Агравейна сжали поводья, и его лошадь фыркнула, не понимая, чего хочет от нее хозяин. Он спохватился и направил лошадь ближе в телеге.

— Она очень сильна, Агравейн, — с нажимом сказал я. — Может быть, сильнее всех на земле. Она даже и не человек уже. Сначала она ненавидела своего отца и своего сводного брата Артура, а затем и всю Британию. Думаю, теперь она ненавидит уже всю вселенную и хочет утопить мир во Тьме.

Лошадь Агравейна вскинулась, ощутив страх всадника. Бедивер подался ближе к моей телеге, и поскакал рядом, чтобы при случае успокоить лошадь Агравейна. Агравейн побледнел, лицо его напряглось и заострилось.

— Нет, — помотал он головой. — Она не может этого хотеть.

— Может, — жестко ответил я. Мне очень хотелось, чтобы он меня понял. — Может. И ты знаешь, что может.

Он отвернулся, опустил плечи. Мы долго ехали молча, копыта лошадей стучали по мостовой, телега тряслась и подскакивала. Слева от дороги ветер трепал траву. Кей выглядел озадаченным, по лицу Бедивера нельзя было понять, что он чувствует и о чем думает.

Показалась главная дорога. Агравейн расправил плечи, подобрал поводья и решительно кивнул.

— Да, ты прав, — произнес он сдавленным тоном. — Честно говоря, я бы предпочел не думать о ней, но ты сказал правду, Гавейн. Солнцем клянусь, но почему? — в голосе его слышалась боль. Он не ждал ответа.

— Продолжай, — решился Агравейн после очередной долгой паузы. Мы уже выехали на главную дорогу. Я посмотрел на брата и понял, что он взял себя в руки. Три года назад он либо затеял бы со мной ссору, либо просто погнал лошадь вперед галопом.

— Я уже сказал, что наша мать ненавидела Артура. Она много раз проклинала его, но ее магия, похоже, на него не действует. Тогда, на Самайн, она хотела попробовать новое заклинание, чтобы убить его.

— Господи, ну почему? — воскликнул Агравейн. — Что ей до него? Он что, навредил ей чем-то?

— Она его ненавидит. Думаю, любой черный колдун на западе ищет смерти Артура. Между прочим, и Элдвульф Фламдвин, тоже.

— Да знаю я, что она ненавидит Верховного Короля! Но ты думаешь, она действительно может ему навредить?

— Она бы хотела, но у нее не получается, — сказал я.

Некоторое время он смотрел на меня, словно желая убедиться в правоте моих слов, а потом расслабился.

— Ну и слава Богу, как говорят здесь, в Британии! — Брат стукнул кулаком по луке седла. Лошадь шарахнулась. — Свет ее убьет! Ей не место под солнцем!

— Наверное, это было бы неплохо, — спокойно произнес я. — Только вот кто сможет ее убить? Она хотела, чтобы мы с Медро помогали ей той ночью…

— Да, я слышал, что Медро… ну, в общем, тоже подался к ней в ученики. Только я не верил. Не похоже на него.

— К сожалению, это правда. Я и сам не знал до той ночи. — Мысль о Медро все еще болезненно отдавалась у меня в голове. Сейчас мать, наверное, уже высосала из него всю его невинность и любовь к жизни, заменив их ненавистью, горечью и еще большим честолюбием. И тут я ничего не мог поделать.

Агравейн жалобно посмотрел на меня. Думаю, он честно пытался забыть леди Моргаузу, хотя бы не вспоминать о ней. Но сейчас он услышал меня и принял.

— Помнишь Конналла? — спросил я. — Воина из отряда отца?

— Конечно! — с энтузиазмом кивнул брат. Ему показалось, что я решил поменять тему. — Прекрасно помню. Храбрый, верный боец. Я же был с ним в Британии в ту кампанию. Это он впервые отвел меня в веселый квартал в Дин Эйдин.

— Так вот, Моргауза хотела принести его в жертву, — прервал я его воспоминания. — А я не мог этого допустить. Медро помогал ей. Тогда я убил его быстро, нарушил весь ритуал и сбежал. Она пыталась убить меня.

На Агравейна больно было смотреть. Он совсем поник в седле и выглядел больным.

— Это безумие какое-то! — пробормотал он. — Ну почему люди не могут честно сражаться на мечах вместо того, чтобы плести паучьи сети!

— Люди никогда не сражаются на мечах просто так, — неожиданно сказал Бедивер. — Даже вы с Кеем бьетесь не просто так.

— Что ты имеешь в виду? — растерянно заморгал Агравейн

— Никто не берет в руки меч без причины. Даже если человек утверждает, что просто любит сражаться, это всего лишь повод. Настоящие причины никогда не бывают простыми. И они так же важны, как и меч.

— А-а, философия! — отмахнулся Кей. — Ты слишком много читаешь, Бедивер.

— Я просто сказал, что причины важны, — невозмутимо отозвался Бедивер. — Пожалуйста, продолжай, Гавейн.

— Наша мать послала за мной демона, а я сбежал, куда глаза глядят. Оказалось, что глядели они в Ллин-Гвалх, это у меня было такое любимое место на берегу еще с тех пор, когда мы были детьми. Я там часто бывал. Ты должен помнить, Агравейн. Однажды ты нашел меня там. Так вот. Я отпустил лошадь, а сам спустился с обрыва. Демон почему-то не мог пойти за мной туда. Не знаю, почему. Может быть, потому что там, как нигде больше, я верил в Свет… — Я помолчал. Что толку говорить об этом Агравейну? Он не поймет. Я и сам-то плохо понимал.

— Наша мать не может убить Пендрагона, — продолжал я, — потому что Артур борется против Тьмы. Ему помогают светлые силы. Когда я сам себя загнал в ловушку, я призвал эти силы, потому что очень устал от Тьмы и возненавидел ее. И наш предок, всегда служивший Свету, прислал мне помощь.

— Предок? — в замешательстве переспросил Агравейн. — Какой еще предок? Чем дальше, тем чудесатее.

— Луг Длиннорукий.

Он потряс головой. Я видел, что начинаю терять его веру в мой рассказ.

— Не знаю, что и сказать тебе, Гвальхмаи. Если бы кто-нибудь еще пришел ко мне с такой историей, я бы посмеялся над ним. Но ты…

— Думаю, ты должен ему верить, — мягко произнес Бедивер. — Мне еще не приходилось встречать человека, настолько глубоко тронутого Иным миром.

Агравейн растерянно посмотрел на своего друга.

— С моим братом все в порядке. Да, воин из него никудышний, но это не дает тебе права оскорблять его.

— И не думал, — Бедивер выглядел удивленным. — Я уверен, он вполне способен позаботиться о своей чести. Гвальхмаи, продолжай, пожалуйста.

— Король Луг прислал за мной лодку из Тир Тэрнгера. Так хотел Свет…

— Да о каком свете ты все время толкуешь? — с раздражением спросил Агравейн. — Это что, солнце, что ли?

— Думаю, я понимаю, — медленно проговорил Бедивер. — Ты прав, в каком-то смысле это и солнце тоже. Ведь солнце — это такой источник Света, отражением которого пользуются все остальные. Вот и Свет, о котором говорит твой брат, является источником добра для всего мира. Все другие вещи ты видишь лишь благодаря ему. Да, Кей, я читал об этом в одном философском трактате. Но разве это не так?

— Я… я тоже так думаю, — изумленно произнес я. — Если я тебя правильно понимаю. Только я не читал никаких философских книг. Я знаю лишь то, что Свет послал мне лодку, и я сел в нее, а она доставила меня на Остров Блаженных.

— Господи! Ну и ну! — воскликнул Кей. Похоже, он пребывал в сильном раздражении. — Да куча народу говорила об этом! И кто из них действительно побывал на этих островах? Да никто! Острова Блаженных существуют только в песнях бардов. Агравейн, ты мой брат, но вот этот твой брат — другое дело. Он тут уже наплел столько вранья, а вы готовы принять это за правду? Но меня-то не проведешь. Вы тут езжайте, как хотите, а я поскачу вперед.

— Он не врет, Кей, — кротко сказал Бедивер.

Но Кей только с отвращением взглянул на меня.

— Ну, конечно! Он просто придает поэтическую форму концепциям философов и рассуждает о всяких общих вещах, или как вы там это называете. Знаешь, Бедивер, это прекрасная история для бретонских мистиков, но я думнонец и римлянин, и мне это на дух не нужно. — Он пришпорил лошадь и подъехал к одному из воинов впереди отряда.

— Продолжай, — угрюмо сказал Агравейн. — Я буду слушать. Хотя Кей, конечно, прав.

— Я не лгу, брат, — только и сказал я.

— Да ладно! — Агравейн взмахнул рукой. — Я ведь и не утверждаю, что ты врешь. Просто… — он поискал подходящие слова. — Просто ты же вполне мог заснуть после всего этого ужаса, вот тебе и привиделось…

— Я тоже решил, что это сон, когда проснулся в Британии, к востоку отсюда, — примирительно сказал я. — Но, видишь ли, вот это как-то на сон не похоже. — Я коснулся рукояти Каледвэлча.

Агравейн тоже взглянул повнимательнее на мой меч.

— Ну да, вижу, меч. Я и раньше заметил. Дорогой меч. И что, тебе дали его в Земле Обетованной?

— Меч дал мне светлый король Луг. Когда я проснулся, вернувшись из Тир Тирнгера, я знал, что не спал и не сошел с ума, потому что рядом со мной лежал меч. У него есть имя — Каледвэлч его зовут.

Агравейн уставился на меч. Он явно разозлился. Я ведь знал своего брата, и несколько опасался, что будет, когда его прорвет.

— Ну, меч, да. Замечательный меч, насколько я могу судить. Дай-ка посмотреть получше.

Я обнажил Каледвэлч. Агравейн приподнял брови и присвистнул.

— Действительно, прекрасный меч. Мне бы такой сгодился. Но что в нем сверхъестественного?

Бедивер внимательно осмотрел блестящую сталь и отвернулся. Он-то, похоже, хорошо разглядел его сверхъестественную природу.

Сначала я хотел вызвать свечение клинка, чтобы убедить Агравейна, но потом раздумал. Не стоило уподобляться ярмарочному фокуснику. Кроме того, я не хотел, чтобы меня считали магом, неизвестно, как отнесутся к этому воины Артура.

— Король Луг вручил мне этот меч, — повторил я.

Агравейн недоверчиво фыркнул. Он решительно не собирался верить в эту историю. Возможно, он просто не хотел принимать меня сегодняшнего, меня, своего слабого, беспомощного младшего брата.

— Ну, и что дальше было? — с неохотой спросил он. — Ты проснулся с мечом к востоку отсюда. И сколько же ты пробыл на Островах Блаженных?

— Почти три года. Но мне показалось, что не больше одного дня. Там другое время. Я проснулся в холмах между Думнонией и землями, захваченными Кердиком. Пошел на запад и попал прямо в лапы отряда саксов. Они возвращались в Сорвиодунум.

Вот в это Агравейн поверил легко, тут ему все было понятно.

— Ты что же, не мог отличить сакса от римлянина? — спросил он.

— Я понятия не имел, где оказался. Это мог быть и Константинополь, хотя вряд ли. Я назвался рабом, рассказал, что мой хозяин убит своими кровниками. Они притащили меня в Сорвиодунум и продали Кердику.

— Да с какой стати ему тебя покупать? — возмутился Агравейн. — Он что, догадался, что ты сын короля?

— Ни о чем он не догадался. Но ему подсказал Элдвульф из Берникии. Он-то, как Сион, да как и Бедивер, и многие другие люди как-то сразу видел, что я не совсем человек.

— Смех один, — проворчал Агравейн. — С чего это им видеть? А, Бедивер?

— Твой брат прав, — сказал Бедивер. — Ты его недооцениваешь.

— Да уж я-то знаю его получше, чем ты! — возмутился Агравейн. — Ладно. Ну и что было дальше?

— Элдвульф замыслил сгубить Артура. Он сильный колдун. Вот он и решил, что если убьет меня и воспользуется моим мечом, то справится с Артуром с помощью колдовства. Еще раньше он подарил, нет, скорее, продал Кердику коня сидхе, чтобы доказать свою колдовскую силу. Это келпи, нет на земле коня быстрее его. Кердик все хотел объездить его, но не смог. Ты же знаешь, я разбираюсь в лошадях. Я сразу увидел, что это за конь. Ну, мы с ним поладили. И по-быстрому уехали из Сорвиодунума.

— И где же он сейчас, этот чудесный конь?

— Я отпустил его. Он был из страны сидхе, и не мне удерживать его. Это было позавчера; а вчера я встретился с тем фермером, который тебе не понравился, и приехал в Инис Витрин. Ну а утром мы встретились.

— Замечательная сказка, — пренебрежительно произнес Агравейн. — Забавно слушать. Только некоторые детали у тебя не вяжутся. Как насчет становища, полного вооруженных злобных саксов? Тебе ведь, несомненно, пришлось положить несколько десятков врагов, когда ты бежал оттуда на этом чудесном коне?

— Ты прав. Они хотели остановить меня. Просто действовали недостаточно быстро. Ты же знаешь, я не воин, и не справился бы с ними в открытом бою. Только не было никакого боя. Саксы боялись, они растерялись. Они… видели, что я не совсем человек. И они не ожидали, что я вооружен.

— Ах, да, у тебя же был меч! И что, они его испугались?

— Да, я думаю, это было страшно.

— Гавейн, — сказал Агравейн сдержанно, но видно было, что он сердится. — Воины Кердика не дети, бегущие врассыпную от волшебного меча. А что же король и Элдвульф Бернийский? Ты же говорил, что он сильный колдун, а я добавлю, что его знают по всей Британии. Он тоже испугался волшебного меча?

— Я не склонен преувеличивать мощь своего меча, но в руках хозяина он способен на многое. Вот если бы я обратился против Света, Каледвэлч сжег бы и меня. Для него нет преград. Когда мы бежали, Элдвульф лежал без сознания. Я ранил его мечом.

Агравейн так натянул поводья, что его лошадь встала на дыбы.

— И сколько же саксов ты убил, покидая лагерь? — тихо спросил он.

Я тоже остановил телегу. Кобыла Сиона обрадовалась передышке. Ее бока часто вздымались.

— Троих. — Я знал, что сейчас последует. — Агравейн, пойми, я не пытаюсь доказать свою доблесть, я...

— Ты сказал достаточно, — остановил меня брат.

Только тут я заметил, что весь отряд остановился и собрался вокруг нас. Те, кто уехал вперед, разворачивали телеги, чтобы тоже услышать, что происходит.

— Я еще могу поверить в первую часть твоей истории; вторую можно списать на сновидение, но третья — откровенная выдумка! Ты ранил саксонского короля, убил в одиночку троих воинов Кердика и спокойно ушел из лагеря? Да ты даже копье толком метнуть не можешь!

— Агравейн, разве я сказал, что мне помогло воинское искусство?

— А-а, так это все случилось волшебным образом?

— Нет, волшебство здесь ни при чем.

— Значит, это вообще сплошная ложь! — в голосе Агравейна прорвались яростные нотки. — Ты сочинил всю эту глупость, чтобы придать себе вес, чтобы тебя приняли за воина! Но ты не воин, и никогда им не станешь!

— Я никогда не говорил, что равен в бою другим воинам.

— Ну а я сейчас всем докажу, что это именно так! — уже не сдерживаясь, заорал Агравейн. Видно было, что он закусил удила и теперь его не остановить. — А ну, слезай с телеги! Я отучу тебя рассказывать небылицы!

— Я одолжу тебе свою лошадь, — неожиданно сказал мне Бедивер, — возьмешь мое копье и щит, чтобы сражаться, как воин.

На мгновение наступила удивительная тишина.

— Спасибо, — медленно проговорил я. — Ты не боишься, что я опозорю твое оружие?

— Все в руках Господа, — ответил Бедивер.

— Держу пари, так оно и будет! — весело воскликнул Кей. — Ставлю золотой браслет на то, что Агравейн первым же ударом вышибет из него дух! И правильно! Кто бы еще поверил в эти россказни, кроме бретонца?

— Принимаю твою ставку, — совершенно спокойным голосом сказал Бедивер, — правда, браслет твой грубоват… Видишь ли, Кей, у меня есть причины верить тому, что я услышал

Агравейн нахмурился. Он-то собирался драться со мной так, как привык, кулаками. Но тут же решил, что и конным со мной легко справится.

— Отлично! — заявил он. — Поторопимся, нам надо спешить в Камланн.

Я слез с телеги, накинув поводья на выступающую из борта палку. Бедивер спешился. Он передал мне копье и щит, обвязав острие копья тряпкой, и посоветовал упереть копье в плечо, а затем вручил мне поводья своей лошади. Это был галльский боевой конь пятнистой масти, с длинными и тонкими ногами. Я поблагодарил его, заранее оплакивая в душе свое поражение. «Ну, упаду с лошади, — думал я, — в первый раз, что ли? Не страшно».

Я сел на лошадь Бедивера и сделал небольшой круг, чтобы понять, как конь слушается поводьев и каков его характер. Это оказалась хорошая лошадь, хотя, конечно, не чета Цинкаледу.

Мы съехали с дороги на поле. Теперь, когда болота остались позади, дорога шла через холмы с пастбищами и распаханными полями. Земля на пастбище была ровной и мягкой, падать на такую — одно удовольствие. Воины образовали круг, не очень понимая, что происходит, но весьма заинтересованные. Ставку Кея больше никто не принял.

Агравейн отъехал к дальней границе круга, опустил также замотанный тряпкой конец копья и энергично кивнул.

— Я немножко проучу тебя! — крикнул он. — Тебе на пользу пойдет!

Я кивнул, вздохнул и поднял щит. Ну, пусть порадуется, когда сшибет меня с коня. Невелика цена! Зато потом успокоится. И все же хотелось, чтобы он мне поверил. Было обидно, что он назвал меня лжецом.

Агравейн пустил лошадь рысью вдоль линии круга. Я последовал его примеру, пытаясь вспомнить все, чему учился в мальчишеском Доме. Брат увидел, что я готов, повернул коня и бросил его в галоп.

Внезапно мое восприятие сузилось настолько, что всё, кроме всадника, мчавшегося на меня, исчезло. Время замедлилось, когда я пустил коня Бедивера в галоп навстречу брату. Сердце гулко забилось. Я взмахнул копьем, пробуя его на вес. Агравейн заметил мое движение, и ухмыльнулся. Теперь мир и вовсе сузился до наконечника его копья и правого плеча. Все остальное виделось нечетко, будто сквозь воду. Агравейн был почти рядом. Я заставил коня уклониться на полшага влево, поймал его копье на край щита, и, изо всех сил прижав свое копье к плечу, нанес удар.

Время вернулось к своему обычному течению. Агравейн кувыркнулся с лошади, перекатился и встал на колени. Глаза брата расширились от удивления, когда я резко остановил коня, развернул его на месте и опустил копье, нацелив острие ему в грудь.

Некоторое время он стоял неподвижно, затем медленно поднялся, потирая плечо и недоуменно хмурясь. Я потряс головой, сбрасывая напряжение, посмотрел сначала на брата, потом на его лошадь, которая, не теряя времени, пощипывала густую траву. Пока я не понимал, что произошло.

— Эй, давай еще раз! — крикнул Агравейн. — Прямо сейчас.

— Это случайно, — сказал я. — Еще раз у меня не получится. Я же знаю, что из нас двоих ты лучший, Агравейн. Незачем проверять это.

— Нет, давай проверим, черт тебя побери! — выкрикнул Агравейн. Он подошел к своей лошади, взлетел в седло, яростно дернул удила и отъехал к границе круга.

— Кей, — позвал один из воинов, — ставка все еще в силе?

— Конечно, — кивнул Кей. — Хочешь поучаствовать?

— Почему бы и нет? — ответил воин. — Твой браслет мне не помешает.

Агравейн опустил копье и снова двинулся по кругу. Я ответил тем же, ожидая, когда он развернет коня. Мы понеслись навстречу друг другу. На этот раз я заставил коня Бедивера резко остановиться, когда до Агравейна оставалось всего несколько футов. Его копье целило в мое левое бедро. Снова все вокруг послушно сжалось, и я отчетливо ощутил удивительную ясность сознания. Казалось, времени у меня сколько угодно. Агравейн двигался словно сквозь густой мед. Я легко отбил его копье своим щитом, пропустил его мимо себя и в тот момент, когда мы поравнялись, нанес несильный удар. Он снова вылетел из седла. Его лошадь вбежала в круг воинов, где ее благополучно поймали.

Агравейн поднялся на ноги. Он больше не хмурился. Скорее, он был похож на человека, увидевшего восход солнца на западе. Странное боевое состояние еще не оставило меня. Я молча сидел в седле с копьем наготове, и ждал.

Агравейн сердито отнял поводья у воина, державшего его лошадь, сел в седло и взял копье. Я кивнул и отъехал к дальней границе круга.

На этот раз он не стал выжидать, а сразу кинулся на меня. Я перехватил копье тупым концом вперед, метнул и попал ему в горло. Ничего страшного, но синяк наверняка останется. Случись это в настоящем бою, он был бы мертв. Я обнажил Каледвэлч.

После моего броска он чуть не упал, но удержался в седле. Он ударил копьем, и пробил бы мне ребра справа от щита… если бы ему удалось достать меня. Легким взмахом меча я перерубил древко его копья. Время опять послушно замерло. Я поднял меч еще до того, как лошадь Агравейна успела сделать следующий шаг. Свет опять горел на клинке, а меня переполняла сила, которую едва ли стоило считать моей собственной. Мир выглядел так, словно был выгравирован на блестящей стали. Я позволил силе перетечь в мою руку и ударил Агравейна плашмя. Он послушно свалился в траву, его лошадь медленно проплыла мимо меня. От удара о землю он перевернулся и теперь лежал неподвижно. Над полем царила тишина.

В голове у меня прояснилось, и я вложил меч в ножны. Агравейн по-прежнему не шевелился. Остатки боевого безумия покинули меня, я спешился и подбежал к брату.

— Агравейн! — позвал я. Он не реагировал. Клянусь Светом, неужто я так сильно ударил его? — Агравейн!

Наконец, брат потряс головой и поднялся на колени, придерживая руку в том месте, по которому я нанес удар. Он уставился на меня, словно не узнавая. Бледное лицо покрывали капли пота. Пошатываясь, он встал на ноги.

— Боже милостивый, — хрипло проговорил он, — кем же ты стал, брат?

В кругу воинов не слышалось ни звука.

— Я ведь говорил, что ты недооцениваешь своего брата. — Совершенно спокойный Бедивер выступил вперед. — Полагаю, Гавейн ап Лот, ты займешь свое место рядом с королем Артуром.

— Ты видел? — воскликнул Кей. — Видел его меч? Он же просто пылал!

— Да что там меч, — сказал другой воин. — Ты видел его глаза?!

«Великий Свет! — в отчаянии подумал я. — Теперь они точно будут считать меня колдуном!»

— Гавейн победил Агравейна из Оркада в честном бою! — провозгласил Бедивер. — Кто-нибудь из вас сомневается в этом?

— Я сомневаюсь, — проворчал Кей. — Разве это честный бой? Ни один смертный не может так быстро…

— Это был честный бой, — прервал его Агравейн. Воины сразу перестали смотреть на меня и уставились на него. — Это был настоящий честный бой. Я давно его ждал. Клянусь моим народом, Гавейн не колдун! Если кто-то из вас думает иначе, я готов сражаться с ним. Мой брат — воин. Видит Бог! Солнцем и ветром клянусь, я еще ни с кем не дрался так славно!

— Это случайно получилось, — попытался я остановить его. Поединок здорово сбил меня с толку.

— Молчи! — прикрикнул он. — Ты лучше меня, и теперь мы оба это знаем.

— Одно падение могло быть случайным, — заявил Бедивер. — Три падения подряд случайными не бывают! Ты — отличный воин, Гавейн! Может быть, даже лучше меня.

— Но это же ерунда! — возмутился Кей. — Все знают, кто лучший наездник в Братстве! — Бедивер ответил ему улыбкой. Кей яростно тряс головой.

— Да не бывает такого, говорю вам! Меч не может гореть, как головешка. Не бывает таких историй! А если бывают, что мы должны думать? Конечно, он — маг...

— Я же сказал, больше ни слова об этом! — рявкнул Агравейн. — Кем бы он ни был в прошлом, теперь мой брат — воин!

— Перестань! — вмешался я. — Ты же прекрасно знаешь, Агравейн, не умею я драться! Вспомни, когда я был в мальчишеском Доме, ты же сам говорил, что у меня ничего путного не получается с копьем! — Агравейн потер горло в том месте, куда ударило мое копье, но я продолжал: — Все говорили, что воина из меня не получится. Отец разочаровался во мне, да я и сам разочаровался в себе настолько, что чуть было не предался Тьме от сплошных неудач. Какой я после этого воин?

— Говоришь, что ранил Элдвульфа? — Агравейн хотел указать на меч рукой, на которую пришелся мой удар, поморщился и начал ее растирать.

— Ну, да, ранил…

— И убил трех саксов, когда бежал из становища?

— Ну, да. Но, Агравейн…

— Ни слова больше! — Брат повернулся к остальным. — Он ранил Фламддвина и сражался с нашими врагами. Кто скажет, что мой брат не на нашей стороне?

— Ну, мы же можем полагаться только на его слова… — протянул Кей.

— Ты что же, хочешь сказать, что мой брат — лжец? — Агравейн попытался достать меч, и опять болезненно поморщился.

Кей подумал, глядя на моего брата, и вздохнул. Он мне так и не поверил, но посчитал, что не стоит ссориться из-за этого с другом.

— Да никого я ни в чем не обвиняю, — миролюбиво проговорил он. — Но Артуру об этом обязательно надо рассказать.

— Обязательно! — подтвердил Бедивер. — И я скажу, что верю Гавейну. — Некоторое время они с Кеем смотрели друг на друга, а потом Бедивер искренне улыбнулся. — Знаешь, Кей, по-моему, тебе просто жалко свой золотой браслет.

Некоторое время Кей пытался сообразить, о чем речь, потом вспомнил о ставке и просиял. Сняв с руки браслет, он бросил его воину, который принял ставку. Тот неуверенно улыбнулся, повертел браслет в руках и надел его. Кей схватил Бедивера за руку, потряс ее и, запрыгнув в седло, выехал на дорогу. Остальные потянулись за ним. Бедивер забрал у меня щит и присоединился к отряду.

— Агравейн, — нерешительно позвал я.

— Гвальхмаи… — Он потер руку и снова поморщился. — Клянусь солнцем, у меня теперь будет здоровенный синяк. Эй, Бедивер забыл свое копье, что ли?

Я поднял копье. Отряд собирался на дороге. Кобыла Сиона мирно паслась на поле. Агравейн поймал свою лошадь, неуклюже перехватил поводья одной рукой. Он уже собрался сесть в седло, но остановился, подошел и взял меня за руку.

— Гвальхмаи, я сожалею… — начал он.

— Если кому и надо сожалеть, так это мне. Я вовсе не собирался бить так сильно!

— А-а, ерунда! Хороший удар… Я о другом. — Он перешел на ирландский язык. — Я действительно сожалею, что не поверил тебе сразу. Я дразнил тебя, старался вызвать на драку, притворялся, что помогаю тебе с копьями и дротиками, убеждал себя, что это для твоего же блага… Молчи! Я был не прав. Когда я оказался в заложниках, я многое понял. Знаешь, когда до тебя вдруг доходит, что ты теперь уже не королевский первенец, не лихой воин, и сражаться больше не можешь, на многое начинаешь смотреть иначе. А потом они сказали мне, что ты умер. А потом вся Британия говорила: «Ну и славно. Одним колдуном меньше», тогда я тоже хотел умереть. Я вспомнил, как ты однажды посмотрел на меня после драки, и понял, что я хуже дьявольского пса из Йфферна, потому что хотел унизить брата. Я подумал-подумал, да и пошел на охоту. На небесах такое не прощают. Но мне жаль… очень жаль.

— Брат! — Я обнял его. — Я был глупый мальчишка. Я все принимал слишком близко к сердцу. Но это все в прошлом. Забудь.

Я ощутил, как вздрагивает его грудь, и понял, что он плачет. Более того, я обнаружил, что плачу тоже.

— С этого времени, Гвальхмаи, — пробормотал он, — все будет по-другому, обещаю. — Он отпустил меня и серьезно посмотрел в глаза. — Я теперь буду хвастаться тобой, а не собой. Отныне нас ждут только победы! И никаких поединков! — Я молчал, а он продолжал: — Только победы, Гвальхмаи. Забудь все, что я говорил о твоем воинском мастерстве. Ты станешь великим воином, о тебе будут песни сочинять! — Он взглянул на дорогу и спохватился. — Эй, они притормозили, но мы все равно останемся в хвосте! Помоги-ка мне сесть на лошадь. Рука совсем онемела.

Телега снова тряслась по дороге. Немного отдохнувшая кобылка Сиона бодро бежала вслед остальным. Агравейн отстал. Я понимал причину. Ему хотелось побыть одному, собраться с мыслями после тех слов, которые мы сказали друг другу.

Я не знал, что и думать. Я победил Агравейна; Агравейн каялся передо мной. Он сказал, что я буду великим воином. Когда-то давно это было пределом моих мечтаний. Потом я забыл о мечтах, отдавшись науке Тьмы, и больше не вспоминал о них. И теперь мне хотелось развернуть телегу и уехать подальше от Камланна. Мне было стыдно.

Я смотрел на потертую кожу поводьев, на свои руки… Я клялся этими руками служить Свету. Что говорил Бедивер о Свете? Что-то такое… обо всем в мире мы знаем, лишь благодаря Ему. И я уже не в первый раз убеждался, что Свет может делать все, что хочет, даже среди саксов. Конечно, он не нуждался в моей помощи, и незачем давать мне Каледвэлч и отправлять в Британию. Агравейн спросил меня, почему мать всех ненавидит? Но меня волновал другой вопрос: почему она все еще здесь, в этом мире со своей ненавистью? Я не знал ответа. Если Свет смог защитить Артура от ее заклинаний, если Он мог спасти меня от нее, то, наверное, в Его силах избавить землю от Тьмы. Зачем Ему я? Зачем носиться по всей Британии и воевать с какими-то саксами? Я вдруг понял, что сама мысль о войне для меня ненавистна. Я не хочу никого убивать. Нельзя убивать живое! Я никогда в жизни не слышал о подобной идее, и все же я снова вспомнил тех трех саксов и подумал, что наверняка должен найтись какой-то другой путь. Но ведь иногда нужно убивать! Я бы убил Элдвульфа столько раз, сколько встретил, и Конналла я убил, потому что так было нужно. И кто тут прав? Свет по природе своей прав всегда. Я вспомнил слова Бедивера и подумал, что согласен с ними. Но люди разные. Добро и зло перемешано в мире, и не было никакого простого ответа на мои вопросы, не было каких-то ясных и однозначных решений там, в Дун Фионне. Людям приходится выбирать. Они должны выбирать. Я выбрал Свет. Медро выбрал Тьму. Мне стало горько, ведь я не смог остановить его. Помню, как он стоял в покоях леди Моргаузы и с восхищением смотрел на мать. Что я должен был сделать? Выволочь его из комнаты? Но он назвал меня предателем, я же помню его крик. Если мы снова встретимся, сможет ли он передумать? Конечно, Тьма не могла полностью сковать его волю. Но ведь и Свет не может. Если бы те, кто выбрал Тьму, понимали, что они выбирают, понимали голод и страх, ненависть, поглощающую счастье, понимали, что они теряют! Так что, люди не могут не служить Тьме? Если мне придется сражаться за Артура, это означает сделать выбор. Но ведь я могу и ошибиться! Я не хотел сражаться в этом сложном мире. В потустороннем мире сражаться легче.

Я посмотрел вперед и заметил, что Бедивер то и дело оглядывается. Наши взгляды встретились; он остановил лошадь и подождал, пока моя телега поравняется с ним.

— Тебя что-то гнетет, Гавейн ап Лот? — спросил он.

— Тяжелые мысли, мой господин, — ответил я. — Агравейн говорит, что теперь я могу стать великим воином, и ты тоже сказал об этом. А я размышляю, не повернуть ли мне телегу, не вернуться ли на Оркады, хотя это и полная глупость.

Глаза Бедивера блеснули.

— Что заставило тебя усомниться?

— Полагаю, ты служишь Свету, — сказал я. — Тогда ответь, правильно ли убивать людей и вести войны?

— Вот это вопрос! — он с удивлением уставился на меня. — Я не знаю.

— Но ты же воин. Когда я говорил о Свете, ты же понял меня лучше, чем я сам.

— Сомневаюсь. Просто мне знаком язык философии, потому я лучше понимаю, о чем речь. Но ты задал очень непростой вопрос, Гавейн ап Лот. Я, бывало, и сам задавался этим вопросом. Могу сказать лишь то, что знаю сам, то, что сам испытал.

— Обязательно скажи… ну, если ты расположен говорить сейчас. Я устал от этих мыслей.

— Мне кажется, я тебя понимаю. — В глазах Бедивера блеснули веселые искорки.

«Вот странно, — подумал я. — Почему мне так легко говорить с этим человеком? Почему он сразу принял мою сторону в стычке с Кеем? Может, это потому, что мы с ним служим одному господину?»

Свободной от щита рукой Бедивер отбросил волосы с лица.

— Ладно. Я тебе расскажу, — начал он. — Кей уже упоминал, что я бретонец. У моего отца есть поместья на юго-востоке. Нет, это не значит, что я из знатного клана; в Малой Британии кланы не так важны. Куда важнее, сколько земли у того или иного человека, и какой пост он занимает. Мой отец куриалис — это титул такой, означает «законник при королевском дворе». Официально его звание — кларус, но он называет себя клариссимусом, потому что ему нравится, как это звучит. — Мой собеседник снова лукаво улыбнулся. — Мы жили недалеко от границы Малой Британии, и пока я был молод, не проходило ни одного лета, чтобы франки, саксы, швабы, готы или гунны не вторглись на наши земли, не угнали бы скот или не потребовали золота за покровительство в дальнейшем. Так что я рано научился сражаться, как и все мужчины здесь, в Британии. Но еще я научился читать, хотя и не считал это умение серьезным делом. В Малой Британии, как и в некоторых частях южной Галлии, все еще существуют старые школы для детей знати, там я изучал риторику и грамматику; надо сказать, утомительное занятие. Но у нас даже был учебник, один на всех. Написал его римский философ Гай Марий Викторин. Давая нам наставления, он прибегал к философии, устраивал дискуссии о summum bonum, то есть о том, что является самым ценным в человеческой жизни. Он думал, что это философия. А я думал, что он дурак, потому что франков не интересовала философия, а мне нравилось убивать франков. Подумай только, мне это нравилось! Мне ненавистна сама мысль об убийстве, однако я с удовольствием демонстрировал свое умение. В семнадцать лет я собрал нескольких крестьян из поместья моего отца и с двумя другими молодыми людьми ушел сражаться за Арморику, а точнее, за короля Малой Британии. Через несколько лет франкский король умер, а нового короля заботили теперь уже готы. Войны на какое-то время прекратились. Затем я узнал, что младший сын нашего короля, Бран, заключил союз с Артуром Британским, и я тут же собрался к нему. Я никогда не был в Британии и почти год не убивал ни франков, ни саксов, поэтому я взял свой отряд и поехал с Браном.

Полагаю, ты знаешь об этой войне и о том, как Артур добыл королевский пурпур, поэтому рассказывать не буду. В битве у Сиферна меня ранили. — Бедивер приподнял руку со щитом. — Удар был хорош, но не опасен. Однако рана загнила, а я, не боявшийся саксов, боялся лекарей и не пошел к ним, пока меня не отнесли. Руку спасли, но я едва не умер от лихорадки. Я лежал в монастыре, и теперь у меня было время подумать, скольких людей я обрек на такое же положение. Теперь такая мысль мне уже не нравилась. А значит, слава, которую я добыл в боях, бесполезна. Вот теперь я вспомнил наш учебник философии и пришел к выводу, что слава не относится к неоспоримым ценностям.

Три дня я пролежал между жизнью и смертью. На третий в монастырь приехал Талиесин, главный бард Артура. Не знаю, зачем он приезжал, но помню: когда он проходил мимо рядов раненых, мне показалось, что на его лбу горит звезда, и я подумал, что умер. Я крикнул ему, что еще не готов. Тогда он остановился, подошел ко мне и стал на колени. «А я полагаю, что готов, Бедивер ап Брендан, — сказал он, — но только не к смерти». Он повернулся к лекарю и заявил, что, по его мнению, лихорадка скоро пройдет. «Значит, ты пересмотрел кое-какие ценности в своей жизни», — снова обратился он ко мне. Раньше я не встречал Талиесина, и по-прежнему считал, что говорю с ангелом смерти. «Да, пересмотрел, — твердо ответил я. — Я глубоко раскаиваюсь!» «Вот и хорошо, — спокойно ответил он. — Имей в виду: ты жив, и будешь жить еще много лет. Ты поправишься, но не забывай о своем раскаянии. Хочу предупредить тебя: в жизни все не так просто. Верь и не удивляйся тому, что происходит». С этими словами он ушел, а лекари перенесли меня в другую келью, где было потеплее. Скоро меня перестало лихорадить, и я начал выздоравливать.

— Кто такой Талиесин? — спросил я. — То же самое говорил мне и король Луг при расставании.

Бедивер серьезно посмотрел на меня.

— В самом деле? — переспросил он. — Видишь ли, я не знаю, откуда родом Талиесин и кто были его родители. Думаю, никто не знает. Он великий поэт и великий целитель. О нем слагают легенды, некоторые очень странные, но достоверно почти ничего не известно. Могу твердо утверждать, что он не служит Злу, а слова его, сказанные мне тогда, оказались правдой. Я быстро оправился от лихорадки, но того, что чувствовал на пороге смерти, не забыл. Я спросил монахов, ухаживающих за больными, нет ли у них учебника философа Викторина, но они о нем даже не слышали. Книг в монастыре оказалось всего несколько, и среди них, конечно, Евангелие. У Матфея я прочитал о том, как был предан Иисус. Его хотели повести в узилище, а один из его учеников обнажил меч, желая защитить своего господина. И тогда Иисус сказал: «возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут». Тогда я решил, что больше не хочу убивать, а как только встану на ноги, вернусь в Малую Британию, осмотрюсь и уйду в монастырь, чтобы творить Добро. Я понимал, что отец рассердится, но решения своего не изменил. Так что, как видишь, мне знакомы твои сомнения.

— Но почему же ты тогда оказался здесь, в отряде Артура? Передумал?

Он тепло улыбнулся.

— Я встретил Артура. Я и раньше его видел, но разговаривать нам не приходилось. Он тоже побывал в монастыре. Приезжал навещать раненых. Летним вечером я сидел в саду и пытался читать. Он подошел ко мне, назвал по имени и спросил о моей ране; затем спросил, собираюсь ли я снова сражаться за короля Брана. Я сказал, что больше не хочу жить жизнью воина, хочу уйти в монастырь. Он удивился. Бран хвалил меня, как воина.

Тогда я объяснил ему, что привело меня к подобным мыслям, и знаешь, он понял! Он даже о Викторине слышал — читал о нем в книге некоего Аврелия Августина. «Но я не согласен с вашим Викторином, когда он рассуждает о высшем благе», — сказал Артур. «Думаете, слава и есть высшее благо?» — спросил я. «Нет, — ответил Артур, — но Августин говорит, что Зло — не самостоятельная субстанция, а отсутствие, отрицание Добра. И эта мысль находит отклик в моем сердце, потому что я вижу: исток Зла в слабости, трусости и глупости. Они легко переходят в ненависть и отчаяние, в то время как Добро действует. Поэтому мне кажется, что высшим благом не может быть бездеятельная вещь, висящая, будто картина на стене, в ожидании восхищения. Высшее благо — активное Добро!» Я возражал. «Викторинус говорит, что Добро, то есть Свет, существует во всем, ибо, если бы его не было, не существовало бы ничего. Но люди не догадываются об этом, действуют слепо и творят Зло». Артур и тут не согласился со мной. « Если они ничего не делают, а только сидят и размышляют, — сказал он, — они уже творят Зло, потому что не могут творить Добро». «Но когда-нибудь они поймут, и тогда встанут на сторону Добра», — сказал я. Артур встал и начал прохаживаться по саду. Потом спросил меня: «Хороша ли Справедливость? Она не может не быть деятельной. Хороши ли порядок, покой, гармония? Хороша ли Любовь? Августин говорит, что любовь свойственна людям, а не Богу, но я думаю, будь это так, люди были бы выше Бога, а это немыслимо. Итак, я признаю все то, что перечислил, высшими ценностями, а Любовь — превыше всего остального». Я вспомнил слышанное в церкви, что Бог через Христа возлюбил мир. Артур согласился и добавил: «Бог продолжает любить мир и посейчас. Вот скажи, — обратился он ко мне, — хорошо ли, что саксы отбирают землю и скот у своих соседей, что мужчины, женщины и дети вынуждены из-за этого голодать? Разве это хорошо, что только немногие знатные люди в Британии умеют читать, и лишь у немногих из них есть книги? Разве это хорошо, что люди низведены до уровня животных, не думая ни о чем, кроме еды и резни?» «Зачем спрашивать? — сказал я. — В мире много бед, но причина большинства из них в падении Рима. Что же в такие времена можем сделать мы, кроме как воздерживаться от зла?» «Мы можем восстановить империю», — убежденно ответил он. Я хорошо помню, как он стоял в лунном свете, поскольку день кончился, и над стеной аббатства взошла луна.

«Богом клянусь, — продолжал Артур, — я либо сохраню цивилизацию на этой земле, либо умру, защищая ее, потому что я люблю Добро. И я думаю, что сражаться за Добро и есть высшее благо для мужчин, а вовсе не философия. Что бы на это сказал твой Викторин?» Я поразмыслил и ответил: «У Викторина не было такого императора, за которым пошли бы люди. А если бы был, он сказал бы иначе». И я встал перед ним на колени и сказал: «Государь! У меня есть только руки, чтобы сражаться за вас, но, во имя Бога, возьмите меня к себе на службу, и я сделаю для вас все, что смогу». Он посмотрел на меня с удивлением, поскольку не ожидал, что его слова так глубоко затронут меня. Потом взял меня за руку и принес клятву, которую сеньор приносит своему вассалу. С тех пор я сражаюсь за него и буду сражаться, если Бог даст, всю оставшуюся жизнь. Ибо теперь я считаю, что действовать во имя Добра, возможно, даже ошибаясь иногда, лучше, чем не действовать вообще. И пусть Бог рассудит наши поступки!

Я долго молчал.

— Мои сомнения не сгинули бесследно, но кое-какие ответы я получил, — сказал я, наконец.

— Жить вообще неудобно, — подмигнул он мне. — И все же я думаю, что сражаться за Свет лучше, чем отступать перед Тьмой.

— Я вот о чем думаю… Разница между нами и саксами не так уж велика», — проговорил я. — Они тоже мужчины и очень похожи на нас. Я понимаю, ты — римлянин, но тогда объясни, как империя связана со Светом? Ни один британский король не замучил до смерти какого-нибудь несчастного раба, чтобы дознаться, бросал ли тот камни в статую императора. Ни один из них не убивал за раз по три тысячи, как это сделал Феодосий, верховный король Рима. Мать рассказывала мне об этом, но ведь это правда, не так ли? И я никогда не слышал, чтобы какой-нибудь король Британии или Эрина казнил сотни невинных знатных людей только за то, что их имена начинались с «Теод», как это сделал Валентиниан из-за полученного им оракула. Более того, римляне захватили Британию силой оружия, так ведь и саксы пытаются сейчас сделать то же. В те времена здесь любили римлян ничуть не больше, чем мы теперь любим саксов… — я замолчал. — Чему ты улыбаешься?

— Ты говоришь на латыни, — усмехнулся Бедивер. — Наверное, и читать умеешь. Может, ты даже христианин, и все-таки остаешься варваром. Не прими мои слова за оскорбление. Ты прав, империя принесла много зла и несчастий. Но ни один британский король не создал столько добра и красоты, не подарил миру столько знаний, произведений искусства и прекрасных вещей, сколько сделали римляне. И еще… ни один британский король никогда не основывал больниц или не выделял монастыри, чтобы заботиться о больных, бедных и сиротах; не помогал людям в голодные годы, не восстанавливал селения после войн и пожаров. А христианские императоры делали все это. Так что за сохранение империи стоит бороться. Для меня это несомненно!

— Ладно, пусть я варвар, — со смехом отвечал я. — Вы, южане, — ах, извини, бретонцы — всегда так отзывались о нас, ирландцах. И все же я не понимаю, какое отношение империя имеет к Свету? Правда, если не говорить о той империи, которую хочет создать Артур. Вот, мне вручили меч. С одной стороны, это — оружие Света, но с другой стороны — это оружие войны. Я не боюсь погибнуть, если возьмусь защищать Свет, даже без обещанного вашим Христом Царствия Небесного. Просто… понимаешь, для меня все это оказалось совершенно неожиданным. Я же никогда не думал, что смогу стать воином. Что передо мной будет такой выбор…

— Может быть, когда встретишься с Артуром, лучше поймешь. Смотри, вот и Камланн. Мы почти дома. Камланн очень древен. На самом деле он старше королевства Британия. При римлянах он опустел, но после того, как Лондиниум захватили саксы, Амброзий Аврелиан заселил его, а Артур укрепил стены. Пока, правда, они готовы лишь наполовину.

Мы действительно приближались к городу. Подъехал Агравейн и поехал с нами рядом. Кей время от времени посматривал на меня так, словно ждал, не отрастут ли у меня крылья, и не перелечу ли я через стену. Итак, я прибыл в Камланн на телеге, запряженной уставшей кобылой, в сопровождении воинов, смотревших на меня, как на равного. Теперь все мои надежды и упования были связаны с Верховным Королем.

Ворота распахнули заранее. Воины приветствовали стражу и кричали, что поездка оказалась удачной. Верховного Короля с войсками ждали вот-вот, и Бедивер хотел выгрузить припасы, добытые в Инис Витрин, до возвращения Пендрагона.

— Не стоит утруждать короля ожиданием, — сказал Бедивер главному управителю, встречавшему нас. — Все же мы празднуем победу!

— Конечно, конечно, — рассеянно сказал управитель, с нетерпением поглядывая на телеги. — А вы привезли знаменитый хмельной мед из Инис Витрин? Монахи в Думнонии делают замечательный мед!

— Да уж, наверное, не забыли, — со смехом отвечал Кей.

— Отлично! А то у нас остался только прошлогодний эль. Не хотелось бы подавать его императору после победы.

Повозки и лошадей завели в конюшню. Я позаботился о кобыле Сиона и дал ей немного овса. Я уже заканчивал, когда подошли Бедивер, Кей и с ними Агравейн.

— Император на подходе, — бодро сказал он мне, — если хочешь, можем встретить его у ворот.

Артурово Братство еще только приближалось. Я увидел длинную колонну: всадники, погонщики скота; несколько телег, запасные лошади. Они двигались по дороге, и полуденное солнце вспыхивало на остриях копий. Впереди ехал всадник со знаменем, а за ним на белом коне — Артур.

В голове роились мысли. Я думал обо всем, что случилось со мной до сего момента, о матери, об отце, Агравейне, Луге, саксах. У этих ворот встретились земное воинство и воинство духа. У меня перехватило горло. И я, и все остальные смотрели на короля.

Авангард отряда опередил медленно идущую колонну. Там погонщики гнали скот и не могли двигаться быстрее. Лошадиные гривы, хвосты и плащи воинов развевались на ветру, несмотря на грязь на дороге, кольчуги и драгоценности сверкали. Плечи Пендрагона поверх кольчуги покрывал пурпурный, расшитый золотом плащ римских императоров. Он замечательно выглядел верхом, с копьем в руке. Когда он проезжал через ворота, жители крепости приветствовали его громкими криками: «Артур! Артур!»

Король рассмеялся и остановил лошадь, а его подданные теснились вокруг, ловя его руки в знак приветствия. Я стоял на недостроенной стене, глядя на него и удивляясь, что мысли у меня в голове так и не пришли ни к чему даже в такой торжественный момент. Вместе с тем, в глубине души я уже знал, что выбор сделан, причем сделан еще тогда, когда я бежал из Дун Фионна. Каким-то неведомым мне образом я все время знал, что стану воином и буду сражаться за короля Артура.