Майский ястреб

Глава третья

После того все как-то изменилось. Мама учила меня латинскому языку, Агравейн по-прежнему рвался «помогать» мне в занятиях с оружием. У него в руках оружие представлялось легким и сверкающим, а мне казалось грубым и тяжелым. Я много ездил по острову, отрабатывал свой собственный стиль боя верхом. Агравейн по этому поводу наорал на меня, упирая на то, что я должен его слушать, а не заниматься всякой ерундой. В общем, жизнь, казалось, постепенно вошла в привычную колею. Но на самом деле все стало иначе. Привычные вещи словно окутались легкой тенью и выглядели странными. Я заключил договор и постоянно помнил об этом. Во мне словно посадили семечко, и теперь, просыпаясь по ночам в окружении спящих ребят, я прислушивался к себе, не прорастает ли оно там, в глубине моего тела, готовясь расцвести каким-то фантастическим черным цветком.

Агравейн ничего не замечал. Когда нам случалось подраться, я уже не лез на рожон, а он сдерживался. Я больше не хотел защищать какую-то абстрактную непонятную мне честь. Она принадлежала миру короля Лота, миру брата Агравейна. А в моем мире места для таких вещей не находилось.

А вот Медро заметил изменения почти сразу. Я начал ловить на себе его растерянные взгляды в самый неподходящий момент, например, посреди какого-нибудь разговора или игры. Я ждал, что однажды он задаст прямой вопрос. Интересно, что я отвечу.

К восьмому дню рождения Медро король Лот предложил ему выбрать в королевских конюшнях любого пони. Я пошел с ним, собираясь помочь ему с выбором. Когда король Лот объявил о подарке, Медро очень разволновался, но по дороге к конюшням успокоился. Мы вместе осмотрели пони — все они были мелкой лохматой породы, распространенной на северных островах. Я постарался тщательно обсудить достоинства и недостатки каждого животного. Мордред с серьезным видом выслушивал мои рассуждения, а потом, когда я осматривал ногу одного пони, вдруг спросил:

— Что-то не так, Гавейн?

Я вздрогнул и, стоя на коленях, повернулся к нему.

— Да нет, с ногами у него все в порядке. А вот холки почти совсем нет…

— Я не про пони. Я про тебя… — как-то растерянно произнес братишка.

— Про меня? Да что со мной сделается? С чего ты взял, что со мной что-то не так?

Он стоял лицом ко мне в пыльной конюшне, серые глаза смотрели на меня с тревогой. Солнечный свет играл на его волосах, — единственное яркое пятно в этом месте. Братишка выглядел слабым и невинным.

— Ты стал странным, — с опаской, словно боясь меня обидеть, сказал брат. — Если тебе надо идти, ты иди…

— Ты же знаешь, я люблю ездить верхом, — я улыбнулся. — А теперь у тебя есть свой пони. Хочешь, будем ездить вместе?

— Я не об этом. — Голос Медро звучал слабо и немного дрожал. — Просто все лето ты был здесь, даже когда уезжал с королем и Агравейном, а теперь… теперь… — Мордред закусил губу и отвернулся. — Теперь тебя словно нет. Ты ушел. Я больше не могу с тобой разговаривать даже когда ты со мной.

— Не понимаю я тебя, — сказал я как можно беспечнее, хотя прекрасно понимал, что он пытается сказать.

— Помнишь, ты подрался с Агравейном? — чуть не плача, спросил Медро.

Я равнодушно пожал плечами.

— А после этого что-то случилось. И ты… ты словно ушел от всех.

Вот ведь наблюдательность! Действительно, иногда я начинал видеть окружающее словно издалека, а вместо своего собственного лица обычно носил такое выражение, которое больше всего напоминало маску… Пожалуй, он правильно сказал: «Ушел».

— И еще… ты теперь не ходишь к Ллин-Гвалх.

Я подумал о Ллин-Гвалх, о водорослях, блестевших на камнях, о каплях тумана и брызгах волн на замшелых валунах. «Таким местам нечего делать в этом мире, — мелькнула мысль.

— Это была детская игра, — спокойно ответил я. — А теперь я вырос. Теперь мне не до игр.

— Но ведь что-то же случилось? — Мордред подался ко мне и схватил за руку. — Расскажи, что это было?

— Зачем тебе знать? — Я посмотрел на братишку так, как мог бы посмотреть ястреб на малую пичугу.

Он ответил долгим взглядом исподлобья, а потом вдруг обнял, уткнувшись лицом в плечо. Мне стало горько. Я ничем особенным не заслуживал ни его любви ко мне, ни доверия, и теперь, когда я потерпел поражение на том пути, по которому ему предстояло идти, теперь я заслуживал этого еще меньше, чем когда-либо. Я не мог больше врать ему. Слишком долго я притворялся. Я ведь никому не говорил о том, что случилось на самом деле.

В самом деле, я внезапно почувствовал, что слишком долго жил притворством. Я никому не рассказал о том, что произошло, и я был один, тренировался, ел и спал рядом с другими мальчишками, делал вид, что такой же, как и они. И постепенно во мне рос протест. Сейчас он стал невыносимым. Я должен рассказать Медро, и хотя бы тем отплатить ему за доверие. К тому же мне казалось, что брат сможет меня понять.

— Я просил леди Моргаузу научить меня колдовству, — совсем тихо, только для него, прошептал я.

Медро вскинул голову и широко распахнутыми глазами уставился на меня. Я обнял его за плечи. Мы оба молчали.

— Зачем? — спросил он наконец.

— Затем, что мне не стать воином, — с досадой ответил я.

Он немного подумал и протянул задумчиво:

— Интересно… А как ты думаешь, я могу научиться колдовству?

Теперь уже я опешил. Ощущение было такое, будто конь двинул меня копытом в живот. Нет, только не Медро! Передо мной стоял будущий светлый воин, как раз такой, каким бы хотел стать я сам, — ни тени высокомерия, но гордый, воинственный, но не жестокий, настоящий сын короля и брат Агравейна. Я не хочу вести его за собой во тьму. Нельзя допустить, чтобы они с мамой столковались.

— Нет! — решительно произнес я.

— А почему?

— Это не для тебя! Ну… это неправильный путь, совсем неправильный.

— Но ведь мама — ведьма, и ты станешь магом. А почему мне нельзя? Я тоже хочу владеть магией.

— Леди Моргауза — это совсем другое дело. А я… мне пришлось. Но это вовсе не для тебя, Мордред!

— Да почему? Думаешь, я не смогу научиться? Ты не думай, я хорошо соображаю…

— Да не в этом дело! Просто это не твой путь. Для тебя это неправильно.

— Думаешь, мама не права? Но ты же решил у нее учиться.

Я набрал в грудь воздуху… и выдохнул. Ну что я ему скажу? Медро всегда доверял мне и восхищался мной. Даже сейчас, когда я ему сказал…

— Просто это не для тебя. Ты и так будешь воином, сможешь сражаться при свете дня… а я не могу. И мама не может. Вот поэтому мы и выбрали другой путь.

Мы еще долго спорили, но, в конце концов, он отказался от желания учиться магии, повеселел и быстро выбрал себе мышастого белогривого пони с длинным хвостом. И тут же дал ему имя: Лиат Маха, «Серый боец», в честь лошади Кухулина. В общем, ему понравился день рождения.

Весна приходила медленно, мало заметная после мягкой зимы Оркад. Постепенно теплело, небо иногда прояснялось, а холодные морские туманы реже вставали на западе.

Мы с Агравейном снова поссорились из-за моего желания тренироваться с оружием верхом. Однако Лот, случайно оказавшийся поблизости и осведомившийся о причине ссоры, задумался.

— Может, ни к чему ругать Гавейна за подобные фокусы, — сказал король Агравейну. — Ты прав, сражаемся мы в основном в пешем строю. Воину не пристало скакать на лошади, как фигляру на ярмарке. Сейчас это нам не нужно. Но вот Артур обучил своих людей сражаться конными. Теперь они говорят, что именно это и позволяет им побеждать саксов. Так что ты, Гавейн, продолжай… Может, толк будет.

Агравейн нахмурился. Ему решительно не нравилось менять свои представления о том, как надлежит сражаться нашим воинам. Еще меньше ему нравилось, когда указывали на его ошибки. Поэтому он тут же нашел другой повод для ссоры, но потом больше не приставал, а только посматривал на меня искоса с недовольным выражением. Мне кажется, брат начал замечать, что не все я делаю так уж плохо. И это не понравилось ему еще больше.

Наши занятия с леди Моргаузой продолжались. Пока она учила меня не всяким заклинаниям, а говорила вообще о мире вокруг, о тех законах, которые им управляют. Конечно, всех законов не знала и она сама, но кое-что из того, что я узнал от нее, помогло мне понять многое происходящее вокруг.

Мордред быстро привык к моей новой личности, мы с ним еще больше сблизились, хотя время от времени он посматривал на меня с недоверием. Не скажу, что мне это нравилось. Но я часто брал его с собой на прогулки по острову, рассказывал ему всякие истории, играл на арфе. Я стал хорошо петь. Конечно, у любого барда получалось бы получше, но я был рад и такому своему умению. Зато король больше не корил меня за мои музыкальные пристрастия. Я вообще перестал обращать внимание на то, что кому-то что-то не нравится во мне.

Наступил яркий апрель, а отец пока так и не собрался в Британию. Начало войны запаздывало. Все зимние союзы с наступлением весны распались, и британские короли поспешно выстраивали новые. Вспыхнуло несколько новых междоусобиц, продолжались старые, началась война между двумя нашими врагами, которые прежде были верными союзниками. Причиной стала, по обыкновению, кража скота. Вроде бы, обычное дело, но теперь ко всеобщей вражде прибавилась еще одна партия. Это уже становилось похоже на войну всех со всеми.

Так оно и тянулось все лето. Ничего нельзя было понять в раскладах. Король Лот гневался, ожидая подходящего момента вступить в сражение. Шестнадцатилетний Агравейн, считавший себя мужчиной, точил копье и ждал момента, когда оно понадобится.

В начале августа старый враг Гвинеда, Дайфед, и наш постоянный союзник Гододдин решили сообща атаковать Гвинед. Может, идея была и неплоха, но только не ко времени. Наши союзники выступили, и звали отца присоединиться к ним. Но близилось время жатвы, и отец знал, как трудно в это время собирать войска. Все же он призвал своих вассалов с их отрядами, и однажды ночью проплыл мимо Далриады, чтобы атаковать Стратклайд, а там уже присоединиться к своим союзникам.

Леди Моргауза явно обрадовалась уходу мужа на войну. Теперь она безраздельно правила Оркадами, а власть ей нравилась. Времени на занятия оставалось совсем немного. Во-первых, управление островами отнимало много сил. Король оставил большинство мужчин для сбора урожая. Как только урожай оказался собран, пришла пора собирать королевскую дань и думать о том, как ее сохранить. Во-вторых, теперь ей не нужно было думать, как привлечь меня на свою сторону. Я сам пришел… и оказался в ловушке. Мама понимала, что я теперь никуда не денусь.

Я-то надеялся, что колдовские навыки сделают меня счастливым. Не тут-то было! Да, теперь у меня имелись все основания для тайной гордости — я же знал такое, чего никто не знал! — но, с другой стороны, я ощущал постоянную неловкость из-за того, что отличался от всех. Носить в себе такую раздвоенность оказалось тяжело. Я видел то, чего не видел никто, и то, что мне открывалось, пугало. Иногда я слышал над головой лай гончих псов Дикой охоты, преследовавших души проклятых в аду, а потом чистый серебряный звук рога охотника. Тогда я еще не понимал, что это означает, а ведь это всегда означало смерть. До меня дошло, что когда-нибудь умру и я, и мысль эта совсем меня не радовала. Больше того, я понял, что и леди Моргауза тоже этого боялась! Но она умела сделать так, чтобы держать предводителя Дикой охоты подальше от себя. Я ей завидовал. Я хотел узнать больше, надеялся, что знания изгонят страх, но становилось только хуже, и, в конце концов, темные воды глухой тоски затопили меня совсем. Бежать мне было некуда, да и не хотел я никуда бежать.

Наступила суровая зима. Обычно на Оркадах не бывает снега, но этой зимой его оказалось предостаточно. В северной Британии боевые действия уже прекратились, холод жестокой рукой стиснул горы; огромные сугробы вставали на пути отрядов. Обычно большинство королей дают своим воинам отдохнуть зимой, а потом собирают их вновь, как только на ветвях появятся молодые листья, но этой зимой установленный порядок нарушился.

На востоке саксы и не думали униматься. Не то чтобы они активно принимали участие в боевых действиях, но зато с энтузиазмом составляли заговоры и вели политические игры, извлекая из боевых действий других максимум пользы для себя. Продолжались пограничные набеги, иногда они перерастали в крупные стычки, и — самое главное — границы под их напором все время менялись, а ведь их устанавливали кровью в последней войне. Артур, военачальник старого Пендрагона, сражался с саксами. Но за ним не стоял никакой клан, он мог полагаться лишь на Констанция, короля Думнонии. При Верховном короле вся Британия платила налоги. На них содержался большой королевский отряд. Теперь же Артур не мог позволить себе содержать столько воинов, сколько потребно для надежной охраны границ.

Саксы — молодой варварский народ, свирепый, на удивление энергичный. Есть у них одна особенность, отличающая их от британцев. Неведомым образом они умудряются сохранять мир между собой. А британские короли никак этому не научатся. Некоторые из саксонских королевств были основаны римлянами еще при последних императорах и поклялись защищать империю. Так что официально можно было считать их подданными верховного британского короля. Однако беда в том, что их земли скудны, а плодятся саксы быстро. Да еще из-за моря постоянно прибывают новые. А новые королевства не признают древних клятв. Только Верховный Король и его войска до сих пор препятствуют захвату всей Британии саксами. Вот и получается, что саксы, как волки, расселись и смотрят, как бодаются олени, то есть без конца воюющие британские короли, и ждут, кто из них возьмет верх, чтобы потом всем скопом напасть на ослабленного победителя. Нам-то на Оркадах наплевать было на саксов, но у нас была другая беда — набеги скоттов. Они временами появлялись из своей Ирландии и грабили западные берега Британии. Между Скоттами и Оркадами не было мира — в свое время мой отец поссорился с тамошними королями и покинул Ирландию. Но до нас скоттам было далековато. Да и что бы они встретили здесь? Скалы и стены Дун Фионна? К тому же зимой ни один даже спятивший скотт не выйдет в море.

И все-таки британские короли предпочитали сидеть в своих крепостях. Только отец, островам которого никто особенно не угрожал, отваживался путешествовать. Наш отряд прошел Британию вдоль и поперек, награбил немало и держался только за счет награбленного.

Медро без конца болтал о войне, второй его любимой темой было правление нашей мамы, леди Моргаузы. Она держала власть на островах куда жестче отца. Отцу требовались припасы. Мама повелела нашим вассалам отправлять часть дани сразу Гододдину, на их собственных кораблях. Короли ворчали. Путь через Северное море зимой был дорогим и опасным. Многие просили снизить размер дани. Мама в ответ пригрозила, наоборот, увеличить ее. В итоге пропал один корабль со всей командой. Король, хозяин корабля, стал жаловаться. Мама приказала ему отправить еще один корабль — пусть платит за собственную неосторожность. Правосудие у нее получалось неизменно суровым. Ни один клан не мог скрыть от нее ссору или междоусобную стычку. Она всегда каким-то неведомым образом узнавала об этом и требовала виновных к ответу.

Как-то раз один из королей самовольно уменьшил размер дани и ни в какую не хотел признавать ошибку. Леди Моргауза взяла в заложники его посланцев, и даже после того, как король заплатил всё причитающееся и даже сверх того, не спешила их отпускать.

Один из королей, правивших недавно захваченными отцом землями на западе, тайно принимал послов короля Далриады, еще одного королевства на юге. Леди Моргауза вызвала его в Дун Фионн; он отказался приехать. Но получая королевство из рук отца, он оставил заложников. Одного из них леди Моргауза казнила и отправила его голову на копье королю-злоумышленнику. После этого король поспешно прибыл в Дун Фионн. Мама сделала вид, что верит его клятвам, но потребовала взамен убитого заложника оставить нового. Им оказался собственный сын короля.

Что бы она не делала, все оправдывалось благом королевства. Вассальные короли ее ненавидели, но боялись и подчинялись. Мы с Медро тоже боялись мать, но, в отличие от королей, обожали леди Моргаузу.

В ту зиму она частенько занималась магией в своих покоях. Изредка она позволяла присутствовать и мне. Даже в самые сильные морозы она ходила в платье с короткими рукавами. Длинный темный плащ, скрепленный у горла драгоценной брошью, развевался на ветру у нее за плечами. Как бы жестоко она не правила, взгляд ее, обращенный на меня, неизменно был мягким и бархатным, как самая темная ночь. Любые помещения, в которые она входила, тут же становились тусклыми и невыразительными, поскольку взгляд любого человека останавливался только на ней.

Могло показаться, что мой братишка и думать забыл о своем намерении учиться колдовству. Но я видел, что он помнит тот наш разговор. В наших отношениях иногда возникали странные паузы. Он наблюдал за мной, пытаясь понять, что открыла мне мать, чему такому я успел научиться у нее. Однако проходила минута-другая, и он становился прежним, делясь со мной планами на будущее, или расспрашивая о том, о сем. Мы часто теперь отправлялись с ним в холмы, пуская наших пони в галоп, распугивая овец или останавливаясь поиграть в снежки. С ним я чувствовал себя почти счастливым.

Этой зимой Мордреду исполнилось девять лет, и он перебрался в мальчишеский Дом, чтобы вместе со всеми учиться воинскому ремеслу. Как я и думал, он не затерялся среди своих ровесников. Ум, быстрота, ловкость, способность схватывать на лету слова наставников сделали его самым заметным учеником. В седле он вообще оказался лучше всех, ему просто нечему было учиться. Вот разве что импровизировать на арфе ему пока не удавалось, зато он быстрее всех запоминал новые баллады и уверенно исполнял их. Теперь, под одной крышей, мы проводили вместе большую часть дня, все делили пополам и никогда не ссорились.

Но когда мама расспрашивала меня о брате, я отвечал уклончиво. Да, леди Моргауза была прекрасна, казалась мне совершенством, она повелевала Тьмой, но мне не хотелось, чтобы Мордред следовал за ней этим путем.

В марте ненадолго вернулся король Лот с отрядом. Я увидел Агравейна и был потрясен переменой, произошедшей с моим старшим братом. Он вошел в пору зрелости и теперь походил на отца больше, чем когда бы то ни было. Высокий, с длинными до плеч светлыми волосами, сиявшими на солнце, он был заметен издали.

Отряд отца пребывал в полном порядке. Хотя зимние бои оказались нелегкими, добыча радовала, а теперь еще хватало времени на отдых. Но все равно Агравейн был лучше всех. В ярком плаще, расшитом драгоценностями, добытыми в боях у людей Гвинеда и Стратклайда, Эльмета и Регеда, в блестящей кольчуге, со сверкающим оружием, он подъехал к воротам Дун Фионна сразу вслед за отцом, держа на плече наше знамя. Жители Дун Фионна и члены нашего клана из окрестностей смотрели и радовались тому, что король вернулся вместе с сыном, да еще таким красавцем. Агравейн широко улыбнулся, поднял знамя, и отряд дружно издал боевой клич. В ответ раздались громкие приветственные крики.

Агравейн искренне радовался возвращению домой, встрече со мной и Мордредом. Он без конца рассказал о войне, о том, как удачно они планировали свои набеги, о том, как он убил своего первого противника в пограничной стычке в Стратклайде, как он объехал всю Британию, а однажды даже сражался с отрядом наемников-саксов в Гододдине. Он стал тем, кем ему суждено было стать: принцем-воином, а в перспективе — королем Оркадских островов. Он больше не возмущался моими скромными успехами, скорее, беззлобно подтрунивал над ними, и выказывал явное дружелюбие. Обретя уверенность в себе, он больше не нуждался в самоутверждении по мелочам. На Медро он произвел огромное впечатление и тот с гордостью держал большое копье Агравейна, поглаживая потертое древко. Я внимательно слушал брата, но больше все же просто смотрел на него. Я видел перед собой великолепного солнечного героя, знать не знающего о «величайшей силе» леди Моргаузы, повелевающей Тьмой. Я ему завидовал.

Король недолго пробыл дома. Он посетил несколько островов, проверил, как там идут дела, собрал новых воинов и снова ушел в поход. Война шла своим чередом, и шла неплохо. Молодые воины тянулись к своему предводителю, словно к любовнице, еще не успевшей надоесть.

К маю, когда мне исполнилось четырнадцать и я покинул мальчишеский Дом, ситуация в Британии, казалось, наконец-то обрела определенность. Король Лот твердо стоял на нашем старом союзе с Гододдином и Дифедом; Поуис и Брихейниог неуверенно выступали против него;

[Брихе́йниог (валл. Brycheiniog), по-английски Бре́кнок (Brecknock) — небольшое королевство на юго-востоке Уэльса, управляемое династией ирландских поселенцев. Брихейниог был основан в V веке и просуществовал до XI, когда попал под власть норманских лордов Валлийской марки.]

Саксы! Все дело было в этих варварах. Те из них, кто давно прижился в Британии, чаще других ходили в набеги, убивая, грабя, обращая мужчин, женщин и детей в рабов, но прежде всего их интересовали новые земли. Границы в последний раз устанавливались давно. С тех пор приток саксов в Британию не останавливался. Прибывали родственники тех, кто давно осел здесь, прибывали их соплеменники, родственники соплеменников, какие-то новые роды привлекали рассказы о новых землях, смутные обещания и угрозы со стороны своих старых врагов. Много было просто одиноких искателей приключений, их, в основном, привлекала война и возможность грабить безнаказанно. Всем им нужна была земля, которую можно было бы обрабатывать, жить с нее, строить на ней свои приземистые деревни. Они уже владели многим. Старые земли Кантиев, пологие холмы и леса вокруг столицы Британии; болота, которые искони принадлежали древнему кельтскому племени иценов, все теперь отошло к саксам.

[В области Кантий (ныне Кент) обитало одно из белгских племен, живших в Британии до римского завоевания. Столицей считался город Дуроверн (ныне Кентербери).]

И вот в июне большие силы саксов высадились на юго-западном побережье, захватили построенный еще римлянами форт Андерида, объединились с южными саксами и вторглись в восточную Думнонию, сметя немногочисленные заслоны. Во главе вторжения стоял вождь Кердик.

[Первый король Уэссекса Кердик считается основателем Уэссекской династии (дома Кердика).]

Удивительно, но англичане словно бы и не обратили внимания на вторжение саксов. Они так увлеклись междоусобицей, связанной с простыми и понятными предметами: кровной местью, честью и копившейся издревле взаимной ненавистью. Ни один воин не станет менять старые обиды на новые. Саксов побеждали и раньше, победят, наверное, и теперь. А тут решается важнейший вопрос о троне верховного короля!

Раз на них не обращали внимания, саксы восприняли это как разрешение на захват земель, лежавших вдоль восточных границ. Примерно в это время Кердик начал создавать свое королевство. Владетели западных земель, такие как Гвинед, не имевшие границ с саксами, вполне удовольствовались тем, что их британские враги оказались в затруднительном положении. Все согласились, что Думнония была, пожалуй, слишком велика; а поскольку это королевство упорно не хотело вставать на чью-нибудь сторону, то и ладно, они все равно ни за кого не выступали. Моего отца саксы раздражали, особенно этот Кердик, но и он верил, что хотя Кердик и захватил какие-то там земли, со временем его можно будет без особого шума убрать (незачем им здесь в Британии какие-то пришлые великие вожди!). А тогда уж Британия, пусть и ставшая немножко поменьше, будет управляться из Дун Фионна.

Таким образом, после некоторых заминок, вызванных неугомонными саксами, война могла бы продолжаться и дальше, но тут появились новые претенденты на верховный трон.

Артур стал военачальником Утера Пендрагона в двадцать один год. Утер мог бы выбрать на эту должность кого угодно из своих многочисленных незаконнорожденных сыновей, но по каким-то своим тайным причинам выбрал именно Артура и не прогадал. Ко времени вторжения Кердика Артуру исполнилось двадцать пять лет, и пока британские короли увлеченно воевали друг с другом, только Артур сдерживал саксов. Из всех британских королевств поддержку ему оказывала лишь Думнония. Постепенно Артур, по общему признанию, стал блестящим полководцем, лучшим со времен Амвросия Аврелиана, первого Верховного короля после ухода римских легионов. И все же никто не ожидал, что Артур встанет на чью-либо сторону в борьбе за власть. Все почему-то думали, что он так и будет бороться с саксами.

Артур оценил масштабы вторжения, понял, что бритты не собираются из-за внешней угрозы прекращать свои обычные игры в союзы и контрсоюзы, и тогда он начал думать как римлянин с богатым военным опытом. Произошло то, о чем предупреждала моя мать: Артура спровоцировали обстоятельства, и он решил вступить в борьбу за власть. Во главе своего отряда он отправился в Камланн, королевскую крепость Британии. Там он встретился с Констанцием, королем Думнонии, и там же объявил себя Верховным Королем, Августом и Пендрагоном Британии.

На остальных британских королей это произвело куда большее впечатление, чем вторжение Кердика. Однако Артур не дал им времени вволю повозмущаться претензиями незаконнорожденного сына короля Утера. Он собрал большую армию и напал сначала на Брихейниога, а затем на Дифеда. Он быстро взял главные крепости этих двух королевств, неизменно побеждая силы противника, превосходящие его собственные. Обоим королям пришлось принести ему тройную клятву верности и обеспечивать припасами войска Артура. А потом Артур занялся Гвинедом.

Докмайл, король Гвинеда, отказался приносить Артуру клятву верности, и вместо этого гордо принял яд с проклятиями в адрес внебрачного сына Утера. Спустя три часа Артур прибыл в Каэр-Сегейн. Докмайл назначил своим преемником сына, Мэлгуна, ровесника Артура. Мэлгун без колебаний присягнул Артуру.

Кончался май. Никто из королей не успел подготовиться к новой битве за власть с человеком, претендовавшим на звание Пендрагона. Войска Артура передвигались стремительно. К моменту гибели Докмэйла Артур уже знал, что все племена Британии готовы объединиться против него. Главными врагами следовало считать Уриена из Регеда, союзником которого выступил мой отец, король Лот. Причина этого внезапного союза была проста: оба считали, что Артур может победить.

Однако объединение двух серьезных врагов не застало Артура врасплох. Оказалось, что еще до объявления своих претензий на трон Пендрагона он заключил союз с королем Малой Британии. Бретань находилась в Галлии, богатой и могущественной стране. Первым верховным королем Бретани был Максим еще в те времена, когда Рим уверенно стоял на ногах. Позже, после ухода легионов, в Бретань переселялись бритты, согнанные со своих земель саксами. Ко времени Артура Бретань пребывала в относительном мире: явной угрозы не наблюдалось ни со стороны саксов, готов или гуннов, но зато назревала междоусобица. Но до войны так и не дошло. Сыновья старого короля никак не могли договориться. Младший из братьев, Бран, некоторое время назад сражался вместе с Артуром и теперь увидел в этом свой шанс. Он отплыл из Галлии с большой армией, высадился в Каэр-Уиске в Думнонии и присоединился к Артуру в Каэр-Сегейне через несколько дней после падения крепости. Артур немедленно отправил его в Динас Поуис, крепость, которую Артур хотел успеть захватить, прежде чем другие короли смогут объединиться против него. В Поуисе случилась короткая жаркая схватка, закончившаяся победой Артура. Он с триумфом въехал в крепость, принял клятву верности Родерка Хаэля из Поуиса и объединил его отряд со своей армией.

Наконец кое-как прочие британские короли сумели объединиться. Их войска ни в коем случае нельзя считать единой армией, они и слышать не хотели о совместных действиях, но все же под их знаменами собралась весьма значительная сила. Своих воинов привели Гулгоуд, король Гододдина и Эльмета, Карадок, король Эбраука, Марч со своим флотом из Стратклайда, Уриен из Регеда, которого называли Львом Британии, и мой отец король Лот из Оркада, один из сильнейших королей, потомок солнца.

На протяжении последних двух лет Артур командовал королевским отрядом Утера. К нему следует добавить отряды союзников: Констанция, короля Думнонии, и Брана из Бретани. Гвинед, Дайфед, Брихейниог и Поуи вынуждены были придерживаться обещанного нейтралитета.

Историю этой битвы часто рассказывают, а еще чаще поют во дворцах всех британских, ирландских и саксонских королей. У себя на Оркадах мы услышали об этом за две недели до того, как король Лот вернулся с отрядом.

Стоял июль. Жара. Душно. Казалось, воздух затвердел и его можно резать ножом. Из гавани на востоке примчался гонец. По его виду можно было понять, что вести самые срочные. Леди Моргауза приняла гонца в своих покоях, подала ему обязательную чашу с вином и потребовала новостей. Я сидел на кровати и смотрел.

Посланник жадно выхлебал кубок, не забыв, впрочем, разбавить вино водой. От его одежды разило потом и пылью. Он оказался из отряда отца, хотя ни в каком родстве с нами не состоял. Впрочем, в отряде многие не входили в наш клан. Их просто привлекала слава и щедростью отца. Звали гонца Коннолл.

Он начал с рассказа о том, что мы уже знали. Артур, не собиравшийся затягивать с решительным сражением, продвигался на северо-запад, а объединенные отряды британских королей сопровождали его, не решаясь атаковать. Леди Моргауза нетерпеливо тряхнула головой, показывая, что это она уже слышала. Гонец заспешил и перешел к описанию самой битвы. Армии сошлись неподалеку от истоков реки Сэферн, у одного из ее притоков, Дубгласа. Здесь в холмах Артур успел закрепиться и правильно разместить свои силы.

Леди Моргауза нахмурилась. По одному виду гонца уже становилось ясно, что исход сражения не позволял надеяться на победу. Впрочем, никто и не ждал, что победить Артура будет просто.

— Это случилось около трех недель назад, — продолжал между тем Коннолл. — Армии расположились друг напротив друга, но в бой пока не вступали. Было жарко… мы стояли в кожаных доспехах и кольчугах. Ждали, что предпримет Артур. Мы видели штандарты Брана и Констанция в долине, напротив нас, но штандартов Артура среди них не было. Мы проклинали ленивого ублюдка за то, что он медлит, но выбора не было. Перед нами стоял серьезный противник.

Тут в самой гуще артуровых войск поднялось знамя с Красным Драконом. Они заорали от восторга, а мы — от злости. Экая наглость — вот так, в открытую объявить себя Верховным Королем и поднять знамя Пендрагона. Он же безродный, за ним не стоит никакой клан. Король Лот приказал начинать атаку. Наш боевой клич раскатился над окрестными холмами. Мы бросились вперед. Прямо перед нами была долина, а по сторонам поднимались склоны холмов. Там было слишком круто, поэтому все наши силы устремились в долину...

— Ну и дураки! — презрительно прервала его леди Моргауза. Коннал смущенно замолчал и уставился на нее. — Только дураки могли угодить в такую ловушку! — Я видел, что мама с трудом сдерживает себя. Конечно, она обращала свои слова к Лоту, а не к гонцу.

Коннал тоже это сообразил и с опаской продолжил:

— Во всяком случае, мы атаковали. Противник был хорош. Там стояли люди из Бретани. Они прикрывались большими щитами. Но нас было больше, нас вели великие воины — ваш муж и ваш сын. Леди, мы славно сражались, почти проломили эту стену из щитов. Командовал Уриен из Регеда — настоящий лев. Воины Регеда вообще…

— Я знаю, каковы воины Регеда, — опять резко оборвала его леди Моргауза. — Говори, что случилось дальше! — Ее темные глаза сузились, в них сверкали искры гнева.

Конналл сглотнул, опустил глаза и продолжал.

— Войска Артура медленно отступали. Мы напирали. Это была тяжелая битва. Однако около полудня они начали прогибаться… ну, так нам казалось. Мы усилили натиск. Наконец стена их щитов совсем продавилась внутрь, потом рухнула, и они побежали.

Они бежали, а мы орали им вслед, правда, уже не так громко, как вначале. Жарко было… да и устали мы изрядно. Но преследовать врага — все равно, что набираться новых сил. — Лицо Конналла просветлело, когда он вспомнил этот миг почти победы, а затем внезапно потемнело. — И тут Артур бросил на нас своих всадников.

Леди Моргауза со злобой швырнула свой кубок в стену.

— Они спустились с холма… — процедила она сквозь зубы, словно видела эту сцену воочию.

— Да, с холма, — кивнул Конналл. — Они просто обрушились на нас, очень быстро, ведь они были на лошадях… В бой не идут верхом, так нельзя… и они были с копьями. Они метнули копья, еще не добравшись до наших первых бегущих, и там полегло сразу много воинов. Образовалась брешь, и фланги были совсем открыты. Мы же преследовали их… И вот их лошади уже среди нас. Они били копьями, рубили мечами, а у нас не осталось дротиков, мы же все потратили раньше. Непонятно было, как сражаться с ними. Щитами не закроешься, они ведь уже прорвали передовых и оказались прямо среди нас. Их вел сам Артур, оказывается, он просто отправил кого-то со своим знаменем, а сам оставался с конницей. Он хохотал, он во весь голос орал боевой клич Верховного Короля… Воины Бретани и Думнонии, которые только что показывали нам спины, вдруг развернулись и бросились на нас. А мы… нам нечем было сдержать их, мы не могли сомкнуть щиты, потому что конные воины не позволяли нам… Лошади топтали нас копытами, сбивали с ног. Мы не понимали, что делать. Король Лот кричал, чтобы мы держались, чтобы собрались возле него, но было поздно. Мы бежали. Мы даже щиты побросали, чтобы они не мешали бежать. Король Лот рычал от гнева, и ваш сын стоял с ним. Некоторые из нас вспомнили клятвы, данные ему, и мед, над которым мы клялись ему в верности. Мы остановились, мы даже попробовали пробиться к нашему предводителю, чтобы сохранить свою честь. Мы хотели организовать отступление по всем правилам, медленно и с достоинством, но даже этого не смогли сделать. Щиты наши были изрублены, под ногами лежали тела наших товарищей, убитых при отступлении. Я был рядом с королем Лотом, и потому слышал, как он сказал: «Остается только пасть в бою, вместе с моими воинами!».

Леди Моргауза рассмеялась резким неприятным смехом.

— Как же! Размечтался! — воскликнула она. — «Пасть в бою!» Глупец! Артуру не нужна твоя гибель, Лот из Оркада. Зачем ему лишняя война!

Конналл потерянно кивнул.

— Так и было. Подошел Констанций со своим отрядом и предложил нам сдаться. Я... я...

— И ты сдался! — выкрикнула леди Моргауза. Ее лицо покраснело от гнева. — Вы все сдались и принесли Тройную клятву никогда больше не сражаться с Артуром или с его сторонниками!

— Нам не оставили выбора, — Конналл совсем опустил голову. — Либо сдаться, либо умереть.

Леди Моргауза застонала, словно от боли, и закрыла лицо руками.

Конналл некоторое время помолчал, а потом продолжил.

— Та часть отряда, которая бежала вместе с воинами других королей, попала в ловушку. Их окружили, их гнали, как скот, по долине в Дабхлас. Перед этим прошли дожди, река вздулась, переправиться на другой берег не было никакой возможности. Они сдались, сдались все. Артур приказал не убивать королей. Все они принесли ему Тройную клятву верности. На следующий день он провозгласил себя Августом и назначил войскам сбор в в Камланне. А королю Лоту приказал собрать отряд и возвращаться домой, иначе он сожжет наши корабли, а воинов предаст смерти. Но вашего сына, леди, он оставил в заложниках. Он же видел, как Лот любит Агравейна.

— И вот мы вернулись в Гододдин… Меня послали вперед, чтобы сообщить вам эту весть...

— Артур Пендрагон, — прошептала леди Моргауза, застыв в своем кресле. Ее взгляд был прикован к чему-то бесконечно далекому. Я вздрогнул, потому что понял: ненависть, которую она испытывала к Утеру, теперь всецело перешла на его сына. — «Арториус, Великий Дракон, Август, Император Британии». Он никем себя не провозглашал! Это и есть его римский титул, идиот! Артур, Пендрагон, Верховный Король Британии. Артур… — леди Моргауза неотрывно смотрела на Конналла. Ее лицо искажали ярость и ненависть, недоступные человеческому пониманию. Ненависть пылала черным костром в ее глазах, глубоких, как ночной океан, который, как я знал, давно поглотил ее. — Артур! — взвыла она. — Артур! Ты победил в битве, но война еще не окончена! В том клянусь я, Моргауза, законная дочь Верховного Короля! Тебя ждет смерть! А смерть ты примешь от своего же семени! Да восстанет оно на тебя, и твои новые боги окажутся бессильны против нашего древнего колдовства. Ты во славе, ты уверен в себе и в своих новых богах, тебя любил Утер, но мое проклятие найдет тебя, где бы ты ни был! Я клянусь клятвой моего народа, и пусть земля поглотит меня, пусть небо упадет на меня, пусть море сокрушит меня, если ты не умрешь от руки собственного сына!

Моргауза уже стояла, воздев руки. Мне показалось, что тьма облекла ее сияющей мантией, и в этот миг она была прекраснее любой смертной женщины. Меня ослепила ее красота и тьма, затопившая все вокруг! Я готов был пасть перед ней на колени. Конналл, скованный ужасом, не в силах даже молиться, глядел на нее широко распахнутыми глазами. Последние слова страшной клятвы еще звучали в воздухе, когда моя мать вспомнила о гонце и повернулась к нему. Наверное, она показалась ему разгневанной богиней. Мать засмеялась. Она уже вернула себе контроль над чувствами, но от этого не перестала быть прекрасной.

— Я вижу ужас в твоих глазах, — усмехнулась она. — Но ты не видишь и десятой доли настоящего ужаса, Конналл из Далриада. Хочешь увидеть?

Он отпрянул от леди Моргаузы и сжался возле двери в покои. Руки матери заметались, словно змеи, когда она начала плести заклинание. Я видел, как черная сила вливалась в призрачные нити, образуя странный узор.

— Ты еще не видел настоящей силы, которой нет у воинов короля Лота или Артура, — прошептала она. — Эту силу нельзя увидеть простому смертному, она действует не так явно, как меч или копье, но она вызывает ужас в умах людей. Ни один мужчина, ни один король не способен защититься от нее. И Артур не способен! И уж тем более ты, Конналл из Далриада... Показать тебе, Конналл? — вкрадчиво спросила мать.

Он замотал головой, облизывая пересохшие губы. Спиной воин упирался в дверь, нашаривая руками засов. Засов был отодвинут, но дверь не открывалась, словно ее держали железные цепи. Леди Моргауза медленно приблизилась к нему. Конналл стал бледнее привидения.

— Прошу тебя, не надо, Великая Королева Морриган! — прошептал он.

— Ты не хочешь изведать силу своей Королевы? — Словно бы удивилась мать.

Но воин только дрожал крупной дрожью и мотал головой.

Моргауза отступила назад, уронив руки. Тьма, клубившаяся в воздухе, рассеялась. Холод, затопивший покои несколько мгновений назад, внезапно исчез. А ведь на дворе стоял июль.

— Ты никогда не расскажешь никому о том, что слышал, иначе тебе не жить, — уверенно произнесла леди Моргауза. — И тебе никогда не увидеть настоящую силу. Все твои воспоминания останутся здесь. Иди! — повелела она.

Конналл нащупал дверь за спиной, и вылетел вон. Последний его взгляд оказался обращен ко мне, но был ли он осмысленным?

Когда дверь закрылась за ним, леди Моргауза опустился на кровать, содрогаясь от хохота. А я понял, что мое посвящение в маги состоялось.