Майский ястреб

Глава шестнадцатая

Я не сразу смог сообщить Артуру о своем решении уйти. В бою меня ранили в ногу, рана усугубилась двадцатью милями скачки. Ничего не поделаешь. Мы не боялись преследования, ведь у саксов нет лошадей. К тому же им хватит дел после нашего налета, а еще надо собирать и возвращать угнанный ранее у них же скот. И все равно пришлось остановиться, чтобы дать коням отдохнуть. Подыскать такое место для большого отряда удалось не сразу. Пришлось ехать на северо-запад, почти до самого вала, и только там, на землях клана Огирфан мы остановились. Глава клана, высокий чернобородый мужчина, известен в тех краях немалым богатством, но более — происхождением. Он еще сохранил римский титул. Саксов он опасался и мечтал о восстановлении империи. Так что приняли нас здесь хорошо, а Артура приветствовали, как избавителя. Хозяин взял на себя заботу о раненых. Меня это порадовало. От большой кровопотери я ослабел и только что не терял сознание. Агравейн и Бедивер отнесли меня в коровник — единственное строение, подходящее для больных, и там я все-таки упал в обморок. Мне пришлось остаться здесь на неделю с лишним — в первые несколько дней меня трепала лихорадка. От этого времени в памяти не осталось ничего. Когда я немного окреп, мне сказали, что Артур и Братство ушли. Несмотря на то, что отряд поредел, невозможно было не воспользоваться ситуацией.

Как и предсказывал Артур, репутация Элдвульфа после нашего прорыва серьезно пострадала. Саксы не могли взять в толк, как мог такой опытный король, как Элдвульф, располагая численным превосходством, зная о наших планах, все же упустить Верховного Короля. Теперь его корили Осса из Дейры, собственные приближенные, его подданные, особенно те, кто пострадал от нашего нападения раньше. Многие вассалы ушли, серьезно ослабив силы Элдвульфа. Уборка урожая походила к концу, и люди Оссы также хотели вернуться к своим хозяйствам, а сам Осса, разругавшись с Элдвульфом, засел у себя в крепости. У короля Берниции остался только его собственный отряд, да и то неполный, так что и ему пришлось отойти в свою крепость на зиму. Таким образом, большие территории остались совершенно беззащитными. Артур напал на Берницию, словно в стране вообще не было короля. Он уничтожил новые фермы на границе, забрал зерно и скот, обеспечив Братство припасами, по крайней мере, на год. Он щедро одаривал воинов, и многие из них остались при Верховном Короле.

Я же все это время пробыл на попечении Огирфана. Выздоровление затянулось почти на месяц. Однако время, проведенное на ферме, никак нельзя было назвать неприятным. Земли Огирфана протянулись вдоль самого Вала, служившего прекрасным рубежом с одной стороны. Мимо дома бежал быстрый ручей. Он орошал пастбища. На юге земля повышалась, лесистые долины и поросшие вереском холмы подходили к подножию гор. Огирфан оказался сильным, образованным человеком, расположенным к людям Верховного Короля. Он даже не стал возражать против размера дани, которую требовал Артур. Узнав, что от него требуется, он улыбнулся, покачал головой и сказал, что Пендрагон забирает несколько коров, а саксы отняли бы всех. Конечно, так и было бы, но такая рассудительность редко встречалась среди тех, кто платил дань. Пребывание у Огирфана заметно скрашивала его старшая дочь, Гвинвифар. Я практически не общался с жещинами с тех пор, как оставил дом. Наверное, побаивался, считая всех их подобными моей матери. Гвинвифар заставила меня резко изменить мнение. Она помогла лечить мою рану, и прекрасно управлялась вместе с отцом с хозяйством. Она выказывала немалую силу воли, без содрогания помогая лекарю Гриффидду в его работе, но в то же время по-девчоночьи боялась бури или радовалась птичьему пению. Она оказалась постарше меня года на четыре. Густые темно-рыжие волнистые волосы красиво сочетались с веселыми карими глазами. Врожденная грация и какое-то внутреннее тепло привлекали внимание, и тогда становилась заметной неброская красота. Она много читала, даже больше отца, и это развило и углубило ее ум. Как женщина она меня не привлекала, но общение с ней растопило во мне превратное представление о женщинах, казалось, навсегда замороженное леди Моргаузой.

Да, на ферме мне жилось хорошо, однако не терпелось уйти. Не хватало привычной тяжести Каледвэлча на поясе, свое копье я давно привел в порядок. Цинкалед, король среди табунов Огирфана, по утрам любил промчаться вдоль Вала, задрав хвост и пуская струи пара из ноздрей. Он тоже хотел уйти, неважно, на юг, или на север, лишь бы снова оказаться в пути. Так что наши с ним стремления совпадали.

Наконец, в начале декабря я посчитал, что нога моя достаточно зажила, в конце концов, я же не собирался идти пешком. Так что однажды оседлал Цинкаледа, перекинул щит через плечо и вставил копье в ременную петлю. Большинство других раненых воинов ушли еще раньше, и Гриффидд ушел с ними; немногие оставались дожидаться окончательного выздоровления. Холодный ветер задувал через Вал с севера. Он нес с собой мелкий колючий снег. Не лучшее время для странствий. Но путь мне предстоял не такой уж большой: сначала на восток, чтобы известить Артура о моем решении, а потом — на запад, в Регед. А могу пойти и на север, к Дин Эйдину. Вдруг там найдется корабль, готовый бросить вызов зимнему морю и отвезти меня подальше на север, в Дун Фионн, домой. Внезапно меня охватила острая тоска по дому. Я вспомнил отца и моих родичей, крики морских птиц на скалах, высокие берега Дун Фионна, и любезный моему сердцу Ллин-Гвалх. Король Лот и мой клан наверняка слышали обо мне, но слухи есть слухи. Надо хотя бы отправить им сообщение. Конечно, узнает и леди Моргауза, но рано или поздно мне придется встретиться с ней лицом к лицу и внести ясность в наши отношения. Да, решено. Мой путь лежит на север, мимо Пиктленда, к Островам Страха, домой.

— Прошу передать мои добрые пожелания императору, — сказал мне на прощание Огирфан. Он пришел попрощаться. Я кивнул.

— И легкого тебе пути, Гавейн! Береги ногу, — добавила Гвинвифар. Она помолчала, улыбнулась и промолвила по-ирландски, как я учил ее: — Slán lead, прощай.

— Slán lead, — ответил я, улыбаясь в ответ, и развернул коня к дороге. Он радостно заржал, топнул ногой, готовый сорваться с места. Я еще раз поблагодарил Огирфана и его дочь, а затем тряхнул поводьями, позволив Цинкаледу разбежаться по хорошей дороге в холодное ясное утро. Вот и порвались узы, связавшие меня с еще одними хорошими людьми.

Ну и что? — подумалось мне. — Я молод, силен и опытен. У меня есть конь, у меня есть меч, и мой лорд сильнее любого другого. У меня не будет места в Братстве, но я свободен, и я — воин Света. А впереди меня ждет дом. Кто может желать большего? — Я пригнулся к шее коня, пуская его крупной рысью, и дорога покатилась назад под его легкими копытами.

Путешествие и впрямь оказалось недолгим. Артур повернул отряд на север и нацелился на центральную часть Берниции. Я пересек Вал и следовал за ним по старой дороге вдоль холмов. Там же неподалеку проходит римская дорога, она прямее, но окрестности старой дороги красивее. Большую часть дня я ехал рысью. Ближе к вечеру пошел дождь. Руки, державшие поводья, замерзли. Куда бы не поворачивала дорога, ветер почему-то всегда дул прямо в лицо. Заболела нога, сначала тупо заныла, потом начала дергаться. Но поднявшись на гребень очередного холма, я с радостью увидел перед собой лагерь. Там горели костры, стояли повозки, отбитые у саксов, в загородке сбился скот. Я остановил коня и долго смотрел в долину. Воины сидели у костров, пели, смеялись, ели горячую пищу, пили мед и напропалую хвастались своими подвигами. Иначе и быть не могло. Я-то знал, поскольку сам долго был частью всего этого. Только теперь я ощущал себя отделенной частью.

— Ну что же делать, — сказал я себе, — найдешь другой отряд. — Но разве можно представить другой такой же отряд, другого такого же короля, как Артур? Я слегка тронул бока Цинкаледа и начал спускаться с холма.

Не успели мы пройти и нескольких футов, как из травы перед нами вскочил человек и бросился ко мне, размахивая руками. Цинкалед встал на дыбы, и раненая нога отозвалась вполне предсказуемой болью. Я выхватил копье.

— Нет! Не надо! — крикнули мне, и я понял, что это женщина. — Arglwyd mawr! Великий лорд! Помогите!

Я присмотрелся и понял, что на меня нападает вовсе не саксонка, а довольно оборванная британка. Бедняжка, напрасно она считает меня «великим лордом». Я опустил копье и успокоил Цинкаледа.

— Что случилось? — нетерпеливо спросил я. Мне очень хотелось поскорее попасть в лагерь.

— Прости меня, господин! Я увидела тебя на холме и испугалась, но ты двинулся в лагерь, и я поняла, что ты из людей Дракона. И подумала: надо попросить…

— О чем?

Она подошла ближе и прижалась к моей раненой ноге. Теперь я отчетливо видел, что передо мной бедная женщина, лет за тридцать, но уже седая. Наверное, жена фермера.

— Господин…

— Ну, говори же. Зачем ты шла в лагерь? Пендрагону не нужны слуги. — Я подумал, что вряд ли таково было ее желание, да еще на ночь глядя, но все может быть…

— Нет, нет, господин! Дело в моем муже. Я слышала, что в лагере Британского Дракона есть опытные лекари…

— Что случилось с твоим мужем? Он ранен?

— Да, да, великий лорд! Саксы, которых побил Дракон, пришли к нам в дом и потребовали еды. Мой муж ничего не дал им, а они в отместку ударили его копьем и убежали. Никто в нашем клане не может ему помочь. А я слышала, что у Дракона есть опытные целители… — Где ваша ферма?

Она махнула рукой на восточный склон холма.

Я посмотрел на лагерь Артура на западе и вздохнул.

— Когда это случилось? Почему его не привезли сюда?

— Сегодня. Сегодня, великий лорд! Около полудня. Эти убийцы бежали, но они забрали лошадей. Только его все равно нельзя везти, он очень плох. А телег у нас нет. Мой муж ранен, — опять завела она. — Он умрет, если ему не помочь. А лекаря в лагере сказали, что у них и без того много работы. Они не хотят ехать. Говорят, вези сюда. А как я повезу? У вас быстрая лошадь, господин! Помоги мне!

— Хорошо. Я посмотрю, что можно сделать. Показывай дорогу.

Теперь она держала мою ногу двумя руками.

— Да благословят тебя боги, великий лорд! Да благословит тебя Христос и все боги! Вот туда, по дороге, и дальше...

— Нет, так не пойдет, — остановил я ее. — Я не знаю этих мест. Садись в седло, покажешь, как ехать.

— Великий лорд, я никогда… — она растерянно замолчала.

Я вздохнул, спешился, помог ей влезть в седло — Цинкаледу это не понравилось, он — рассерженно фыркнул — и сел за ней.

Я был прав. Без вожатого я ни за что не добрался бы до фермы. Ехали мы около часа, и скорость наша привела женщину в восторг. Ее ждали родственники.

— Но это же не лекарь! — сказал высокий старик, выражая беспокойство всего клана. Все согласно закивали и что-то забормотали.

— Он — великий лорд, — с гордостью сказала женщина, соскальзывая с коня. — Я нашла его на холме. Лекарь в лагере сказал, что у них много раненых, они никуда не поедут. А у господина есть лошадь, которая летит, как западный ветер. (Цинкалед затряс головой, стряхивая капли дождя с гривы.) — Господин поможет отвезти Гвилима.

— Его нельзя трогать, — убежденно сказал старик.

— Давай-ка я посмотрю, а потом будем решать. — Я спешился. — Я понимаю в ранах. Показывай своего родича. И укрой моего коня от дождя.

Едва взглянув на Гвилима, я понял, что дело безнадежно. Копье пробило легкие. Удивительно, что он еще жив, но это явно ненадолго.

Женщина с мольбой смотрела на меня.

— Что ты скажешь, великий лорд?

— Тут ничем не поможешь, — я покачал головой.

Старик кивнул.

— Видишь? А я что говорил! Ищи себе другого мужа. Нечего бегать по солдатским лагерям, как обозная шлюха.

Женщина смотрела только на меня, лицо ее исказилось от боли.

— Но ты сказал…

— Я не видел его. Мужчины с такой раной обычно умирают в течение часа.

— Я же говорил тебе: приведи лекаря! — опять встрял старик. — Зачем ты привела этого? Он — воин, что он понимает в целительстве?

— Они не хотели ехать, — ответила женщина и снова повернулась ко мне. — Великий лорд, он мой муж, он не должен умирать. Умоляю вас! Может, все не так уж и плохо? Пожалуйста! Он мой муж… — похоже, она готова была снова и снова повторять одно и то же.

Я еще раз внимательно изучил рану Гвилима. К счастью, он был без сознания. Рана действительно выглядела смертельной. Хотя, она права, всякое бывает…

— Вы должны помочь ему! — умоляла женщина. — Великий лорд, хотя бы попробуйте!

— Да ничего он не сможет сделать! — раздраженно заявил противный старикашка.

Я, в общем-то, был с ним согласен, но что-то заставило меня принять другое решение.

— Ладно. Я постараюсь. Принеси горячей воды, закрой дверь и разожги огонь.

В течение часа я пытался думать только о раненом, забыв о своей ноге и об усталости. Древко копья, засевшее в легком, пока сохраняло ему жизнь, но лишь отсрочивало конец. Однако рана оказалась прямой и чистой, и я подумал, что если вытащить копье, не задев другое легкое, может быть, он и выживет. Мне казалось, что копье удалось извлечь аккуратно, но вслед за этим из раны хлынула кровь и Гвилим умер. Второе легкое тоже оказалось пробито. Женщина, помогавшая мне, почувствовала, что сердце мужа остановилось, еще до того, как он в последний раз захлебнулся кровью, обняла его за плечи, уткнулась лицом в шею и заплакала. Другие женщины клана зашептались, дети заплакали. Впрочем, у мужчин в глазах тоже стояли слезы. Старик кивнул и проворчал только: «Я же говорил, не жилец он».

Я не чувствовал ничего, даже сострадания, ничего, кроме желания уйти. Я смыл кровь, надел тунику и кольчугу и, хромая, направился к двери. Никто не сказал мне ни слова, хотя двое посмотрели на меня с ненавистью. Они явно полагали, что их родич умер от моей руки. Я нашел Цинкаледа и уехал.

К тому времени, как я добрался до лагеря Артура, костры успели догореть. Нога сильно болела, я промок и замерз, так что больше всего мне хотелось подогретой медовухи. Меня остановил дозорный, узнал, по-дружески приветствовал и тут же поинтересовался, как моя нога. Я не стал жаловаться, просто сказал, что все в порядке и что другие раненые скоро тоже будут с нами. Расседлал Цинкаледа, засыпал ему овса и, миновав линию пикетов, захромал к основному костру.

Приняли меня даже лучше, чем я мог бы надеяться. Все вскочили, обступили меня, наперебой интересовались моим здоровьем и сетовали на затянувшееся выздоровление. Агравейн обнял меня одним из первых и, стиснув в объятиях, сказал:

— Ну, наконец-то! Иди к огню, ты заработал свой мед. Добро пожаловать! Сто тысяч раз добро пожаловать домой!

Я кое-как отвечал на вопросы. Меня усадили у огня, тут же сунули миску с едой и рог с медом. Я так намучился, что едва пробормотав благодарность, занялся едой. Лишь через некоторое время я заметил, что напротив меня у костра сидит Артур и холодно наблюдает за мной. Я отсалютовал ему рогом и сделал большой глоток.

Артур кивнул.

— Итак, ты вернулся… Надо полагать, потребуешь, чтобы я выполнил обещание.

Не хотелось сразу говорить о своем решении, но мне не оставили выбора. Агравейн и кое-кто из его отряда ощутимо напряглись, да и остальные смотрели в ожидании моего ответа. Я еще раз убедился, что решил правильно.

— Нет, господин, — тихо ответил я. — Хочу попрощаться. Завтра я еду на север. Хочу попробовать до начала зимы вернуться на Оркады.

Агравейн широко распахнул глаза.

— Что ты сказал? — требовательно переспросил Артур.

— Ты думаешь, что говоришь? — сердито промолвил Кей.

— Послушай, ты же слышал, лорд Артур примет тебя, — растерянно произнес Агравейн. — Ты же заслужил. Мы победили!

— Лорд Артур готов принять меня, потому что у него нет другого выхода. Это дело чести. — Я пристально посмотрел на Верховного Короля.

Он кивнул:

— Не отрицаю, — тем же холодным тоном сказал Артур. — Я воспользовался твоим мечом, потому что должен был спасти Братство. Ты был ранен, служа мне. К чему ты затеял разговор об уходе?

— Я не собирался, господин. Хотел сказать вам утром. Ну, и попрощаться.

— Да что ты мелешь? — взревел Агравейн. — Ты тысячу раз заслужил место в Братстве! А теперь собрался на север. Зачем?

— Постарайся понять, брат. Я не хочу заставлять лорда Артура принимать решение, которое ему не по душе. — Я постарался взглядом передать брату свое состояние. — Хочешь, считай, что я слишком гордый.

— Я ничего не понимаю, — во весь голос заявил Кей. — То ты все лето слоняешься в отряде, ожидая предложения от Артура и отвергая половину королей Британии, а теперь, когда ты получил это предложение, ты ведешь себя как ястреб, который добыл птицу, а есть не стал. Клянусь Гончими Йфферна, от вступления в Братство так просто не отказываются!

— Я правильно понял тебя? Ты хочешь, чтобы я вошел в Братство? Так кто из нас тот самый ястреб? Ты все лето только и делал, что подначивал меня уйти, а теперь…

Кэй сердито воззрился на меня.

— Ты своим уходом оскорбляешь нас всех! А меня больше всех! — Он для убедительности потыкал в меня пальцем. — Я хочу решить вопрос в честном бою!

— И что это даст? — устало спросил я. — Если мы будем сражаться пешими, ты победишь. Если конными — победа будет за мной. Это ничего не докажет. И уж тебя-то я никак не собирался оскорблять. Дурак тот, кто оскорбляет благородного, отважного воина!

Кей растерянно заморгал, а потом помотал головой:

— Тогда ты просто сумасшедший!

— Ты прав, в бою со мной это бывает. Ни никто в здравом уме не скажет, что я собираюсь покинуть Братство в поисках лучшего отряда.

— Тогда почему ты собрался уходить? — требовательно спросил Агравейн.

— А ты полагаешь, честь оставляет мне выбор?

— А в самом деле, зачем ты уходишь? — спросил Артур. — Что ты собираешься выгадать? Или ты уже выгадал? Вернешься на Оркады и расскажешь матери, как Верховный Король Британии предлагал тебе место в отряде, а ты отказался, как хозяйка на рынке отказывается от тухлых яиц? — Спрашивал он ровным голосом, но он только что не звенел от едва сдерживаемой ярости.

Этот его гнев ранил меня. Я ведь помнил Артура во всем величии подлинной королевской власти. Я очень устал. У меня болела нога. Наверное, поэтому я ответил более откровенно, чем собирался.

— Господин мой, — медленно проговорил я. — Повторяю: я не служу Королеве Тьмы. Я ухожу, потому что ты сказал, будто я внес раздор в Братство, от которого зависят судьбы Британии, и что именно этого хотела моя мать, леди Моргауза. Господин мой, может быть, я плохо разбираюсь в делах Тьмы и Света, но служу-то я именно Свету. Так что для всех будет проще, если я уйду. Вы не предлагаете мне остаться, так что я не отказываюсь от вашего предложения. Никто не скажет, что вы нанесли мне обиду, потому что я сам решил уйти. Я уйду, и Братство снова станет цельным.

— Да как ты можешь! — возмутился Агравейн. — Ты ведь лучший всадник в отряде! Нельзя тебе уходить!

— Я побуду лучшим всадником где-нибудь еще. — Я отхлебнул из рога и вытер губы. — Я ухожу. Это решено. Поговорим о чем-нибудь другом. — С минуту у костра стояла тишина. Народ смотрел на меня и не знал, что сказать. Я уткнулся в свою миску и продолжил есть.

А затем тишину нарушил звук арфы. Я поднял глаза, и Талиесин улыбнулся мне, затем склонился над инструментом, извлекая из него звуки какой-то немыслимой, небесной чистоты. Я узнал песню о Кухулине, ту самую, которая звучала под сводами пиршественного зала короля Луга. Кухулин вызывал на бой Фердиада. Нескончаемый дождь сыпал с неба и шипел на углях костра. Я слушал музыку и вдруг понял, о чем она на самом деле.

Странная мелодия все еще звучала у меня в голове на следующий день, когда я седлал Цинкаледа. То один, то другой воин подходили ко мне, отговаривали ехать, желали доброго пути, дарили подарки. Артур смотрел на все это с непроницаемым лицом. Моя вьючная лошадь приняла на спину припасы и подарки, завернутые в одеяло. Мне не хотелось смотреть на людей, и поэтому я особенно тщательно приторачивал мешок к седлу. Подошел лекарь Гриффидд, а за ним, к моему удивлению, шла женщина, с которой мы познакомились вчерашней ночью.

— С лекарями не прощаются, верно? — спросил он. — А то еще скажут, что тебе надо бы полежать еще недельку с твоей ногой.

Я улыбнулся, оставил лошадь, подошел и взял его за руку.

— Так уж получилось, — вздохнул я. — Даже если бы ты посоветовал мне задержаться, мне пришлось бы нарушить твой совет.

— А твоя нога будет укорять тебя за это всю дорогу до твоих Ynysoedd Erch. Она точно знает, что я прав. Ладно. Каждый сходит с ума по-своему, берсерки не исключение. — Он подошел вплотную и тихо спросил: — Так почему ты едешь?

— Потому что должен.

Женщина, впившаяся в меня взглядом, вдруг заговорила:

— Великий лорд, если бы я знала, кто ты, я бы не посмела остановить тебя вчера.

Я с некоторой опаской посмотрел на нее. Надеюсь, у нее нет раненого сына. Она гордо выпрямилась.

— Мой клан беден, лорд, но мы знаем, что такое честь. Те, кто делает нам добро, не уходят без нашей благодарности. — Женщина покраснела, явно смущаясь. — Мне нечем заплатить тебе, но моя благодарность да пребудет с тобой, Гвальхмаи Оркадский, а вместе с ней и благодарность всего моего клана.

— Не очень-то я помог твоему мужу, — сказал я, тронутый до глубины души.

Прежде чем ответить, она на мгновение прижала ладони к глазам, потом собралась с духом.

— Но вы пришли, вы попытались. Это немало.

Граффидд внимательно взглянул на меня.

— Она пришла ко мне и спросила, где искать хромого темноволосого воина в красном плаще на белом жеребце. Я вспомнил, что она приходила прошлой ночью просила посмотреть ее мужа…

— Он мертв, — сказал я.

— Да, она говорила «пробито легкое». Помню. А ты, значит, пытался помочь? Напрасно. Тут и я бы ничем не помог. Такое дело…

— Она не сказала мне про легкое. Вот я и подумал, что, может быть, есть шанс. — Я повернулся к женщине. — Я не заслужил твоей благодарности, добрая женщина. Я ничего не смог сделать, и теперь твой муж мертв.

Она пожала плечами и быстро заморгала.

— Но вы все-таки пришли, — тихо повторила она. — Будь благословенен твой путь, лорд. — Она неловко поклонилась, повернулась, смахивая слезы с глаз, и пошла сквозь толпу воинов. Ей предстоял долгий путь домой.

— Что это было? — спросил Агравейн. Судя по всему, он ничего не понял.

— Ты же слышал…

— Да что я слышал? — Агравейн сердился от непонимания. — Пришла какая-то жена нищего фермера, а сам фермер взял да умер!

— Она благородная женщина, — резко сказал Артур. — Она прошла много миль, пришла в военный лагерь, чтобы поблагодарить за попытку помочь. Благородная и храбрая женщина!

Агравейн удивленно воззрился на него.

— Мой господин? — растерянно произнес он. Потом потряс головой, как делал всегда, попадая в непонятную ситуацию. Обернулся ко мне и беспомощно проговорил: — Гвальхмаи, я и в самом деле не понимаю, но… солнцем клянусь… Береги себя, брат. Храни тебя Бог!

— Пусть Господь охранит тебя в пути, — тихо напутствовал меня подошедший Бедивер.

— Благослови Бог твой путь, — произнес Гриффидд.

Я кивнул всем и повернулся к Цинкаледу. Он склонил свою гордую голову, дунул на меня и прихватил за волосы, чем заставил меня улыбнуться. Я погладил шею великолепного животного и подхватил поводья.

— Подожди, — внезапно приказал Артур напряженным голосом.

Я оставил поводья и обернулся. Бледный Верховный Король стоял в нескольких футах от меня. — Подожди, — повторил он. Я подумал, что он тоже хочет пожелать мне доброго пути. Но Артур тряхнул головой, почти как Агравейн, и сказал: — Я хочу сначала поговорить с тобой, Гавейн. Наедине.

Я недоуменно посмотрел на него и сунул поводья в руки Агравейну. Артур направился к своему шатру, и я в полном замешательстве похромал за ним. Не понимал я, о чем тут еще можно говорить. Может, он считал, что проявил недостаточно благородства ко мне?

В шатре король взял кувшин с вином и налил два кубка, жестом предложив один из них мне. После некоторого колебания я принял кубок и застыл на месте.

— Сядь, — король махнул рукой в сторону единственной деревянной колоды, заменявшей в шатре трон. Сам он как-то обессилено упал на кровать. Сделал глоток вина и встретился со мной взглядом.

— Мне жаль, — спокойно произнес король, окончательно приведя меня в недоумение.

— Мой господин, — вымолвил я, — если ты считаешь, что честь обязывает…

— Я не об этом! — оборвал он меня. — Ах, Yffern!

[Yffern (Йфферн) — бретонское слово, соотвествующее по значению ругательству «Дьявол меня побери!»; дословно переводится как «Ад».]

Мне показалось, что небо обрушилось.

— Не понимаю, — только и смог вымолвить я.

— Помнишь, там, на берегу реки ты спросил, что я вообще знаю о Тьме. Так вот. Я знаю о ней немало. Это древняя Тьма, — тихо ответил он. — Она во мне. И я не могу избавиться от нее, как бы ни старался. — Он снова принялся вышагивать по шатру, глядя в никуда отсутствующим взглядом. — С самого начала я боролся с собой из-за тебя. Я слышал о тебе, знал о твоей репутации и не видел никаких оснований доверять тебе, но дело не в этом. Я знал, что тебя связывают родственные узы с моей сестрой, что ты учился у нее тайноведению. Клянусь Небесами, ты и похож на нее. А больше мне ничего и не было нужно. Все, что ты делал после этого, я понимал неверно, просто подгоняя события под мое собственное их понимание. Это я считал, что ты, как и моя сестра, пребываешь во Тьме, и тем самым подталкивал к ней и тебя. За что теперь прошу прощения. Но, согласись, что мне было думать, глядя на то, как ты сражаешься, видя твоего коня, которого иначе как заклинаниями не обуздать, наблюдая, как мои люди ссорятся из-за тебя? Но это все — полбеды. Главной для меня оставалась мысль о том, что ты предан Тьме. И я боялся тебя. И злился на тебя. И не знал… — он надолго замолчал.

— Что не знал, государь?

— Не знал, что ты знаешь о своем брате.

— Господи! Причем здесь Агравейн? — Я искренне недоумевал.

— Да не о нем речь! Я о другом говорю, о Мордреде!

Наши взгляды встретились. В его глазах стояла мука давних переживаний, мои были просто растерянными. Артур снова опустился на кровать и рассмеялся страшным смехом, в котором звучали сдерживаемые рыдания. Король уронил голову на руки.

— Ты не знаешь! Она никогда не говорила тебе.

Внизу живота стало холодно. Мне показалось, что я тону в волнах черного ужаса. Моргауза, сестра Артура, и Медро, похожий на Артура (почему я не замечал этого раньше?) — а затем слова проклятия Моргаузы: «Да поглотит меня земля, пусть небо упадет на меня, пусть море сокрушит меня, если ты не умрешь от руки своего сына!»

— Ох, клянусь Светом! — только и смог произнести я.

— Теперь ты знаешь. — Артур гордо выпрямился и, как мне показалось, вздохнул с облегчением.

— Милорд, но как это может быть? — Я вскочил на ноги. — Я думал, что она каким-то образом коснулась тебя, тогда заклятие… но это...

— Так вышло по моей воле, — сказал Артур. Передо мной снова был Верховный Король. Он спокойно выдержал мой растерянный взгляд. — Тогда я не знал, кто мой отец. Клянусь всем святым, я не ведал, что она моя сестра. Она… — пауза затянулась надолго, словно король перелистывал страницы памяти. — Она пришла ко мне, когда я уже оставил пиршественный зал. Пили за меня, я впервые прославился в отряде ее отца, короля Утера. Она жила в Камланне, пока ее муж, король Лот, сражался на севере Британии. Я видел, она и раньше внимательно поглядывала на меня. Но тут… Я был пьян и счастлив, а она, она была прекрасней богини. Я возлег с ней сам, по своей воле. Потом Утер спрашивал меня, знаю ли я своего отца. Я помнил только мать, и сказал ему об этом. Ах, как доволен был король! Он уже догадался, что я его сын. Он ушел, чтобы похвастаться мной, а я поспешил ее предупредить. Да только что ей мои предупреждения! — Король снова встал и заходил по шатру. Похоже, он забыл обо мне. Сейчас его занимала только память. Он мучился, в очередной раз переживая тот миг, когда понял, что совершил кровосмесительство. — Она и так все знала, потому что приветствовала меня как Артура ап Утера, и назвала братом. Она хохотала, когда говорила, что родит от меня ребенка. С тех пор я не мог даже думать о ней, не вспоминая этот страшный миг, не мог забыть о своем сыне, хоть он тогда еще и не родился, а самое главное — понимал, что попал в ловушку. Теперь ты знаешь, почему я хотел избавиться от тебя любой ценой.

— Милорд, — с ужасом проговорил я, — мой господин...

— Да, именно так. Только ты ни в чем не виноват. Ты не мог знать… — Он сделал еще глоток вина и поставил кубок. Серые глаза снова впились в мое лицо. — Не знал, — повторил он, — не знал, пока я не сказал.

— Милорд! — Я встал перед ним на одно колено. — Милорд, я… я и помыслить не мог! Не понимаю только, почему вы сразу не прогнали меня. Я же не знал! А то, что из-за меня возникли раздоры, видит Бог, не моя вина! Теперь я понимаю, что я сделал все наши победы горькими для вас! Простите меня...

— Простить тебя?! Это мне нужно прощение. Встань, ради Бога! — Артур поднял меня за плечи. — Я еще раньше должен был понять, что ты не такой, каким я тебя считал. Ты достойно выдержал все испытания и ни разу не жаловался. Ты помогал лекарям. Я ничего не знал, пока Гриффидд не рассказал мне и не наорал на меня за мою несправедливость. Он очень высокого мнения о тебе.

Я изумленно таращился на короля. Обычно он навещал раненых сразу после боя. А я в это время дрых без задних ног! Король между тем продолжал:

— Мне вполне хватало времени понять, что ты за человек. По крайней мере, мог бы послушать Бедивера. Вот уж кто ни разу не дал мне плохого совета. Но я был ослеплен Тьмой. Я упорно продолжал творить несправедливость по отношению к тебе. А вчера вечером, ты сказал, что уходишь ради мира в Братстве. Даже тогда я убедил себя, что ты поступаешь так из гордости. А ведь я знал, что не прав. И все никак не мог заставить себя признать собственную неправоту. Я бы и дальше упорствовал, но потом пришла эта женщина…

Я был так ошарашен этим потоком признаний, что способен был лишь тупо спросить: «Какая женщина?»

— Та, у которой умер муж. Благородная женщина низкого происхождения, бедная, лишенная даже признаков силы. Да только ни один прислужник Тьмы даже не посмотрел бы в ее сторону под дождем на ночной дороге! Твоя рана еще не зажила, и все же ты решил ей помочь! Помочь человеку, которого никогда не видел, и которому помочь было нельзя.

— Я же не знал, что его рана такая тяжелая!

— А когда узнал? Ты все равно пытался помочь. А ведь никакой выгоды это тебе не сулило. Больше того, и смысла-то помогать не было. Но ты поступил благородно! Тебя вело сострадание. Это стало для меня последним доказательством. Ты был именно тем, кем считал себя все это время, а вот я показал себя лишь дураком и тираном! —

Он положил руку мне на плечо. — Я искренне сожалею об этом, и готов повторить это перед всеми. Возможно, ты больше не захочешь служить мне. Только я скажу тебе: теперь, когда ты собрался уходить, я прошу тебя остаться. На этом все разговоры в Братстве кончатся. Ведь это я прошу тебя! — Он помолчал и вдруг добавил: — А еще мне очень понравилось, как ты обезоружил Кея. — Король слабо усмехнулся, но теперь лицо его не выглядело хмурым, словно зимняя туча. К нему вернулся свет. — Никто не спорит, он храбрый, благородный воин. Дураков нет. Но мало кто знает, что он еще и сварливый, да еще и злопамятный к тому же. Но мне ли не знать всех его недостатков? — Артур снова стал серьезным. — Итак, если ты все еще хочешь остаться со мной, — он в затруднении подыскивал нужное слово, — э-э, в общем, работы, сам видишь, более чем достаточно. Так что я был бы только рад… — Король смутился и окончательно замолчал.

Я тоже молчал. Пауза все длилась, Артур смотрел на меня с надеждой, все еще держа руку на плече. Он действительно волновался, думая, какое решение я приму!

— Милорд, — мне пришлось откашляться, чтобы вернуть голосу уверенность, — если бы кто-то предложил вам Британскую империю, а в придачу весь Эрин, Каледон и Малую Британию, и все это с готовыми римскими дорогами, вы бы согласились?

Он широко улыбнулся и неуклюже обнял меня, прислушиваясь при этом к себе. Я обнял его в ответ, затем встал на колени и поцеловал его перстень с печаткой.

— Мой господин, — проговорил я, волнуясь, — я давно хотел лишь одного — сражаться за тебя, потому что знал: ты сражаешься на стороне Света. Я готов пасть, сражаясь против Тьмы, но мне не нужны бесцельные победы ради наживы или славы. Так могу ли я желать большего? Отныне и у твоих, и у моих побед будет лишь великая цель!

— Бог даст, будут и такие победы. Одну мы с тобой уже одержали! — Он поднял меня, снова обнял, а затем быстро вышел из шатра.

Воины столпились вокруг Цинкаледа и нагруженной вьючной кобылы, горячо обсуждая возможные варианты нашего с Артуром разговора. Но стоило нам вместе появиться перед входом в шатер, как все голоса смолкли. Артур остановился, осмотрел лошадей, затем спокойно распорядился:

— Помогите разгрузить лошадь. Гвальхмаи ап Лот согласился остаться и по моей просьбе принести мне клятву верности.

Агравейн сначала с недоверием посмотрел на Кея, потом с надеждой на Бедивера, а потом вопросительно — на меня. Я кивнул. Он восторженно воскликнул:

— Слава Богу! Солнцем клянусь! — Он обнял меня и со всей силы хлопнул по спине. — А то у меня совсем голова кругом пошла. То ты уезжаешь, то не уезжаешь, то Артур тебя не хочет, то — просит остаться! Но как бы там ни было, мне это нравится! — Он спохватился, что говорит по-ирландски и тут же перешел на английский: — Вот теперь мы и в самом деле всех победили! — И он гордо посмотрел на Кея.

Кей пожал плечами, глядя на меня, и вдруг улыбнулся.

— Хорошие новости! — воскликнул он. — Ты ведь и в самом деле отличный боец, братец!

Бедивер переводил взгляд с меня на Артура, затем, когда Артур едва заметно кивнул ему, сдержанно улыбнулся и сказал: «Я рад».

— Вот и отлично! — подвел итог Артур. — Рад, что мое решение встретило ваше одобрение. Вы трое будете свидетелями. Зовите остальных, принесем клятвы.

Было все еще холодно. Ветер гнал облака по темному небу и шептал в голых ветвях деревьев. Братство ярким пятном выделялось на фоне серого однообразного пейзажа. Воины собрались в круг, чтобы наблюдать и свидетельствовать. Артур стоял перед своим шатром, высокий и прямой, и ветер трепал его пурпурный плащ. Бедивер встал справа, Кей — слева, рядом с ним — Агравейн. Я смотрел, стараясь навсегда запомнить эту картину, затем опустился на колено и обнажил Каледвэлч.

— Я, Гавейн, сын Лота Оркадского, клянусь следовать за лордом Артуром, императором Британии, Драконом острова; сражаться по его воле против его врагов, повиноваться ему во все времена и в любом месте. Мой меч — его меч до самой смерти. Я клянусь в этом во имя Отца, Сына и Духа, и если я нарушу свою клятву, пусть земля разверзнется и поглотит меня, небо обрушится на меня, море поднимется и утопит меня. Да будет так!

Артур протянул руку за мечом, а я внезапно вспомнил.

— Мой господин, — прошептал я, — нельзя…

Словно не услышав меня, король принял мое оружие. Ничего не случилось. Никакой молнии, как в случае в Кеем. Зато клинок вспыхнул ослепительным белым светом, разгораясь все ярче. Артур словно держал над головой звезду. В тишине раздались слова клятвы:

— Я, Артур, император Британии, клянусь поддерживать Гавейна, сына Лота, оружием и всем достоянием, верой и правдой во все времена и в любом месте до самой смерти. В этом я клянусь во имя Отца, Сына и Духа, и если я нарушу свою клятву, пусть земля разверзнется и поглотит меня, небо обрушится на меня, море поднимется и утопит меня. И я клянусь использовать этот меч Света только ради Света. И да поможет мне Бог!

Меч вернулся ко мне и его сияние постепенно угасло. Я встал, вкладывая клинок в ножны.

— Свидетельства? — спросил Артур.

— Я свидетель тому, — хором произнесли Кей, Бедивер и Агравейн. Агравейн выступил вперед, широко улыбнулся и крикнул по-ирландски:

— Сделано! Победа! Ох, брат мой, — добавил он тише и по-английски, — своим народом клянусь, я рад! — И вся остальная часть Братства его поддержала.