Маленькие Песцовые радости

Глава 23

Утром академия гудела, разрываясь от пересказа слухов. Самым часто встречающимся был тот, что Николай решил получить власть пораньше и устроил заговор с организацией покушения на отца и старшего брата. Слухи были недалеки от истины с одним исключением: Шелагины родственниками Николаю не были. Опирались эти слухи на другие, о домашнем аресте Николая. То, что ничего доподлинно известно не было, никого не смущало.

Я в обсуждении не участвовал, и не только потому, что это было мне неинтересно, но и потому, что тщательно изучал доставшееся с новым модулем. А он неожиданно оказался из ДРД. Уже когда я взялся за модуль магии Металла, Песец без особой охоты сообщил, что у меня появился другой вариант. Уверен, возьми я модуль из кулинарии — и симбионт напрочь забыл бы о такой возможности. Но я мог бы и сам подумать, потому что последнее время весьма активно использовал навыки из ДРД чуть ли не круглосуточно, так что немудрено, что этот навык у меня прокачивался быстрее остальных.

Модуль оказался очень вкусным: слабое ментальное внушение, выявление постороннего ментального воздействия, в том числе Поводка, подделка магических печатей, выживание на Изнанке с пятого по седьмой уровень, обнаружение артефактов и защитных заклинаний объекта, взлом магической защиты как людей, так и предметов, создание личины как полной копии личности с движениями и голосом. Было бы у меня последнее умение чуть раньше, не пришлось бы изображать Живетьева, потерявшего голос. А уж как облегчилось бы выявление тех, кто на Поводке…

Теперь не было смысла сообщать о новом навыке тому же Грекову: все уже закончилось, а мне не помешало бы наличие неучтенных его ведомством козырей. Грекову, кстати, досталось место Трефилова, так что теперь он стоял не только над одним ведомством, но и над всеми силовыми структурами княжества. Так что, вполне возможно, пасли меня теперь со всех сторон.

В академии Поводок я ни на ком не обнаружил, а вот следов ментальных влияний хватало. В нашей группе были они только у Фурсовой и довольно старые, а вот в других хватало. Соответственно, хватило и мне развлечений до окончания занятий, которые шли как попало, потому что взбудораженными были не только студенты, но и преподаватели. Елизавета Николаевна из Горинска не вернулась, и ходили слухи, что она не просто так не появилась в академии, а что-то знает такого, что считает: лучше держаться от Верейска подальше. Я стоически молчал, полагая, что об изменении собственного статуса Екатерина Николаевна должна сообщить сама.

В целом первая половина дня получилась немного бестолковой, и я даже обрадовался, когда занятия закончились и можно было возвращаться домой. Но уйти я не успел, меня задержала Мацийовская:

— Илья, ты же наверняка в курсе, что происходит? — тихо спросила она, взяв меня под руку, чтобы я не сбежал.

— Ты о чем? — притворился я непонимающим.

— О том, что Шелагины за тобой не просто так заезжали, когда это увидела Маша.

— Там только один Шелагин был.

— Не придуривайся, — обиделась она. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

— Яночка, да с чего ты взяла, что я знаю, что сейчас происходит?

— С того, что мой отец в этом уверен, а он никогда не ошибается.

— Всё когда-нибудь случается впервые.

— Не в этот раз. Ты же сам сказал, что тебя не арестовали, а если не арестовали, ты был нужен для другого.

— В некотором роде я был свидетелем.

— Чего?

— Яночка, любопытство тебя не украшает, — с насмешкой сказал я. — И вообще, у него бывают очень опасные побочки, в виде утраты не только носа, но и головы в целом.

— Да ну тебя — обиделась она, выдернула руку и развернулась, чтобы уйти.

— Ян, меня завтра не будет, если что. Дела требуют быть в другом городе.

— Какие дела? — проворчала она, даже не обернувшись. — У вас единственное производство, и то — в Верейске.

Она ушла, но направление моим мыслям задала вполне определенное: по дороге домой я размышлял, смогу ли что-то получить с Живетьевых после высказывания претензий при императоре от Шелагиных. Именно я, как Илья Песцов, потому что Шелагины точно что-нибудь да получат. Покушение на княжича со стороны Живетьева не может остаться безнаказанным. Или мне отдельную компенсацию не положат?

Я прекрасно понимал, что размышлять об этом пока бессмысленно: все равно что делить шкуру неубитого медведя. Но не мог перестать думать о том, что не отказался бы от живетьевской резиденции в Дальграде. Очень уж она удачно расположена. Хотя, конечно, даже если мне компенсацию предложат, то вряд ли это будет что-то на выбор. Скорее, по принципу «Что дали — то и бери. И радуйся, что вообще что-то дали». Но помечтать-то можно? Вот я и мечтал. Очень уж неудобно было каждый раз пробираться к Проколу.

Нужно было еще собраться в поездку. И хотя все необходимое я мог поместить в пространственный карман, делать этого не стал и забросил часть вещей в спортивную сумку. В пространственный же карман пошло только то, что не следовало видеть посторонним. Например, целительские записи, которые я продолжил изучать. Хорошо бы и до алхимических добраться, но хотя сейф алхимического рода был, я его точно не вскрою в ближайшее время.

После того как сумка оказалась собрана, я уделил полчаса гитаре и перешел к изготовлению артефактов. А нужно было наоборот, потому что регенерация не мгновенно возвращала пальцам нужную точность действий и я испортил пару заготовок, чего раньше не было. Расстроился не сильно, потому что в настоящее время изготовление артефактов превратилось в скучную деятельность без какого-либо выхлопа, кроме прокачки навыка. И две испорченных заготовки были такой мелочью на общем фоне, что не стоили особого внимания. Песец подбадривал, что до взятия второго модуля осталось не так много, а потом будет разнообразие и польза, но пока деятельность была откровенно скучной.

Вечером Олег отвез меня в аэропорт, где я присоединился к Шелагиным. Вылетали они на собственном самолете, небольшом, но условия там были покомфортней, чем когда я летел под видом Живетьева.

Князь, выглядевший так, как будто все эти дни пахал безостановочно, уснул сразу, как самолет оторвался от земли. В таких условиях беседовать с княжичем не стоило, поэтому мы весь полет промолчали, а я вдобавок еще и промедитировал — не пропадать же свободному времени напрасно?

В аэропорту нас встретили. Машина оказалась шелагинской, как и личный водитель. Я поначалу удивился, потом выяснилось, что князь постоянно оплачивает апартаменты в одной из гостиниц и держит там две машины тоже постоянно. Одну — для себя, вторую — для охраны. Подмывало спросить, почему они не завели какое-нибудь жилье в Дальграде — оплачивать гостиницу наверняка выходило дороже. Но спрашивать я все же не стал. Будет моим делом — узнаю, а не будет — не так уж мне это и интересно.

Князь в самолете выспался, поэтому по дороге принялся меня расспрашивать, интересуясь всеми сторонами моей жизни. Было это чересчур навязчиво, на мой взгляд. Нет, я понимал, что ему хотелось узнать как можно больше о внезапно обретенном внуке, но ему наверняка уже полное досье по мне выдали, к которому я вряд ли что добавлю. Некоторые вопросы были слишком личными, отвечать на которые мне было неприятно, поэтому я отделывался короткими ответами и, после того как мы приехали в гостиницу, решил сразу удрать на прогулку. Еще до того, как обнаружил, что метка Живетьевой загорелась интересом и двигается в сторону дворца. А уж после этого пошел на выход с максимально приличной для главы Рода скоростью, напрочь забыв о существующих нынче ограничениях. Княжич меня догнал быстро.

— Тебе не стоит одному сейчас гулять, — сказал он.

— Я могу за себя постоять, — напомнил я.

— Дело не в этом. Статус обязывает взять охрану и машину. Ты хотел посмотреть что-то конкретное?

Я ответил не задумываясь:

— Было бы интересно увидеть императорский дворец.

— Ты его завтра изнутри увидишь.

— А сегодня я бы посмотрел снаружи. Говорят, ночью он особенно красив.

Живетьева передвигалась шустро — наверняка на машине. Похоже, императору срочно понадобилась консультация, а ехать самому ему не по статусу.

Шелагин смирился с моим желанием, и мы выехали от гостиницы, причем ограничились всего лишь одним охранником. Я подозревал, что и водитель не прост, но в любом случае по подготовке они уступали даже княжичу, что уж говорить про меня, так что их присутствие было всего лишь формальностью.

Я делал вид, что с интересом всматриваюсь в ночной город, а сам настраивался на Живетьеву. Пока она молчала, как и сопровождавшие ее лица. Но к императору она приехала раньше, чем мы к дворцу.

— Ты хотел меня видеть, Костенька? — с явной укоризной сказала Живетьева. — Вспомнил про бедную узницу…

— Арина Ивановна, пожалуйста, не надо превращать наш разговор в балаган, — раздраженно бросил император. — Ты давно могла выйти, если бы захотела.

— Не на таких условиях, — мрачно возразила она. — Клятву не дам, и не надейся. Да и нет в ней нужды. Ты сам не веришь, что реликвию взяла я.

— Больше ничьих аур в сокровищнице не обнаружено, Арина Ивановна, так что не стоит отпираться.

— Костенька, нас пытаются стравить.

— Мы это уже обсуждали, — оборвал ее он. — Перейдем к делу. Что натворил твой внук в Верейске, что Шелагин потребовал внеочередного сбора Совета?

— У меня отобрали телефон, — напомнила Живетьева, — так что вам куда проще спросить у самого Эрни.

— Отнюдь. Он удрал из Верейска в Дальград, и здесь его не смогли найти.

— Знатно накосячил где-то… — задумчиво сказала Живетьева.

— Ты же знаешь где. Мне нужен ответ.

Но она не поторопилась удовлетворять его любопытство, сначала решила получить ответы на свои вопросы.

— Что еще слышно от Шелагиных?

— Много чего. Например, у них обнаружился неучтенный Прокол.

— Вот повезло, — с досадой бросила Живетьева, которая собиралась использовать этот Прокол в своих целях и сейчас подсчитывала упущенную выгоду. Ведь Прокол фактически находился под управлением Живетьева.

— И не говори, — хмыкнул император. — В связи с этим в княжестве произведено множество арестов, в том числе и среди княжеских людей. Не обошлось без жертв. Трефилов, который возглавлял силовые структуры княжества, погиб. Николай Шелагин — под домашним арестом. У него отобрали возможность с кем-то связаться, он мне чудом письмо отправил.

— Да? — оживилась она. — Неудивительно. Коленька — очень сообразительный мальчик. Что он написал?

— Пожаловался на несправедливость отца и брата, которые под надуманным предлогом его удерживают, не давая вернуться к занятиям. Так что скажешь?

— Скажу, что Коленька заигрался, — ответила Живетьева. — Речь точно идет о заговоре.

Голос ее, несмотря на слово «точно», звучал неуверенно. Еще бы: она не понимала, почему правнук именно сейчас решил вывести из игры гарантов того, что власть перейдет к нему.

— Это не может быть причиной созыва внеочередного Совета. Даже желание лишить Николая права наследования — не такая важная причина. А желания такого быть не может: других наследников у Шелагиных нет.

— Тут-то как раз ты неправ. У Александра обнаружился сын, — Живетьева ответила так, как будто в мыслях была очень и очень далеко. — Но ты прав, это тоже не может быть причиной. И все это мне не нравится. Пусть мне вернут телефон и позволят переговорить с Эрнестом. Это очень важно. И подозреваю, не только для нас, но и для тебя.

— Говори конкретней.

— Не скажу, пока не удастся переговорить с Эрни, — заупрямилась она.

— Не удастся. Он отключил телефон, и с ним никто не может связаться.

— Вот ведь паршивец…

Похоже, старушка лихорадочно размышляла, стоит ли сообщать императору о своих попытках получить подконтрольное княжество. Потому что дороги назад не будет: сообщит — и княжество придется сдавать под руку императора, захватить не выйдет.

Шелагин о чем-то меня спросил, но я поднял руку, показывая, что не до разговоров. Кажется, он решил, что я восхищен видом из окна настолько, что говорить не могу.

— Мой внук из Верейска точно улетел и не вернулся? — тем временем допытывалась Живетьева.

— Да, его машина осталась на стоянке аэропорта. В Дальграде его следы потерялись. Таксист, который его вез, утверждал, что высадил пассажира чуть раньше конечной точки, потому что тому позвонили. В вашем доме уверяют, что он не появлялся. Делать обыск, сама понимаешь, у нас причин не было. Твой внук не преступник. Пока.

Тем самым император дал понять, что его службы уверены: Живетьев в особняке, но на контакт идти не хочет по своим причинам. Метка Живетьевой зажглась нездоровым азартом и предвкушением.

— Костенька, ты бы отпустил меня ненадолго, съездить, да порасспрашивать своих, — проворковала Живетьева в стиле «доброй бабушки». — Мне скажут больше. И точно буду знать, чего следует опасаться тебе завтра.

— Арина Ивановна, сразу после клятвы от тебя твое заключение закончится, — чуть снисходительно ответил император. — Ты серьезно считаешь, что поймаешь меня на столь простую уловку?

— Но попробовать стоило, — недовольно буркнула она. — Вот что, Костенька, совет я тебе дам. Если Шелагин первым делом потребует признать внука, откажи под любым предлогом. Это в твоих интересах.

— А поточнее?

— А поточнее я тебе скажу, когда на руках у меня будет информация от Эрни, — заупрямилась Живетьева, решившая подстраховаться и не выдавать лишнего, пока остается возможность княжество заполучить. — У Шелагиных явно имела место попытка переворота. Скорее всего, они обвинят в этом Эрни. А ты снятием с целителей иммунитета развязал им руки. Наверняка завтра припомнят все наши огрехи.

— Ожидаемо, — согласился император. — Вы обнаглели и заигрались. Думаешь, я не знаю о суете за моей спиной. Только, Арина Ивановна, ничего тебе не светит.

— Костенька, на что это ты намекаешь? — возмутилась она, сделав голос совершенно старческим. — Живетьевы всегда были верной опорой трона. Вспомни, скольким ты нам обязан, и подумай об этом в следующий раз, перед тем как опять меня обвинить в чем-либо.

— Наличие прошлых заслуг я не умаляю, но они не отменяют нынешних прегрешений.

Говорил император, тяжело роняя каждое слово. Ни о какой доверительной манере речи больше не шло. Он как бы показывал, что не забыл и не простил попытки украсть реликвию. Понял это я, поняла и Живетьева.

— Полно тебе, Костенька, обвинять меня в том, чего я не делала. Обидел ты меня до слез. Ничего я тебе не подскажу. И вообще, устала я, — равнодушно выдохнула Живетьева. — В моем возрасте чаще отдыхать нужно.

— Что ж, Арина Ивановна, не хочешь помогать — отдыхать будешь в заключении. Но учти, если выяснится, что вина твоего внука велика, а ты знала и меня не предупредила, род твой ответит по верхней планке.

Он помолчал, надеясь, что собеседница взвесит риски и признается, но Живетьева уже прикинула, что на одной чаще весов — целое княжество, а на другой — невнятное наказание, поэтому устало бросила:

— Не в чем мне признаваться.

Почти тут же раздался скрип двери, и император сказал: — Уведите задержанную.

— Ты об этом сильно пожалеешь, — на прощанье прошипела Живетьева, метка которой заполыхала жгучей ненавистью.

Больше Живетьева не проронила ни слова, а в шум я перестал вслушиваться, переключился на обстановку вокруг себя. Стояли мы перед дворцом, который был весьма эффектно подсвечен и сиял в ночи праздничной иллюминацией.

— Красиво? — спросил Шелагин, заметив, что я перестал напоминать статую.

— Очень. Стоило приехать и увидеть своими глазами.

Живетьева двигалась по дворцу медленно, то ли отыгрывая возраст, то ли надеясь, что император передумает и ее вернет. Второго не случилось: старушка дошла до выхода, где села в машину с полностью затонированными стеклами, которая проехала мимо нас.

— Завтра ты отсюда выйдешь уже Шелагиным.

Я повернулся к княжичу.

— Сомневаюсь. Независимо от того, первым пунктом пойдет этот вопрос или последним, император откажет.