Маленькие Песцовые радости

Глава 20

Поспать мне удалось аж целых два часа, больше в меня просто не влезло: я проснулся и уже ни в какую не хотел засыпать. Значит, впрок выспаться не получится. Но чувствовал я себя намного лучше, а после того, как душ меня дополнительно взбодрил, задумался, чем же заняться. Решил: попытаюсь вскрыть второй военный сейф, а если за час ничего не получится — пойду позанимаюсь артефакторикой немного, после чего позвоню Шелагину.

Защита второго сейфа работала по иному принципу, чем первого. Втайне я надеялся, что открою его куда быстрее запланированного на это дело часа, но реальность знатно щелкнула меня по носу: за час я не сумел даже нащупать, откуда все это вскрывается.

«А чего ты хотел? Это все это нарабатывается опытом, и через сотню-другую сейфов будешь их вскрывать за пару минут максимум», — оптимистично заявил Песец.

«У меня даже одной сотни нет», — напомнил я, вовсе не утешенный словами симбионта.

«Это у тебя нет, а в княжеской сокровищнице знаешь сколько всего? — Песец предвкушающе потер лапы. — Как доберемся — все наше будет».

Я промолчал, потому что был уверен: хотели бы меня признать — это бы уже сделали, благо обстоятельства тому способствовали. Думал я опять слишком громко, поэтому Песец меня «услышал» и сразу возразил:

«Ты понятия не имеешь, как проходит процедура признания наследника в княжеском роде. Возможно, там имеются некие ограничения и нельзя просто так взять и сказать: „Это мой наследник“, — Песец забавно распушил хвост и принялся расхаживать взад-вперед. — Но Шелагины в тебе нуждаются, других кандидатур у них нет. Понял?»

Ради интереса я залез в сеть и обнаружил, что Песец прав: для объявления требовалось согласие императора, который его мог не дать, если посчитал потенциального наследника недостойным. Просмотрев найденные истории о признании, я пришел к выводу, что обычно император наследников не признавал, всегда находилось что-то их порочащее. Причем это что-то потом еще очень долго полоскалось, делая из кандидатов прямо-таки демонов. Действительно, зачем кого-то признавать, если после смерти последнего князя можно на законных основаниях пригрести себе княжество?

«У тебя ситуация беспроигрышная, — уверенно сказал Песец, — потому что на руках у Шелагиных сплошные козыри, которые сложно перебить монаршей волей».

«Посмотрим», — решил я и отправился в комнату, которую отвел под артефакторику, где даже успел пяток заготовок превратить в полноценные артефакты, когда наконец позвонил Шелагин.

— Через полчаса к тебе подъедем, — бросил он. — Будь готов к этому времени, чтобы никого не задерживать.

— Хорошо, — ответил я, после чего мой собеседник сразу же отключился.

А я побежал на кухню. Чтобы успеть поесть и с собой что-то взять: неизвестно, как сложится остаток дня, поэтому перекус будет не лишним. До оговоренного времени я успел не только собраться и уложить стопку бутербродов в пространственный карман, но и выйти к проходной, куда как раз подошла Фурсова. Самое интересное, что шла она со стороны академии, из которой нас фактически выгнали.

— Ты откуда? — удивился я. — Сказали же: сидеть по домам.

— Я в библиотеку завернула и задержалась, — ответила она.

— Неплохо ты задержалась, — усмехнулся я.

Она почему-то вспыхнула и заявила:

— Не твое дело, понял? Где хочу, там и задерживаюсь.

— Я разве спорю? — удивился я и с облегчением увидел, что машина княжича выруливает из-за поворота. — Было приятно с тобой поболтать, но извини, дела.

Вслед за одной машиной вырули еще две. Почетный кортеж или опасаются брать тетю Аллу малым количеством бойцов? Не такая уж она страшная…

— Какие еще дела?

— Важные.

Я подмигнул Фурсовой и уселся в подъехавшую машину, на заднем сиденье которой обнаружил знакомое мне лицо — ученика Зимина, за которого тот так сильно переживал. Сегодня ученик выглядел трезвым и довольным жизнью. За рулем сидел Греков, а рядом с ним — Шелагин.

— Независимого целителя пригласили, — пояснил Шелагин для меня. — Павел Лебедев — ученик Зимина.

— А сам Зимин не смог? — уточнил я, не зная, как к этой новости относиться.

— Ну знаешь! — возмутился Лебедев. — Будет еще Иннокентий Петрович по всякой ерунде к вам дергаться. Он человек занятой. Скажите спасибо, что меня попросил и я согласился.

— Спасибо, — насмешливо сказал я. — Вообще-то, за вашим учителем такой должок, что он мог бы и сам приехать.

— Ради экспертизы по наличию блока? Это и я могу сделать — полномочий достаточно.

— А вы их видите? — на всякий случай уточнил я.

— И вижу, и снимаю, — гордо сообщил Лебедев. — Так что вам повезло, что к вам приехал именно я.

После этого он разразился длинной речью, восхваляющей учителя, из которой следовало, что тот не только выдающийся практикующий целитель, но и выдающийся экспериментатор, постоянно изыскивающий новые способы использования целительских чар. С возрастающим офигеванием я узнал, что способ снятия блоков был придуман лично Зиминым.

— С Огонькова блоки слетали без всякого Зимина, — не удержался я.

— Наверняка были фальшивыми. Огоньков, скорее всего, работает на Живетьевых, только поймать его за руку пока не удалось, — снисходительно пояснил Лебедев.

Расспрашивать в его присутствии о том, как прошли задержания, я не хотел, сами Шелагин и Греков молчали, так что пришлось слушать всю дорогу восхищенные рассказы Лебедева о своем учителе. Конечно, Зимин вряд ли хотел присваивать себе создание методики снятия блока, скорее таким образом пытался сохранить в тайне мое участие. Впрочем, на лавры создателя я и не претендовал.

В Горинске обе машины сопровождения от нас отделились: одна отъехала в сторону, как только мы въехали в город, вторая — примерно в центре. Значит, здесь тоже были те, кого следовало изолировать и допросить. Мы же, нигде не задерживаясь, проехали через город и подъехали к поместью Вьюгиных.

И вроде не так давно я отсюда уехал, а дом уже казался чужим и неприветливым. Да и был ли он мне родным после смерти матери? Постоянная гонка, постоянное стремление доказать деду, что я чего-то да стою. Эта гонка плавно перетекла в нынешнюю, но теперь у нее хотя бы причины другие — желание выжить. А еще — мне было интересно. Интересно получать новые знания, интересно создавать что-то своими руками.

«Играть на гитаре тебе тоже понравится, — уверил меня Песец. — В конце концов, маг ты или не маг?»

Ворота нам не открывали, поэтому время препираться с симбионтом у меня нашлось.

«Какая связь гитары с магией?»

«Как это какая? В основе любого направления магии лежит гармония. Игра на музыкальном инструменте помогает точнее в нее войти, понимаешь?»

Рожа у Песца была хитрющей, так что сложно было догадаться, говорил ли он правду или пытался приблизить меня к своему идеалу мага в лице собственного создателя.

Грекову надоело ждать, он вышел из машины и экспрессивно объяснил охраннику, что с тем будет, если княжеских людей немедленно не пропустят. Похоже, охранник проникся, и ворота наконец задергались, разъезжаясь в разные стороны. Греков вернулся за руль, и мы поехали прямиком к парадному входу.

Нас даже встречать никто не вышел. Благо я не забыл, где находится гостиная, и провел всех прямиком туда. А если бы не я, то стояли бы у входа или блуждали бы по зданию?

— Бардак, — высказал общее мнение Греков. — Предлагаю здесь не рассиживаться, а идти прямиком к Василию Дмитриевичу.

— Добрый день, господа, — сказала вошедшая тетя Алла. — К сожалению, Василий Дмитриевич слишком плохо себя чувствует, чтобы принимать гостей.

— А мы не совсем гости, Алла Дмитриевна, — холодно сказал Шелагин. — Целителя привезли. Эрнест Арсеньевич сказал, что состояние тяжелое, Илья заволновался.

— Илья, ты совершенно напрасно беспокоишь занятых людей, — неприязненно процедила тетя Алла. — По-твоему, я не могу обеспечить должного ухода за Василием Дмитриевичем?

— По-моему, не можете, — пошел в нападение уже я. — Почему вы никому не сообщили о том, что деду стало плохо?

— Это кого-то из вас волнует? — вызверилась она. — Все разъехались, и вам наплевать на Василия Дмитриевича. Ты сам-то хоть раз позвонил, побеспокоился о его здоровье? Или эта паскуда Олег, который тебя против меня настраивает? Он переживает исключительно за себя. Вы все эгоисты. Василий Дмитриевич столько сил на вас убил, а вы…

— А мы хотим пройти к Василию Дмитриевичу и выразить ему свое уважение, — прервал ее Шелагин. — Госпожа Вьюгина, у нас не так много времени, чтобы вникать в ваши внутренние дрязги.

Тетя Алла застыла в проеме двери и уперлась в него обеими руками.

— Я вас к нему не пущу, — зло выпалила она. — Ему нужен покой, как вам наверняка сказал Эрнест Арсеньевич. Покой, правильное питание и восстанавливающие процедуры. Хватит того, что эти неблагодарные сволочи устроили. Я им всю жизнь отдала…

Она пару раз всхлипнула и разрыдалась, настолько талантливо показывая представление, что Лебедев, который ее совсем не знал, смутился и сказал:

— Госпожа Вьюгина, успокойтесь, пожалуйста. Разве смогу я нанести вред пациенту? Что плохого в том, что я его осмотрю?

— Эрнест Арсентьевич сказал: никаких волнений, — гнусаво ответила она, не переставая всхлипывать.

— Так. Мне это надоело, — бросил Греков. — Илья, проводи господина Лебедева, а мы пока обсудим пару вопросов с госпожой Вьюгиной.

Тетю Аллу он переставил из дверного проема, как будто та была неодушевленной вещью. Она заорала, начала брыкаться и ругаться, но мы с Лебедевым уже прошли и двигались в сторону спальни деда. Владик, чья метка сияла в его комнате тревогой, так и не появился, решил, что с любой опасностью мать справится куда лучше, чем он. Хотя наверняка волновался и прислушивался ко всем шумам.

Дед выглядел куда хуже, чем в нашу последнюю встречу. Похоже, пиявка качала из него не только магию, но и жизненную силу. Я даже заподозрил, что в его возрасте таких блоков ставить в принципе нельзя. Пиявка деда выглядела большой и неприятно пульсирующей при перенаправлении энергии.

— Илья? — проскрипел он слабым безжизненным голосом. — Приехал все-таки. Алла говорила: не приедешь, обижен на меня очень.

— Вы просили ее меня вызвать?

— Просил, да. — Дед прикрыл глаза. — Совсем я плох стал, Илья. Того и гляди богу отдам душу, а Владиславу — Род.

— Не торопитесь на тот свет. — Лебедев подошел к нему, растирая руки. — Сейчас я вас на ноги поставлю. Ваша невестка — редкостное дерьмо, господин Вьюгин.

— Не говорите так, я ей всем обязан, — еле слышно прошелестел дед.

— За все, что она для нас сделала, ей грозит серьезный тюремный срок, — сказал я. — Что засвидетельствует приехавший со мной целитель.

— Ты о чем?

— На вас, господин Вьюгин, стоит блок, который перекачивает энергию от вас к вашему родственнику, — сообщил целитель и красуясь, точечным ударом блок развеял, от чего лицо деда тут же потеряло мертвенную бледность.

— Какому родственнику? — спросил он, пусть и не со своей обычной громкостью, но и не едва слышно, как чуть раньше.

— К Владику, конечно, — ответил я. — Когда поняли, что с меня больше тянуть не получится, то ты тете Алле показался лучшим кандидатом на роль донора. Вот она Живетьева и уговорила.

Дед приложил руку ко лбу.

— Ничего не понимаю.

— У Влада родной силы на три круга, — безжалостно сообщил я. — Все остальное тетя Алла брала за мой счет. А когда оказалось, что больше нельзя скрывать, что мой настоящий отец Шелагин, тете Алле пришлось искать нового донора. Ни дядя Володя, ни Олег на эту роль не подходили — у них кругов не хватало, вот за тебя и взялись.

— Ерунда какая-то, — проворчал дед.

Силы к нему возвращались на глазах, а целитель увлеченно проводил поддерживающие мероприятия, не забывая прислушиваться к тому, что мы говорим.

— Ерунда, не ерунда, — продолжил я. — Но тетя Алла настолько переживала, чтобы на пути ее сына никто не встал, что влепила блок на либидо всем мужчинам Рода. Сейчас у моих дядьев он снят, так что у тебя могут быть другие внуки.

— Ты не можешь быть сыном Шелагина, Илья, — не обольщайся. Разочарование будет слишком серьезным. — Дед уже настолько хорошо себя почувствовал, что сел. — После твоего рождения от князя приезжал целитель, который вполне определенно сказал, что ты — не Шелагин. Софья тогда всю ночь проплакала, как будто это что-то могло изменить.

— Потому что на мне стояло маскирующее плетение, — пояснил я. — Не так давно глава Живетьевых сказала Шелагиным, что я — сын княжича. Кстати, Федорова это знала.

— Федорова?

— Мать того, кто считался моим отцом. И да, мы с его сыном — не родственники.

— Помоги-ка мне одеться, — проворчал дед, спуская ноги на пол.

Я бросил вопросительный взгляд на целителя, тот кивнул, что можно, хотя мне самому не нравилось то буйство энергий, что я наблюдал внутри пациента.

— Точно можно? — спросил я вслух.

— Василий Дмитриевич возбужден, но ему хуже станет, если не удастся это возбуждение выплеснуть. От себя могу добавить к сказанному, что в ауре наблюдаются следы слабого ментального влияния. Но старые.

— Потому что я артефакт ношу против ментала, — буркнул дед. — Вот новых и нет.

Он встал с кровати, силы у него прибывали прямо на глазах. Так что даже помогать одеваться не пришлось: из немощного старца дед почти мгновенно преобразился в бодрого мужчину в возрасте. Энергия, которая раньше уходила к Владику, теперь словно распирала его изнутри, заставляя активно действовать. Помнится, когда с меня блок сняли, я от болевого шока на ногах не удержался. Правда, у меня слишком долго блок стоял, а после снятия энергосистема не сразу приспособилась.

В гостиную мы вошли торжественной процессией во главе с дедом. Первым делом он нашел тетю Аллу и так на нее посмотрел, что она попятилась и сбежала бы, не ухвати Греков ее за руку.

— Ну что? — спросил он Лебедева.

— Полный комплект. И блок был, и следы ментального внушения.

Лебедев уселся в свободное кресло и торопливо принялся набрасывать заключение, не обращая внимания на наши разборки.

— Это не я, — залепетала тетя Алла. — Я не умею ставить блоки. Могу поклясться.

— Маскирующие заклятия тоже не умеете? — спросил я.

— Какие еще маскирующие? — срывающимся голосом спросила она

— Которые скрывали мое родство с Шелагиными.

— Это, кстати, легко проверить, — намекнул Лебедев.

— Соня меня сама об этом просила, — заюлила тетя Алла.

— Не ври! — рявкнул дед.

— Она не хотела, чтобы Илья считался бастардом, — продолжала упорствовать тетя Алла. — Поэтому не хотела, чтобы его признали Шелагины. Лучше быть законнорожденным Вьюгиным, чем непонятно кем. Это она сама говорила. Да, после отъезда целителя она переживала. Но просила меня об этом сама. И это ненаказуемо.

Тетя Алла успокоилась и смотрела на нас чуть свысока. И у нее были для того основания: столько лет всех водила за нос. Даже сейчас в глазах деда появилось сомнение: вдруг она права, а он ошибается.

— А блок либидо на меня и своих братьев тоже моя мать просила поставить? — разозлился я.

— Что ты говоришь? Тебе ли не знать, что это результат безответственности твоего дяди Олега, — возмутилась она. — Я пыталась что-то сделать, но я не всесильна.

Оправдывалась она сейчас перед дедом, который прошел к креслу в центре гостиной и тяжело в него бухнулся.

— Почему-то посещение бара, в котором слетают блоки, моментально устранило эту проблему.

— Я не понимаю, в чем меня обвиняют. Вы твердите о каких-то блоках, но на моих родственниках ни одного в настоящее время нет, — бросила тетя Алла, выпрямившись так, как будто в нее засунули жердь, не позволявшую сдвинуться хотя бы на миллиметр. — По поводу найденного блока на Василии Дмитриевиче я могу поклясться, что не имею отношения к его возникновению.

— Ой ли, тетя Алла, — усмехнулся я. — Наказание за лживую клятву прилетит тут же, потому что вы просили Живетьева об этой услуге. И покойную княгиню просили помочь. Так что вы были заказчиком. Вы старательно уничтожаете род Вьюгиных.

— Не выдумывай, — зло сказала она. — Мой сын — будущий глава рода, я не заинтересована в таких проблемах.

— Какая же ты лживая тварь, — бросил дед.

— Как бесплатные процедуры от меня получать — так «Аллочка хорошая», а когда я решила побороться за права своего сына, так сразу тварь? Не реши Володя развестись, ничего бы этого не было, — гордо заявила тетя Алла.

— Неужели? — усмехнулся я. — Разве Живетьева не дала вам задание передать родовое имущество им?

Тетя Алла взялась за горло и потерла его, как будто ее душила данная Живетьевым клятва.

— Мало ли какие задания мне давали, — не стала она упираться, но и не подтвердила ничего напрямую. — Но я бы вывернулась, поверь. Могу поклясться, что я планировала поставить во главе рода своего сына, а не передавать род в чужие загребущие руки.

Как будто ее загребущие руки были чем-то лучше.

Тем временем Лебедев заключение закончил, размашисто расписался и заверил магической печатью, которая вспыхнула разноцветными огоньками. Бумага перекочевала к Грекову, тот ее прочитал и бросил:

— Собирайтесь, Алла Дмитриевна, едете с нами.

— А Владик? — жалобно спросила она.

— Владик — взрослый мальчик, — напомнил я. — Может о себе позаботиться. Главное ему денег лишних не давать, потому что у него появляются идеи нанять убийц для меня и собственного деда.

Тетя Алла, вытаращив на меня глаза, смотрела так, как будто видела впервые. Слишком непохож был я на того покладистого мальчика, которого она из меня старательно лепила. Лепила, лепила, но что-то вдруг пошло не так…