Маленькие Песцовые радости

Глава 21

Владик к нам все-таки вышел. Возможно, конечно, что не к нам, а к угощениям, которые приказал подать дед, пока тетя Алла собиралась — ей дали возможность взять с собой самое необходимое, хотя блокираторы Греков на нее нацепил сразу. Ему, видно, хватило истории с Живетьевым, когда целительская магия оказалась не такой уж безобидной.

— Добрый день! — чинно поздоровался кузен. Выглядел он сильно похудевшим, даже щеки обвисли, из-за чего напоминал он сейчас безобидного мопса. Только очень противного. — Я только что узнал, что случилось. Я даже не подозревал, на что пошла моя мать ради меня.

— Одобряешь? — прищурился Греков.

— Что вы, как можно? — притворился испуганным Владик. — Это же нарушение закона. Меня всегда учили ему следовать, и я даже подумать не мог, что моя мама — не такая законопослушная, какой представлялась.

Как раз вкатили столик с чаем и закусками, и кузен засуетился, угодливо улыбаясь всем сразу.

— Давайте я разолью, — с готовностью предложил он и махнул рукой горничной, чтобы та уходила.

Уговаривать ее не пришлось: девушку присутствие в гостиной Шелагина и Грекова пугало до трясущихся рук, так что она выскочила, не дожидаясь подтверждения от главы рода. А Владик взял на себя ее обязанности. Первым делом он приоткрыл заварник и в уверенности, что делает это незаметно, высыпал туда порошок, часть из которого прилипла к его потной руке. Такой чай я пить бы не стал, даже если бы он был безвредным: капли пота моего кузена — не та добавка, которую хотел видеть в своем напитке здравомыслящий человек.

Заметил это действие не только я.

— Погоди-ка, — сказал Греков. — Что это ты сыпанул в чайник?

— Я ничего не сыпал, — воззрился на него честными глазами Владик. — Я проверил, как там все заварилось.

— Твое «ничего не сыпал» у тебя к рукам прилипло, — бросил Греков. — Сейчас ты у меня весь чайник выдуешь для проверки.

Владик испуганно попятился к выходу. Руки он заботливо вытирал о штаны, отчего на них появились белесые разводы.

— Я как лучше хотел… — плаксиво забормотал он. — А вы меня опять в чем-то обвиняете. Это все Илья. Он всех против меня подговаривает.

— Неужели? Ты еще скажи, что заставил тебя высыпать в чай яд, — возмутился я.

— Какой яд? — округлил он глаза. — Если ты с такой уверенностью говоришь, что там яд, то не ты ли его подсыпал?

Он ухватился за ручку двери, но та застыла, намертво заклиненная заклинанием Грекова. Вадик сообразил, что слинять не выйдет, глаза его забегали по комнате в поисках второго выхода. Дверь тут, конечно, была не единственной, но кто сказал, что ему позволят удрать?

Греков встал, поводил артефактом над чайником и вздохнул:

— Действительно, яд быстрого действия. Поганец, ты вообще осознаешь, что собрался отравить пять человек, причем двое из них — твои кровные родственники. И не надо мне тут представление устраивать: я своими глазами видел, как ты эту дрянь, что теперь у тебя на штанах, высыпал в чай.

Владик посмотрел на штаны, для чего ему пришлось согнуться: похудеть-то он похудел, но не до такой степени, чтобы живот полностью втянулся.

— Это я обо что-то испачкался, — уверенно заявил он.

— Боже мой, — страдальчески сказал дед. — Не того внука я выставил из Рода, но ничего, это я сейчас исправлю. Какой стыд, какой стыд. Илья, прости меня, если сможешь…

— На вас постоянно ментально влияли, направляя в нужную сторону, — напомнил целитель.

— Я должен был думать о такой вероятности. — Дед покачал головой. — своими руками все развалил, своими руками…

Он замолчал и уставился на свои руки, как будто раздумывал: что с ними не так.

Тем временем Греков подошел к Владику, который пытался вжаться в стену, напрочь забыв о том, что занимает слишком много места для таких пряток.

— И на штанах тоже следы яда, — заявил Греков.

— Меня хотели отравить! — завопил Владик.

— Твоими собственными руками, да?

— А что с моими руками? Их просто нужно промыть, — уверенно сказал кузен.

— Я вообще-то запись веду, — подал я голос. — И на ней будет прекрасно видно, как ты подсыпал яд в чай.

— Да ладно вам, — он широко улыбнулся. — Это была всего лишь шутка. Никто же не умер? Я, может, просто хотел убедиться в вашей наблюдательности, которая оказалась прекрасной.

Его комплимент не пронял никого.

— Вот это ты и расскажешь следователю. Поедешь вместе с мамой, — с доброй улыбкой сообщил Греков.

— За что? Я же ничего не сделал! — возмутился Владик. — Это княжеский произвол!

— Покушение на жизни двух глав Родов, одного наследника княжества и одного приглашенного целителя. Себя, так и быть, я из списка выключаю. А покушение на столь важных особ должно наказываться.

Владик задумался и родил мысль:

— Если вам непременно нужно кого-то обвинить, то мама возьмет мой проступок на себя.

— И не жалко будет? — удивился Шелагин.

Владик посчитал это согласием с его планом, приободрился и заявил:

— Ей все равно грозит максимальный срок. Для нее преступлением больше, преступлением меньше — разницы нет. Удалось бы у меня, она бы все равно на себя взяла, потому что тем самым я исполнил бы ее мечту: стал главой клана Вьюгиных уже сегодня.

— Тоже мне глава… — проворчал дед, избегая встречаться с кем-то глазами.

— А кто, кроме меня, сам посуди? Некому же.

Владик был чрезвычайно горд своими выкладками, поэтому жестоко оскорбился, когда их не приняли во внимание и ему пришлось поехать с тетей Аллой. К счастью, не с нами рядом: для перевозки арестованных использовались две машины сопровождения.

Все это происходило на глазах у деда, который и без того чувствовал себя неважно. Целительские поддерживающие заклинания, на которые не скупился Лебедев, не смогли в достаточной степени выправить ситуацию. Дед выглядел так плохо, что целитель перед нашим уходом предложил ему отправить в целительский сон, который позволил бы успокоить расшатанные нервы.

— Некогда мне спать, — проворчал дед. — Александр Павлович, понимая всю степень тяжести моей вины, тем не менее хочу обратиться к вам с просьбой.

— Слушаю вас, Василий Дмитриевич.

— Не могли бы вы поспособствовать ускорению развода моего старшего сына? — попросил дед — Как подумаю, что своими руками ввел в дом змеищу, которая всех перекусала, то…

— Хорошо, Василий Дмитриевич, — согласился Шелагин и сразу принялся куда-то названивать.

— Только ты имей в виду, что дядя Володя свой выбор сделал, — на всякий случай предупредил я деда. — И сейчас у них с Елизаветой Николаевной более-менее все наладилось. Если ты не хочешь потерять еще и старшего сына…

— Я тогда уже был согласен, — поник головой дед. — Позвони ему, пусть приедет. И с этой, как ты там ее назвал?

— Елизавета Николаевна.

— С Елизаветой Николаевной. — Он устало прикрыл глаза. — Благословлю их, пока еще жив.

— Не настолько у вас плохое состояние, чтобы думать о смерти, — заметил Лебедев.

— Душа болит, — пожаловался дед.

Дяде Володе я позвонил, рассказал, что случилось, и попросил приехать с Елизаветой Николаевной. Не только для того, чтобы получить благословение, но и чтобы присмотреть за дедом, который сегодня открыл глаза на то, чего раньше в упор не видел, и получил ударную дозу отрицательных эмоций. Конечно, Лебедев много чего сделал и зелье регенерации я оставлю, но деду сейчас нужно человеческое участие. Насколько я его знаю, если останусь, для него буду лишь дополнительным источником переживаний. Символом совершенной ошибки.

Оставлял я его все равно с неспокойным сердцем, хотя и выглядел он куда лучше, чем когда мы его обнаружили в кровати. Даже какой-никакой румянец появился. Шелагин заметил мое беспокойство и попросил Лебедева задержаться на пару дней за дополнительную плату. Тот согласился, за что я был им обоим очень благодарен.

Поскольку Лебедев остался в Горинске, то, стоило нам отъехать от особняка Вьюгиных, я сразу спросил:

— Здесь забрали тех, кто за Проколом приглядывал?

— Именно так, — подтвердил Шелагин. — Твоего бывшего тренера тоже прихватили, если это тебе важно.

— Не знаю. Мне он всегда казался довольно мутным типом, — признал я. — Хотя тренером был хорошим, этого у него не отнять. Я многое от него взял. Но он же только Проколом занимался. Что там с сообщниками Живетьева и Трефилова?

— Лезут и лезут, — проворчал Греков. — Николай, вон, тоже успел отличиться: отправил жалобу императору. Мол, учиться не пускают. Нагадил, поди, где-то, вот и торопится удрать, пока не нашли и носом не тыкнули.

— Это вряд ли, — скептически возразил я. — Он место князя считает своим и будет за него грызть всех несогласных. И если он хочет выйти из-под ареста, то не для того, чтобы удрать, а для того, чтобы получить возможность устранить мешающих.

— Слышал, Саш? — Греков от дороги не отвлекся, но внимание Шелагина постарался привлечь. — Вот у человека даже вопросов нет. Сразу определил, что из себя представляет Николай.

— Как раз вопросы у меня есть. Как он отправил письмо императору? Домашний арест не предполагает ни наличия телефона, ни доступа в сеть.

— А ничего этого и не было, а письмо отправили, — сказал Шелагин. — Кто-то из слуг постарался. Считают, что мальчика задержали несправедливо.

— Да ну, — фыркнул Греков. — Он наверняка чем-то подкупил. Либо деньгами, либо обещаниями. Уверен, среди прислуги нет тех, кто его жалеет. Но те, кто думает о будущем, просто обязаны быть. И вот таких нужно вычислить и вычистить. Потому что они пошли против воли князя. Пока Павел Тимофеевич запрещает жесткий допрос прислуги, которая могла не понять важности того, что делает. Но то, что это письмо предупредило императора, — факт.

— А что император?

— Потребовал отправить Николая доучиваться, — пояснил Шелагин. — А отец в ответ потребовал созвать внеочередной Совет князей. Собирается записи показать. Кому-то он уже отправил: тем, чьи фамилии прозвучали от Живетьева и кто умеет держать язык за зубами.

— Скандал грядет, — заметил Греков, который этим был скорее доволен.

Я его прекрасно понимал. Конечно, против императора выступать было рискованно, но даже если мы сейчас с ним договоримся за спиной у остальных, это всего лишь отсрочит конкретно наше уничтожение. Его оставят на десерт. Поэтому вытащить все на поверхность было решением правильным, хотя и опасным. И то, что ряд князей уже в курсе, — тоже было залогом того, что нам удастся переиграть императора хотя бы в этом раунде.

Еще что-то спросить я не успел, потому что мне позвонила Мацийовская.

— Илья, ты как? — встревоженно спросила она.

— Нормально, Яночка, а что такое?

— Маша мне сказала, что тебя задержали, — выпалила она.

— С чего вдруг задержали? — удивился я.

— Мне откуда знать? Мне так Маша сказала.

— Я Маше пояснял, что еду по делу. И она должна была заметить, что меня никто не задерживал, в машину силком не засовывал, и вообще…

— Тогда хорошо, — успокоилась Мацийовская. — Просто сейчас всякие странности всплывают. Ходят слухи, что младшего княжича держат под домашним арестом.

Она сделала выразительную паузу, пришлось ее заполнить.

— Меня под арестом не держат, не волнуйся.

Она вздохнула и уже не так заинтересованно протараторила:

— Еще я тебе как староста сообщаю, что занятий завтра тоже не будет.

— Почему?

— Чтобы не было больших скоплений магов. Иначе жахнуть может неслабо. А в нашем случае еще и куча алхимии в воздух взлетит. Поэтому обзвонили старост, а старосты обзванивают своих одногруппников.

— Понял, завтра никуда не иду. Спасибо.

Она немного помолчала, а потом спросила:

— Илья, точно помощь не нужна?

— Точно. У меня все нормально. Относительно, конечно, но тем не менее.

— Относительно чего?

— Относительно состояния сытого и отдохнувшего студента, полностью готового к занятиям, — отрапортовал я. — По всем пунктам немного недостает, но некритично. Будет еще целый свободный завтрашний день, чтобы это исправить.

Мы попрощались, и я вспомнил, что у Вьюгиных нам так и не удалось перекусить, а в пространственном кармане у меня лежат бутерброды. Я сделал вид, что достал их из рюкзака, и протянул пару спутникам с вопросом:

— Будете?

— Будем, конечно, — воодушевился Греков. — Ты же не думаешь, что после того, как нас пытались накормить ядом у Вьюгиных, мы вообще откажемся от еды?

Теперь он держал руль одной рукой, а второй зажал бутерброд. На безопасность это почти не влияло, потому что дорога была на редкость пустынной. Все как будто притаились, ожидая окончания разборок в княжестве.

— Вкусно, — невнятно сказал Греков.

— Вкусно, — согласился Шелагин. — Хотя в колбасе есть что-то необычное.

— Она с добавлением изнаночного мяса.

— Это где у нас такими торгуют? — удивился Греков.

— Сам делаю. Не простаивать же коптильне?

— Логично, — согласился Греков. — А чего тебя вдруг на приготовление колбас потянуло?

— Кулинария тесно связана с алхимией. И вообще — интересно.

— Только колбасу делаешь? — заинтересовался Шелагин.

— Почему только колбасу? Все понемногу. Даже сидр поставили, но не пробовали пока.

— Сразу отвечаю: хотим, — внезапно заявил Греков. — Хотим снять пробу. Хоть сегодня. Особенно под такую колбаску. Ты же не последней нас кормил?

— Не боитесь отравиться?

— У меня при себе артефакт, определяющий яды. Так что отравиться точно не боимся, да, Саш?

— Не боимся, — согласился Шелагин. — Попробуем с удовольствием.

«Наши люди. — Песец обрадованно потер лапы. — К дегустации у нас все готово, а им нужно расслабление, как и тебе. Давай зови».

— Думаю, что пробу можно снимать хоть сегодня, — без особой охоты сказал я.

— Идеально, — обрадовался Греков. — Хотя бы этот день должен хорошо закончиться.

«А что может быть лучше, чем закончить его с бокалом сидра? А он знает толк в правильном подходе.»

Песец так радовался, как будто собирался напиваться сам. И наедаться: он тут же начал перечислять, что нужно подать на стол к сидру, чем занимался долго и с явным удовольствием.

Примерно на середине пути, но ближе к Верейску, нам встретилась машина дяди Володи. Мы ненадолго остановились и переговорили. Дядя Володя в основном слушал, молчал и страдальчески хмурился, а вот Елизавета Николаевна сказала все, что она думает и о тете Алле, и о Владике, которые сидели в одной из остановившихся за нами машин сопровождения, наверняка видели сейчас нас и давились ядом. Жаль, что собственным ядом отравиться невозможно, иначе бы довезли до Верейска два трупа. Возможно, это было не таким уж плохим вариантом: тетя Алла наверняка под клятвой и не сможет рассказать ничего важного, а Владика вряд ли кто посвящал в такие планы, потому что избыток чужой магии слишком сильно давил ему на мозги.

В результате приехали мы к нам домой, где пришлось успокаивать еще и Олега после пересказа случившегося. Это не получалось до тех пор, пока я не принес на дегустацию первые бутылки сидра. Устроились мы в беседке, для посиделок она подходила лучше всего. На кухне не получалось такой душевности почему-то. Даже кофе казался вкуснее рядом с бассейном. Что уж говорить про сидр, к которому я чего только из закусок не принес. В основном, холодных, чтобы не давать возможности заподозрить у нас стазисные хранилища.

Сидр пился легко и приятно, почти как яблочный сок, чем он, в сущности, и был. С каждым бокалом проблемы казались все мельче и дальше. И это не было следствием опьянения — сколько там в этом сидре градусов? Всего ничего. Это действовала сама атмосфера медитативного распития сидра под неспешные разговоры и хорошую закуску.

Уходило напряжение и из меня, и из остальных в нашей компании. Жизнь начинала играть красками, как пузырьки в бокале сидра, и приходило осознание того, что если живешь в постоянной погоне за чем-то или от чего-то, то многие важные вещи — друзья, семья, любовь — проходят мимо. А ведь именно они составляют основу жизни.

Наверное поэтому, ложась спать, я использовал модуль не с магией Металла третьего уровня, а с обучением игры на гитаре. Затмение какое-то нашло, не иначе.