Локки 6. Потомок бога

Глава 19

Полицейский зло подкрутил ус и грубо сунул мне бумаги под нос.

— Подписывайте, гражданин Громов! — брызжа слюной, пролаял он, словно бульдог, вцепившийся в сахарную кость, которую уже никому не собирался отдавать.

— Подписывай, подписывай! — насмешливо поддакнул краснорожий, хозяйским взглядом осматривая мой артефакт.

Я криво усмехнулся и посмотрел на экран телевизора, висящего под потолком. Как раз сейчас начались срочные новости. И это было мне на руку.

— Вы даже не знаете, с кем связались, ублюдки, — со злым весельем подмигнул я им и открыл дверь, ведущую в лавку.

— Куда это он? — выдохнул краснорожий, настолько удивившись, что даже пропустил мимо ушей то, что я назвал их ублюдками. — А-а-а, сбежать хочет. Правильное решение.

Усач что-то нечленораздельно пробурчал, тоже явно посчитав замечательным выходом мой внезапный побег.

Однако я не собирался никуда бежать. Встал в дверях и посмотрел на улицу. Там продолжался дождь, мелькали редкие прохожие и машины, а в припаркованном возле тротуара полицейском авто всё также восседать служивый.

— Эй ты! Иди сюда! — крикнул я ему и повелительно махнул рукой.

Тот заколебался.

Он точно был в сговоре с усачом, а потому не больно-то хотел выбираться из тёплой машины. Но всё же, подумав пару мгновений, смертный выскользнул из автомобиля и побежал к лавке, придерживая форменную фуражку.

— Что тут у вас происходит? — недовольно прорычал он, морща рябую физиономию с белёсыми бровями.

— Да вот господин изволит безобразничать: оскорбляет должностное лицо и не подчинятся, — кивнул на меня усач, криво усмехаясь.

С одной стороны его явно бесило, что я не прогибаюсь перед ним. А с другой — его веселило то, что я позвал второго служивого, вроде как надеясь на его помощь. Но усач-то прекрасно знал, что рябой ничем мне не поможет. Он же из их банды.

— Пятнадцать суток по нему плачут, — издевательски вставил краснорожий, глянув на меня. — Отец в больнице помирает, а он в тюрьму загремит. Куда катятся дворяне?

— Читай, — сунул я рябому «корочки», которые успели для меня сделать слуги императора. Там была и моя фотография, и ФИО, и новый статус. — А теперь смотри, сука, туда.

И я пальцем ткнул в сторону телевизора, где красовалось моё мужественное лицо.

Рябой удивлённо глянул на «корочки», а потом посмотрел на экран. Перевёл взгляд обратно, вздрогнул и просипел краснорожему:

— Это… сделай-ка телевизор погромче.

Тот почувствовал подвох и насторожился, но пульт всё же взял и увеличил громкость.

— … Его Императорское Величество срочным указом назначил Александра Громова, бывшего кадета академии стражей из города Стражград, Рукой императора, — проговорила миленькая ведущая. — Этот статус позволит ему…

И дальше она рассказала, что я теперь могу всех на одном месте вертеть, кроме самого императора и его семьи.

Причём по телевизору в замечательном качестве показали мои фотографии. Возможно, будь они более плохого качества, у смертных в лавке возникли бы какие-то сомнения, что перед ними именно тот самый Громов, но фото были просто шикарными. Наверное, даже паук в углу искренне поверил, что в лавку нагрянул сам ставленник императора.

— Бо-о-оги, — тоненько выдохнул хозяин скупки, смекнув что к чему.

Его красная рожа стала белее снега, а пальцы с моим артефактом задрожали так, будто смертный сел задницей на оголённый провод под напряжением.

Усач тоже изрядно сбледнул, осознав, кто перед ним. Его глаза испуганно забегали по сторонам, а во взгляде уже скакали не рубли, а годы тюрьмы, которые он получит за свои проделки.

Но полицейский не собирался сдаваться. Он попытался выкрутиться.

— Господин, произошло недоразумение, — протараторил смертный давшим петуха голосом. — Раз вы Рука императора, то, конечно, уже нет никакой надобности проверять — вам ли принадлежит артефакт. Просто нас ввёл в заблуждение ваш вид и слова… Вы же говорили об отце, который…

— Заткнись, урод! Я солгал об отце, желая выяснить, насколько вы гнилые люди.

— Да мы… мы верные слуги императора, — проблеял полицейский и обернулся к подельнику. — Витька, верни немедленно принадлежащую господину Громову вещь!

Я взял артефакт из трясущихся загребущих лап белорожего и приказал рябому:

— Арестуй этих козлов и вызывай сюда своё начальство. Живо!

Тот сглотнул, судорожно глянул на усача и потянулся рукой к наручникам, висящим на поясе.

— Это всё он! Он меня заставил! — полузадушенной свиньёй проверещал хозяин лавки, тыча пальцем в усача.

— Заткнись, идиот! — прорычал тот, понимая, что особых доказательств у меня нет.

— Не утруждайтесь, мрази, — иронично улыбнулся я им. — Судье хватит одного моего слова, чтобы упечь вас на десяток лет.

— Молю, не надо! — завопил хозяин лавки.

А вот усач оказался более решительным. Он оттолкнул своего коллегу и метнулся к выходу. Но я ожидал от него чего-то подобного, потому телепортировался к двери и со всей силы вмазал кулаком в лицо ублюдку. В моих ушах от наслаждения даже христианские ангелы запели.

Усач вскрикнул и без сознания грохнулся на спину, заливая грязный пол кровью из разбитого носа.

— Открывай дверь в свою конуру! — повелительно бросил я хозяину лавки, отчаянно заламывающему руки.

Он, в отличие от усача, даже не пытался сопротивляться. Сломался, как только понял, кто я такой.

Смертный торопливо бросился к двери, попутно умоляя меня простить его. Я молчал. Рябой же сразу нацепил на мошенника наручники и вызвал своё начальство, как я и приказал.

— Я не хотел ничего дурного, — продолжил стенать хозяин лавки, старательно корча жалобные гримасы. — Меня заставили. А я-то не хотел, не хотел. Умоляю, простите меня, господин Громов. Проявите сочувствие.

— Прощения хочешь? Милости? — прорычал я, столкнув брови над переносицей. — Просишь проявить сочувствие? А где же было твоё сочувствие, когда я говорил, что мой отец при смерти? А⁈ Почему ты не проявил сочувствие и не вернул мне артефакт?

— Я… я, — замычал тот, опустив голову.

— Ты получишь по заслугам. И ты, урод, — добавил я, глянув на рябого.

— Да я чего? Я же ничего и не делал. Просто должен был в машине сидеть. Это не мои дела, — затараторил полицейский, испуганно глядя на меня.

Он тоже не стал отпираться, видимо решив, что если сознаётся, то меньше получит, а то и вовсе отделается увольнением.

— Ты получишь по заслугам, — пообещал я рябому и почувствовал, как меня резко отпустили эмоции.

Мне больше не хотелось даже видеть рожи этих уродов. Я развлёкся, восстановил справедливость и вывел мошенников на чистую воду, а потому без сожаления предоставил решать их судьбу приехавшим полицейским в погонах с большими звёздочками. Но не обычным полицейским, а тем, кто занимался внутренними расследованиями. Они рьяно заверили меня, что все сделают в лучшем виде.

После этого я в хорошем расположении духа добрался до другой скупки и уже там продал-таки артефакт за адекватную цену. Купил несколько заряженных ловушек и перелил энергию в кубок-портал.

К этому времени на город опустились первые сумерки, стало прохладнее и зажглись кованые фонари, согнувшиеся над узкими брусчатыми улицами, стиснутыми старинными домами с пятнами гнили и кое-где потрескавшейся штукатуркой. Да ещё и дождь опять зарядил. Он злорадно бил по телефонной будке, пока я набирал номер Громова-старшего.

— Громов у аппарата, — ввинтился в моё ухо усталый голос.

— А чего ты еле стонешь, будто помереть собрался? — приподнято спросил я. — Мне уже пора думать, что делать с наследством?

— Помру, если постоянно будут звонить желающие поздравить меня с тем, что мой внук стал Рукой императора. Я уже язык натёр до мозолей, разговаривая с ними, — пожаловался мужчина, но в его голосе так и сквозили радостные и даже надменные нотки. — Я же половину из этих людей и не знаю вовсе. Какие-то старинные друзья объявились, дальние родственники выискались и ещё Чернобог пойми кто. Звонили даже три сударыни, каждая из которых утверждала, что беременна от тебя.

— Всего три? Мало чего-то.

— А если серьёзно? — посуровел Громов, обеспокоившись тем, что я понаделаю бастардов, а ему потом придётся разбираться с этим.

— Я держу свой детородный орган в чёрном теле, — весело проговорил я, подумав, что моя фраза получилась двоякой.

Ведь фразеологизм «держать в чёрном теле» — означает излишне строго с кем-то или чем-то обращаться. И с одной стороны в отношении моего органа это было верно, но с другой стороны — я в некотором смысле давеча держал своего змеёныша в чёрном теле, когда во сне совокуплялся с красавицей стражницей.

— Правильно делаешь, — с облегчением одобрил смертный и тут же строго добавил: — Ты теперь не имеешь права размахивать своим прибором налево и направо. У тебя нынче такой статус, что незаконнорождённые отпрыски могут серьёзно подпортить твою репутацию, да и родовую в целом. Я даже с Павлом провёл воспитательный разговор, касающийся половых отношений, хотя думал это сделать на будущий год. А то ведь и к нему уже дворяночки смазливые клинья подбивают. Не поверишь, там такие девицы встречаются, что ого-го! На две головы выше Павлика, а груди у них, что твои арбузы.

— Да-а, нелегко придётся мальчонке, — иронично выдал я, чуть не оглохнув от грома, разорвавшего почерневшее небо, иссечённое молниями.

— Вот-вот. Тут уже даже к Лидии свататься начали. Ужас какой-то творится. Признаться, я с ностальгией вспоминаю времена, когда наша семья никому не была нужна и никто о нас не знал.

— Я всё могу вернуть обратно.

— Нет, нет! Даже не думай об этом! — взволнованно выпалил мужчина. — Это я так… вредничаю.

— Скоро будешь в столице вредничать. Всё уже обговорено. Но ты не тушуйся перед местными, спину не гни. Знай, что если будет хреново, то я всегда выручу тебя, — проговорил я не только для Громова, но и для тех, кто, возможно, прослушивает его телефон.

Мужчина поблагодарил меня, после чего мы поговорили ещё в течение десяти минут, а потом я повесил трубку и глянул на стеклянную дверь телефонной будки. Дождь потоками скатывался по ней, а за водной пеленой постоянно вспыхивали молнии и гремел гром. В такую погоду даже такси хрен вызовешь. Придётся использовать кубок-портал.

Вытащив артефакт из поясной сумки, я перенёсся в отель «Божественный замок» в тот самый номер, где в прошлый раз выслушал отповедь Семаргла и вкусил крови Хеймдалля.

На сей раз уже знакомую гостиную с дорогой резной мебелью, ворсистым ковром под ногами и изображениями богов на потолке освещали залпы небесного электричества. Хеймдалль, в отличие от Семаргла, предпочитал, чтобы портьеры не закрывали окна.

— В тот раз, оказывается, ещё была хорошая погода, — ядовито произнёс Хеймдалль, блеснув янтарными глазами. — Поганый мирок, как и его жители.

— Здесь не всегда такие деньки, и мир вполне себе неплохой, — недружелюбно проговорил я, почему-то почувствовав обиду в ответ на слова бога, будто он меня назвал поганым. — О чём ты хотел поговорить? Дай угадаю. Жаждешь выказать мне своё восхищение по поводу того, что я перехитрил Иврима, а потом хочешь предложишь проследовать в одну очень интересную башню?

— После твоих напыщенных слов сразу как-то расхотелось хвалить тебя, — усмехнулся бог, продемонстрировав золотые зубы.

— Да мне и не требуются ничьи похвалы. Я сам знаю, чего стою.

— Не зазнавайся, Локки. Самоуверенность до добра не доведёт, — сказал асгардец, насмешливо посмотрев на меня.

— И тебе это хорошо известно, — не удержался я от шпильки, прозрачно намекнув на то, как разделался с Хеймдаллем в башне Древних.

Он тогда себя вёл очень самоуверенно, прям как охотник, решивший поделить шкуру неубитого медведя, а когда вернулся с охоты, то мог лишь в слезах рассказать, как его поимел этот самый мишка косолапый.

— Тебе просто повезло, — холодно выдал бог, поняв мой намёк.

Он так сильно стиснул челюсти, что вздувшиеся желваки едва не проткнули бледную кожу.

Я тут же вспомнил, что Хеймдалль довольно обидчивый и самовлюблённый малый с таким большим эго, что иные горы меньше. Мне такие боги не нравились: гордые, с задранными до небес носами. Они в любой момент могли поддаться своим страстям и загубить верное дело, к примеру, из-за какой-то глупой обиды.

Будь моя воля, я бы послал Хеймдалля ётунов пасти, но он мне был нужен. Один я буду очень долго разбираться с тайнами Башни, а с его помощью познаю их быстрее.

Эх, так и придётся смирить свою мятежную натуру и снизить накал нашего разговора.

— Возможно, что и повезло, — дёрнул я губами и сразу же добавил: — Когда ты хочешь отправиться в Башню?

— Сейчас, — выдал он, требовательно посмотрев на меня.

Кажется, Хеймдалль собрался занять главенствующее положение в нашем дуэте. И казалось бы, что так оно и должно быть. Он же бог, а я пока ещё всего лишь существо с божественной кровью. Однако Башня-то подчиняется мне. Да и мой характер такой, что на меня где сядешь, там и слезешь. И если Хеймдаллю сейчас позволить взять верх, то потом он уже будет считать меня чуть ли не своим слугой.

— В полночь. Раньше не могу, — твёрдо сказал я, перекрыв яростные раскаты грома. — У меня дела.

— Какие дела могут быть важнее Башни? — недовольно прошипел он, сощурив глаза.

— Многие, — отрезал я.

Бог начал ломать меня тяжёлым взглядом. Его фигура даже будто бы стала больше, а тень — чернее. Но меня такими трюками не сломить.

Я с каменной физиономией выдержал все его попытки прогнуть меня, после чего Хеймдалль нехотя сплюнул:

— Ладно. В полночь. На, держи. Храни при себе этот амулет. По нему я всегда смогу найти тебя. И скажи уже местным богам, что Один тебе больше не угрожает. А то меня выводит из себя то, что приходится всё решать через птицу.

— Я подумаю над твоим вежливым предложением, — иронично сказал я, взяв с ладони бога амулет с жёлтым камнем в форме рога.

Хеймдалль пронзил меня недобрым взглядом и не прощаясь скрылся в портале. А я сунул амулет в карман и активировал кубок-портал. Тот перенёс меня в Гар-Ног-Тон, укрытый густыми вечерними сумерками, яростно борющимися с пламенем потрескивающих факелов, освещающих улицы.

Я побрёл по городу, внимательно глядя по сторонам. Пустые консервные банки больше не валялись возле стен домов, да и пьянка прекратилась. Никто не жёг костры и не глотал бражку. Кажется, Сломанный рог справился с поставленной перед ним задачей. Отлично! Эдак я скоро научу зверолюдов пить чай в фарфоровых чашечках, аристократически оттопырив мизинчик.

Усмехнувшись, я продолжил свой путь, отвечая на многочисленные приветствия горожан. Теперь, протрезвев, они все узнавали меня. А охрана Дворца Совета вообще издалека приметила меня и начала приветственно махать лапами. Я им тоже махнул, пересёк площадь и очутился перед домом стариков-изгоев. Толкнул приоткрытую дверь и вошёл в кухню.

— … Да нет там никого, — раздражённо проговорил старик Мых, чей прикрытый шкурой зад выглядывал из-под стола. — Никаких крыс.

— Точно? — опасливо прохрипел Прищур, забравшийся на табуретку вместе с ногами.

Он с характерным для него прищуром смотрел в сторону стола, не замечая меня.

— Вон одна побежала! Вон! — завопил я во всю глотку, весело поняв, что старик боится крыс.

— Где⁈ — выдохнул вздрогнувший Прищур, дико закрутив головой в поисках выдуманной мной серой твари. А не найдя оную, он мрачно глянул на меня и шустро опустил босые ноги на пол. На его впалых щеках, кажется, даже проступил стыдливый румянец.

— Ты чего моего брата пугаешь? — просипел выбравшийся из-под стола Мых, укоризненно посмотрев в мою сторону. — Нет тут никаких крыс.

— Да как же нет? Видел я сейчас одну. Здоровенная, что твоя собака, а на шее у неё ожерелье из человеческих зубов и стариковских ушей! — выпалил я на одном дыхании, руками показывая, какой огромной была крыса.

— Чего пришёл? — свирепо бросил мне Прищур. — Мы ещё ничего не решили!

— Мне ваша помощь нужна. Я кое-куда хочу переместиться, а моей крови на это не хватит. Придётся вам поделиться своей…