Лишь тот...

Глава 4

— Сила света... Она не такая как у магов, — произнес Снек. — Маги действуют...

Клирик умолк, подбирая слова, и спустя почти двадцать секунд раздумий всё же продолжил:

— У магов несколько школ и действуют они по-разному. Первая — школа «Слова». Эти маги практикуют способ, при котором направляют силу словом. То есть читают заклинания.

— Как молитвы?

— Да, но у нас с ними слишком много принципиально разных взглядов, чтобы считать нас родственными школами. Но в какой-то мере ты прав. Школа «Слова» наиболее близкая к магии молитвы.

Караван двигался по дороге, ведущей к заставе. Луга и распаханные поля сменились редким лесом, который через несколько часов стал старым и дремучим.

Снек и Ари ехали на последней телеге в караване. Гош спал, развалившись на мешках с мукой, устроив себе импровизированное ложе.

— А еще какие школы есть?

— Есть школа «Знака». Эти маги направляют силу с помощью жестов. Не самая популярная школа, но тем не менее имеет место быть, — пояснил клирик. — Ну и последняя — школа «Мысли». Считается самой сильной и самой опасной в бою.

— Если школа «Мысли» самая сильная, почему другие школы существуют?

— Ну не все так просто. Я ведь не зря сказал, что школу «Мысли» именно считают самой сильной, — усмехнулся Снек. — Дело в том, что любая школа имеет свои недостатки и преимущества. Даже наша церковная магия имеет свой недостаток. Причем как бы не хуже остальных.

— Это как? — заинтересованно спросил Ари, проявляя неподдельный интерес.

— Возьмем школу «Слова». Основной принцип состоит в том, что тебе необходимо произнести «слово-ключ». Именно произнести и никак иначе. Получается, если ты сможешь сделать так, чтобы маг школы «Слова» не мог произнести слова, то и создавать заклинаний он не сможет.

— Кляп в рот что ли сунуть? — нахмурился послушник.

— Кляп — самое эффективное, — хмыкнул Снек. — Но есть способы более оригинальные. Например, заключить его в сферу Балеарда.

— Кого?

— Прием, при котором вокруг цели образуется сфера, из которой противник откачивает воздух. А что будет, если внутри нет воздуха?

— Дышать нечем будет?

— Да, но без дыхания с минуту ты, может, еще и продержишься. А вот, если не будет воздуха, то произнести ты ничего не сможешь.

— Прошептать смогу, — нахмурился парень.

— Если сфера Балеарда будет качественная, то не сможешь. Только губами да языком шевелить будешь. Значит, и заклинания не будет.

— Получается, если такую сферу создать, то любого мага из этой школы можно тепленьким брать?

— Да, но и эти маги не лыком шиты. У них свои приемы защиты. Я слышал, что ни один из магов этой школы не ходит без амулета «Дикого ветра». Он позволяет заключить в него небольшое количество воздуха. Вдоха на три, в зависимости от материалов. Так что сфера Балеарда эффективна только при пустом амулете «Дикого ветра».

— Получается, что этим словоплетам все непочем?

— Нет. Сфера собьет такого мага, и ему придется заново произносить заклинание. А это время, которого в настоящем бою чаще всего нет.

— Как-то это... — нахмурился Ари.

— Да. Тут все неоднозначно и по-настоящему сильной не является ни одна школа. Хотя и в каждой школе есть настоящие мастера, которые недостатки школы превращают в свои приемущества.

— А в чем слабость церковной магии? — спросил парень, подумав несколько секунд.

— В том, что, кроме света, мы ничем пользоваться не можем. Нам не подвластен огонь, вода и ветер, но это все не так важно. Главный минус в нашей магии в вере и свете внутри, — вздохнул клирик.

— Так это ведь сила...

— Это то, что дает нам силу, и это же накладывает на нас ограничения, — кивнул Снек. — Свет в груди силен только тогда, когда ты действуешь по совести, от чистого сердца и понимаешь разумом, душой и телом, что делаешь правое дело.

— А если я захочу... убить кого-то? — хмурясь, спросил парень и взглянул на учителя, который внимательно на него посмотрел.

— Если такое случится, и ты призовешь на это свет, то у тебя всё получится. Но ты должен понимать, что каждый раз призывая свет для подобного действа, ты выжигаешь его внутри себя. Сначала он станет слабее, затем поменяет цвет с белого на серый. А затем и вовсе может покинуть тебя.

— Навсегда?

— Навсегда, — мрачно кивнул Снек.

— Настоящий свет может родиться только в полной тьме, как и настоящая тьма рождается только в чистом свете, — послышался голос Гоша, который не спал и слушал разговор. — Был среди шишек такой Август Сашали...

— Гош! — одернул его Снек, вглядываясь в поворот дороги.

— Что? — приподнялся в телеге паладин.

— Что-то у меня на душе неспокойно, — ответил клирик. — Дуй в головной дозор.

— С чего это? — возмутился воин. — У тебя опять блажь?

— Не блажь, — покачал головой мужчина, продемонстрировав напарнику миску, в которую он сложил цветок, похожий на ромашку, вместе с корнями.

В импровизированном горшке из деревянной миски растение смотрелось довольно странно, но тут было важно следить за его лепестками. Черных точек на них стало заметно больше.

Гош приподнялся и взглянул на растение. Нахмурившись от увиденного, он сморщился и поднялся. Поправив оружие, он спрыгнул с телеги и легким бегом отправился к первой телеге.

— Что это значит? — спросил Ари, сидевший рядом с клириком.

— Кто-то недалеко использует силу тьмы. Остаточная тьма витает в воздухе, и лепестки этого растения её улавливают, — пояснил Снек.

— Получается, где-то рядом тёмные маги?

— Не обязательно. Тут может быть тёмная тварь, созданная ими. Эти создания тоже выделяют тьму, но... не в таких количествах.

— И что будем делать? — спросил парень, опасливо поглядывая на окружающий их дремучий лес.

— Готовиться к возможной встрече.

Клирик передал поводья послушнику и достал из телеги небольшой мешок. Из него он вытащил псалтирь и небольшой серебряный диск, на котором был нанесен знак Единого. С обратной стороны витиеватыми буквами была отчеканена молитва-оберег.

— Возьми, — произнес он, передавая диск и псалтирь. — Если вдруг что-то пойдет не так — читай молитву.

— Я знаю только...

— Ту, что на «лике Единого» — указал Снек.

— А псалтирь?

— Его будешь читать постоянно.

— А как я узнаю, что пошло что-то не так?

— Если я или Гош погибнем — тогда что-то пошло не так, — пояснил мужчина и достал небольшой мешочек и стальную чашу с длинной цепочкой. — Скорее всего, они нападут из засады. Не думаю, что они рискнут на открытый бой. Слишком хорошо помнят, как мы прошли по их крепостям и жертвенным холмам с огнем и мечом. Будь готов в любую минуту начать читать молитву.

— А если у меня не получится? Ну, как тогда? — спросил парень, с тревогой смотря на Снека.

— Тогда мы все умрем, — спокойно, словно так и должно быть, произнес клирик, глядя в глаза парня. — Посмотри вперед, а потом назад. Посмотри на этих людей. От нас зависит: будут они жить или нет. Понимаешь?

— Да.

— Тогда читай благословение «Георгия-победителя» на тридцать четвертой странице, когда все начнется. Как только закончится — покаяние «Софии-Йеменской» на двадцать третьей.

Парень кивнул и открыл книгу на тридцать четвертой странице. Пробежав по ней глазами, он нахмурился.

— Этого не было в псалтире... Я не читал подобной молитвы и...

— То, что ты читал — это молитвенник для обывателей, — произнес Снек, развязав мешочек и достав оттуда пару белоснежных камешков, которые он бросил в чашу. За ними последовали пара щепоток трав из другого мешочка. — А это настоящий богословный псалтирь. Атакующий трактат тебе читать рано, а вот этот — в самый раз. Не получится — будем работать. Получится... все равно будем работать.

Караван уже подошел к повороту и передовой дозор успел заглянуть за поворот. Вопреки ожиданиям Снека, сигнала угрозы не последовало. Караван продолжил движение, а клирик, закончивший наполнять чашу, закрыл ее специальной крышкой и встал на ноги.

— Если я или Гош упадем — хватай «Лик единого» и читай молитву на нем. Понял?

— Понял, — кивнул парень, прижимая одной рукой серебряный диск к себе.

Караван прошел поворот, но стоило последней телеге скрыться за ним, как на дорогу вышли люди, одетые в лохмотья, тощие настолько, что с трудом держали в руках копья. Глаза впалые, скулы торчат, а в глазах жуткий голод.

Караван встал.

Вперед вышел Гош и внимательно оглядел противников, не забыв остановить свой взгляд на людях, выходящих из кустов и оврагов.

— Не алчности ради, — произнес один из противников, которых паладин уже насчитал почти пять десятков. — С голодухи...

Руки мужчины тряслись от страха, но продолжали держать копье. Причем это было единственное копье с металлическим наконечником среди нападавших. Остальные были кто с чем. У кого-то плотницкий топор, у кого-то острога. Среди нападавших были и те, кто додумался примотать лезвие от косы к длинной палке так, чтобы она напоминала копье. Несколько человек вообще были вооружены полутораметровыми палками, к концам которых были примотаны ножи.

— С голодухи, говоришь? — произнес паладин и, достав оружие, спросил: — Чьих будете?

— С темных земель мы, — произнес мужчина, оценивая противников. Несмотря на голод, в душе уже закрались сомнения по поводу своих возможностей. Охраны было всего полтора десятка, несмотря на то, что это в основном были боевые монахи, возглавлял их паладин. Силы были явно не на стороне нападавших.

— А что же вы сюда пришли? — хмыкнул воин.

— Голод... голод и поборы детьми, — пояснил мужчина. — Нет продыха у ковена. Три шкуры дерут, а тот, кто налог отдать не может — детьми отдает.

— Вот как, — вздохнул Гош. — Но ты ведь прекрасно понимаешь, что за такое у нас положена казнь. С душегубами на дороге у нас разговор короткий.

— Мы не... — начал было другой мужчина, но старший махнул ему рукой, обрывая фразу на полуслове.

— Твоя правда, но ты ведь не из ковена. Церковь завещала помогать нуждающемуся. Смилуйся над нами... Детей почти всех забрали, а тех, что сюда смогли провести — половина с голода смерть прибрала. Смилуйся... Нам бы поесть немного...

Гош убрал руку с эфеса меча и заткнул большие пальцы за пояс. Поджав губы, он осмотрел всех людей и спросил:

— Сколько вас?

— Почти сотня, но мужики все тут, — кивнул в сторону вышедших из леса старший.

— Вот как... Мешок. Больше не дам, увы, — пояснил он. — Дай только со старшим переговорю.

— И на этом спасибо, — сглотнув, произнес мужчина. — Единому молиться до смерти буду.

Паладин кивнул и отправился обратно.

В головной телеге, стоя на двух ногах так, чтобы было видно весь караван, уже стоял клирик и чего-то выжидал.

— Снек? — спросил паладин, взглянув на него.

— Что-то есть, но что — не понимаю.

— Они не дышат, — ответил Гош, отчего все воины тут же напряглись.

— Уверен? — спросил Снек.

— Точно. Не дышат.

Клирик молча кивнул, мгновенно заполнил чашу с травами и ингредиентами силой, заставив ее нагреться так, что через специальные дыры пошел дым.

— К БОЮ! — заорал Гош, выхватывая из ножен клинок.

Его примеру последовали все монахи, тут же собравшись вокруг пары телег, максимально уплотняя ряды. В одной из телег уже сидел Ари.

Нападающие недоумевающе переглянулись, а клирик вскинул над головой руку с чашей и принялся раскручивать ее над головой, шепча под нос молитву.

— ...и не затуманит взор мой ни тьмой, ни умыслом чужим...

Круги из дыма над головой клирика наполнились светом, а в следующую секунду вниз ударили стремительные потоки белоснежного тумана. Он хлынул вниз и по земле устремился в стороны. Светлым ковром он наполнил округу и за пару секунд окутал голодных разбойников.

Вместо исхудавших, тощих людей вокруг оказались полуразложившиеся мертвецы. Старший среди псевдобеженцев оказался таким же мертвецом, но со стальным медальоном в форме звезды во лбу. На нем была отчеканена метка темного ковена в форме треугольника с открытым глазом в центре, у которого был вертикальный зрачок.

Старший поднял руку, указывая на караван, и истошно завопил.

— КЬЯ-А-А-А-АШ!

Мертвецы метнулись к строю церковников, но тут белоснежный туман, исходящий от Снека, приобрел желтоватый оттенок. Его поток сначала ослаб, а затем начал идти волнами, выдавая одно кольцо за другим.

С десяток мертвецов откинуло, парочка развалилась на ходу, но большинство преодолели волны и ударили в щиты.

— ВО ИМЯ СВЕТА! — заорал паладин, принимая удар на щит.

ХРЯСЬ!

Удар клинка, тот самый, что показывал вчера вечером Гош, скользнул вдоль щита и располовинил нападавшего, от паха до макушки. Сталь, хруст костей, крики и первые павшие боевые монахи.

Несмотря на поток дыма, периодически окутывавший мертвецов, несмотря на молитву паладина во время боя, благодаря чему клинки монахов засветились, мертвецов было слишком много. Мало того, еще и тьмы в них было столько, что обычное благословение клинка не превращало их в труху от одного касания, как было обычно.

— АРИ! — громко выкрикнул клирик, с трудом удерживая поток желтого тумана.

Парень, до этого перепуганно оглядывающийся вокруг, внезапно спохватился. Вид настоящего боя, где мертвецы с разложившейся кожей, с торчащими мышцами, вытекшими глазами и раскрытыми пастями кидаются на монахов, ввёл его в ступор. Парень видел первый бой света и тьмы в своей жизни.

Быстро перехватив псалтирь, он открыл книгу на странице, куда засунул палец. Он принялся читать вслух дрожащим голосом:

— ...пресвятая София, чудотворица... — успел прочитать он.

ХРЯСЬ!

Из спины монаха, стоявшего напротив лица парня, выскочил ржавый кончик косы, пробивший насквозь воина. Ударила кровь, щедро покрывшая лицо парня.

Ари сбился, с ужасом подняв глаза на монаха. В руку ему уже впился мертвец, принявшись его жрать заживо. Второй вцепился в шею, окончательно подминая жертву.

— АРИ!

— ... Обрати взор свой на меня и на рабов Единого, — прошептал парень, начав трястись от страха, но вернувшись к чтению. — Не оставь нас без благодати своей, не дай тьме и злому умыслу навредить ни духу, ни телу...

Молитва продолжилась, набирая обороты. Парень все ускорялся и ускорялся. На третьем четверостишии в груди его появился свет. На четвертом, окончательно уйдя в молельный транс, отрешившись от творящийся вокруг бойни, он взорвался.

Яркая белоснежная звезда, окутала парня.

— И придет длань твоя, дабы очистить и душу мою, и разум, и помыслы... — раздался надрывный голос парня.

ХЛОП!

Вспышка была настолько яркой, что залила светом все вокруг. Лучи, ударившие во все стороны, начали срывать тьму с мертвых тел, словно сильный ветер, уносящий пепел с кострища.

Мертвые отшатнулись, замедлились. Часть из них замерла, несколько рухнули гниющим мясом на землю, но несколько еще продолжили борьбу.

Одна из таких тварей сидела на шее монаха и вгрызалась в плоть, отчаяно насыщаясь умирающей плотью. Точку в ее существовании поставила жертва.

Казалось, монах уже умер, но после вспышки света глаза его широко раскрылись, он рукой сжал оружие и, перехватив клинок за лезвие, чтобы было возможно подобраться к прижавшейся твари, вонзил оружие в грудь мертвеца.

Разрезая кожу на ладонях, воин вогнал клинок до половины длины. Тварь тут же извернулась, захрипела, а в следующую секунду ей снесли голову братья монаха.

Бой стих за несколько секунд. Бойцы, получившие благословение светом, быстро и оперативно расправились с оставшимися мертвецами. Пусть они и не были подготовленной боевой группой, но имели большой опыт в борьбе с тёмными силами и четко понимали, что благословение ограничено по времени. Закончив с оставшимися мертвецами, они принялись за, казалось, окончательно погибших противников, раскалывая череп каждому мертвецу.

Небольшое белоснежное солнце погасло через минуту, оставив после себя почерневшие от жара мешки с продовольствием и парня, лежавшего лицом вниз. Псалтирь из рук он так и не выпустил.

— Снек! Что с Ари? — крикнул Гош, расколов череп мертвецу со стальной бляхой в голове. После этого, он подцепил лобную кость мертвеца со знаком ковена и отбросил в сторону.

— Жив, — ответил подскочивший к парню клирик и принялся вытряхивать свою сумку рядом в поисках зелья. — Мелкий поганец выдал благословение Софии-Йеменской со всей дури.

— Мне бы столько дури, — буркнул воин и, взяв пару веточек, подцепил кость с артефактным знаком. — Братья, нужен мешок, а лучше ларь дубовый. Эту мерзость надо доставить в монастырь.

Пара мужчин отправились к телегам на поиски.

Гош оторвал взгляд от подделки мертвецов и поднял взгляд на остальных воинов. Начав пересчитывать их, он остановил взгляд на трех воинах.

Один лежал и рычал от боли из-за лезвия косы, примотанной к палке. Неизвестно как, но она пробила кольчугу и плотную кожаную куртку. Вошла она в центр грудины и должна была пройти сквозь сердце и мгновенно убить, но тот каким-то чудом продолжал жить. Второй воин держал его, чтобы тот не дергался. Третий же рывками выдергивал железку, совершенно не предназначенную для боя.

— Убьете ведь... — рыкнул Гош, но тут услышал бульканье.

Он повернул голову и обнаружил еще одного монаха, шею которому прорубили почти до позвоночника. Он удивленно хлопал глазами и смотрел на паладина. Шея уже была на месте, кровь прекратила ударами выплескиваться. Монах был жив и сжимал горло, чтобы из него не выходили пузыри.

— София... — прохрипел он. — Я видел свет ее... Она... Она сказала... Жить...

Гош, хмурясь, повернул голову к телеге, на которой Снек вливал зелья в рот парнишке.

— Если сказала, значит, надо жить, — кивнул он и направился к клирику.

Тот залил остатки флакона в парня и раздвинул веки, заглядывая в его зрачки.

— Что это было? — спросил он. — Я такого солнца сроду не видел.

— Это была молитва Софии-Йенинской, — ответил клирик.

— От благословения Софии не бывает солнца. Раны затянет и кровь остановит, если хорошо силой напитать, — буркнул паладин. — А тут солнце, и мертвецов сносит, как пепел на кострище. Что это было?

— Это был весь запас парнишки, — хмуро ответил Снек и поднял взгляд на друга. — Он выдал все, что у него было.

Паладин опустил взгляд на бледного подростка и уточнил:

— Совсем все?

— Все, — кивнул клирик. — Если к утру до заставы не помрет, то...

— Что?

— То это будет самый сильный одаренный, что я когда-либо видел...