Лиса в курятнике (Гарри Поттер – детская версия)

Глава 8

Распределение проводилось в алфавитном порядке, и Блэк, соответственно, надела шляпу перед Бойдом, и та ожидаемо отправила ее на Слизерин. После этого у Эрвина уже не было иного выхода, как пойти вслед за девочкой, но, к его удивлению, шляпа уперлась и ни в какую не желала распределять его на Змеиный факультет. Он бодался с этой «одушевленной» ветошью долгих три минуты, но в результате был все-таки отправлен на Гриффиндор.

«Зря ты это, — сказал он шляпе мысленно, — наступит день, и я с огромным удовольствием сожгу тебя дотла!»

Удивительно, но шляпа ему поверила и прониклась. Он уже снял ее с головы, бросил брезгливо на табурет и неторопливо шел к столу Львиного факультета, когда она заверещала, как резаная.

— Нет, нет! — вопила шляпа. — Извините меня, лорд Бойд! Простите меня великодушно! Я ошиблась! Ошиблась! Слизерин! Я направляю вас на Слизерин!

Но было уже поздно. Директор, на которого оглянулся Эрвин, предполагая, что тот разрешит ему отправиться на Слизерин, отказался менять первое решение древнего артефакта. Трудно сказать, понял ли он подоплеку событий, но у Эрвина создалось впечатление, что Дамблдор был просто рад поглумиться над очередным «аристократишкой». Ничего личного, как говорится, всего лишь классовая ненависть.

«Ну, ну, пидоры! — думал Эрвин, рассматривая преподавательский стол. — Развлекайтесь пока. Посмотрим, как вам понравится, когда глумиться над вами, болезные, начну я».

Он был зол на директора и эту его шляпу Основателей, и на весь этот средневековый паноптикум со странными нравами и не менее странными людьми, одетыми, как клоуны в цирке. И, не отличаясь особым хладнокровием, мог сорваться в любой момент, был бы повод. И повод нашелся. Возможность выплеснуть на кого-нибудь свой гнев представилась Эрвину практически сразу, как только на столе появилась еда.

— Уизли! — обратился он к рыжему мальчику, сидевшему вместе с Грейнджер как раз напротив него. — Я понимаю, что тебя дома не кормят. Сочувствую тебе от всей души, но прошу не портить мне и мисс Грейнджер аппетит. Кушай, пожалуйста, аккуратно. Еда от тебя никуда не убежит!

Еще в поезде у него возникло стойкое неприятие этого ребенка. Рон Уизли не вызывал у Эрвина ничего, кроме раздражения, к которому сейчас прибавилась брезгливость, — тот не ел, а буквально жрал, не соблюдая ни этикета, ни простых норм приличия, — и все это на фоне острого недовольства решением директора. В результате Эрвин обрушил свой гнев, в общем-то, на случайную жертву. Понятное дело, возник скандал. Оскорбленный Рон пошел красными пятнами и теперь что-то гневно орал, но разобрать его инвективы[1] было невозможно, так как он кричал с до отказа набитым курятиной ртом. Впрочем, бог бы с ней с разборчивостью речи, но в Эрвина и Поттера полетели брызги, слюни и куски не пережеванной курицы. Эрвину это, понятное дело, не понравилось, кому хочется быть забрызганным объедками и чужой слюной, и, выхватив палочку, он поставил кинетический щит с отражающим эффектом. Слабенький, маленький, но вполне работоспособный щит, и теперь все, что вылетало изо рта Уизли, полетело обратно в него. Заодно, прикрывшись одним колдовством, Эрвин втихую совершил другое, выплеснув в лицо рыжему идиоту содержимое своего кубка. Обвинить его в этом никто бы не смог, все видели, что палочкой он держал щит, а кубка даже не касался.

Трудно сказать, поверила ли в это профессор Макганагал — декан их факультета, но она отчего-то не вмешалась, не остановила Рона и не мешала Эрвину творить свой самосуд. Стояла в стороне и наблюдала за развитием событий. Вмешалась она лишь тогда, когда за брата вступились близнецы Уизли, старшие братья Рона, учившиеся на третьем курсе. Они попытались побить Эрвина, и он получил чудесную возможность поколотить их обоих. Драться они не умели, в росте он им не уступал, но зато был куда сильнее, не говоря уже о технике боя. Но даже после этого декан вмешалась лишь тогда, когда оба брата-акробата уже лежали на каменном полу. Со сломанными носами и ущемленным самолюбием. Однако ему она и слова не сказала, и это вначале его сильно удивило, а потом он вспомнил, что они с ней, в общем-то, родня. Не близкая, но все-таки родня. Бойды — большой клан со множеством ветвей, но волшебных семей в нем только две: графы Арран и лэрды[2] Макганагал.

«Надо же, как тесен мир! — восхитился Эрвин превратностям судьбы. — Впрочем, я кажется, поддался своей детской импульсивности. Все-таки физиология в большой мере определяет психологию!»

Был он когда-то мужчиной средних лет с большим и, большей частью, кровавым жизненным опытом. Был юной девушкой и замужней женщиной, теперь вот стал подростком. И, вроде бы, всегда и везде оставался одним и тем же человеком, ан нет. Нынешний он ни на того брутального мужика, ни на ту хитрожопую девчонку похож не был. Одним словом, пацан: гормоны в крови и дурь в жопе. Зачем, спрашивается, связался с рыжими в первый же день? Не было для этого веской причины, но сделанного не воротишь. Уже подставился. А Макганагал его по-хорошему удивила, и не только тем, что позволила разобраться с двумя дураками. Когда новички прибыли в башню Гриффиндора, выяснилось, что спальня здесь для всех мальчиков-первокурсников одна, а их, к слову сказать, набралось шесть человек. Однако декан, и глазом не моргнув, объявила, что поскольку шесть человек в комнате — это явный перебор, а Эрвин к тому же действующий лорд-наследник, его поселят отдельно от остальных.

«Отдельно — это хорошо, — порадовался Эрвин, которого еще в прошлой жизни задолбало спать в больших дортуарах, но тут же понял, что вот он момент истины. — Я буду дураком, если не воспользуюсь такой возможностью!»

Решение пришло мгновенно, но позже он разобрал всю ситуацию, что называется, на составные части и пришел к выводу, что все сделал правильно, потому что репутацию не купишь, и вложения на перспективу обычно себя оправдывают.

— Профессор, — обратился он к Макганагал, зная, что их подслушивают не только первокурсники, но и ученики старших классов — а можно, чтобы со мной поселился Поттер? Он, в принципе, ведь тоже наследник, только кольцо ему взять не дали. Не знаю, кто у него опекун, но этот человек нарушил уже все законы божеские и человеческие.

Интересна была реакция декана. Сначала она явно обрадовалась его предложению поселить Поттера вместе с ним, у нее даже глаза засеяли. А вот его филиппика[3] в адрес неизвестного Поттеровского опекуна ее явно сильно расстроила. И огорчение декана явно не было связано с незавидной участью Гарри Поттера, оно было вызвано чем-то другим. Возможно, дело было в характеристике, которую Эрвин дал «неизвестному благодетелю» Мальчика-Который-Выжил. Похоже, она лично знала этого человека, но было не совсем понятно, что именно испортило ей настроение: то ли то, что знакомый ей человек оказался негодяем, то ли то, что про него так плохо говорят. Однако с предложением Эрвина она согласилась и даже поблагодарила его за заботу о практически незнакомом ему мальчике. И тогда Эрвин решил ковать железо пока горячо, и попросил ее быть свидетелем заключения между ними контракта и помочь затем Поттеру попасть на Косую аллею, чтобы докупить там все необходимое.

Макганагал его сначала не поняла. Что за контракт такой, какие покупки? Пришлось обратить ее внимание на внешний вид Мальчика-Который-Выжил и рассказать о ключе от сейфа, Хагриде и прочем всем, включая сову, которая на хрен не сдалась мальчику, живущему с маглами.

— Ему же некому писать! — закончил он свой рассказ.

— Ну, может быть, потом появится… — попыталась декан найти рациональное объяснение Хагридовой глупости.

— Профессор, — возразил Эрвин, — когда Поттер находится у маглов, он ни отправлять, ни получать письма совиной почтой не может. Это станет прямым нарушением Статута о Секретности. А когда он в замке, то всегда сможет, если вдруг возникнет такая надобность, воспользоваться совой Беллатрикс, Драко или моей. В конце концов, как я понял, в школе есть свои совы. Но опять-таки, кому ему писать? Он до нашей встречи даже не знал, что у него полно родни по отцовской линии.

Рассказ Эрвина и его рассуждения о совиной почте и о родственниках Поттера декану явно не понравились, но, учитывая ситуацию, она не имела возможности что-либо возразить Эрвину и поэтому предложила отложить этот разговор назавтра.

— Извините, профессор, — не уступил Эрвин, — но Мальчик-Который-Выжил не может ходить по Хогвартсу в отрепье, как какой-нибудь беспризорник. Он не бомж, а наследник древнего рода.

— Хорошо, мистер Бойд, — тяжело вздохнула немолодая женщина, выслушав его доводы, — обещаю вам, что завтра к вечеру у мистера Поттера будут и деньги, и ключ от его сейфа, и вся необходимая ему одежда.

— Верю вашему слову, профессор! — вежливо поклонился Эрвин, и на этом их разговор закончился, но зато состоялся другой.

— Спасибо, Бойд, — поблагодарил его Поттер, когда они остались в своей новой спальне вдвоем.

— Обращайся! — ухмыльнулся Эрвин.

— Как думаешь, профессор знает, кто мой опекун? — Это был крайне неприятный вопрос, потому что, во-первых, Эрвин понял уже, что она это знает, а во-вторых, у него появилось предположение по поводу личности этого анонима, и это предположение ему совсем не нравилось.

— Может быть, да, а может быть, нет, — пожал он плечами. — Мой совет, Поттер. Оставь этот вопрос пока в стороне. Черт его знает твоего опекуна, кто он такой и что он из себя представляет. Просто иногда не стоит ворошить улей. У тебя теперь все будет в порядке. Я с тобой, Белла и Драко признали свое с тобой родство, они тебя тоже не оставят. Ты больше не один, Поттер, и мы не маглы. Не пропадешь!

Первый учебный день ничем Эрвина не удивил, но и не разочаровал. Трансфигурация оказалась все-таки в большей мере наукой, чем искусством, но теории их не учили, предлагая использовать готовые формулы и шаблоны расчетов. Чем-то это напоминало обучение в Добрынинском Институте Благородных Девиц, но там хотя бы было понятно почему. Женщинам много знать не следует, а то изобретут что-нибудь эдакое, что потом никому мало не покажется. Неприятно, конечно, но хотя бы ясна логика. Почему теории не обучали в Хогвартсе, понять было куда сложнее. Здесь же, вроде бы, не парии учатся, а элита магической Англии. Соль земли английской… Ну да бог с ними и их заморочками, нет так нет. Не он здесь распоряжается, не ему и решать. А теорию он и сам вполне может превзойти, и книги ему в помощь.

Единственным приятным моментом на сдвоенной трансфигурации было то, что Гриффиндор с какого-то перепуга занимался вместе со Слизерином, и Эрвин смог сесть вместе с Беллой. Она ему, кажется, тоже обрадовалась, но нормально поговорить во время урока не получилось. Профессор Макганагал оказалась строгим учителем и не давала разговаривать на своих уроках. А на перемене Блэк сразу же утащили ее новые приятельницы Паркинсон, Булстроуд и Гринграсс. Впрочем, было очевидно, что дело не в дружбе, а в «политике партии». Девочки не столько хотели водиться с опасной Беллой Блэк, сколько демонстрировали единство змеиного факультета. Хорошо хоть оставили без комментариев то, что за партой с ней сидел не слизеринец. В отличие от них, на Гриффиндоре никакого единства не было и в помине, а вот нелестные замечания в адрес Эрвина имели место быть. Отличился затаивший на него обиду Рон Уизли и примкнувшие к нему Дин Томас и Симус Финниган. Лонгботтом в этом не участвовал, но смотрел на Эрвина с отчетливо выраженным неодобрением, девочки-гриффиндорки заняли наблюдательную позицию, а Поттер попытался всех помирить, но, разумеется, сделать ничего не смог, только сам попал под раздачу.

— Оставь! — сказал ему Эрвин. — Это не лечится!

Поттер, который не знал, что ему делать, примолк, но попыток всех помирить не оставлял. Чувство справедливости в нем было развито сверх всякой меры, и Эрвин заподозрил, что все дело в том, что в своей короткой жизни Мальчик-Который-Выжил слишком часто сталкивался с несправедливостью.

После Трансфигурации были Чары с Рейвенкло, так что сидел Эрвин с Поттером, определив этим порядок рассадки на все остальное время. Если занятие проходит со Слизерином, он сидит с Блэк, а на всех остальных уроках и за столом в Большом зале с Поттером, который, как ни странно, весь урок крутился, словно у него шило в одном месте. Слушал преподавателя рассеянно и не слишком хорошо справлялся с заданиями. Если же говорить о самих Чарах, то профессор Флитвик Эрвину понравился, но следовало отметить, что теории их не стали обучать и здесь. А сами задания точно так же, как и у Макганагал, были для Эрвина слишком простыми, чтобы требовать от него хотя бы малейшего усилия. Превратить спичку в иголку у него получилось обоими способами, — и трансфигуративным, и тем, которым владела Катя Брянчанинова, — но демонстрировать этот второй способ профессору и ученикам он не стал. Туз в рукаве никому еще в жизни не помешал. Тоже случилось и на чарах. Поднять перышко в воздух удалось и с палочкой, и без нее. И это, кажется, заметила сидевшая позади них с Поттером Грейнджер. И разумеется, не удержалась, чтобы не задать вопрос, как это возможно, но Эрвин на первый раз отшутился, сказав, что это был всего лишь фокус, а не беспалочковая магия.

Третьей парой у них была травология, и это оказалось неожиданно интересно, поскольку здесь было много растений, о которых Эрвин даже не слышал и, тем более, не читал в своем прежнем мире. В мире Кати Брянчаниновой, разумеется, тоже росли волшебные цветы, травы и деревья с кустами. Однако, по большей части, это были обычные растения, подвергшиеся случайному или целенаправленному воздействию магии. В Местах Силы, например, вкруг озера Светлояр, на дно которого по легенде опустился город Китеж, росли по-настоящему волшебные цветы, кусты и деревья. Но можно было добиться подобного эффекта и вне районов с повышенным магическим фоном. Такие маги, как Катя, обладавшие талантом Садовников, могли вырастить нечто волшебное и нужное для зельеварения из простой петрушки, из репчатого лука, моркови или крыжовника. Но здесь, в этом мире, такого отчего-то никто не делал, зато было полно изначально магических растений, не имеющих аналогов в обычной флоре. Впрочем, с фауной дела обстояли не лучше. Так что Эрвину было что изучать, да и стоило как-нибудь попробовать втихую реализовать свой особый Дар Садовника. Вырастить, например, волшебную малину, которая резко повышает либидо. В особенности, между прочим, у женщин. Загоревшись этой идеей, он даже спросил у профессора Стебель, не растет ли где-нибудь поблизости лесная или домашняя малина. Оказалось, что растёт, но только дикая, и довольно большой малинник находится прямо в подлеске Запретного леса.

— Есть еще небольшой малинник на берегу Черного озера, — вспомнила декан Пуффендуя, указав направление рукой.

«Значит, будет чем угостить Беллу!» — усмехнулся мысленно Эрвин, но, разумеется, вслух никому ничего не сказал.

Потом был обед. Кормили в Хогвартсе неплохо. Не слишком разнообразно и достаточно просто, но зато обильно, сытно и вкусно. Однако Эрвин заметил, что, если белков, жиров и углеводов им давали достаточно, то вот витаминов, что на ужине с завтраком, что на обеде, явно недоставало. Слишком мало свежих овощей и фруктов, если не считать конечно тыквенный сок. Так что, он сделал себе мысленную заметку сварить при первой возможности витаминное зелье, а пока суд да дело придется обходиться купленными с запасом магловскими витаминами.

Второй момент, о котором он задумался, был на самом деле вопросом: позволяет ли регламент школы пересаживаться с одного стола за другой? В уставе он, вроде бы, ничего подобного не видел, но мог и пропустить, не считая этот момент важным. Сейчас же, все изменилось самым решительным образом, и он был бы не прочь пересесть к Беллатрикс, пусть даже не на постоянной основе, а хотя бы изредка. Было очевидно, что девочка ему нравится, и он, похоже, ей тоже приглянулся, однако, кроме как подержаться за ручку, в их нежном возрасте вряд ли что получится. Девочка еще маленькая, и его слишком решительных действий, скорее всего, не поймет и не примет.

«Не напугать бы ненароком…»

После обеда уроков не было, и они с Поттером засели в комнате, чтобы не пропустить Макганагал, которая обещала решить все Поттеровские проблемы, но ее все не было, и они по инициативе Эрвина взялись за домашние задания. Сам Поттер, судя по всему, делать бы их так сразу не стал. Было очевидно, что он не привык к серьезной систематической учебе, и кроме того, в магии его, как и любого другого ребенка, привлекала сама магия. Махать палочкой и творить колдовство было трудно, но интересно, а вот заниматься теорией, наоборот, было скучно. Однако за компанию он тоже начал писать эссе по трансфигурации. Так прошел час, другой, и неожиданно все домашние задания кончились, но декан к Поттеру так и не пришла. Взглянув на часы, — было уже пять с четвертью, — Эрвин решил, что она и не придет.

«Обманула или возникли какие-то внешние причины?»

Если опекуном Мальчика-Который-Выжил, и в самом деле, как уже предположил Эрвин, являлся директор Дамблдор, то старик мог помешать Макганагал исполнить ее обещание. Однако в этом случае, Поттеру следовало ожидать вызова к директору, который будет вынужден оправдываться и объяснять Гарри, как же так вышло, что он отправил мальчика к маглам и забыл о нем на целых десять лет. А когда все-таки вспомнил, не нашел ничего лучше, чем послать к Поттеру Хагрида. Видел Эрвин вчера по прибытии в Хогсмит этого недовеликана, и не впечатлился ни его умом, ни тактом. Вернее, впечатлился полным отсутствием и того, и другого. Сам Эрвин визит эдакой образины посчитал бы оскорблением и отослал «ключника» назад к тому, кто его послал, но неискушенный во всех этих политесах Поттер ничего конечно же не понял и все тупые объяснения, которые давал ему полувеликан, — а они были именно, что тупые, — принял за чистую монету. Поэтому отпускать его теперь так сразу в Гринготс было, разумеется, нельзя. Могло ударить по авторитету и престижу директора. Значит позовет к себе и будет морочить мальчишке голову, объясняя, что был занят и все прочее в том же роде.

«Что ж, подождем, — решил Эрвин. — Но учти, старик, мой счет к тебе растет, как на дрожжах!»

Вообще-то, все это было странно. Одно дело Беллатрикс, — любовь, морковь и страстное желание иметь ее нежно во все дырки, — и совсем другое — Поттер. Было совершенно непонятно, с какой стати он вписался за этого несчастного мальчишку. А то, что Поттер несчастен, как мало кто еще, Эрвин понял еще в поезде. Удивительно, но, кажется, он стал единственным, кто, глядя на Поттера, видел не знаменитого Мальчика-Который-Выжил, а обыкновенного неухоженного и явно недокормленного подростка. Однако так и обстояли дела, он видел, другие — нет. Их ослепляла слава Мальчика-об-Которого-Убился-Волан-де-Морт, и тот дурацкий образ юного героя, который тиражировался благодаря вранью журналистов и фантазиям детских писателей. Впрочем, дистанция от «знал правду» до «вписался за мальца» отнюдь не символическая. Как же так вышло, что, едва познакомившись с ним в Хогвартс-экспресс, Эрвин взялся покровительствовать Гарри Поттеру? Он ведь не альтруист какой-нибудь, не борец за гребанные идеалы Света. Он, мать их за ногу, темный маг из темной семьи, солдафон, ландскнехт и кровавый упырь, но никак не рыцарь без страха и упрека. Так с какого перепугу его понесло опекать этого странного ребенка? Бог весть, а он нет.

«Может быть, нереализованные материнские инстинкты в жопе взыграли?»

Могло быть и так, а могло и не быть, но взявшись за гуж, Эрвин никогда не говорил, что не дюж, даже если дело оказывалось труднее, чем он думал, принимая заказ.

Между тем, ожидание декана затянулось до самого ужина, а в большом зале Поттера выдернул из-за стола, не дав даже притронутся к еде, какой-то старшеклассник и сразу же увел к директору. Эрвину это не понравилось. Во-первых, ему не хотелось оказаться правым в своих подозрениях, а во-вторых, его поразило полное пренебрежение директором интересами ребенка. Поттеру совершенно по-хамски не дали поесть, а вернется он наверняка тогда, когда ужин уже закончится, и значит гарантированно останется голодным на всю ночь. Это, вообще, нормально? Но единственное, что мог сделать Эрвин в этой ситуации, это соорудить для Поттера несколько бутербродов и набрать для него же сладких пирожков.

Поттер вернулся только через два часа, и Эрвин сразу понял, что с парнем не все в порядке. То есть, кто-то другой, тем более, ребенок, скорее всего, даже не заметил бы, но Бойд и в первой, и во второй своей жизни, — правда, по разным причинам, — развивал в себе внимание даже к самым мелким деталям. Физиогномика[4] — не сказка и не фантазия. Она искусство, которому можно обучиться, а если у тебя есть к этому еще и способности, то уровень мастерства может быть достаточно высок, чтобы подмечать малейшие изменения в поведении другого человека. Так вот, это было первое, что бросилось Эрвину в глаза. Несколько расфокусированный взгляд, неуверенная и не акцентированная мимика и некая неточность и даже, пожалуй, разболтанность в движениях. Поттер даже в обычном своем состоянии несколько излишне подвижен, неусидчив и порою невнимателен, но сейчас он, вообще, не мог усидеть на месте. Все время вскакивал и хотел куда-то бежать, начинал что-то говорить и тут же переключался на другую тему. Спроси о таком Катю Брянчанинову, она бы сразу сказала, что парня опоили чем-то весьма забористым, а если вслушаться в ту дичь, которую он нес, можно было заподозрить и ментальное вмешательство.

Оказывается, Поттер во всем ошибался и зря слушал таких ребят, как Эрвин или Драко. Он простой парень, выросший среди обычных людей, — иногда, возможно, излишне строгих, но это для его же блага, — а они, все эти Блэки, Бойды и Малфои, чистокровные аристократы, голубая кровь. Что они могут знать о жизни обыкновенных людей, которых они в открытую презирают? Да, ничего они не знают, потому что родились с золотой ложкой во рту, избалованы прислугой и родителями, развращены властью и богатством. Поэтому зря он согласился жить с Эрвином. Он сейчас же пойдет к Макганагал и попросит перевести его в общий дортуар к его настоящим друзьям. Ну, и далее по списку. Чем он лучше того же Рона Уизли? Тем, что тот из бедной семьи, а у Поттера полный сейф золота? Хагрид хороший. Он, может быть, действительно простоват, но, по большому счету, он был прав, когда не позволил Гарри транжирить деньги. А он… А ты… А мы… В общем, полная смена ориентиров.

Однако, на счастье Гарри Поттера, он имел дело не с избалованным засранцем, а со взрослым опытным человеком. Поэтому Эрвин не обиделся на ту дичь, которую ни с того ни с сего понес Мальчик-Который-Выжил, и не стал с ним спорить.

— Ну, — сказал он Поттеру, — может быть ты и прав, но сейчас уже поздно переезжать. Давай отложим переезд на утро, а сейчас лучше поешь. Ты же не ужинал. Вот держи, тут бутерброды, пирожки… Ешь, а я пока заварю чай.

Эрвин привез с собой в Хогвартс волшебную приблуду, немного похожую на спиртовку, медный чайник и заварной фарфоровый чайничек, кружки, чай и сахар и даже молотый кофе, который он любил больше чая. И сейчас, пока Поттер расправлялся с бутербродами, все время недоверчиво поглядывая на Эрвина, словно удивлялся, что тот с ним не спорит, Бойд копался в своем сундуке, доставая оттуда складной столик, поднос, «спиртовку» и все прочее, что необходимо для чаепития. Чего Поттер не заметил, так это того, как в Эрвин плеснул в его кружку приличную порцию Кашгарского элексира, являвшегося одним из сильнейших психо-нейтрализаторов, и несколько капель бальзама Гольцмана, блокирующего не успевшие укорениться ментальные закладки.

А потом они пили чай, и Поттер продолжал разъяснять Эрвину, в чем тот не прав, а Бойд сидел и слушал, и внимательно следил за происходящими изменениями. А они действительно происходили, и Поттер стал то и дело спотыкаться то в начале, то в середине фразы, останавливаться и хмуриться, начиная, по-видимому, приходить в себя и осознавать, что он только что говорил и собирался сделать.

— Черт! — сказал он, допив чай. — Я…

— Сосредоточься! — приказал Эрвин. — Подумай и скажи, кто в общем дортуаре твой друг? Ты давно знаком с Финниганом? Дружишь с Дином Томасом? Ходил на вечеринки к Невиллу Лонгботтому? Обедал у Рона Уизли? У него, говорят, мать отлично готовит. Это так?

— Откуда мне знать! — нахмурился Поттер. — Я его впервые увидел в поезде.

— И он тебе объяснил, как устроен мир магии? Кем ты являешься? Какова структура общества в магической Англии.

— Ты же знаешь, что нет!

— Ну, слава богу! — вздохнул с облегчением Эрвин. — Очухался?

— Да, наверное, — пожал мальчик плечами.

— Тогда, рассказывай!

Но рассказывать оказалось, по сути, нечего. Пришел к директору, попил с ним чаю, рассказывая о том, зачем ему понадобился ключ от сейфа. Новая одежда, визит к целителю, то да се. А в ответ узнал, что целитель ему совершенно не нужен, потому что он абсолютно здоров, а если все-таки его что-то беспокоит, то медиковедьма Хогвартса мадам Помфри ему всегда поможет.

— Разницу между медиковедьмой и колдомедиком знаешь? — остановил его Эрвин на этом месте. — Понимаешь, почему целителя не называют колдомедиком?

— Нет.

— Медиковедьма, — это медсестра, в лучшем случае, фельдшер. Колдомедик — врач. А целитель… Ну, скажем, это профессор. Понимаешь теперь, почему в Хогвартсе работает мадам Помфри, а колдомедики и целители работают в Мунго или принимают пациентов частным образом?

— Спасибо, что объяснил, — тяжело вздохнул Поттер. — У нас в магловской школе тоже была медсестра, а в сложных случаях обращались в больницу.

— Ну, вот и выяснили.

Дальнейший рассказ Поттера всего лишь подтвердил догадки Эрвина. Судя по всему, Дамблдор опоил Поттера каким-то зельем. Зельем Доверия или еще каким. И по ходу беседы попробовал внушить ему несколько простых истин, не требующих ни доказательств, ни проверки. И будь Эрвин просто одиннадцатилетним мальчиком, они бы с Поттером разругались, что только усилило бы ментальные закладки, а к утру все, что было вложено в сознание Поттера добрым дедушкой-директором устоялось бы, укоренилось в мозгу ребенка, и все — встречайте новую версию Мальчика-Который-Выжил. Впрочем, поскольку этого не случится, то перед Эрвином вставала другая проблема. Вернее, две. Во-первых, теперь под удар мог попасть он сам, поскольку Дамблдор не дурак и быстро сообразит, кто вмешался в его план. А значит, не будет ему теперь покоя. Станут за ним наблюдать и пробовать на зуб. Не так грубо, как с Поттером, все-таки Бойд хоть и сирота, но за ним бабушка, род и кровные связи. Но иметь это в виду попросту необходимо. А во-вторых, Поттера нельзя больше оставлять один на один с этим монстром. И значит, завтра придется сыграть ва-банк. Ну, он и сыграл.

Утром, еще до завтрака он постучал в дверь декана.

— Да! — услышал он через пару секунд. — Открыто.

Эрвин вошел и молча встал перед Макганагал. Молчал он, молчала она, но, если в начале она просто смотрела на Эрвина, словно ожидала, что он объяснит, зачем пришел в такую рань, то потом нахмурилась и явно напряглась.

— Вопрос не решен? — спросила она наконец.

— С чего вы взяли, профессор, что он может разрешиться без вашего участия? — вопросом на вопрос ответил Эрвин.

— Директор уверил меня, что он все сделает для Гарри сам, поскольку он сам виноват в сложившейся ситуации, — объяснила декан.

— Профессор Дамблдор опекун Гарри? — решил Эрвин расставить наконец все точки над «i».

— Да, — подтвердила Макганагал, — и он вызвал Поттера к себе, чтобы разобраться в проблеме.

— Он разобрался, — согласился Эрвин. — Напоил Гарри зельями и воздействовал ментальной магией. Это, вообще, нормально?

— Вы уверены? — побледнела женщина.

— Видите ли, профессор, даже дети знают, что если у кого-то вдруг резко сменился опус операнди, но вернулся в норму после принятия Нейтрализатора и Нейро-Блокатора, то были и зелья, и ментальные закладки.

— Мне очень жаль, — покачала головой Макганагал, — я не думала…

— Теперь поход на Косую аллею откладывать больше нельзя, — подвел Эрвин итог разговору. — Откроете нам с Поттером камин в «Дырявый котел»?

— Отпустить вас одних…

— Я свободно гуляю по магловскому Лондону и по волшебному кварталу, со мной можно.

— Но дети без сопровождения…

— Вчера у вас была такая возможность, профессор.

Эрвин смотрел ей прямо в глаза. Он понимал, что она всего лишь жертва долга и привычки, но он дал ей шанс, и снова дает. И, если она опять все профукает, то станет первым трупом на его пути к цели, какой бы дурной ни была эта цель. У него в отличие от болтавшихся по замку детишек нет в отношении профессоров ни пиетета, ни сантиментов. Тем более, если речь идет о его, пусть и дальней, но родне. Выбор во все времена прост, родная кровь важнее любых иных привязанностей. И, по-видимому, Макганагал что-то такое увидела в его глазах, потому что она вдруг сникла, словно из нее выпустили весь воздух, и устало опустила голову.

— Надо, чтобы вас увидели за завтраком, — сказала она, не поднимая взгляда. — Потом приходите сюда. Я открою вам камин…

Это было разумное предложение, и Эрвин принял его с благодарностью.

— Спасибо, — сказал он. — Мы так и поступим.

— Ты уверен? — Поттер нервничал.

Если исходить из его собственного рассказа, для Поттера это было всего лишь второе посещение Косой аллеи. При том, что первый раз он был здесь с Хагридом, который не давал ему ничего толком рассмотреть и сам решал, что надо покупать, а что не надо. Одежда не нужна, только мантии. Книги не нужны, только учебники. Котел самый дерьмовый, чтобы, значит, вышло подешевле. Сундук самый простой и насрать, что мальчишка мелкий, и ему этот комод даже толком не поднять, только волочить. Зато белая полярная сова, которая мальчику, выросшему у маглов, на хуй не сдалась, сова — это наше все.

«Уеб-ще великанское!»

Это ведь тоже имело какой-то скрытый смысл. Ко всем маглорожденным студентам, как узнал Эрвин за завтраком, приходила Макганагал, и только к Поттеру — лесник. И все бы прошло гладенько, без сучка и задоринки, если бы не тот разговор в купе Хогвартс-экспресса. Поттер бы продолжал думать, что все нормально, что все так и должно быть. Он постеснялся бы рассказывать одноклассникам о том, как он на самом деле живет у маглов, а они бы его ни о чем и не спрашивали. Он же золотой мальчик, герой магической Британии, у него по определению ничего не может быть плохо. Они бы, пожалуй, даже забыли, что он сирота. Люди такие люди, а дети еще хуже взрослых. Не расскажи Эрвину бабушка историю Невилла, он бы и не узнал о трагедии четы Лонгботтомов, потому что мальчик отчего-то стесняется говорить о своей беде, о болезни своих родителей, о том, как он живет со своей строгой бабушкой, словно это что-то постыдное. И Поттер точно такой же, — подросток, что с него взять, — он также никому не стал бы рассказывать о своих проблемах.

— Ты уверен?

— Успокойся, Поттер! Я гуляю по Лондону не в первый раз. И ты учись не робеть. Мы же волшебники, черт возьми, кого нам боятся?

— Я пока что не волшебник, — грустно усмехнулся мальчик в ответ. — Я только учусь. Одно название, что волшебник, я же ничего пока не умею.

— Научишься, — пожал плечами Эрвин. — Я научу.

Оказавшись на Косой аллее, они первым делом побывали в Гринготсе, где их порядком промурыжили, но, в конце концов, Гарри все-таки признали Поттером, и тогда выяснилось, что кроме родовых сейфов, доступ к которым откроется для него только в семнадцать лет, в банке есть целых три сейфа, ключи от которых ему вручили прямо сейчас. Эрвин предложил подождать Поттера в холле. Все-таки финансы вопрос весьма деликатный, а они друг другу не братья и не кузены. Даже друзьями их можно назвать пока с большой натяжкой. Три дня знакомства — ничтожный срок, чтобы завязать по-настоящему крепкие товарищеские отношения. Но Бойд открыто взялся опекать Поттера, и Гарри решил, что они друзья, а раз так, у него нет секретов от Эрвина. Да и не понимает он ничего во всей этой банковской хренотени.

«Простая душа…» — вздохнул про себя Эрвин.

— Ну, смотри! — сказал он вслух. — Клятв ты с меня не брал, хотя и должен был, — учти это на будущее, — но я тебе и без клятв обещаю, что твоего не трону и никому ничего об этом не расскажу.

Поттер смутился, но с гоблином, которого Эрвин посчитал банковским менеджером среднего звена, они разговаривали вместе. И вот тогда, в этом тягучем, пересыпанном канцеляризмами и мутными банковскими терминами разговоре, вдруг выяснилось, что Гарри Поттер, если и не богат, то вполне состоятелен. В сейфе, который условно можно было назвать «ученическим», находились деньги, оставленные Поттеру дедом на обеспечение его нужд до совершеннолетия, когда он вступит в права главы рода. Учитывая, что совершеннолетие у волшебников наступает в семнадцать лет, сейф, открытый Чарльзом Поттером почти одиннадцать лет назад, содержал не так уж много золота. Все относительно, разумеется, но для Эрвина, успевшего до того, как стать Бойдом, побыть Екатериной Гертнит, было очевидно, что 51 тысяч галеонов с копейками — сумма не маленькая, но и не большая. По 3 тысячи галеонов в год, то есть 15 тысяч фунтов стерлингов или 16 тысяч долларов США на все про все: на учебу, еду и жилье, одежду и предметы первой необходимости, развлечения и прочее, и прочее. Для среды чистокровной волшебной аристократии — это самый минимум, чтобы не считаться нищим, хотя для кого-нибудь, вроде Уизли, это целое состояние.

Однако, как вскоре выяснилось, внутри этого сейфа находились два других, ключей от которых не было ни у кого, поскольку банк мог вручить их только Гарри Поттеру лично. Первый из этих двух сейфов назывался «Сейфом наследника». К Гарри он перешел согласно завещанию последнего официального главы Рода лорда Чарльза Поттера и в связи со смертью Джеймса Поттера — единственного сына Чарльза и Дореи Поттер и отца Гарри. Если бы Джеймс и его жена не погибли, наследование могло быть оспорено родителями мальчика в суде Визенгамота, когда Гарри исполнилось бы полных семнадцать лет, но поскольку их не стало, вступило в силу завещание последнего лорда. В «сейфе наследника» хранились сто тысяч галеонов, некоторое количество книг и артефактов, а также важные документы, предназначенные наследнику, включая само завещание Чарльза Поттера и плотный конверт, надписанный его рукой: «Вскрыть только после вступления в права лорда или лорда-наследника».

По совету Эрвина Гарри официально объявил себя лордом-наследником, надел перстень наследника и выбрал среди артефактов три, в которых нуждался сейчас более всего. Серьгу-блокиратор, защищающую разум от чужеродного вторжения, кольцо — детектор ядов и нежелательных примесей и запасную палочку, не зарегистрированную в Министерстве Магии. Поттера немного обеспокоила необходимость носить в ухе «пиратскую серьгу», но Эрвин напомнил ему о том, что серьгу носят не только Малфой, Нотт и Забини, но и скромный и тихий Невилл Лонгботтом.

— Это, чтобы не возникало казусов вроде вчерашнего, — напомнил Эрвин о жестокой правде жизни.

Гарри на это ничего не ответил, просто молча согласился, а позже он вскрыл, наконец, конверт, прочел вложенную в него записку, — там и было-то от силы полторы страницы текста, — и очевидным образом поплыл. Что-то там было написано такое в этом послании, что парнишка побледнел, хотя, казалось бы, дальше некуда, и смотрел теперь в пространство остекленевшим взглядом. Спрашивать его о содержании «письма от дедушки» Эрвин не стал, хотя и был порядком заинтригован, но семейные тайны оттого так и называются, что предназначены они только для членов семьи. Поэтому Бойд не стал ни заглядывать Поттеру через плечо, когда тот читал записку, ни спрашивать о ее содержании, когда, выпив Успокоительного и Тонизирующего зелий, Гарри немного отошел от стресса.

— Если документ содержит конфиденциальную информацию, — подсказал Эрвин, увидев, что Гарри собирается сунуть письмо в карман, — лучше оставь его в сейфе. Надежнее будет. Мало ли кто станет интересоваться содержимым твоих карманов.

— Да, наверное, — растерянно ответил Поттер. — Спасибо!

И они перешли к третьему сейфу. Собственно, это был сейф родителей Гарри, и поскольку никакого распоряжения на его счет Джеймс и Лили Поттер не оставили, он по умолчанию перешел к их сыну и был объединен с ученическим. В этом сейфе денег было совсем немного, каких-то одиннадцать тысяч галеонов и несколько пачек пятидесятифунтовых купюр, зато в нем нашлось завещание родителей Гарри, магловское свидетельство о его рождении, магловские документы его матери и семь книжек дневников Лили Поттер, по одному на каждый год обучения в Хогвартсе. Дневники были зачарованы на кровь, так что открыть их и читать мог только сам Гарри, поэтому дневники и копии завещаний деда и родителей Поттер взял с собой, набив заодно свой старенький рюкзачок галеонами, сиклями и фунтами. Так что сразу после банка, они с Эрвином направились за покупками.

Прежде всего купили Поттеру нормальный чемодан на колесиках, школьный рюкзачок-ранец и кошелек с функциями расширения пространства и кровной привязки. Затем — нормальный котел и набор инструментов для зельеварения, аптечку с дополнительными зельями, полтора десятка книг, которые посоветовал купить Эрвин, немного магической одежды, включая перчатки и фартук из драконьей кожи, самопишущее перо и «бесконечный» блокнот на тысячу страниц, пару волшебных термосов и три зачарованных контейнера для школьных завтраков, и, разумеется, довольно много сладостей. После этого, оставив чемодан с покупками на хранение в «Дырявом котле», они вышли в магловский Лондон и отправились гулять. Впрочем, прогулка включала, между прочим, посещение магловских магазинов, — одежда, обувь и витамины, — кафе, где они не только поели, но и заполнили свои термосы кофе и бульоном, а контейнеры — ветчиной, сыром, маслом и хлебом, колбасами и копченой рыбой, сладкими булочками и кремовыми пирожными.

— Запас карман не тянет, — усмехнулся Эрвин, успокаивая Поттера, полагавшего, по-видимому, исходя из своего жизненного опыта, что, если кормят хотя бы два раз в день, то и то ладно. А если три и без ограничений, то и вовсе говорить не о чем, но Бойд так не думал, поэтому не только у Гарри, но и у него самого в рюкзачке были и термосы, и зачарованные контейнеры.

Следующим пунктом их программы было посещение госпиталя Святого Мунго. Очередь к целителю Сметвику они, то есть, опять-таки Эрвин, назначили совиной почтой еще до завтрака в Хогвартсе. Идти им было недалеко, а значит и недолго, и всю дорогу Поттер мандражировал и переживал. Ему было, видите ли, неудобно, что Эрвин занимается его проблемами. А еще страшновато, а вдруг целитель найдет у него что-нибудь «эдакое». И, если этого мало, он явно переживал из-за той записки, которую оставил ему дед. Молчал о ней, не обсуждал, но, судя по всему, был сильно загружен ее содержанием, однако некий намек на полученную им информацию позволил себе один лишь раз.

— Эрвин, а чем чистокровные отличаются от полукровок? — спросил мальчик. — Ну, типа я читал про всякие мезальянсы… Там, например, принц женится на простолюдинке, ну, как мой отец на маме. Но у маглов это как-то не влияет на статус ребенка. Сын принца все равно принц, кем бы ни была его мать, а я сын Поттера, значит, Поттер…

— Ты Поттер, — кивнул Эрвин. — Больше того, ты надел перстень наследника, и надел его легко. Перстень не сопротивлялся, не сомневался, не тянул с принятием. Сразу узнал в тебе Поттера. Это означает, что Поттеровская кровь в тебе очень сильна, и магловское происхождение твоей матери на тебя не влияет. Полукровки, они, знаешь ли, разные бывают. Есть такие, кто пятьдесят на пятьдесят, а есть другие, у которых, скажем, семьдесят пять на двадцать пять, и тут важно, в какую сторону перекос.

Эрвин и сам пока во всем этом разбирался не очень хорошо. За два с половиной месяца все не превзойти. Не объять необъятное, как говорится. И то, что он сейчас рассказывал Поттеру, было всего лишь каплей в море. Бабушка его кратенько ввела в курс дела, чтобы не был в этом вопросе полным неучем.

— У тебя, наверное, семьдесят пять, раз родная магия тебя так легко приняла. А разница… Различия, на самом деле, касаются чистокровных и маглорожденных. Чистокровные в среднем считаются более сильными магами и у них могут быть врожденные способности, которые иногда называют Родовым Даром. Это, как у маглов. Дед был музыкант, сын музыкант и внук, скорее всего, будет иметь музыкальный слух и всякое такое. У чистокровных значительно чаще проявляются специальные таланты. Вот, собственно, и все. Но некоторые чистокровные делают из этого слишком далеко идущие выводы. А чего спрашиваешь? Тебе-то теперь на эту тему точно волноваться не надо.

— Дед написал, что я чистокровный…

— Так тоже бывает, — не стал углубляться в тему Эрвин. — Некоторые маглорожденные, на самом деле, самые что ни на есть чистокровные. Просто в нескольких волшебных семьях пару покалений подряд рождались сквибы, и, если семья жила в отрыве от рода, и они сами, и их родня могли забыть, кто они такие на самом деле. Может быть, у твоей мамы дедушка был сквиб, но умер, допустим, рано и ничего никому не успел или не захотел рассказать. Отец тоже сквиб, но про волшебство не знал, так и вышло, что она, вроде бы, маглорожденная, а на самом деле, самая что ни на есть чистокровная, ну или полукровка, но у полукровки и чистокровного дети всегда чистокровные.

Поттер на это ничего не ответил. Попросту промолчал и молчал потом до самого госпиталя. К целителю Эрвин, понятное дело, с ним не пошел, из деликатности подождал в холле. Но после, о результатах обследования все-таки спросил. Аккуратно, разумеется, и оговорившись, что интересуется исключительно по дружбе и на ответах ни в коем случае не настаивает.

— Все плохо, — растерянно ответил ему Гарри. — Доктор Сметвик… Или он профессор? В общем, он сказал, что у меня есть несколько плохо сросшихся после перелома костей, какие-то хронические болезни, которыми никто не занимался, два воспаления легких, которые я, похоже, перенес на ногах… Если бы я был обычным человеком, то умер бы два или три раза, но маги живучие…

Вот, вроде бы, ничего толком не рассказал, но Эрвину и не надо было. Он уже понял, в какой обстановке рос Поттер. Это же какими уродами надо быть, чтобы не показать ребенка врачу, когда у него температура под сорок? А ортопед? В их городе, что нету ортопеда, чтобы правильно наложил гипс или повязки?

«Бред какой-то! — покачал он мысленно головой. — И после всего этого выясняется, что ребенок даже не знал, что у него есть опекун».

Собственно, в свете открывшихся фактов понятными становились вчерашние «телодвижения» директора. Он наверняка боялся огласки, и решил просто замести мусор под ковер.

«Вот ведь гад!»

— Что, извини? — переспросил он Поттера, потому что подумал, что ослышался. Задумался и что-то пропустил мимо ушей.

— Он сказал, что этот шрам на лбу… — замялся парнишка. — Ну, это, вроде бы, темное проклятие, и снять его невозможно. Слишком много прошло времени, и оно успело укорениться. Он сказал, оно встроилось в мой магический контур. Но с этим… Сметвик говорил, что с этим можно жить. Раз не убило тогда, теперь уже точно не убьет, а магии тянет совсем немного. От меня не убудет, у меня и так уже вполне сформированное ядро. Еще сказал, что я как маг отношусь по своей силе к верхнему промилле[5].

— Это надо заесть! — решил Эрвин подбодрить приятеля. — И запить. Ты вино пьешь?

— А разве нам можно? — удивился мальчик.

— Можно все, если организм справляется, — хмыкнул Эрвин, сообразивший, что выпить им точно не помешает, но, разумеется, не в ресторане или кафе, куда их никто по малолетству не пустит, а внушить что-нибудь эдакое большому количеству людей он попросту не мог, сил не хватит.

— Ну, тогда не знаю…

— С девочками ты тоже еще не спал, ведь так?

— Н…нет, а разве…

— Вопрос стоит по-другому, — покачал Эрвин головой. — Ты как, уже хочешь? В смысле, встает уже?

— Ладно, проехали, — махнул рукой, сообразив, что Поттеру действительно еще рано.

Это он здоровый детина со вторичными половыми признаками и ломающимся голосом, а Гарри мелкий, недокормленный, вечно находящийся под стрессом. Вряд ли у него вопрос стоит так же остро, как у Бойда.

— Я… — все еще краснел и заикался Поттер.

— Забудь! — Эрвин и сам был не рад, что затеял этот разговор, действительно, не с тем, не там и не тогда, когда надо, — пойдем перекусим чем-нибудь мясным, поедим мороженного и вернемся в школу. По времени нам, пожалуй, пора!

«Нашел с кем по бабам идти и водку пьянствовать! — покачал он мысленно головой. — Совсем ты, Бойд, мышей не ловишь. Они же дети еще. Один ты такой «третьерожденный», другие-то обыкновенные, с ними надо поаккуратнее. Тем более, с Поттером».

[1] Инвектива — в современности термин используется для обозначения не только литературных произведений, но и выступлений, речей, выпадов и т. п. оскорбительного характера, обличающих кого-либо.

[2] Лэрд (англо-шотл. laird — землевладелец, лорд) — представитель нетитулованного дворянства в Шотландии. Лэрды образовывали нижний слой шотландского дворянства и, в отличие от титулованных лордов, участвовали в парламенте Шотландии не непосредственно, а через своих представителей.

[3] Филиппика — в переносном смысле гневная, обличительная речь. Термин принадлежит афинскому оратору Демосфену, который произносил подобные речи против македонского царя Филиппа II в IV веке до н. э. (сохранилось четыре речи против Филиппа, причём четвёртую часто считают неподлинной). Филиппиками в подражание Демосфену Цицерон называл свои речи, направленные против Марка Антония (в 44–43 годах до н. э. им были написаны и дошли до нашего времени четырнадцать таких речей).

[4] Физиогномика — это ненаучный метод определения характера и особенностей человека по его внешности. В основном — по чертам лица, но не только: иногда инструментом «прочтения» человека выступают жестикуляция, физическая комплекция, мимика и осанка.

[5] Промилле (лат. per mille, pro mille «на тысячу») — одна тысячная доля, или 1⁄10 процента.