Лиса в курятнике (Гарри Поттер – детская версия)

Глава 13

Эрвин никогда не жаловался на отсутствие воображения, но такого фантасмагорического кунштюка предположить не мог. Фортель, который откололи Блэки, Вальбурга и Белла, достоин быть запечатлен в анналах истории магии. Одна беда, об этом даже говорить вслух было опасно, не то, что обсуждать или записывать «для потомков». Беллатрикс Лестрейдж опасная террористка, психопатка и бог знает кто еще. Одним словом, воскрешать ее не надо, ибо чревато, и не только для нее одной. Умерла, как говорится, так умерла. Но Беллу, как тут же выяснилось, тревожили не только последствия утечки информации, ее страшила реакция Эрвина. Похоже, она все-таки умудрилась в него влюбиться, и теперь волновалась по поводу того, какое впечатление это все на него произвело. Все-таки одно дело, когда выясняется, что в теле двенадцатилетней девочки прячется от мира сорокалетняя вдова, и совсем другое — если любимый парень, оказавшийся на поверку боевым магом из другого мира, узнает о всех тех мерзостях, что творила в свое время сошедшая с ума женщина. Однако Эрвин ее успокоил. Сказал, что на войне как на войне, и ему, мол, тоже приходилось совершать во времена оны отнюдь не красящие его поступки. В общем, он объяснил расстроенной девочке, что ничего страшного не произошло, и он ее из-за открывшейся правды не разлюбит. И всех дел, что он настоятельно рекомендует ей не лезть больше в эту чертову политику. Во всяком случае, ей стоит воздержаться от поддержки крайне правых фундаменталистов. А вот консерваторов он готов поддерживать вместе с ней. В конце концов, они оба принадлежат к древнейшим и благороднейшим родам, разве нет? Однако все это случилось после того, как они принесли друг другу непреложный обет. Белла смогла уговорить свою «бабушку», и Вальбурга не только пустила их в ритуальный зал Блэк-хауса, но и провела ритуал по всем правилам, выступив свидетелем принесения клятв. При этом она не знала, что именно рассказали друг другу Эрвин и Белла. Содержание их разговора осталось тайной.

— Что же нам теперь делать? — спросила Беллатрикс уже после выяснения отношений.

Вообще-то, она прежняя наверняка не стала бы задавать такой детский вопрос, но Эрвин не впервые и не только на чужом опыте видел, как физиология рулит психологией. Он ведь и сам порой делал совершенно детские глупости и задавал дурацкие вопросы.

— Наверное, продолжать жить так, как жили до сих пор, — сказал он вслух.

— Ну, уж нет! — «хищно» улыбнулась ему Белла. — Если ты взрослый, то я могу не волноваться по поводу растления несовершеннолетних.

— Ты, впрочем, тоже, — мило улыбнулась вдогон.

— Вальбурга позволит мне остаться на ночь? — не без скепсиса спросил Эрвин.

— Можем снять номер в какой-нибудь небольшой приличной гостинице, — пожала она плечиками. — Несколько Конфундусов, и все будут думать, что мы совершеннолетние.

— То есть, на ночь Вальбурга тебя отпустит?

— Меня отпустит.

— И не спросит, зачем и с кем?

— Думаю, что я смогу это провернуть, — решила Белла и оказалась права.

Эрвин, разумеется, не знал, что именно Белла сказала своей «бабушке», но, в итоге, Вальбурга ее отпустила. Правда, взгляд у нее при этом был такой, что Эрвина даже передернуло. С таким взглядом убивают, и, наверное, если бы не Белла, участь его была бы решена. Блэки известные бойцы. Даже женщины, а про матриарха рода и вовсе рассказывали страшные вещи. Однако у матриарха на Беллу были большие надежды, и она не смогла отказать «внучке», которая явно соскучилась по сладенькому. Впрочем, это не означает, что она допустила бы разврат в собственном доме. Другое дело где-то там. Про то она не ведает, а значит и переживать не о чем. Целку же, как недавно узнал Эрвин, вполне реально восстановить. Правда не зельем, а чарами, и может это сделать только дипломированный целитель, но за деньги все продается и покупается. Ну, может быть, не все, но точно многое.

Честно сказать, Эрвин от себя такого не ожидал. Ну, ладно, когда первый раз в этом мире и в этом теле пошел по блядям, но сейчас-то что?! Однако же волновался, как мальчик, и когда раздевал Беллу, едва не опозорился, кончив в трусы. Слава богу, вовремя спохватился и применил разученную уже под конец службы боевым магом авиации Флота мантру Успокоения. Долбануло не по-детски, но не снаружи, а только внутри, так что девочка ничего не заметила, а его словно ведром ледяной воды попотчевали. Разом сбросил обороты, и дальше все шло, как по маслу. Вошел, к слову, тоже достаточно легко, и это при том, что член, хвала всевышнему, за прошедший год несколько прибавил в длине и порядком окреп. Однако Белла хотела не меньше, чем Эрвин, и пока дошло до дела была уже настолько мокрая, что никакой особой смазки не потребовалось. Момент, и он уже в ней. Правда, побочных эффектов лишения девственности удалось избежать не только по этой причине. Флакончик сваренного Эрвином коктейля «Первая брачная ночь», содержащего Обезболивающие, Расслабляющие и Противозачаточные снадобья с добавлением пары капель «Радости жизни», решил все возможные проблемы первого раза. Так что первый их секс получился даже лучше, чем можно было ожидать, и Белла это вполне оценила, тем более что прежний опыт был у нее так себе.

— Научишь потом варить, — шепнула девушка, разорвав поцелуй благодарности, последовавший за неожиданно бурным оргазмом. Кульминация получилась гораздо более впечатляющей, чем можно было ожидать от первого раза в этом юном еще не полностью созревшем теле.

— Научу, разумеется, — улыбнулся ей Эрвин, с удовольствием ощущая приятную тяжесть лежащей на нем девушки. — Есть еще всякое-разное… Мне когда-то… Еще там… досталась по случаю одна чисто женская книжка. Называется «Руководство для глупых девиц». Правда, она на русском языке, но я тебе все, что требуется, переведу.

Говоря это, он ласкал кончиками пальцев ее крестец, временами спускаясь чуть ниже, — к копчику и анусу, — или поднимаясь чуть выше, но недалеко. Наиболее чувствительными у Беллы были именно крестец и копчик.

— Если это намек на анальный секс, то перетопчешься, — хмыкнула девочка, уткнувшись лицом куда-то в изгиб его шеи и плеча.

— Никогда не говори никогда.

Он убрал руки с ее гладких, покрытых шелковистой прохладной кожей ягодиц и, приподняв ладонями голову Беллы, повернул ее лицом к себе, заглядывая в огромные серые глаза.

— Ты нечто!

Так, собственно, все и обстояло. Если не брать в расчет ум и талант Беллатрикс, ее непростой характер и стальную волю, внешность красивой девочки-подростка могла не только ввести в заблуждение, но и соблазнить, искушая хрупкой юностью и видимостью непорочности. Увы, но, как понимал теперь Эрвин, склонность к педофилии искусно прячется у взрослых за зарослями норм морали и культурной традиции, и в этом смысле весьма похожа на склонность к полигамии, доминированию и садизму. Обо всех этих «отклонениях» принято думать, как о девиантном поведении, патологии и мерзости. Однако правда заключается в том, что в той или иной мере все это, скрытое и отрицаемое, живет в подсознании, а иногда и в сознании многих мужчин и женщин. Ни одна нормальная женщина не может относиться к изнасилованию иначе, как со страхом и омерзением, и в то же время многие из них фантазируют на эту тему и не без удовольствия участвуют в соответствующих ролевых играх. Так же и с педофилией. Она, как показывает история, еще совсем недавно была широко распространена, — да и сейчас процветает тут и там, — практически во всех социальных группах, приобретая порой весьма неприглядный характер. Секс с дочерями, внучками и племянницами не так редок, как хотелось бы думать общественности, узнающей о такого рода преступлениях только в тех редких случаях, когда они становятся известны прессе и правоохранительным органам. То же самое можно сказать и о связях учитель-ученица. Впрочем, вспомнил Эрвин об этом несколько позже, предаваясь по обычной своей привычке «разбору полетов» и «формулировке выводов». И вспомнил не просто так, а в контексте анализа своих чувств. Оказалось, что ему понравилось иметь во всех позах нимфетку Блэк, но, похоже, и Беллатрикс, спрятавшейся силой магии в юном теле девушки-подростка, понравилось трахаться с «молоденьким мальчиком» Бойдом, разрешая ему то, что вряд ли позволила бы, будь они взрослыми любовниками. Во всяком случае, не сразу, не в первую ночь.

— Ты нечто! — сказал он ей.

— Я знаю, — на полном серьезе откликнулась Белла. — И хочу еще!

Интерлюдия 2: Взгляд с другой стороны

На поверку Эрвин Бойд оказался даже лучше, чем она думала. Не мальчик, а взрослый состоявшийся мужчина, имеющий, тем не менее, внешность юного красавчика. Просто херувим какой-то, и, говоря откровенно, не желать его она в принципе не могла. Ну кто бы мог подумать, что темная валькирия Беллатрикс Лестрейдж втрескается в ребенка! Но мальчик, — что есть, то есть, — невероятно хорош и трахается, как взрослый, умножая удовольствие тонкостью и деликатностью своих длинных пальцев, детской нежностью губ и шелковистостью кожи. Член у него, конечно, пока не так, чтобы большой, но уже демонстрирует вполне приемлемые размеры и образцовую твердость, а изощренная техника «имения» указывает на богатый и разнообразный жизненный опыт. В общем, он был именно таким, каким ей хотелось, и при том идеально подходил к ее нынешнему возрасту. Будь она, и в самом деле, двенадцатилетней девочкой, секс с сорокалетним мужчиной вряд ли пришелся бы ей по душе. Все-таки она не Лолита, ей Набоковский Гумберт не нужен и не интересен. А вот утонченный подросток-аристократ оказался более чем востребован, и Белла не хотела даже думать, какие демоны жили в ее душе, если ее тянет к таким «маленьким» мальчикам. Впрочем, это всего лишь реплика в сторону, потому что жизнь продолжается, и это по всем признакам хорошая жизнь. С одной стороны, она маленькая девочка, трогательно опекаемая «бабушкой» Вальбургой и «тетушкой» Нарциссой, а с другой — та же Вальбурга ни в чем серьезном отказать ей не может. Разве что, попросила не оставлять любовника на ночь. Легитимно, если подумать. Вальбурга сейчас регент рода, ее дом и правила, соответственно, тоже ее. Но во всем остальном Белла не чувствовала никаких притеснений или ограничений. И за покупками на Косую аллею она пошла сама. Без сопровождения взрослых, зато в компании с Эрвином. В банк им не надо было, — ни ему, ни ей, — и они практически сразу пошли по лавкам, спеша выполнить обязательную программу, чтобы осталось достаточно времени на любовь и нежность.

Народу на Косой аллее в этот день было много. Маги они такие маги, и Белла с Эрвином не исключение! Закупки к началу учебного года традиционно откладываются на последний момент, а в результате везде и всюду столпотворение и толчея, и, разумеется, очереди. А тут еще некоторые альтернативно одаренные хитрожоперы решили поднять по такому случаю бабла. Гилдерой Локонс, на книги которого Белла не могла даже смотреть без омерзения, устроил промоакцию прямо во «Флориш и Блоттс», и там тут же выстроилась очередь из женщин бальзаковского возраста и дурных на всю голову девиц. Однако же и уйти нельзя. Нужны учебники, и поход за ними на завтра не отложишь, поскольку завтра их ждет уже Хогвартс-экспресс. Поэтому пришлось стоять в очереди. Правда, не в той, где экзальтированные фемины, ждали шанса попасться на глаза своему кумиру и получить от него ослепительную улыбку и автограф, а в другой — к боковому кассовому аппарату. Однако и эта очередь не была короткой, да еще ее все время отжимала к стене толпа рвущихся к Локонсу домохозяек. И вот, стоя там, среди всех этих людей, Белла неожиданно уловила знакомый «аромат темной магии». Даже не так. Не аромат, а настоящую вонь, — поскольку успела уже отвыкнуть от подобного экстрима, да и магия это была не темная, а черная, то есть такая, какую даже безумная темная волшебница Беллатрикс Блэк старалась обходить десятой стороной.

Первый раз она встретилась с этой мерзостью двенадцать лет назад. Темный лорд доверил ей, как он сказал тогда Белле, вещь, «ценность которой не дано познать простым смертным». Чаша Пенелопы Пуффендуй, и в самом деле, являлась ценнейшим артефактом. В Хогвартсе Белла была примерной ученицей, и знала, о чем идет речь. Однако Повелитель имел в виду нечто иное. На это указывал черный огонь в его глазах, на это намекала та особая интонация, с которой он озвучил свое поручение.

— Спрячь это так надежно, чтобы никто не смог найти, — сказал он ей своим шелестящим шепотом, напоминающим шипение змеи. — Сохрани это для меня, Беллатрикс, и ты будешь вознаграждена.

«Это», а не «ее». Темный лорд передавал ей чашу, но говорил о чем-то другом. Темном и опасном, что притаилось внутри великолепной чаши. Тогда Белла еще не знала, что это такое. Ее отуманенный безумием мозг воспринимал действительность совсем не такой, какой она была на самом деле. Искажения, навеянные одержимостью, не позволили ей рассмотреть то, что поручил ей спрятать Волан-де-Морт. Она лишь запомнила смрад чернокнижия, но Повелитель довольно часто прибегал к наитемнейшей магии, так что она тогда этому совсем не удивилась.

Понимание пришло много позже, когда ей снова стало пять лет. Вот тогда, в один из вечеров, прогуливаясь по дому на площади Гримо и вспоминая свое первое детство, она вдруг почувствовала знакомый ей тошнотворный «запах», и даже не сразу вспомнила, что это такое. Дознание, учиненное по ее просьбе Вальбургой, открыло им наконец ужасную судьбу Регулуса, — заодно еще раз вправив ей мозги, — и в руках у Беллы оказался другой артефакт основателей, медальон Салазара Слизерина, внутри которого скрывалась тьма, подобная той, которую Беллатрикс «учуяла» в Чаше Пенелопы Пуффендуй. Но на этот раз ее разум был уже на пути к исцелению, и она была способна мыслить здраво. То, что пряталось внутри артефакта являлось настоящей мерзостью, потому что это был крестраж. Об этих ужасных вещах Белла знала немного, но то, что она знала, пугало ее до чертиков и объясняло, между прочим, те кошмарные изменения, которые произошли с Темным лордом за годы их знакомства. Она еще помнила его харизматичным красавцем, в которого едва ли не с первого взгляда влюбилась пятнадцатилетняя ведьма. Глядя в прошлое с высоты своего истинного возраста, она видела сейчас, что уже тогда Повелитель был, что называется, не от мира сего. Излишне холоден, безэмоционален и, пожалуй, все-таки безумен. Доминантой его поведения были жажда власти, которую он и не думал скрывать, и страх смерти, который он тщательно прятал за видимым равнодушием и «безупречностью». Считалось, что это результат многолетней работы с ментальной магией и увлечения темными искусствами. Но сейчас Белла не сомневалась, что в первую голову это было следствием расщепления души. И, похоже, Лорд проделал это не раз и не два, и значит, в принципе, уже не являлся человеком. Это объясняло и некоторые странности в его поведении. Приступы ярости, нетерпимость и нетерпеливость и полное равнодушие к женщинам. Она в то время была хорошенькой пятнадцатилетней девушкой, готовой ради Повелителя буквально на все, но ему было без надобности ее тело. И это касалось не только ее, но и всех прочих женщин, попадавших в орбиту его властного Я.

«Значит, есть еще один крестраж, и он здесь!»

Белла осмотрелась. Вокруг ужас что творилось. Столпотворение вавилонское, никак не меньше, но ее вел «запах» кошмара, и Белла была уверена, что сможет найти эту проклятую вещь. Попросив Бойда, купить ей учебники, она ввинтилась в толпу и пошла по следу. Какого же было ее удивление, когда выяснилось, что эманация чернокнижной магии исходит не от одного предмета, а от двух. Один крестраж находился у Люциуса Малфоя, второй у Гарри Поттера.

«А Поттер-то здесь каким боком?!» — ужаснулась Белла, уже привыкшая считать Поттера кузеном, едва ли не братом.

«Что-то тут не так… Надо разобраться!»

Долго разбираться, однако, ей не пришлось. Ей все буквально выложили «на стол». Смотри, изучай, думай.

Первым «раскололся» Малфой, незаметно, как он считал, опустивший некий темномагический артефакт в корзину с покупками младшей Уизли. Эту тонкую черную тетрадь-дневник Белла забрала оттуда, проделав это куда виртуознее Люциуса, так что никто ничего, и в самом деле, не заметил. Однако, когда она взялась за Поттера, то ничего «такого» не почувствовала. То ли она ошиблась адресом, то ли он успел избавиться от находившейся у него проклятой вещи. В любом случае, здесь и сейчас делать с этим было нечего, поскольку Белла перестала чувствовать эманацию зла и найти ту вещь не представлялось теперь возможным.

«Жаль… Но три не две, а сколько их, интересно, всего?»

Наличие крестражей ставило перед Беллой серьезную этическую проблему. С одной стороны, она не стала бы возражать, если бы Темный Лорд вернулся и снова возглавил движение. Сама она участвовать в этом не собиралась, да и не позовут. Малолетка и метки на ней больше нет. Но другие, такие, как Малфой, наверняка впишутся, и ей хотелось верить, что наученный горьким опытом Повелитель не станет сеять смерть и разрушения. В конце концов, после всех перегибов Министерства и Дамблдора консервативная повестка может стать весьма популярной и востребованной. Но была у всего этого и другая сторона. Во-первых, имея столько крестражей, сколько, судя по всему, наделал Лорд, ничем хорошим его воскрешение не может стать по определению. И, во-вторых, существовала проблема Поттера, и ее каким-то образом придется решать. Если в первой жизни она бы его просто прибила, то в новой — трогать ребенка не стала бы ни сама, ни другим не позволила. А теперь, когда выяснилось, что он ей кровная родня, тем более…

«Придется порадеть родному человечку… — решила, обдумав ситуацию. — Бойда попрошу, Эрвин мне не откажет!»

Второй год обучения едва не начался с катастрофы. Поттер не смог пройти на перрон, с которого отправляется Хогвартс-экспресс. Какой-то мудак заблокировал проход на платформу 9¾, и рядом с Гарри, словно так и планировалось, тут же оказался Рон Уизли. Этот рыжий говнюк, якобы, тоже не смог пройти через барьер, хотя, возможно, так, на самом деле, и обстояли дела, и сразу же начал уговаривать Поттера угнать заколдованный «Фордик» своего отца и лететь на нем прямо в школу. Зачем это было нужно Уизли, остается только гадать, поскольку имелось, как минимум, три других возможности добраться до Хогвартса, не нарушая при этом Статута Секретности и не нарываясь на неприятности. Но, слава богу, плотное общение с Эрвином и Блэками привело к тому, что у Мальчика-Который-Выжил прорезалось чутье на подставу, и он начал проявлять умеренную осторожность, в особенности, когда это касалось Уизли. Поэтому, не поддавшись на провокацию, он отправился искать какого-нибудь взрослого волшебника и, разумеется, нашел, потому что кто же в такой день оставит вход на платформу 9¾ без присмотра? Дальше не интересно. Вызвали авроров, те, в свою очередь, высвистали невыразимцев, — дело-то не шуточное, — и эти компетентные господа занялись исследованием неизвестного феномена, а Поттера и Уизли переправили камином прямо Хогвартс в кабинет декана Макганагал. Так что никто не пострадал и не наделал глупостей, а ведь могли, а, возможно, и должны были, чтобы дать кое-кому еще один рычаг давления, но не срослось.

Вообще, следует признать, за прошедший год Поттер давольно сильно изменился. Появилась некая уверенность в себе и привычка сначала думать и только потом действовать. Эрвин сделал все, что мог, а Дафна и Белла добавили, хорошо поездив по мозгам гриффиндорца. Поэтому первое, что сделал Поттер, вернувшись на летние каникулы в дом своей тети, это побеседовал со старшими Дурслями. Дурсли удивились, — дядя от такой наглости чуть не впал в неистовство, — но продержались они ровно столько, сколько потребовалось, чтобы услышать из уст мальчика простой вопрос, не самоубийцы ли они? Во-первых, объяснил им мальчик, продолжая над ним издеваться, они рискуют получить неконтролируемый выброс магии, который их, если и не убьет, то уж верно покалечит, чего Гарри делать решительно не желает, но тут уж хозяин-барин, если таково их желание, он возражать не станет. Но все это всего лишь «во-первых», а, во-вторых, у него нашлись довольно близкие родственники со стороны отца, — вдаваться в подробности Поттер предусмотрительно не стал, — и сейчас они ведут официальную тяжбу со службой опеки, чтобы забрать его к себе. Однако дело не только в том, что Гарри вскоре покинет «гостеприимный» дом Дурслей, а в том, что, узнав, как ему здесь живется, родственники захотели тут же навестить тетю и дядю, и, скорее всего, если бы это случилось, то встречи этой Дурсли бы не пережили, причем все, включая Дадли. На первый случай Гарри их упросил этого не делать, но ведь и его терпение небезгранично.

Удивительно, но даже такое тупое животное, как дядя Вернон, посыл принял и понял, оставив Поттера в покое. Так что, летом Эрвин спокойно забирал Гарри, как минимум, раз в неделю, — на прогулку, в театр, на скачки, — ну или его навещала одна из девочек с сопровождающим кого-нибудь из взрослых. Так прошли каникулы Поттера, наверное, первые в его жизни, когда он мог жить, а не выживать. Однако, слушания в Визенгамоте по поводу опеки, а вопрос этот каким-то совершенно неочевидным образом перекочевал из ведения Министерства в ведение Парламента, так пока и не состоялись. Их грамотно и не безрезультатно тормозили, а порой и торпедировали с помощью обычных бюрократических приемов. Впрочем, не все обстояло настолько безрадостно. Расследование дела Сириуса Блэка затормозить не удалось, — а ведь кое-кто явно старался предотвратить неизбежное, — и уже в конце июля стало известно, что никакого дела Сириуса Блэка, собственно, нет и не было. Следствие тогда не проводилось, судебных слушаний не состоялось. Все ограничилось какой-то несуразной бумагой, в которой буквально в трех предложениях был изложен состав приписываемого Блэку преступления и записан приговор — пожизненное заключение в Азкабане. Подписей было две. От «следствия» — начальник Аврората Аластор Грюм и от «прокуратуры» — директор ДМП Барти Крауч старший. Имелась, впрочем, и стыдная виза Визенгамота, собственноручно наложенная председателем Дамблдором. В общем, это был пиздец. Случившийся скандал скрыть не удалось. Следствие довольно быстро установило, что Сириус невиновен, и что его невиновность должны были обнаружить еще тогда, в 1981 году, и в середине августа отец Поттера был наконец освобожден. Впрочем, его физическое и психическое состояние было таковым, что Вальбурга тотчас отправила его на лечение в закрытую клинику в Швейцарии. Однако перед тем, как заслать его порталом в Берн, адвокат Блэков взял у Сириуса показания по поводу его предполагаемого отцовства. Тест по крови и эти его показания не оставили и тени сомнения в том, кто является биологическим отцом Гарри Поттера. Вот только Визенгамот все еще саботировал принятие решения об опеке, и у Эрвина возникло подозрение, быстро превратившееся в уверенность, что существует некий заговор в отношении Мальчика-Который-Выжил, и что центральной фигурой этого тайного плана является никто иной, как директор Дамблдор. А вот зачем Гарри понадобился Дамблдору, они узнали только во время рождественских каникул.

Дело в том, что как раз накануне Рождества Вальбурге удалось наконец дожать Визенгамот, и опека над Поттером была передана ей, как его родной бабушке, поскольку отец мальчика все еще находился в состоянии, отнюдь не способствующем полноценному исполнению обязанностей опекуна. Вообще-то, Сириус как раз очень хотел стать Гарри «настоящим отцом», но Вальбурга опасалась его инфантилизма и неуравновешенности, лишь усилившихся за время отсидки, не говоря уже о том, что Блэк был в свое время ярым приверженцем Дамблдора, и ни у кого не было уверенности, что ему удалось наконец изжить влияние старика. Иди знай, какой фортель он может выкинуть, снова попав под обаяние и влияние Великого Светлого. Так что лучше было не рисковать, и поэтому ответственным взрослым стала именно бабушка, а не отец. И поскольку Вальбурга придерживалась старых традиций, то сразу по прибытии в Блэк-хаус Поттер был взят в оборот.

Прежде всего, был проведен обряд Признания. Сириус, ненадолго прибывший из Берна, официально признал Гарри своим сыном, а род Блэков в лице всех своих живых представителей принял Поттера в семью. И сразу после этого был проведен ритуал Отождествления. Магия Блэков приняла мальчика в Род, и на родовом гобелене появилась новая веточка, а на ней портрет Гарри и подпись: Арктурус IV Сириус Поттер-Блэк сын Сириуса III Блэка и Лилиан Поттер. Имя Гарри, данное ему по настоянию Джеймса Поттера, исчезло, но зато возникла проблема, как теперь его называть. Гарри Поттер — это бренд, это Мальчик-Который-Выжил, в то время как Арктурус Поттер-Блэк — это никому неизвестный чистокровный аристократ и к тому же отнюдь не сирота. Такая вот дилемма, и было очевидно, что директор Хогвартса ничего менять не позволит. Сказано, что мальчика зовут Гарри, значит, Гарри. Однако на данный момент это не было «вопросом дня». В ходе проведения ритуалов у Блэков возникла куда более серьезная проблема. То есть, проблема эта существовала давно, но правда о ней открылась только сейчас.

Эрвин оказался прикосновенен к этой тайне по двум причинам. Во-первых, потому что именно он нашел Поттера в том смысле, что вырвал его из цепких рук Дамблдора и привел к Блэкам. А, во-вторых, как понял он сам, ни Вальбурга, ни Белла не знали, что с ЭТИМ делать, и у Беллатрикс возникла идея, что, может быть, решение способен найти Бойд. Она рассказала Эрвину про крестражи и объяснила, что от Поттера «несет» тем же самым злом, которое скрыто во всех других проклятых артефактах. Однако сама Белла ощутила исходящий от Поттера «смрад» только тогда, когда мальчик оказывался рядом с другими частями души Темного Лорда. К слову сказать, наличие крестража в шраме Поттера объясняло, пусть и задним числом, те головные боли, которые одолевали мальчика каждый раз, когда он пересекался с профессором Квирреллом. Крестраж реагировал на близость другого кусочка души Темного Лорда. И это было, пиздец, как плохо, но крестраж, укоренившийся в живом человеке, и сам по себе представлял крайне серьезную проблему.

— Знаешь, — сказала Белла Эрвину ночью, когда, утомившись от нежности и страсти, они устроили перекус пирожными и шоколадом прямо посреди разгромленной постели, — до того, как это обнаружилось, я еще сомневалась, не стоит ли мне поддержать Лорда, если он все-таки вернется. И не смотри на меня так, Эрвин, я такая, какая есть. Безумие ушло, — пожала она своими изящными плечиками, — но убеждения-то остались. Но вот какое дело. Поттера я ему не прощу. Использовать годовалого ребенка, чтобы создать еще один крестраж… Это… это невообразимая мерзость. Но, если этим младенцем оказался мой племянник…

— Он тебе не родной… — напомнил Эрвин.

— Сын Сириуса мой племянник, — коротко и резко припечатала Белла.

— Возможно, Лорд сделал это случайно… — предположил Эрвин, которому было крайне важно понять, насколько эта Белла отличается от той Беллатрикс. И, похоже, Беллатрикс Блэк и Беллатрикс Лестрейдж — это действительно две разных женщины.

— Я думала об этом, — кивнула девочка. — Но, нет. Это слишком сложное колдовство, Эрвин, чтобы его эффект возник случайно. Лорд пришел к Поттерам не убивать ребенка, он хотел использовать своего предсказанного пророчеством врага себе на пользу. Случайно произошло другое. Не думаю, что Лорд пришел к Поттерам, чтобы совершить темный ритуал и самоубиться. Это не в его духе. Полагаю, там была ловушка, и я думаю, что знаю, кто именно и зачем «призвал» Темного Лорда в дом Поттеров. Другой вопрос, знал ли Дамблдор о ритуале, который собирался провести Лорд? Являлось ли это частью его плана или произошло только потому, что Дамблдор плохо знал Волан-де-Морта? Не понимал его? Не мог предположить, что подслушанное пророчество станет не поводом убить потенциального победителя, а возможностью использовать, ребенка, чтобы создать невиданный доселе крестраж и, возможно, запасное тело «на вырост».

— В любом случае, теперь он знает о крестраже, — подвел Эрвин итог их попытке распутать эту давнюю грязную интригу. — Это могло бы объяснить все странности в его отношении к Гарри Поттеру.

— Возможно, — согласилась Белла. — Но не это, как ты понимаешь, главное. Что нам делать с Поттером? Как извлечь из него эту мерзость, не убив на месте и не сведя с ума? Все, что мы с Вальбургой нашли, увы, приводит к одному из этих двух вариантов.

— Есть у меня кое-что… — усмехнулся Эрвин. — Но скажи бабушке, что у меня есть два условия. Пусть перестанет изображать из себя ханжу и позволит мне ночевать в Блэк-хаусе. И я требую допуска к библиотеке Блэков.

У Эрвина, и в самом деле, была одна, скажем так, довольно стремная идея, как помочь мальчишке. В Гардарике деления на темную и светлую магию как такового не было. И все-таки имелся один крайне неприятный раздел магии, изучение которого, хоть и не поощрялось, но все-таки не запрещалось. Речь о проклятиях. Причем о женской их составляющей. Скандинавские Вёльвы[1] были те еще затейницы, и занимались они отнюдь не только пророчествами. Впрочем, гардарикские ведьмы — бабы-яги[2], - ничем им не принципиально уступали. В Добрынинском институте их магию не изучали, но в библиотеке хранилось довольно много старых еще рукописных манускриптов, посвященных этой теме. Одну такую книгу, которую на английский лад Эрвин назвал бы гримуаром, Катя Брянчанинова не только читала, — к слову сказать, единственная из всех девочек, — но и прилежно изучала, предполагая, что страшные вещи, о которых писала лет четыреста назад какая-то безымянная старая карга, могут ей когда-нибудь пригодиться. Однако до сих пор применить что-нибудь из тех темных мудростей Эрвину как-то не пришлось. Необходимости не было, а между тем «гримуар» этот был настоящей «Черной книгой», в значении чернокнижия, и сейчас Эрвин не только представлял себе в общих чертах, как справится с крестражем, укоренившимся в голове Поттера, он знал, где добыть недостающие знания. В библиотеке Гертнитов хранилась пара подобных «черных книг», и, уходя за Грань миров, Эрвин забрал их с собой. Прямо, как чувствовал, что еще могут ему пригодиться…

Интерлюдия 3: Взгляд с другой стороны

Дамблдор был расстроен и разгневан, и было от чего. Вся эта история с Поттером, выйдя из-под контроля один раз, теперь снова и снова возвращалась к нему очередными неприятностями. И главное, все время и на любом этапе выяснялось, что он чего-то не знает или вовсе не знает ничего, и все его решения из-за этого на поверку оказываются неверными. Ошибка следовала за ошибкой, а ведь неудачи способны накапливаться, как яд, поступающий в организм малыми дозами. Маленький просчет здесь, ошибка или несчастный случай там, и вот уже все подряд идет вразнос и получается хуже некуда. И возникает закономерный вопрос, к чему или, вернее, куда приведет его, в конце концов, этот злосчастный маршрут, эта дорога поражений и бесчестия?

Все началось двенадцать лет назад. Так уж случилось, что он тогда возглавил Силы Света, просто потому что больше было некому. Ни в Аврорате, ни в Министерстве не нашлось настоящего лидера, способного повести за собой людей. Так что пришлось корячиться самому, хотя, видит бог, война — это последнее чего он хотел. Но его подвела репутация отчаянного героя. Еще бы! Это ведь он победил в очной схватке своего бывшего друга Геллерта Грин-де-Вальда. Но в ту войну он был гораздо моложе, и кроме того, находясь на пути к Вершине Света, он ее все еще не достиг. Он, разумеется, был Светлым магом, но все еще не стал Великим Светлым Волшебником. Однако даже в этом случае ему пришлось, что называется, наступить на горло собственной песне. Он ведь не боевик и никогда им не был, не говоря уже о том, что Геллерт был его другом детства. А в конце семидесятых все было уже по-другому. Ему было мучительно больно, с одной стороны, посылать людей в бой, а с другой — проповедовать «не убий»! Его потом за это очень сильно критиковали. А Боунсы и Лонгботтомы до сих пор считают его своим личным врагом. Но что он мог с этим поделать? Светлые обеты — это ведь не шутка, принесший их физически не может пролить кровь, и других благословить на убийство и кровопролитие тоже не в силах. И в то же время руководство боевыми действиями легло именно на него. Другое дело, что умный человек всегда найдет компромиссное решение. Нашел его и Дамблдор. Он ни разу не назвал борьбу с Волан-де-Мортом войной. Он призывал противостоять, а не сражаться, предотвращать преступления, а не убивать преступников, позволить закону сказать свое веское слово, а не брать закон в свои руки. Другое дело, как интерпретировали его слова фениксовцы или действующие авроры. Аластор Грюм принципиально пленных не брал, а, если все-таки брал, то только в исключительных случаях. Сириус Блэк был таким же, а вот Джеймс Поттер, Фрэнк Лонгботтом и Эдгар Боунс являлись правоверными светлыми, чего не скажешь об Амелии Боунс, Алисе Лонгботтом и Лили Поттер. Эти женщины запросто могли убить своего противника в бою. И убивали. Не дрогнувшей рукой и без последующих мук совести. Дамблдору это не нравилось, и он пытался отговорить их от такой жестокости, но женщины в светлых семьях отчего-то были всегда куда жестче мужчин. Жестоковыйные, и неважно маглорожденная ты, как Лили Поттер, или чистокровная аристократка, как Амелия Боунс или Августа Лонгботтом. Впрочем, теперь это уже неактуально. В живых остались только Амелия и Августа, и обе они в активных боевых действиях, если что, участия принимать не будут.

А тогда в восьмидесятом они вчистую проигрывали вальпургиевым рыцарям. Потери в Аврорате и Ордине Феникса были огромны, а результатов, как таковых не было. И тогда Дамблдор взял грех на душу. Тяжелый грех, из тех, которые никогда не отмолишь. Даже хуже, чем убийство. Но убить-то он не мог, — клятвы бы не позволили, — а вот создать ловушку, пожертвовав другими людьми, мог. Этого обеты не воспрещали, хотя совесть его, разумеется, пострадала, и душе был нанесен урон. Он смог создать такую ситуацию, когда Волан-де-Морт обязательно придет в определенное место в точно назначенное время. Понятно было, что Поттеры этого не переживут, но Джеймс оказался настоящим героем, хотя Дамблдор до последнего надеялся на то, что Джеймса в ту роковую ночь дома не будет. Однако случилось то, что случилось, но, главное, Поттер успел сделать все, что требовалось, чтобы капкан захлопнулся. Увы, но рассказать об этом мог теперь один лишь Дамблдор, а он делать этого не будет, потому что одно дело взять грех на душу, и совсем другое — пожертвовать своей репутацией, своим честным именем. Но, возможно, бог ему этого все-таки не простил, и все, что было так красиво задумано, едва не пошло прахом из-за одной досадной оплошности.

У него тогда все получилось. Пророчество прозвучало, наивный дурачок Снейп его услышал и доложил кому следует. Волан-де-Морт на эту ерунду повелся, а Поттеры, подтверждая худшие подозрения Тома, ушли в подполье. Слабым звеном оказалась лишь жена Джеймса. Все-таки, как ни крути, но маглорожденные волшебники не понимают многих вещей. Вот и она не поняла. Требовала усилить защиту, хотела скрыться заграницей, ругалась с Джеймсом и, как теперь выясняется, собиралась сбежать с Сириусом. Дамблдор об этом не знал, разумеется, но чувствовал, что из-за нее все его труды и жертвы могут пойти прахом. Спасибо, Джеймсу. Он хоть и пил тогда, — чертов алкоголик, — но все-таки проявил твердость и заставил супругу делать то, что приказывает муж. Рунные цепочки везде, где надо, Джеймс тоже начертил. В тайне от Лили, естественно, а то с нее сталось бы сбежать сразу, как только узнала. Но не узнала и не успела сбежать. Волан-де-Морт пришел к ним в дом и… Дамблдор отвлекся буквально на несколько минут, но из-за этого пропустил срабатывание Сигнальных чар. Спасибо, еще Аластор послал ему Патронус с сообщением. Так-то он собирался лично прибыть на место трагедии, но, узнав, что мелкий каким-то образом выжил, тут же переиграл свои планы, послав за мальчиком Хагрида. О том, что что-то пошло не так, он узнал где-то через час. Артефакт, настроенный на кровь и ауру Тома Редла, не подтвердил его окончательной смерти. Волан-де-Морт, если верить артефакту, не был ни жив, ни мертв, а значит, мог вернуться, и, тогда Дамблдор придумал новый план. Победителем Темного Лорда был назначен мелкий Поттер, в которого к тому же попало какое-то темное проклятие. Шрам на лбу мальчика Дамблдор увидел только в середине ночи. Он не знал, что это такое, хотя чары Поиска Тьмы диагностировали Эманацию Зла. Это, собственно, и решило судьбу мальчика. Его нельзя было оставлять в мире магии. Причин было несколько, и все важные. Ребенок мог пригодиться в новой операции против Тома, если тот вдруг действительно вернется. Поэтому мальчика следовало взять под контроль, сделав своим послушным орудием. Тяжелое детство, на смену которому придет сказочный мир магии, должно было настроить Поттера на правильный лад. К тому же шрам… Дамблдор решил, что будет правильным держать ребенка вдали от магов, которые могут опознать проклятие и убрать его или, напротив, использовать в своих целях. Самому проклятию он, увы, не придал особого значения, и зря, но узнал он об этом слишком поздно.

Следующей его ошибкой было послать к мальчику Хагрида и не проследить за Поттером в Хогвартс-экспрессе. Не зря говорится, хочешь сделать хорошо, сделай сам. Хагрид порядком накосячил, но это бы не имело никакого значения, если бы Рон Уизли все сделал правильно. Впрочем, он бы, наверное, все-таки справился с задачей подружиться с Поттером, если бы не Бойд. Бойд оказался очередной неожиданностью. Умный, хваткий и талантливый, он возник из ниоткуда, и оказался именно тем человеком, который принял на себя ответственность за Поттера. Возится с ним, как с маленьким, словно сам большой. Но, правду сказать, ведет себя Бойд совсем не по-детски, да и не выглядит, как ребенок. А Поттер смотрит ему в рот и делает все, что ему говорит этот шотландский аристократишка. И вот результат: Поттер добрался до сейфа своих родителей и получил в руки завещание деда и дневники матери. Не будь этого, Сириус продолжал бы сидеть в тюрьме, и опекуном мальчика в магическом мире оставался бы Дамблдор. Он ведь не просто так взял и этот грех на душу. Не было сомнений, что Блэк невиновен. Не тот психотип. Не то воспитание, кто бы что ни говорил о Блэках. Предательство не их стиль. Однако крестный отец мог вмешаться в воспитание Поттера, и это Дамблдор еще не знал тогда, что Сириус не крестный, а родной отец мальчика.

И вот очередной удар судьбы. Тогда, когда Дамблдор разобрался наконец со шрамом Поттера, — когда узнал, что это не проклятие, а крестраж, — в дело вмешиваются Блэки и Бойд и уничтожают единственную ниточку, ведущую к Темному Лорду. Нет крестража, нет связи, и значит, нет возможности узнать, где и когда попробует вернуться в мир живых Волан-де-Морт. Понятно, что Блэки заботятся о своей крови, но есть вещи куда как более важные, чем жизнь одного мальчика. Его гибель — это наименьшее зло, если сравнивать с глобальным злом, которое несет с собой Темный Лорд. Но теперь оказывается, что все было напрасно. Крестраж Поттера уничтожен «добрыми самаритянами», а где находятся остальные, — а они должны, по идее, существовать, — Дамблдор не знает. Их придется разыскивать, а он даже не представляет, с какой стороны взяться за это дело. Такова жизнь, и с этим уже ничего не поделаешь, потому что это жизнь, а не фантазия, и ее следует принимать такой, какая она есть. Однако из этого не следует, что все в ней предопределено. Никакого фатализма! Как там у Теннисона? «Бороться и искать, найти и не сдаваться»[3]? Да, именно так!

Конец

Ноябрь — Декабрь 2024

[1] Вёльва — в скандинавской мифологии провидица; о существовании у древних германцев женщин-пророчиц, почитаемых как божество, упоминает римский историк Тацит.

[2] Баба-яга — персонаж славянской мифологии и фольклора (особенно волшебной сказки) славянских народов. Уродливая старуха, владеющая волшебными предметами и наделённая магической силой. В ряде сказок уподобляется ведьме, колдунье.

[3] «Бороться и искать, найти и не сдаваться»? (англ. To strive, to seek, to find, and not to yield). «Улисс» (англ. Ulysses) — хрестоматийное стихотворение английского поэта Альфреда Теннисона.