Лешая

Глава 8. Он под кустом

Она уснула как-то незаметно, будто перевернулась несуществующая лодка, и Санька полетела из нее в омут тяжелого, непроглядно-черного сна через борт, вниз.

В глубину.

Кажется, ей что-то снилось. Чем-то бредилось. И слышался в полудреме плач младенца.

Но не было его, плача.

Санька разомкнула тяжеленные веки. В глаза забил свет раннего утра. Снаружи птицы пели вовсю: заковыристое журчание славки спорило со свистулечной трелью зеленушки.

Младенец по-прежнему лежал в кресле, неподвижный, молчаливый, словно не настоящий

Заколдованный…

А ведь в какой-то миг, перед тем, как открыть глаза, Саньке подумалось вдруг, что шокирующая ночная находка — лишь греза, потому как все это как-то уж слишком. Даже для сказки, в которую они с дочкой угодили по воле судьбы.

Ребенок!

Связаться бы с органами опеки. Или с полицией. Или со спасателями. Есть здесь спасатели? Наверное, нет. Если и есть, то не в привычном для земного мира понимании. И какая, в общем-то, разница? Связаться с ними сейчас не выйдет.

Санька зябко потерла плечи. Утро выдалось свежим. Печь остыла, и комнату начала заполнять прохлада. Прикрыв младенца краем пледа, Санька натянула камуфляжный костюм, взяла посох и попыталась еще раз вызвать Яру.

И снова ее ждала неудача.

— Черт возьми, — выругалась себе под нос Санька.

Тихо, чтобы не разбудить Альбинку, обошла вокруг кресла. Паника, запрятанная в самый дальний угол души, приготовилась лавиной прорваться наружу…

И тут на крыльце яростно заскулили, затявкали заблудни.

Санька открыла дверь.

— Тише, вы. Что произошло?

Стрелок припал на передние лапы, призывно взвизгнул и отпрянул назад. Белка развернулась к Саньке задом, посмотрела через плечо, отбежала на несколько шагов, остановилась, снова многозначительно посмотрела.

Волки звали куда-то.

— Да что там у вас случилось?

Санька спустилась с крыльца. Юное солнце, спешащее из-за восточных верхушек леса ввысь, нагнали свинцовые, полные водой облака, подмяли под себя и упрятали в глухую тьму. Начал накрапывать дождь.

Заблудни позвали настойчивее. Заскулили громче.

— Сейчас иду…

Повисшую в домике тишину нарушил тихий скрип половицы, на который отозвалась сонным голоском Альбинка.

— Ма-а-ам, чего там? — Она зевнула и села на постели, не открывая глаз. — Уже утро?

— Да, Аль, утро.

— Вставать надо?

— Ага, — ответила Санька, решая, что делать дальше.

Заблудни явно хотели показать ей что-то важное. За недолгое время общения с ними, Санька поняла, что эти волки гораздо сообразительнее самых умных земных собак, и коммуникативные навыки по отношению к человеку развиты у них совсем неплохо.

Вот только как быть дальше?

От мысли, что Альбинку придется оставить одну, в желудке собрался неприятный комок. Мозгом-то Санька понимала, что нельзя постоянно, двадцать четыре часа в сутки, находиться рядом с дочкой, но мысли о визитерах, навещающих их дом практически каждый день, заставляли материнское сердце болезненно сжиматься. Какая еще страшная собака решит заявиться к ним? Или магическая зверюга? Или исполинская птица? Как поведет себя с ними Альбинка? Вряд ли испугается. Решит познакомиться, чего доброго — это еще хуже…

А кроме Альбинки теперь еще один дополнительный ребенок в кресле вон лежит…

И браконьеры эти!

Яра, конечно, зачаровала домик и территории вокруг, но кто знает, вдруг там тоже сильные маги найдутся? Проберутся, чего доброго, в их уютный лесной уголок. Что в таком случае делать?

Не-е-ет! Санька еще не научилась доверять этому миру. Еще не почувствовала себя в нем полноправно, уверено, полностью свободно.

Неутешительные мысли лезли в голову одна за другой…

— Мам, ты куда-то пойдешь? — громко спросила Алька, заявляя: — Я с тобой. Только кофточку одену…

— Надену, Аль, — на автомате поправила Санька. — «Одеваем Надежду, надеваем одежду». Помнишь, что тебе Елена Станиславовна на подготовишке объясняла?

— Угу, мам… — промычала в ответ Альбинка. — Так куда мы идем-то?

— За заблуднями, — придумала альтернативу зачастившему в речи «не знаю» Санька. — Они что-то нашли и хотят показать.

— Они умные, — заулыбалась Альбика, одеваясь торопливо. — Думаю, они что-то полезное отыскали. Вдруг клад, мам?

— Хорошо бы, — честно ответила Санька.

— А если клад, то можно немного золота и рубинов себе в копилку отложу, чтобы лошадку на них купить?

— Можно.

Санька нашла на полке с вещами длинный вязаный шарф, соорудила из него подобие слинга и положила туда подкидыша. Оставить младенца она тоже не решилась. Вдруг чары внезапно спадут, и ребенок заплачет или упадет?

В общем, собрались.

Вышли.

Волки повели в чащу, где, спустя пять минут, под ногами возникла незнакомая извилистая тропка. Она то вспархивала на крутины, поросшие мхом и молодой еловой порослью, то падала вниз, в овражки с рыхлым дном, влажным и скользким от сочащихся из-под земли ключей.

В этом направлении они с Альбинкой еще не ходили, оказывается.

Санька поймала себя на мысли, что, будучи лешей, лес свой она еще не знает от слова «совсем». Наверное, и одной десятой всех угодий пока не обошла.

Даже сотой.

Надо будет исправить. Только как все успеть? Она пока что с оранжереей и огородом-то едва справляется.

А тут целый лес.

Тропинка истончилась, стала почти невидимой. Жесткая травка чередовалась с мшистым ковром в черничных россыпях.

Волки бежали друг за дружкой нос в хвост.

Лес сгустился, стал сырым — у Саньки промокли ноги. У Альбинки, скорее всего, тоже, но она не жаловалась, наоборот, смотрела вокруг с любопытством и восторгом.

— Мам, тут как у бабы Ани.

Анна Матвеевна, Санькина свекровь, жила в Карелии, чуть севернее Петрозаводска. Андреев отец был лесником в охотничье-рыболовном хозяйстве. Жили мужнины родители в деревне на берегу озера и предыдущим летом забирали Альбинку к себе на две недели — Санька тогда взяла несколько подработок и неплохо заработала. Денег хватило на скрипку для музыкальной школы, оплату школьной подготовишки и дополнительные занятия с учительницей музыки…

— Да, природа тут необычная, — согласилась Санька. — Где-то ближе к нашему северу, где-то к средней полосе.

Едва заметная тропа вильнула круто.

Белыми столбами замельтешил перед глазами березняк. За ним круглыми кочками с ситником обозначилась болотина.

Тропа вновь проступила четко, теперь совершенно мокрая. Серая пахучая грязь залепила обувь. Поднялись по сторонам завораживающе прекрасные столбики дикой северной орхидеи — ятрышника. Лилово-розовые, в темных леопардовых пятнах цветы были непривычно большими, почти как у тропической родни.

— Мама, смотри, какой цветочек прекрасный! — громко восхитилась Альбинка. — Мы рвать его не будем.

— Правильно, доченька. Все северные орхидеи в основном краснокнижные.

— Тут тоже краснокнижные?

— Не знаю. Хотя какая разница, Аль? Не краснокнижные тоже бездумно рвать не нужно. Растут — и пусть растут.

— И пусть растут, — радостно согласилась дочка. — А мы, лешие, охранять их будем.

Они шли вперед сквозь растительное буйное колыхание, и все кругом полнилось жизнью.

Приболотный мир наряжался в розовато-лиловые тона: цвел фиолетово дербенник, развешивался кремово-сиреневыми сережками горец, топорщила вверх пирамидки из сизых пушистых шариков блошиная мята…

Альбинка нашла зреющую морошку и потянула в рот, приговаривая с восторгом:

— Мам, а морошка с малиной похожи.

— Так родня они, — отозвалась Санька, подтягивая узел шарфа-слинга. — Одного рода и семейства.

— Тут точно как у бабы Ани, — проглотив все добытое, сообщила дочка. — И красота такая же.

Но Саньке было не до красот. Она только на секунду склонилась к кочке, обвязанной шартрезовыми лохматыми жгутиками созревшей шикши, чтобы сорвать и засунуть в рот ягодку-бусинку со вкусом крепкого сладкого черного чая, прохладную и горьковатую.

Сверкнули впереди искры очеретника, растопырившего длинные лепестки-лучики, зеленые на концах и серебристые у основания. Сабельник разбавил их нежную бледность багровыми хищными звездами с игольчатыми шариками по центру. Белые раковины белокрыльника с золотистыми «колосками» внутри выглянули из темной воды.

Вода…

Она подступила к самой тропе, шоколадно-черная, как крепкий кофе.

— Иди-ка сюда, Аль. Дай руку, — позвала Санька.

Впереди начиналось болото.

Настоящее, опасное, непредсказуемое. Знакомые растения, пряча в своем сочетании особый предупредительный код, красноречиво сообщали: впереди трясины, будь осторожна и внимательна, как никогда, ибо в болоте повсюду обман.

Под нежными ли кроличьими хвостиками пушицы, в аировых ли зарослях, еще ли где-то…

Ступишь неудачно — и все.

И только водья — черное око глядящей в небо бездны — будет с тобой честна. Откроется тебе во всей своей жуткой красе. Поманит в глубину, приглашая присоединиться ко всем предыдущим…

…канувшим.

— Мам, смотри, какая поляночка красивая, — восхитилась Альбинка и попыталась рвануть к светлому прогалу, окольцованному хороводом чахлых «мангровых» берез.

А в прогале — лужок, зеленый, чистенький, будто только постригли его газонокосилкой. Весь в незабудочках, там и тут желтые фонарики купавок понатыканы, так и ждут, что кто-то разляжется меж ними отдохнуть.

— Стой! — Санька рявкнула так громко, что оба заблудня поджали от неожиданности хвосты и обернулись с тревогой.

— Ты чего ругаешься, мам? Я ж не безобразничаю? — обиделась на резкий тон Альбинка.

— Я не ругаюсь. Прости, Аль. — Санька крепче сжала дочкину руку. Указала пальцем на лужок, произнося: — Помнишь, что баба Аня перед отъездом, когда чай пили, нам рассказывала? Как люди тонут?

— Ой, помню… — нахмурилась Альбинка и опасливо поежилась. — Там провалишься, да?

— Да.

Санька пристально оглядела безупречное пространство лужка.

Вот он — главный обман болот, самый нежданный и смертоносный.

Чаруса, что прячет под травянистой зеленой шкуркой вечно голодную бездну, как охотник звероловную яму. Сверху полянка в цветах, а ступи на нее — полетишь в жадную пасть болота, на самое дно, в неохватный его «желудок», хранящий в своих глубинах сотни, тысячи таких же беспечных жертв.

Чаруса, как прожорливое болотное божество, проглотит всех и не подавится…

— Стрелок, Белка! — разволновалась за волков Альбинка. — Будьте осторожнее. На травку не ходите.

Заблудни и сами прекрасно знали, куда можно идти, а куда нельзя. Обогнули коварную топь по большой дуге, проследили, чтобы мать и дочь прошагали за ними на проступивший впереди бревенчатый настил.

Обустроенная дорога через болото — гать — тянулась вдаль, насколько хватало глаз, надежная на вид. Сложили ее из распиленных на несколько частей стволов, пригнанных друг к другу прочно и ладно, отороченных по краю березовыми и сосновыми бревнами.

Санька с Альбинкой прошли по ней с километр, после чего свернули с основного пути на тонкий отрост, заложенный в две доски. Эта новая худосочная тропка увела в густые заросли рогоза, высокого, в полтора Санькиных роста.

Теперь мать с дочерью шли, будто в лабиринте. Лихие повороты тропы, а по обеим сторонам тростниковая стена — ничего за ней не видно.

После очередного крутого витка пути, настил вытянулся в прямую линию и вскоре уперся в каменистый берег поросшего разноцветным ягелем острова. В центре его росли худощавые сосны, малохвойные, все седые от разросшегося по ветвям лишайника. За соснами кустились крушины в черных ягодках и серебристые округлые ивы.

Заблудни встали в стойку перед самым густым кустом: как охотничьи псы подогнули переднюю лапу, вытянули шеи и хвосты параллельно земле.

Белка поставила торчком уши и тихо зарычала, предупреждая о чем-то.

Санька приблизилась к заблудням, отследила их напряженные взгляды и вздрогнула от неожиданности. Из-под серебристого ивового шатра выглядывал наружу мысок испачканного грязью кожаного сапога.

— Что там, мам? — потребовала разъяснений Альбинка.

— Не знаю пока… Отойди-ка немного в сторонку.

Саньке очень не хотелось, чтобы возникшие в мыслях догадки о чьей-то смерти оправдались, но надежд на это было маловато… Грязный сапог тяжестью своей продавливал мох, выглядел наполнено — свершено точно, что не без хозяина тут лежит.

Крепко зажав в руке посох, Санька произвела его концом точный короткий пасс. Ветви ивы послушно раздвинулись в стороны, как занавес театра.

Под кустом лежал человек. Мужчина.

Санька сглотнула: точно труп. Лицо уже отдает в синеву, черты заострены, веки…

… чуть заметно подрагивают.

Еще живой!

Присев рядом и не выпуская из напряженных пальцев посох ни на секунду, Санька оглядела найденного незнакомца. Он был довольно молод, хоть мертвенная иссушенная бледность и прибавила лет. Черные волосы, забранные в низкий, перекинутый через плечо хвост, почти полностью залеплены грязью. В прорехи на одежде, когда-то нарядной, расшитой у горловины, по рукавам и по низу узорами из серебристых нитей, тускло блестела кольчуга.

Выходит, он воин…

Санька нахмурилась. Незнакомец может оказаться кем угодно: разбойником, дезертиром, браконьером…

Взгляд зацепился за клочья вырванной из штанов и рубахи человека ткани, за распухшие, окровавленные кисть и ладонь левой руки, на которых красноречиво читались следы укусов.

Уж не знакомая ли чудовищная псина его погрызла?

— Мам, дядя умер? — без особого страха спросила Альбинка.

Говорят, в шесть лет смерть представляется чем-то туманным, расплывчатым и неконкретным. Изменчивым, в зависимости от ситуации. И всегда ей находятся успокаивающее объяснение. Погибшая рыбка в аквариуме уснула. Древняя старушка, что жила по соседству, уехала. И все эти засыпания, переезды и уходы — равноправные синонимы смерти. Даже когда в познавательной передаче, попавшейся на каком-то канале о природе, рассказывают подробно о перегнивании и разложении, это воспринимается лишь как еще один путь из возможных…

— Не думаю, — отозвалась Санька, глядя, как колышется от слабого дыхания упавшая на лицо полумертвого парня черная прядка, как веки продолжают дрожать.

В глубине души проскочила искрой малодушная мысль: «Если бы он был неживой, мне было бы значительно проще».

А как поступить с живым?

Человек с оружием может быть опасен.

И все же бросить его на смерть нельзя.

— Мам, мы поможем ему? — поинтересовалась дочка.

— Попробуем.

Человек с оружием…

Оружие…

Санька обследовала кусты. В конце поиска заглянула на другую их сторону. Там островок резко обрывался. Несколько плоских камней образовывали площадку, посреди которой из щели расколотого натрое валуна торчал меч. Он находился почти у самой водной кромки, и жалкая полоска суши в двадцать сантиметров отделала его от черноокой водьи, отороченной россыпью ряски.

Из водьи на берег протянулась широкая полоса грязи. Похоже, незнакомец упал в трясину перед тем, как оказаться на берегу. Ему повезло — удалось воткнуть в камни меч и вылезти, на него опираясь.

На противоположном бережке трясины отпечаталось несколько огромных песьих следов. Точно она — «собака Баскервилей». Загнала бедолагу в трясину, не уморила там чуть…

— Помогите… Прошу, — внезапно простонал незнакомец. — Мне и…

Дальше пошло что-то нечленораздельное, сильно смахивающее на бред.

— Я попробую, — ответила Санька.

Сказать-то легко, а вот как сделать? Что у нее имеется для оказания помощи? Санька огляделась по сторонам: кругом одни деревца-чахлики да заросли молодого ивняка.

На себе бездыханное тело не дотащишь…

Волокушу пришлось сооружать из подручного материала. В ход пошли ветки сосны и ивняка, связанные джутовым шнуром. Его Санька обнаружила в сарае с инструментами и забрала с собой, чтобы подвязывать сломанные деревца у краев пожарища.

Вот и теперь моток пригодился. Благодаря ему волокуша получилась надежная и сразу (как Санька ожидала) не разваливалась.

— Помогите мне, — обратилась она к волкам, и те без замедлений подбежали, вцепились зубами в одежду незнакомца, в его плечи — Белка в правое, Стрелок в левое, — чтобы помочь водрузить его на ветви.

Перевесив на Альбинку младенца и выдав ей на хранение посох, Санька подхватила бездыханного парня за ноги обеими руками, и так, втроем с заблуднями, они положили его на волокушу.

В ножны, притороченные к поясу незнакомца, предварительно вложили его меч. Саньке стоило немалых усилий вытянуть плотно застрявшее оружие из каменной щели. А в паре метров от меча обнаружилась кожаная дорожная сумка. Ее тоже пришлось забрать.

Взялись. Налегли дружно. Потащили.

Получалось медленно. По гати — очень неудобно. Санька стерла о ветки обе ладони, хоть и меняла их постоянно. Налегала изо всех сил.

Альбинка тащила посох и младенца, благо, весил он не так уж и много. По крайней мере, по ощущениям гораздо меньше любого иного младенца такого же возраста и размера.

В итоге, времени на обратный путь они потратили почти втрое больше. И всю дорогу Санька жалела, что так мало пока смыслит в магии, ведь наверняка же был какой-то колдовской вариант облегчить тяжелую ношу…

Всем.

Альбинка запросила есть. У Саньки у самой желудок прилип к спине от голода. Она совершенно выбилась из сил и запыхалась. Сердце скакало в груди.

— Мам, я устала, — пожаловалась Альбинка.

— Давайте передохнем, — ответила ей Санька, выпуская из рук самую толстую ветвь волокуши, и со вздохом опустилась на бревна, которыми была вымощена гать.

Солнце поднялось высоко над горизонтом, разлетелись в стороны серые тучи. Припекло.

— Есть охота, — поделилась Альбинка.

— Как вернемся, первым делом перекусим, — пообещала Санька.

— А дядя?

— Будучи голодными и слабыми, мы ему вряд ли поможем.

Санька посмотрела на лежащего поодаль парня. Подумала: «Хорошо, что у них есть целебный источник с зачарованной алкностом водой». И тут же в душу закрались сомнения: а что если «живая» вода лечит не все повреждения, а только самые легкие? Проверить полную мощь ее силы им пока не довелось. Только подбитый глаз, расцарапанные руки да разодранные на скалах коленки…

Тут Санька вспомнила, что у Листвяны на полке среди книг был магический медицинский справочник с короткими заговорами и рецептами зелий, а еще травник с лекарственными растениями.

Немного успокоилась.

Она поднялась и сказала остальным:

— Надо дальше двигаться.

И тут неожиданно пришла помощь, откуда не ждали.

За изгибом гати прозвучали по бревенчатому настилу копыта. Белая единорожица выплыла навстречу и замерла в нескольких шагах, похожая на мраморную статую.

— Мама, смотри! — обрадовалась Альбинка. — Она пришла помочь нам.

— Как раз вовремя, — не поверила своей удаче Санька и тут же переспросила: — Почему ты решила, что она пришла на помощь?

— Потому что мы друзья, — прозвучал лаконичный ответ.

И действительно…

Санька подошла к единорожице, протянула руку к бархатной морде.

— Ты правда наш друг?

Белоснежная красавца утвердительно взмахнула челкой и негромко всхрапнула.

— Ты поможешь маме отнести этого дядю к нашему домику? Пожалуйста, — попросила Альбинка.

Единрожица грациозно прошествовала мимо притихших заблудней, встала возле волокуши, обернулась, кивнула точеной головой: подходи, мол. Потом согнула переднюю ногу и встала на колено, отчего холка ее опустилась вниз, примерно на уровень Санькиного пояса.

— Спасибо.

Собрав последние силы, лешая затянула болотную находку на гладкую спину прекрасного животного. Единорожица аккуратно поднялась и медленно зацокала копытами в сторону знакомого жилья.

Меч, предусмотрительно отстегнутый от пояса незнакомца перед погрузкой, и его сумку Санька понесла сама. И ребенка у Альбинки забрала.

Последующая часть пути была преодолена довольно быстро.

Единорожица донесла груз до террасы, после чего найденыш плавно стек с ее спины на подставленные Санькины руки, после чего был положен на пол.

Отправив Альбинку на кухню доедать оставшуюся с завтрака кашу, Санька попыталась стащить с незнакомца часть одежды, чтобы погрузить его в целебную купель. Верхние лохмотья она безжалостно порезала ножом — после собачьих зубов их проще выкинуть, чем починить…

А под ними кольчуга.

Ее снять не вышло, поэтому, решив больше не тратить время без толку, Санька перетащила парня к источнику. В этом ей снова помогли заблудни.

Опустив незнакомца в воду, она присела на соседний валун и стала ждать. Ничего явного сразу не произошло, поэтому Санька оставила свою находку восстанавливаться в «ванной», а сама отправилась на кухню к Альбинке, чтобы чем-нибудь набить гудящий от голода живот. Младенца она положила в доме, привычно укутав пледом на кресле-качалке.

— Что мы будем делать дальше, мам? — поинтересовалась дочка, дожевывая бутерброд, сварганенный на скорую руку из лепешки и куска яичницы.

— Для начала полечим немного этого… дядю. Потом с Ярой свяжемся, — ответила Санька, собирая в кастрюльку продукты для самобранки.

На ужин будет овощное рагу и к нему сливочный соус с чесноком и базиликом.

— Почему тетя ведьма не отвечает тебе, мам? Вдруг с ней что-то случилось?

— Надеюсь, что у Яры все в порядке. А со связью мало ли что?

— Позвонишь ей еще раз?

— Попробую…

Камень на навершии посоха ярко вспыхнул, голос Яры зазвучал из него четко и устало.

И как-то тихо, будто она боялась, что кто-то, находящийся рядом, ее услышит.

— Привет, — произнесла ведьма шепотом. — Знаю-знаю… Ты меня потеряла уже, наверное, но тут такое дело… — Она заговорила еще тише. — Я сейчас далеко от леса, приехать пока не смогу. Нас тут экстренно всех собрали… Говорить не могу сейчас. У нас тут…

Связь резко оборвалась.

Тревожный, напряженный настрой ведьмы, отчетливо чувствующийся в тоне ее голоса, передался и Саньке. Она и так нанервничалась за последние сутки сначала со свалившимся как снег на голову непонятным младенцем, а потом еще с «болотным» незнакомцем, а тут еще и у Яры какие-то проблемы возникли.

Все больше и больше неожиданных событий и тайн…

— Собери, пожалуйста, посуду, Аль, — попросила она дочку, — я чуть позже помою. Пойду гляну, как там наш «дядя» поживает…

Она покинула кухню, оставив Альбинку одну.

В зарослях молодого орешника возмущенно стрекотали дрозды. С макушки сосны им хрипло вторила ворона.

Уже на подходе к купели Санька почувствовала что-то неладное. Ощущения не обманули — незнакомца на месте не было. Не такой уж он был, похоже, и «бездыханный», как показалось сначала.

Вот ведь!

Санька быстро вернулась на кухню к Альбинке.

— Мам, что случилось? — встревожилась дочка. — У тебя такое лицо странное…

— Все нормально, доченька, не волнуйся, — успокоила девочку Санька, всеми силами стараясь говорить бодро и уверенно. — Просто «дядя» наш куда-то из «ванной» сбежал, не предупредив.

— Сбежал? — с любопытством переспросила Альбинка. — Он так быстро поправился?

— Похоже…

В кухню сунули морды заблудни, завиляли хвостами, позвали за собой.

«Нашли его», — догадалась Санька. Значит, не ушел далеко, зря я боялась. Выбрался из купели и лежит сейчас где-нибудь за соседним деревом… Эта мысль немного успокаивала, и в то же время рождала совершенно иную, не слишком приятную картинку: незнакомец прячется где-то на территории, живой и здоровый. Опасный. Возможно, уже с мечом в руках…

Если так, то посох наизготовку, Альбинку держать около себя. Рядом два магических волка — помогут.

— Пойдем-ка, поищем «дядю».

Санька взяла дочку за руку и, стараясь ступать как можно тише, двинулась за заблуднями.

Волки побежали к домику, прыгнули на терраску, проскакали галопом к двери, возбужденные и взволнованные. Не злые.

Незнакомец пошел в дом? Зачем?

Там же ребенок!

Санька поспешила за заблуднями. Альбинке велела остаться на ступенях терраски:

— Подожди меня тут. Я проверю малыша и вернусь.

— Я тоже хочу его проверить. С тобой, — заспорила девочка.

— Я проверю одна. А ты подождешь меня здесь и понаблюдаешь пока за двором, хорошо? — попросила ее Санька.

— Ладно. Так уж и быть.

— Так уж и быть… Так уж и быть… — эхом повторили за ней привлеченные суетой анчутки.

Они снова пришли меняться. Заметив Альбинку, стали протягивать ей на распахнутых утиных ладошках голубые камушки.

Саньке сейчас было не до анчуток. Напряженная, как натянутая тетива лука, она заглянула в жилую комнату. Посох стиснула так, что костяшки на пальцах побелели.

Картина ее взгляду предстала неоднозначная. Незнакомец, бледный и мокрый, склонился над спящим младенцем, производя руками какие-то магические пассы.

— Эй! Что ты делаешь с ребенком? Отойди от него сейчас же, а то… — строго начала Санька, но договорить не успела.

Парень повернул к ней усталое лицо. Произнес спокойно и тихо:

— Это мой ребенок. И я должен срочно снять с него заклятие.

— Что? — не поверила своим ушам Санька. — Так это твой сын?

— Дочь. Теперь моя, — прозвучал загадочный ответ.

Парень завершил колдовство, и младенец, не производящий до этого никаких звуков, вдруг истошно закричал.

— Ого! — Из-за Санькиной спины высунулась Альбинка. — Пупсик ожил.

— У вас тут есть молоко? Ее нужно срочно покормить. Она голодала больше суток. И… Моя сумка. Вы взяли ее?

— Да.

Санька быстро сходила на кухню, принесла крынку с молоком. Альбинка притащила кожаную сумку, подобранную на болоте рядом с незнакомцем.

— Вот молоко. — Санька протянула незнакомцу крынку. — Только оно горьковатое. Лосиное.

— Ничего. Я попробую изменить вкус. И подогреть надо…

Парень немного помагичил над глиняным сосудом. Потом порылся в сумке и вытащил из нее странный рожок. Санька видела похожие в музее — из них раньше, до появления резиновых сосок на бутылочках, поили грудных детей.

Налив молоко в рожок, парень бережно взял малышку на руки и принялся кормить ее. Его ловкость и уверенность восхищали. Похоже, насчет своего родительства незнакомец не обманывал…

Санька спросила:

— С малышкой все хорошо?

— Теперь да.

— Что за чары на ней были?

— Маскирующие. Мне пришлось их наложить, — ответил парень, словно оправдываясь. — Они небезопасные, знаю, но иного выхода у меня не было. Девочка не должна была плакать, нас бы нашли… Мы бежали. За нами гнались… У тебя есть что-нибудь на замену?

Парень закончил кормить малышку и принялся разворачивать ее уютный кокон. Очнувшись от чар, кроха тут же обмочила пеленки.

— Сейчас найду, во что ее завернуть. — Санька полезла в закрытую полку с постельным бельем, вытащила простыню. Поискала в ящике с одеждой. Там нашлись холщовые штаны и рубаха. Сложила найденное стопкой на кровать. — Вот. Это для тебя и для малышки. А потом, когда переоденешься сам и перепеленаешь ее, в твоих интересах рассказать мне обо всем, что с вами случилось. В подробностях. Как местная лешая, я должна знать, что происходит в этом лесу. — Перед тем, как выйти на терраску и оставить отца с дочкой одних, Санька обернулась. — Меня Саша зовут.

— А я Биргер. — Незнакомец наконец-то перестал быть незнакомцем. — Спасибо тебе.