Анчуток приманила Альбинка. В ход пошли новые поделки и угощения.
Завтракали блинчиками с вареньем, их же в обмен на сведения и предложили.
Самобранка напекла им изумительных блинов. Были эти блины пышны и в меру сладки. Чуть кисловаты, но без ожидаемой от лосиного молока горечи…
Анчутки поэтому не таились. Пришли и с интересом рассмотрели след, красноречиво при этом принюхиваясь (не к следу, к еде).
Рассмотрев, закачали плешивыми головками, защелкали клювиками:
— Ай-ай-ай. Тц-тц-тц…
— Чей это след? — потребовала объяснений Санька. — Кто его оставил?
— Это — мать, — крякнул самый большой анчутка.
— Лесная… — подхватил тот, поменьше, что стоял с ним рядом.
И все остальные, а собралось их около двадцати, загалдели на разные голоса:
— Мать. Мать! Ма-а-а-ать…
— Какая еще мать? — с трудом перекрикнула шумную мелюзгу Санька. — Что значит — «мать»?
— Лесная мать! Лесная… Самая что ни на есть!
— Почему ее все боятся? Она страшная? — вклинилась в разговор Альбинка.
— Нестрашная! Нестрашная! — затараторили анчутки наперебой. — Мы не боимся. Совсем не боимся. Что она нам? — Захрабрились. — А ничего она нам!
Прозвучало это убедительно и довольно уверенно.
Санька задумалась. Маленькие анчутки не боятся ту, от одной поступи которой большие клыкастые волки трясутся, словно напуганные щенки. Как такое возможно?
Она решила немедленно это выяснить:
— А заблудни ее почему боятся?
— Потому что мать их не любит, — донеслось в ответ. — Заблудни путников в лесу с дороги сбивают, в чащу заводят. Пойдут дети в лес по грибы, по ягоды, а иные заблудни нехорошие их с тропинки сведут. Бывает! — Анчутки осуждающе защелкали языками, покосились на Стрелка и Белку. — Мать этого не любит. Мать сердится. У матери когти. Мать как прыгнет! Как схватит! Если кого из заблудней поймает — задерет.
— И вы так делаете? — Санька строго взглянула на волков. — Детей в лесу обижаете?
Оба зверя, стоя поблизости и внимательно слушая, ловили каждое слово. На вопрос о своем возможном негодном поведении замотали что есть сил головами — не делаем, мол. Что ты! Не такие мы.
— Эти так не делают, — поручилась за Белку и Стрелка Санька.
— Делают, не делают — матери все равно, — сообщили анчутки. — Для матери все заблудни на дно лицо. На одну морду. Поэтому если поймает, разбираться не будет — и задерет!
— Ох-х, дела! — вздохнула Санька. Ситуация немного прояснилась, но проще не стала. — Как хоть зовут ее? Мать эту вашу?
Анчутки развели перепончатыми лапками, переглянулись друг с дружкой, в надежде, что хоть кто-то из них сумеет ответить на поставленный лешей вопрос.
— Мать давно в лесу живет. И никто ее по имени не зовет… — выдали наконец нестройным хором.
— Зовут… Зовут… — прокаркал вдруг кто-то сиплым старческим голосом.
Из-за гудящей толпы вышел весьма пожилой, весь седенький анчутка. На ногах он стоял неровно, кособочился и подрагивал. Опирался на палочку сучковатую.
Санька подступила к нему, присела напротив, чтобы не смотреть на старичка сверху вниз. Невежливо как-то…
Анчутка поманил ее белой лапкой. Склонись, мол, чтоб другие не подслушивали. Пролопотал на самое ухо:
— Арысь-поле…
— Кто? — переспросила Санька.
Она не слышала похожих названий… или имен. Если сирины и алконосты с единорогами всякими встречались на картинах и в сказках, то про эту… «рысь-поле» ей ничего прежде не попадалось.
Неожиданно из чащи донесся собачий лай, увлеченный и отчетливый. Басовитый, с густым эхом — вряд ли снова сойка дразнится. Анчутки как по команде прыснули в стороны и моментально попрятались, кто под домом, кто в кустах, в дырах, сквозящих под корнями деревьев.
Точно так же будто по отданному кем-то приказу, встали перед лешей оба волка, загородили ее своими спинами от невидимой в зарослях угрозы.
Тревога витала вокруг.
Мгновенно уловив повисшее в воздухе напряжение, Санька шикнула на ничего не понимающую Альбинку:
— А ну, живо в дом! Бегом! И дверь закрой!
Сама подхватила посох, вперилась немигающим взглядом в гущу колышущейся зелени.
Застыла в нервном ожидании.
Монстр вылетел на поляну неожиданно, оборвав цепочку нестройных Санькиных мыслей в единый миг. Похожий на легавую, черный как деготь, с углями глаз, адски-алых, тлеющих, словно остатки пламени в затухающей печи. Гигантская «собака Баскервилей», жуткая даже в дневном свете, размером крупнее любой знакомой Саньке большой породы. С телка не в переносном, а в прямом смысле слова.
Волки вздыбили шерсть еще сильнее, задрали палками хвосты.
Не боятся.
И злы.
Очень злы!
Впрочем, заявившееся на полянку чудище тоже особо не смущалось. Раскрыв гигантскую пасть, оно громогласно гавкнуло и кинулось на заблудней. Те не заставили себя ждать — ринулись навстречу. Белка на полном скаку сшиблась с адской легавой грудь в грудь, будучи легче, отлетела в сторону, перекатилась, визжа, в пыли…
Стрелок подскочил вторым.
Оба зверя, волк и адская собака, вскинулись на дыбы, схлестнулись, упали сцепившись и покатились по двору бешено рычащим клубком. Спустя мгновение в драку снова вступила Белка…
Санька застыла на несколько секунд, огорошенная происходящим.
— Мама, сделай что-нибудь! Помоги им! — Альбинкин перепуганный голосок вывел из ступора.
Дочка так и не закрыла дверь и теперь наблюдала из-за нее за происходящим, округлив глаза…
Посох со свистом рассек воздух, готовясь опуститься на хребет жуткой псины, рвущей ухо несчастному Стрелку, но прикоснуться к черному хребту не успел — с кристалла в навершии сорвался пучок белых молний и прошил насквозь напавшего на заблудней монстра. На секунду его тело подсветилось изнутри, став полупрозрачным, как рентгеновский снимок, а потом ком из сражающихся животных резко распался. Волки отскочили в одну сторону, «собака Баскервилей» отпрыгнула в другую, закрутилась на месте, щелкая мощными челюстями и пуская изо рта дым, после чего, скуля и воя, бросилась прочь с места битвы.
Вдали — по Санькиным прикидкам прилично за озером — загробно и глухо пропел рог. Далеким эхом раскатился лай еще нескольких собак.
Где-то там шла охота.
Звуки постепенно удалились и растворились в шорохе леса.
Все дальше и дальше на северо-запад удалялся рог, пока звук его окончательно не стих…
Волки подошли, виляя хвостами, сели у ног. Из их ран, полученных в бою, текла не кровь, а что-то прозрачное, чуть желтоватое, клейкое и липкое похожее то ли на древесную смолу, то ли на березовый сок.
Санька с осторожностью направила посох на рваное ухо Стрелка. Перекушенное монстром, оно жалкой тряпочкой свешивалось набок. С навершия посоха сорвалась тонкая струйки зеленых магических искр, осыпалась на рану блестящей пудрой, и под ней тут же стало заживать…
Альбинка, осмелев, выбралась на ступени, помахала кулаком вслед сбежавшему псу-монстру.
— Ух, мы тебе! Только сунься сюда, мама тебе покажет! Мама тебя магическим посохом побьет!
— Не побьет, а заколдует… так, кстати, почему ты не ушла в дом, Аль? А если бы что-то пошло не так? — пожурила дочку Санька. — Впредь слушайся меня, пожалуйста, в подобных ситуациях…
Столкнувшись с новой напастью, Санька не стала больше тянуть и связалась с Ярой. Кристалл в навершии посоха, подкрепленный магией волшебного договора, и как передатчик сработал исправно. Связь с начальством настроилась быстро. Жаль, выяснилось, что для долгих разговоров этот способ не пригоден.
Яра обещала быть к вечеру, а там уж и поговорить.
Слово свое она сдержала.
До приезда ведьмы Санька вела себя крайне осторожно, прислушивалась к каждому звуку. Она постоянно поглядывала на заблудней — не беспокоятся ли? Иногда ей мерещился вдалеке за озером то вой рога, то песий лай…
То даже человеческая речь…
Один раз лай раздался отчетливо и близко, но, к счастью, это оказалась лишь озорная сойка.
Во время работы в оранжерее нашлась поспевшая золотистобокая тыква. Санька срезала ее, чтобы приготовить на обед. Вспомнился горячо любимый дочкой рецепт тыквенного крема со сливками и сахаром. Простое и вкусное лакомство: варишь очищенные дольки тыквы, а потом взбиваешь их в блендере со сливками и сахарным песком до консистенции густой пены.
Интересно, самобранка такое умеет?
Вот только сливок нет…
В итоге Санька и волшебная скатерть сошлись на прозаичных тыквенных оладьях.
Тоже вкусно.
Немного оставили Яре.
Ведьма явилась перед самыми сумерками, усталая и загруженная. Санька чуть ли не с порога рассказала ей о нападении жуткого пса и про охоту, звучавшую вдалеке.
— Что тут вообще происходит?
— Браконьеры, — мрачнея, ответила Яра. — Вот же проклятье! Их еще не хватало… Собака, говоришь, к самому дому подошла?
— Вот здесь стояла. Как ты сейчас передо мной стоишь. — Санька указала под ноги Яриной лошади, к поводу которой уже тянула руки Альбинка. — И собакой эту жуткую тварь я бы с большой натяжкой назвала…
— Дважды проклятье! — Ведьма зло закусила нижнюю губу. — Зачарована была твоя собака… А пес-монстр под сильными чарами может быть лишь у тиранийцев, это их отличительный знак. Все указывает на то, что браконьеры из соседней Тирании уже воткнули зубы в этот лес. Одного не пойму: почему ты услышала их рог на северо-западе…
— А где должна была? — поинтересовалась сбитая с толку Санька.
— Ближе к югу, — раздалось в ответ. — А на северо-западе отсюда лежат земли герцогства Корн. Там тиранийских браконьеров не любят, гоняют обычно.
— Понятно, — закивала Санька, хотя на самом деле было не так уж понятно. Поэтому она уточнила: — Как мне теперь быть с безопасностью дома, если на его территорию проникают все, кому не лень?
— Это ты преувеличиваешь, — успокоила лешую Яра. — Далеко-о-о-о не все. Я не учла того, что ты с магией еще пока «на ты». Листвяна-то сама поддерживала на лесном подворье волшебную маскировку. После ее исчезновения эта магия здорово поослабла, но ничего, я займусь починкой и создам для тебя такой мощный морок, через который ни одна даже самая въедливая собака не проскочит…
Ведьма незамедлительно взялась за работу.
Творя руками замысловатые пассы, она последовательно обошла жилые постройки по периметру, после чего облегченно выдохнула:
— Теперь другое дело. Здорово, правда, получилось?
— Спасибо. Отлично просто! — закивала Санька, напустив во взгляд понимания.
На самом деле вокруг ничего визуально не изменилось. Лишь только, если приглядываться во все глаза. Да и то стоя не по солнцу. Вот тогда можно было уловить чуть заметное подрагивание воздуха там, где начиналась лесная граница.
— Я искала ее. Листвяну, — ответила вдруг Яра на незаданный еще вопрос. — По участкам соседних леших ездила, выспрашивала, выглядывала, вынюхивала… Ничего.
— Как жаль. Будем надеяться, что она все-таки найдется и будет в хотя бы относительном порядке, — искренне переживала за судьбу предшественницы Санька. Потом спросила о важном: — Если браконьеры вновь заявится в лес, что мне делать?
— Сообщать мне и бороться самой, — донеслось в ответ.
— Как бороться?
— Всеми доступными для лешей средствами. Боевую магию посоха ты, по твоим словам, уже опробовала.
— Немного, — смутилась Санька. — Скорее даже это получилось само собой.
— Неважно, как получилось, значимо лишь то, что ты прочувствовала боевое колдовство. Теперь могу с уверенностью сказать, что ты сумеешь повторить защитный удар молнией в любой момент.
Санька выдохнула:
— Буду пытаться.
— Ну, мне пора, — сообщила Яра, обратившись после этого к Альбинке: — Давай. Пару маленьких кружков проехаться успеем по поляне. Забирайся в седло…
Когда ведьма уехала, Санька с Альбинкой отправились в оранжерею.
На этот раз дочка уговорила воспользоваться лодочкой и не идти пешком в обход. Санька согласилась.
Они погрузились, и маленькое суденышко, движимое парой коротких весел, поплыло по темной глади.
Вдоль извилистого берега вздыбленной гривой росли тростники и камыши. Круглые розетки рогульника набирали по краям зеленых листьев густую красноту. Стрелолисты цвели белыми россыпями трехлепестковых легких цветов. Ряска, как изумрудное букле, затягивала воду рваным покрывалом. Из-под него с любопытством глядели на плывущих золотые и медные глаза лягушек.
Глазунчик, которого взяли с собой, сидел на краю лодки, крепко вцепившись когтями в борт, и внимательно наблюдал за резвящимися поодаль мальками.
В оранжерее работы — непочатый край. В одном из ящиков, который Санька не заметила прежде, нашлись бумажные свертки с семенами. К ним прилагались какие-то зелья, про которые Санька чуть позже вычитала в Листвянином журнале. Они были нужны для ускорения всхожести.
Кстати говоря, Санька и свой журнал успела завести. Обнаружила на полке чистую тетрадь и поняла: без записей ей с лесом не справиться. Вести дневник — дело полезное. Она аккуратно вывела на первой страничке дату. Из-за врожденной дисграфии писала Санька всегда медленно, потому как очень боялась перепутать слоги в словах. Обычно это получалось само собой, стоило только на миг задуматься или отвлечься. Поэтому писать приходилось сосредоточенно, не спеша, проговаривая про себя каждую букву и тут же перечитывая написанное. Наконец первая страница журнала-дневника была заполнена записями. Санька перечислила растения из оранжереи и описала их состояние на данный момент. Особое внимание уделила саженцу волшебного ясеня. Он чувствовал себя неплохо, набрал почки для новых листочков.
Отыскав в домке плетеную сумку через плечо, Санька сложила в нее тетрадь и грифельный карандаш. Взяла с собой. Кроме карандаша в доме ей попалось нечто, похожее на знакомую по родному миру шариковую ручку, но, к сожалению, чернила внутри засохли, и писать ею не получилось…
Прохладное утро переросло в жаркий день. Вскоре в оранжерее стало жарко, как в парилке. Даже разбитые секции, пропускающие внутрь легкие дуновения ветерка, не спасали от зноя.
— Мам, пойдем купаться? — предложила Альбинка.
— Пойдем, — согласилась Санька.
Они спустились к большому озеру, выкупались и растянулись на песке.
— Мам, а скоро лето закончится? — неожиданно спросила Альбинка, раскапывая пальцами ног ямки в песке.
— Не скоро. А что?
— Я ж в школу пойду.
— Ну, да…
— А в какую?
— Пока не знаю, Аль.
Мысль о школе уже приходила, но Санька откладывала ее на потом — проблем хватало и так.
— Давай у тети ведьмы про школу спросим?
А что, идея верная.
— Обязательно спросим, — пообещала Санька. — Не переживай. Без учебы не останешься.
— А курсы? — снова принялась расспрашивать Альбинка.
— Что курсы?
— Подойдут ли они?
Весь последний год дочка посещала курсы подготовки для дошкольников. Саньке хотелось устроить ее в престижную школу поблизости, но туда они не проходили по прописке. Был шанс попасть через собеседование по конкурсу на оставшиеся от основного набора вакантные места. Желающих всегда находилось приличное количество, поэтому Санька кое-как набрала нужную сумму денег и устроила Альбинку на платные подготовительные курсы. Их стоимость была просто баснословной для Санькиного скромного бюджета.
— Конечно, подойдут, — ответила она с уверенностью, а сама подумала: «Еще бы не подошли. За такие-то деньги они обязаны подходить для всех школ во всех мирах».
Дочка обрадовалась и принялась сыпать вопросами:
— А какая у меня будет форма? А какие уроки? А учителя? А где находится школа? А, мам?
— Разберемся ближе к делу, Аль.
— А как я буду в школу добраться? — По хитрой Альбинкиной интонации становилось ясно, что она уже знает, как решить эту проблему. — Мам, давай заведем лошадь, а? Я буду на ней в школу ездить. Я верхом уже почти научилась.
— Посмотрим, Аль, — отозвалась Санька, подумав, что не такая уж это и плохая идея, с лошадью.
По возвращении домой их ждал поздний обед. Санька принесла с огорода свеклы с листьями, дернула лука, моркови, оторвала пару перьев петрушки и укропа. Самобранка поняла ее верно, и вскоре на столе стояла кастрюлька уже охлажденной ботвиньи. Самое оно для жаркого дня.
Зной нарастал до самого вечера, а потом с востока пришли черные тучи, заволокли небо и пролились обильным теплым дождем.
Лило, не переставая, до самой ночи. Звонкие струи летели с крыши и утопали во мху и траве. Когда дождь закончился, снова стало парить, и по лесу потянулись ленты тумана.
Прилетели из чащи две крупные птицы.
Санька заметила их в окно, стала приглядываться. Туман и сумрак мешали рассмотреть лесных гостей в деталях, к тому же птицы все время исчезали из поля видимости, перепархивая то туда, то сюда. Когти одной ударили о конек крыши, вторая процокала по полу терраски, заурчала под дверью.
Глазунчик пискнул в ответ.
— Это твои родственники, что ли? — догадалась Санька.
Она открыла дверь в надежде разглядеть птиц, но те моментально улетели, так и не дав рассмотреть себя.
— Кто там, мам? — пробормотала с кровати сонная Альбинка.
— Да так… Птицы что-то разлетались. Засыпай.
Санька закрыла дверь, заперла, слушая, как располагаются на терраске заблудни, и куры устраиваются на ночлег, кудахча в курятнике.
— Сказку расскажешь?
— Ага.
Санька села в кресло-качалку, прикрыла глаза, взяла кружку с молоком, подогретым, сдобренным сахаром и листиком базилика. А вот Альбинка базилик в молоке не оценила — слишком пикантно. Свое уже выпила так, без базилика, разведенное с водой, чтобы пригасить немного горчинку…
Кресло скрипнуло, наклоняясь к стене и возвращаясь обратно. Протянулась по полу узкая тень, лентой скользнула по вязаному половичку, вернулась обратно.
— Ма-а-ам, сказку, — поторопила Альбинка. — Пожалуйста.
— Ту же, что вчера? — отозвалась Санька.
— Новую, мам. Придумаешь?
— Попробую. Будет про лес, хорошо?
— Хорошо, мам. Про наш лес?
— Может, и про наш. Слушай. Рос в одном королевстве волшебный лес. И жили в нем волшебные животные. И птицы. В маленьком домике посреди чащи там поселись лешие. А в самом сердце леса росло одно удивительное дерево. Древо Жизни. Большое и очень красивое. Но однажды пришли злые люди и сожгли дерево…
— А зачем? — перебила Альбинка.
Действительно, зачем? Санька задумалась, подыскивая логичное объяснение для сказки. И не только для сказки. Их лес. Эти нападки на него. Попытки уничтожить. Попытки продать.
И купить.
Ведь кому-то он очень нужен! И дело не в чудесных деревьях и редких животных.
В чем-то ином…
— Зачем… — повторила за дочкой Санька. — А придумай, Аль, сама. Я что-то устала. Голова не варит.
Она поднялась с кресла-качалки, отнесла пустую чашку с прилипшим к краю базиликовым листком на стол. Мельком глянула в окно. Там, белее белого, плыла по колено в тумане знакомая единорожица. Она мотала головой, отчего длинная грива лилась водопадами локонов по крутой шее, взмахивала хвостом с кисточкой на конце и прядала ушами, прислушиваясь к звукам леса.
— Мам, что там? — отследила Санькин взгляд Альбинка.
— Единорожка твоя.
— Моя! — наивно обрадовалась дочка. — К нам пришла. Давай ей хлеба дадим?
— У нас нет хлеба. Только лепешки овсяные с ужина остались.
— Давай их и дадим.
— Давай.
Санька накинула на Альбинкины плечи свою камуфляжную куртку, длинную, как плащ.
Они вышли за дверь и будто оказались на плоту, дрейфующем в молочно-призрачном океане. Туман стал высоким, поглотил все. Протяни руку — пальцев уже не увидишь.
Санька первой подошла к краю терраски, туда, где находились ступени лестницы. Протянула руку с лепешкой, и тут же из белесой мглы навстречу ей потянулась точеная рогатая голова на длинной шее. Большие глаза, в которых крылся целый космос, отразили свет желтого фонаря. Бархатные губы в мгновение ока смели с ладони угощение.
— Мам, я тоже дам ей…
Альбинка подбежала, встала рядом и тоже протянула свою вкусняшку.
Единорожица склонилась к девочке, слизнула лакомство, после чего резко вскинула голову и, прислушиваясь, посмотрела в сторону чащи.
Санька тоже прислушалась — вроде бы ничего такого…
Хотя нет!
Двое синхронно дышат. Бегут.
Заблудни! Вынырнули из белизны и, виляя хвостами, закрутились у ног.
Единорожица недовольно фыркнула на волков, тряхнула гривой и, грациозно развернувшись, исчезла в тумане. Что-то подсказывало, что уйти ее заставили не волки.
Стрелок первым подбежал к двери в домик, трусливо поцарапал ее лапой.
— Что, опять боишься? — пожурила его Санька. — Ладно, заходи. Только тихо, чур. Все зайдем — и сразу спать. Давай, Аль. Ты тоже.
Она потянула дочку за руку внутрь.
Дверь надежно заперли. Разместились. Заблудни улеглись кто за креслом, кто под кроватью. Альбинка радовалась такому соседству, а Санька всеми силами пыталась не выказывать беспокойства.
Выходит, снова к ним эта «рысь-поле» пожалует. Что ж ей надо-то? Заблудней? Вряд ли их…
Приближение ночной гостьи Санька буквально почувствовала нутром. Еще издалека. Ощутила, как проминается мох под тяжелыми и одновременно такими бесшумными лапами, как еловые ветви цепляют пушистый мех, как катаются мышцы под рыже-пятнистой шкурой.
— Мама! — вскрикнула вдруг Альбинка. — Там в окошко кто-то смотрит.
— Где? — Санька метнулась к окну, но успела заметить лишь быструю тень, нырнувшую в туман. — Кто там был-то?
— Тетя какая-то страшная.
— Тетя? Ладно… Испугалась, Аль? Я сейчас окно занавеской закрою, никто больше беспокоить не будет. Никакие тети.
— Я не испугалась, — обиженно пробурчала дочка. — Она страшная, потому что бледная… Эта тетя… А еще она очень грустная. Ей, наверное, нужно помочь.
— Дитя не спи-и-ит… — поддержали Альбинку из-под двери. — Пить, есть проси-и-ит…
Знакомый уже загробный голос просочился сквозь щели в дом и вверг в оцепенение бедных заблудней.
— Что там у тебя за дитя? — Санька присела у входа. — Покажешь мне? Я сейчас выйду. Только без глупостей давай. Хорошо? Я — лешая. И посох у меня волшебный имеется.
В ответ раздалось недовольное шипение:
— Не спит, не спи-и-ит… Забрать вели-и-ит…
— Ладно. Открываю. Выхожу, — тоном крутой полицейской из зарубежного сериала произнесла Санька и на свой страх и риск отперла дверь.
Картина ее взгляду предстала престранная.
С антрацитовых небес падал на половицы терраски лунный луч, и в свете его, укрытое космами тумана, как шалью, восседало очередное невероятное создание.
Рысь с женским лицом.
Лесная мать.
Арысь-поле…
Магические искры перебегали по рыжеватой в пятнах шерсти. Блестели на бледном лице огромные темные глаза. Пушистые бока чуть заметно двигались от дыхания.
— Дитя-а-а… — таинственным шепотом произнесло существо, плавно отступило в сторону и мягко подтолкнуло к Саньке какой-то небольшой сверток. — Пить, е-е-есть…
— Что это? — Санька настороженно шагнула вперед, на всякий случай посох перед собой выставила.
— Дитя-а-а… — Арысь-поле отступила в туман. Прошелестела оттуда: — Не бойся-а-а-а…
— Я не боюсь, — строго сообщила ей Санька, и это было почти правдой.
Отчасти.
Страх перед неизвестностью еще жил в глубине души, но уверенность, подкрепленная Яриными обещаниями того, что лесные создания леших не трогают, придала сил.
— Возьми-и-и-и… Пить, есть… надо…
Санька присела рядом со свертком, попыталась развернуть его одной рукой. Не получилось. Тугой узелок стягивал четыре конца белой пеленки.
Что же там внутри?
Санька положила посох на пол и обеими руками принялась быстро-быстро развязывать. Наконец получилось справиться с узлом. Сверток распался, словно распустился цветок.
В центре его лежал младенец.
Санька вскрикнула от неожиданности.
— Что это значит? Чей это ребенок? — обратилась возмущенно к женщине-рыси. — Твой?
— Не-е-ет… Чужое дитя-а-а-а… Пропащее дитя-а-а-а… Одинокое в этом лесу-у-у…
— Где ты нашла его? Как оно сюда попало?
— Злые люди гнали-и-ись…
Арысь-поле развернулась, кивнула многозначительно благородной головой и бесшумно удалилась во мглу.
— Эй! Подожди! Куда…
Санька осталась один на один с незнакомым младенцем в наползающем со всех сторон тумане.
Подобрав посох и внезапный полуночный «подарок», она вернулась в домик и заперла дверь.
Заблудни, учуяв ребенка, вылезли из своих укрытий и принялись с любопытством обнюхивать сверток в Санькиных руках. Они поднимались на задние лапы, совали в пеленки носы и дружелюбно виляли хвостами.
— Ну, хватит! Все! Кыш! — отогнала их Санька.
С каждой секундой ее все сильнее накрывала абсолютная растерянность, постепенно переходящая в панику.
Ребенок!
У нее на руках крошечный младенец. Непонятно чей. Брошенный или потерянный кем-то в глухом лесу. Или оставленный специально?
И что делать теперь?
Будь она в своем мире, позвонила бы в службу спасения на горячую линию, а здесь как в подобных случаях себя ведут? Куда обращаются? Куда бегут за помощью?
— Ма-а-ам? — почуяла неладное Альбинка, села на кровати и с любопытством посмотрела на сверток в Санькиных руках. — Что это? Это тетя-рысь дала?
— Да.
Санька аккуратно положила младенца на стол.
— Что там завернуто? — продолжила расспросы Альбинка.
— Там ребенок, Аль, — без утайки ответила Санька.
— Настоящий? Живой? Давай его себе возьмем! — предсказуемо предложила дочка.
Глазунчик поддержал ее, громко пискнув из своей корзинки.
Санька взглянула на него сердито:
— Похоже, наши лесные соседи поняли, что мы тут всех берем, вот и решили нам еще подкинуть…
— Мам, ну давай оставим! — снова попросила Альбинка. — Я буду за ним ухаживать. С Глазунчиком же справляюсь? И с курами.
— Это не куры, Аль, — развела руками Санька. — И… Конечно же, мы не можем его оставить, потому что это не брошенный лесной звереныш, а чей-то ребенок. У него, возможно, есть родители… И вообще. Чтобы взять себе чужого ребенка, надо кучу инстанций пройти, получить разрешение на усыновление… Или удочерение. Разные документы… Это так просто не делается, чтобы захотели и взяли себе.
— Я понимаю, мам, — сказала Альбинка рассудительно и серьезно. — Но сейчас-то мы просто обязаны его оставить — не в лес же обратно нести? Пусть побудет у нас до завтра. Пока тетя Яра не приедет и не поможет нам.
Они вместе посмотрели на младенца.
Только теперь Санька обратила внимание на то, что кроха лежит подозрительно тихо. Пеленки чистые, сухие. Живой ли? Она прислушалась — дышит ровно. Спит, но как-то странно. И вокруг головки чуть заметно искрит голубовато-зеленая аура. «Дитя не спит», — пропела в голове Арысь-поле. Это не сон. Это магия.
— Тут, Аль, еще и колдовство какое-то наложено. Осторожно.
— Позвони тете Яре по посоху, — со знанием дела посоветовала Альбинка. — Чтобы она к нам пораньше приехала и с заколдованным пупсиком разобраться помогла. Вдруг мама с папой его правда ищут? Они, наверное, переволновались все уже.
— Так и сделаю.
Санька попыталась связаться с Ярой, но у нее ничего не вышло ни с первого, ни со второго раза. Связь не настраивалась. «Видимо, ночью отключает, чтобы в нерабочее время не беспокоили», — по аналогии с родным миром предположила Санька.
Отыскав в полках шерстяной плед, она соорудила из него на качалке кокон, в который уложила ребенка. Придвинула кресло к кровати. Поворошила в печурке почти прогоревшее полешко. Ночь вроде не холодная, новое подкидывать не нужно.
Арысь-поле ушла.
Заблудни попросились на улицу, разлеглись на терраске.
Будут охранять.
Санька задумчиво качнула кресло, скорее по инерции, чем по надобности: зачарованный младенец спал колдовским сном и разбудить его пока что не представлялось возможным.