Легенда о летящем змее

XXIII

Февраль 1188 года по трезмонскому летоисчислению, Ястребиная гора

Ветер трепал его волосы, а он все не мог оторвать глаз от горизонта, где вновь разливался кровавый рассвет. Здесь, на Ястребиной горе, рассветы казались ярче, чем где бы то ни было на земле. А впрочем, что на этой земле он видел, кроме своей Ястребиной горы?

Он проснулся оттого, что очень остро почувствовал ее дыхание на своей щеке. Они так и заснули — сплетясь телами. Странно… так странно… Он любил ее. Он понял это в то мгновение, когда увидел ее в конюшне в первый же вечер. Между ними было нечто, что нельзя разорвать. И она тоже любила его — невозможно было поверить, что это что-то иное, не любовь. Но при этом в ее сердце он слился с образом покойного мужа… Да, люди сумасшедшие! Все до единого! Люди ищут любовь там, где может быть только отчаяние и смерть. Да, они готовы стать уязвимыми ради единственного мгновения счастья. И все равно, что боль после будет еще страшнее. Все равно…

Он очень долго смотрел на нее в полумраке. И знал, что им отведены крохи… И она всегда будет звать его чужим именем. А он всегда будет желать, чтобы любила она его. Его, а не того, который умер. И всегда будет смиряться с той ее любовью, которая оказалась сильнее смерти. Господи… чьей смерти? Сержа де Конфьяна или его собственной? Может быть, это знамение? Предвестник? Что ж… Наверное, это было бы освобождением… И единственное, с чем ему страшно расстаться — так это с ней.

Он выбрался из-под шкуры, боясь разбудить маркизу. Оделся в полутьме и, бросив последний взгляд на Катрин, вышел из комнаты. Поднялся по винтовой лестнице и выбрался на крышу башни, где была смотровая площадка — его собственное гнездо якула.

— Все готово, — услышал он голос Шаню.

— Никталь уже пришла?

— Где ж ей быть? Прибежала. Она для тебя что угодно сделает, Якул.

Он пожал плечами. Те самые первые дни, когда он вынырнул из пропасти, определили все. Никталь спасла его, дала ему новую жизнь. Если бы у него была мать — и та не сделала бы столько. Но, Господи… Иногда он ненавидел Никталь за собственное спасение. Потому что жизнь его была пыткой. Он делал то, чего не хотел, жил с людьми, которые были ему чужими, и вырваться из этого ада не мог. Что-то держало. Будто здесь эту гору обнесли стеной, которую видел только он один. И только его одного она не пускала.

— Хорошо, — произнес Якул. — Тогда начинайте. Я скоро приду. Вино для висельника приготовили?

— Да он уже на ногах не стоит, — рассмеялся Шаню.

— Вот и славно. Пропадать не так страшно, — разбойник улыбнулся и подмигнул цыгану.

А после проследовал к люку вниз и спустился, считая ступени в подземелье. К упрямому рыцарю, который стал его собственным испытанием.

Шаги в коридоре и приближающийся свет означали для Мишеля наступление утра. И значит, пришло время новой казни. Этой ночью король заставил себя заснуть, изгнав всех призраков из мыслей. Он знал, что с каждым днем этих призраков будет становиться все больше. Но так и не придумал, как это изменить.

Мишель поднялся на ноги.

— Вы всегда были слишком настойчивы, маркиз, — проворчал он.

— Довольно! — холодно ответил разбойник. — Моя имя Якул. Зовите меня Якул.

— Даже Скриб звучало приличнее, — хохотнул Мишель.

— Трубадур, известный на все королевство… А вы, мессир? Вы так и не решили позволить мне помочь вам?

— Мне нравится ваше гостеприимство. Не хочу покидать вас раньше времени, — манерно кивнул Его Величество.

— Как вам будет угодно, мессир, — Якул не менее манерно поклонился. Слишком манерно для простолюдина.

Он распахнул дверь, вынул кинжал и кивнул пленнику в сторону выхода.

— Я полагаю, нет смысла и дальше ходить вокруг да около. Мы подготовили для вас новое представление. Все балаганные шуты в сборе. Ждут только вас и меня.

На дворе короля встретил резкий порыв ветра, бросивший ему в лицо горсть колючих снежинок. Тяжелый полумрак от затянувших небо свинцовых туч несколько скрывал приготовленный для казни помост. Все остальное, как и вчера. Петля в ожидании своей жертвы, безучастные зрители, которых, кажется, было меньше.

Мишель нахмурился.

— А где де Брильи? — неожиданно спросил он.

— Зарыт у подножия горы. Он был верен вам. И не заслужил того, чтобы по вашей милости болтаться здесь. Но, уверяю, когда черед дойдет до вас, вы будете очень долго раскачиваться на этом суку.

— Благодарю вас, буду ждать с нетерпением, — ответил Мишель и повернулся к дереву с петлей.

Якул напряженно проследил за его взглядом. А потом резко дернулся и посмотрел в сторону задворка, с которого Шаню тащил рыцаря, совсем не стоявшего на ногах. Этот был еще молод, силен… И наверняка счастлив служить у знатного господина, сделавшись гордостью своей семьи. А теперь у него отнимали жизнь по велению и прихоти людей, которых он не знал, и какие не имели к нему никакого отношения. Якул поморщился, глядя на ноги юноши, одетого в одну камизу. Когда ему на голову надевали мешок, он не устоял, упал навзничь. И Шаню, ослепительно улыбнувшись, выкрикнул:

— Перебрал ты, брат, эликсира храбрости!

— Зачем вы его напоили, маркиз? — не глядя на Сержа, спросил Его Величество. — Молодой де Вержи никогда не пил много вина.

— Это было его последнее желание, — усмехнулся Якул, в очередной раз пропустив мимо ушей «маркиза». — Точнее он просил еще и девку, но это, право, слишком.

Тем временем Шаню завел несчастного, уже даже ноги не волочившего, за помост, и вскоре втащил наверх, с трудом продев его голову в петлю — малый, кажется, уснул.

— Итак, мессир, вы по-прежнему будете молчать? — спросил Якул.

Ответом ему послужил вой ветра.

Взгляд Якула сверкнул яростью, и предводитель разбойников махнул рукой, давая команду рубить веревки на подпорах. Шаню ловко спрыгнул с помоста, а люди заработали топорами. Когда подпоры рухнули, тело свесилось и, раскачиваемое ветром, больше походило на тряпичную куклу.

— Его счастье, он даже ничего не понял, — процедил сквозь зубы Якул.

Его Величество посмотрел ему прямо в глаза и сказал:

— Мне жаль вас, маркиз. И жаль, что я не в силах вам помочь.

Как и вчерашним утром, Мишель развернулся и стал спускаться по лестнице в свою темницу.

— Мое имя Якул. Якул, — выдохнул разбойник, глядя, как Шаню торопится к валунам на краю горы вместо того, чтобы запереть пленника. — Мусташ! — яростно позвал предводитель.

Двое разбойников перерубили веревки на помосте, и Катрин зажмурилась. Сколько еще ей предстоит увидеть казней, прежде чем она решится хотя бы попробовать убежать отсюда?

Проснувшись поутру от скрипа двери, она долго лежала, подтянув ноги к груди и не открывая глаз. Он прав, она безумна. И в голову ей приходили безумные мысли. Сегодня ночью она изменила своему мужу со своим же собственным супругом. Сначала, боясь пошевелиться, Катрин прислушивалась к его дыханию, собираясь перебраться на лавку, как только уверится, что он заснул. И вдруг вспомнила… «…с дерева в него выстрелили из лука и пронзили самую грудь» Что случилось потом? Почему он остался здесь? Не имея сил покинуть его, Катрин лишь теснее прижалась к Сержу.

Открыв, наконец, глаза, маркиза долго смотрела в одну точку перед собой, ничего не видя. Вчерашние мысли вернулись снова, мучая отсутствием ответов. Может, Никталь знает, что произошло? Но где ее искать…

Она медленно поднялась с кровати и, закутавшись в шкуру, подошла к окну, чтобы вновь увидеть, кем стал ее муж — равнодушным убийцей. Но даже такой он ей дороже всего остального мира. И никогда никуда она от него не убежит. Потому что она безумна.

Дверь грохнула. И за спиной маркизы раздались тяжелые шаги. Катрин вздрогнула и обернулась. Вгляделась в лицо мужа, пытаясь понять, что он чувствует.

Якул же стоял, привалившись к стене, и обреченно смотрел на нее. Да, он был прав прошлой ночью, когда говорил, что он загнанный зверь. Никогда в жизни не был более загнан, чем в эту минуту.

— Вы видели? — глухо спросил Якул.

— Видела. Вам нравится, когда много зрителей?

— Нет. Мне не нравится.

Он будто с трудом отлепился от стены и подошел к Катрин.

— Это представление было не для ваших глаз, Ваша Светлость.

— Для чьих? — она отвернулась к окну, где по-прежнему болталось на ветру тело рыцаря.

— Для одного упрямца, который знает, что у него нет выбора. И все-таки выбирает.

— Разве вы не поступаете так же? — усмехнулась Катрин.

Якул посмотрел в окно и прошептал:

— В том-то самое страшное. У нас обоих выбора нет. Либо он сломает меня. Либо я сломаю его. И это будет означать гибель. Для каждого из нас.

— Отпустите рыцаря. Зачем он вам? Ради выкупа?

Якул криво усмехнулся.

— Ради выкупа, — легко бросил он. — Я ведь презренный разбойник, мадам.

Катрин повернулась к нему и быстро зашептала:

— Так уедемте со мной! Вы больше не будете нуждаться ни в чем и никогда! Будете жить в роскоши, никого не грабя и не убивая.

— Вы верите в рок, мадам?

— Вам нравится то, чем вы занимаетесь? — ответила она вопросом на вопрос.

— Господи, Катрин… Это моя жизнь. Пришедший из бездны не несет ничего, кроме бездны. Я не умею иначе.

— Откуда вы знаете?

Якул кивнул на окно, где так и болтался висельник. На щеках его заходили желваки. Казалось, он в бешенстве.

— У него спросите, — прорычал он.

— Я спрашиваю у вас. Вы пробовали оставить все это?

— А это вас не касается, Ваша Светлость.

Катрин отвернулась от мужа и пошла вдоль комнаты, по дороге сердито отбрасывая ногами все, что попадалось от вчерашнего беспорядка. Забравшись на постель, она с насмешкой спросила его:

— Здесь мое место, не так ли?

Он побледнел. Сжал кулаки. Потом разжал их. Медленно приблизился к маркизе и надменно проговорил:

— Я уже говорил вам — вы свободны. И вольны поступать по своему разумению. Но Боже вас упаси от того, чтобы соваться в мою душу. Испачкаетесь.

— С чего бы? Я уморила двух мужей. И чувствую себя прекрасно.

Он ничего не ответил на ее слова. Смерил ее, такую прекрасную, трогательную и воинственную одновременно, усталым взглядом и пошел прочь, как и она минуту назад, отбрасывая ногами в стороны все, что было опрокинуто на пол накануне. Дойдя до порога, Якул обернулся и бесстрастно сообщил:

— На закате я отправлю вас с провожатым в Трезмонский замок. Сами понимаете, среди бела дня моим людям путешествовать опасно.

И после этого вышел, громко хлопнул дверью, отделив, таким образом, себя от нее. И вместе с тем, та самая душа, в которую он велел ей не заглядывать, кровоточила.

— Коль я свободна, то не стану ждать вечера! Прямо сейчас и уйду! — зло крикнула Катрин ему вслед и, вскочив, стала быстро одеваться.