Купец XII ранга

Глава 29

Интерлюдия. Где-то под Прагой

— Оставляем муниципалитет? Гашик, ты уверен? — Войцех с сомнением посмотрел сначала на полыхающие через дорогу баррикады, потом на отдавшего приказ сержанта. — Нам точно нужно отступать?

Вообще, в Императорской армии было не принято сомневаться в приказах командиров, но Гашик не только был с Войцехом из одного города, так ещё и приходился ему троюродным племянником.

— Таков приказ, рядовой! — отрезал Гашик и, поправив перевязь с саблей, добавил. — Я тоже сначала не поверил капитану Жарику. Поди потом найди такое удачное место для обороны! Но он убедительно дал мне понять, что не потерпит своевольства.

Судя по ссадине на скуле сержанта, пан капитан не стеснялся в выражениях.

— Значит, отходим? — Войцех с сожалением посмотрел на каменную ограду местного муниципалитета. — А гражданские?

— Кто хотел, те уже ушли, — мрачно отозвался сержант, — а остальные… Вон там.

Войцех машинально посмотрел на горящие баррикады и согласно кивнул.

Вся эта история с восстанием началась две недели назад и происходила на глазах у Войцеха.

Сначала появились непонятые личности, которые начали оттираться в столовых и кабаках. Они щедро угощали работяг выпивкой и сетовали на императорскую власть.

Войцех лично слышал одного из таких мужичков, и ему сразу не понравились его слова. Говорил он вроде складно, но Войцех жил здесь с самого детства и отлично помнил как было раньше и как стало сейчас.

Да, с приходом Империи коррупция никуда не делась, но начали строиться дороги, появляться мануфактуры, открылся филиал столичной Академии магии.

Храмовые форточники Империи в первый же год закрыли 90% всех Проколов, а остальные поставили на учёт, благодаря чему стало возможным торговать насыщенными силой ингредиентами.

Пенсии, социальные выплаты, земские врачи… Жизнь однозначно изменилась к лучшему.

Да что там! Если в детстве Войцеху и его братьям приходилось обедать супом из соломы и картофельных очисток, то сейчас даже скромное жалование стражника позволяло содержать семью из шести человек!

Простые люди с приходом Империи выдохнули и начали наконец-то жить. Да и местные дворяне не остались внакладе. Особенно те, кто пошёл на службу в имперскую армию.

Взять того же капитана Жарика. Раньше, несмотря на звание шляхтича, всё, что у него было — старая отцовская сабля, потрёпанное седло, да дворянский гонор. Сейчас же, помимо солидного жалования, пан Жарик пользовался немалым авторитетом.

Шутка ли, дослужился до капитана!

И так было сплошь и рядом.

К тому же, став невольным торговым буфером между Австро-Венгрией и Российской Империей, Царство Польское начало стремительно богатеть.

Налоги в имперскую казну были совсем уж смешными, и практически все деньги оставались в руках местного дворянства и имперского рода Новиковых.

Войцех был уверен, что губернатор и сейм воруют, как не в себя, но даже несмотря на их загребущие руки, денег было столько, что хватало на постоянные улучшения.

Строились доходные и жилые дома, открывались почтовые отделения и ремесленные училища.

В общем, на взгляд Войцеха, всё шло хорошо.

Да, были минусы, но сравнивая то, что было, с тем, что стало, разница была налицо.

И когда Войцех услышал про славных панов, про гордость нации и про независимость великого польского народа, он сразу понял — что-то здесь нечисто.

Ведь зачем кому-то вносить разлад в спокойную жизнь горожан?

Так и оказалось.

Листовки, стачки, забастовки… Местные словно попали под какой-то дурман. Жгли почтовые станции, требовали независимости и величия Царства Польского.

Сначала их разгоняли дубинками и оплеухами, но когда у бунтующих появились арбалеты, ситуация резко накалилась.

Словно невидимый великан расколол губернию на две части: одни пили дармовую выпивку и требовали независимости, другие собирали вещи и скот и уезжали на восток — под защиту имперской армии.

И чем дальше, тем агрессивней действовали бунтовщики. Вот только Новиковы — неофициальные имперские ставленники — не спешили бросать против мятежников армию.

До этого дня приказ был однозначен — удерживать ключевые объекты населённого пункта: муниципалитет, торговые посты, почтовые станции и имперские тракты.

Сейчас же, начальство решило ни с того ни с сего… сдать город бунтовщикам?

От одной этой мысли сердце Войцеха обливалось кровью.

Столько сил было вложено в свой дом, в свой город. Опрятные лужайки и цветники, самолично сколоченные беседки и широкие дубовые столы… А мраморный фонтан, построенный имперским каменщиком?

И всю эту красоту отдать в руки мятежникам?

Войцех огляделся по сторонам и, увидев в глазах своих товарищей такой же невысказанный вопрос, поудобней перехватил своё копьё.

— Вот что я тебе скажу, Гашик, — заявил он, чувствуя молчаливую поддержку своего взвода. — Мы отступим. Но если это предательство, то…

— Молчать! — гаркнул вмиг покрасневший сержант. — Или под трибунал захотели?

Хоть Гашик был один против двадцати копейщиков, но никто из стражников не решился ему возразить.

Гашик не просто так носил саблю вместо штатной шпаги. Гашик, как и пан капитан, тоже был из шляхтичей и, несмотря на свой третий ранг Дуэлянта, уверенно бился против Воинов четвёртого ранга.

И было в его голосе что-то такое, что мгновенно погасило пожар народного недовольства.

— Мы отступаем, — отрезал Гашик. — А кто нарушит приказ или переметнётся к тем идиотам, лично голову снесу. Всем ясно?

— Так точно, пан сержант! — вытянулся в струнку Войцех, а вместе с ним и весь взвод.

— То-то же, — проворчал Гашик, но всё же, сжалившись над своими подчинёнными, добавил. — Мы не просто отступаем. Мы идём на соединение с имперской армией. А эти идиоты пускай остаются один на один со своей… независимостью.

Последнее слово сержант буквально выплюнул, и Войцех с облегчением перевёл дух. Не все командиры поддерживали имперскую власть, и кто-то переходил на сторону мятежников, уводя с собой и простых стражников.

— Вы слышали пана сержанта? — рявкнул Войцех, подхватывая с земли свой походный мешок. — Ноги в руки и ходу! Мы идём на соединение с имперской армией!

Где-то под Варшавой

Анджей с торжеством наблюдал, как неохотно горит каменное здание муниципалитета.

Агитаторы были правы — имперская армия и даже стража отступили, не выдержав гнева гордых сынов Польши!

Отныне всё будет по-другому. Теперь они сами себе хозяева, и никакие имперские правила и законы им не указ!

А ещё поговаривают, что тем, кто проявит себя лучше всех, пожалуют дворянское звание!

Анджей уже проявил себя — сжёг и разграбил таверну ярого имперца, своего соседа, который вечно отказывался наливать в долг. И хоть трактирщик ходил на все собрания сочувствующих, Анджей всё равно считал его имперцем.

Поэтому и заколол соседа и его жену во сне, после чего и пустил в таверне красного петуха.

Да, муниципалитет поджёг тоже он, причём на глазах у одного из кураторов.

Ещё несколько поджогов, желательно с прокля́тыми имперцами внутри, и звание шляхтича у него в кармане!

— Прокля́тые имперцы, — прошептал Анджей, сплёвывая на землю — Всё из-за вас! Ну ничего, кончилось ваше время! Теперь мы здесь власть!

Где-то под Варшавой

— Имперец! Как есть имперец!

— Да чего ты с ним церемонишься? Проткни ему брюхо и делов-то!

— Пусть для начала этот имперец скажет, где хранит золотишко!

— Нет у меня ничего, добрые паны, — Кшиштоф жалобно всхлипнул и сложил в мольбе ладони. — Всё на борьбу с имперцами пожертвовал!

— Заткнись! — правый с силой пнул Кшиштофа в лицо, и тот, повалившись с колен на землю, горько зарыдал.

Два вооружённых копьями мужика со смутно знакомыми лицами, кажется, встречались в мастерской, с явным удовольствием смотрели, как он валяется у них в ногах, моля о пощаде.

А ведь как хорошо всё начиналось!

Кшиштоф, в отличие от многих, не был ярым националистом и плевать хотел и на Царство Польское, и на Российскую Империю, но зато он сразу смекнул, как обратить ситуацию к своей выгоде.

Здесь ведь главное, кто громче кричит. Кто первым назвал соседа имперцем, тот и прав.

Вот и успел он под шумок обвинить своего соседа в поддержке имперцев.

Соседа со всей его семьёй подняли на вилы, а Кшиштоф заполучил дом и землю соседа.

Следом пришёл черёд булочника, который недолюбливал Кшиштофа, считая его тунеядцем, и алхимика из второго квартала — этот мерзавец уволил Кшиштофа в прошлом году. Подумаешь, разлил какое-то там зелье!

Ну а потом Кшиштоф настолько вошёл во вкус, что в его квартале не осталось ни одного недоброжелателя.

Пять домов сгорело, два соседа сбежали вместе со своими семьями.

Кшиштоф наконец-то стал полноценным землевладельцем и мог претендовать на звание шляхтича.

Вот только кто мог предположить, что его владения решат присвоить себе два ублюдка с последней работы Кшиштофа?

— Похоже, у него и вправду ничего нет… Кончай его.

— Я же свой, братцы, — пролепетал Кшиштоф. — Меня-то за что?

В ответ один из мастеровых криво усмехнулся и воткнул ему в живот копьё.

— Сдохни, имперское отродье! — оскалился второй. — А за бабу свою и халупу не переживай, мы присмотрим!

Варшава. Генштаб Имперской армии

— Срочное донесение! — в переделанную под командный пункт гостиную ворвался курьер и, передав адъютанту Краснова кристалл с донесением, тут же исчез за дверью.

Краснов, не спрашивая разрешения ни у меня, ни у Миллера, активировал кристалл, и перед нами появилась тусклая иллюзия уставшего егеря в чине майора.

— Докладываю. Франция перебрасывает войска в Германскую Империю. Первые солдаты французского легиона уже занимают территорию Западной Польши!

Иллюзия исчезла, и в помещении на мгновение воцарилась тишина.

— Вот теперь можно, — вздохнул генерал Миллер. — Признаю, Макс, ты был прав.

Когда генштаб впервые услышал мой план, на меня обрушился такой шквал критики, что я аж испугался.

Не за себя, за Миллера.

Старик хоть и держал себя в хорошей физической форме, но слишком уж близко к сердцу принял мои слова.

«Так никто не делает», «Это авантюра», «Безумный план безумного торгаша»… Чего я только не наслушался за те десять минут, во время которых генерал изливал душу.

Я же молча слушал, давая Миллеру выговориться, и, как показала жизнь, оказался прав.

Стоило генералу выговориться, как прозвучало — спасибо Краснову — задумчивое: «А что, это может сработать!». И, что удивительно, Миллер не стал ругаться и лишь потребовал принести новую карту.

Сам план был прост.

Открыть портал в Вену или Берлин и перекинуть туда целый корпус, при поддержке ифритов и огненной гвардии Императора.

Такой ход вынудил бы противника или стянуть войска на защиту, или пойти ва-банк и двинуть армию вглубь Империи. Мол, если уж сами убрали армию, то что нам мешает захватить вашу столицу?

Ставку я делал на то, что среди европейских монархий нет единого руководства, и согласование совместного ответа на мой блицкриг займёт какое-то время.

Вот только оказалось, что нельзя взять и так просто захватить вражескую столицу. Мол, это противоречит правилам благородной войны.

На мои возражения про флот англичан и призыв кракена, генералы заняли единодушную позицию: Австро-Венгрия же так не делала.

Я предложил было открыть портал на острова, но тут резко воспротивился Краснов.

По его мнению, Империя викингов слишком уж усилилась, и следовало дождаться, когда она сточит свои войска о неприступную оборону англичан.

В итоге, после нескольких часов спора, мы наконец-то пришли к единому мнению.

Первое — мы отводим все имперские войска за Вислу, туда же эвакуируем всех лояльных Империи гражданских.

Второе — даём мятежникам и их хозяевам занять освободившиеся населённые пункты.

Третье — выжидаем неделю, убивая за раз сразу двух зайцев. Мятежники получают ту независимость, за которую они жгли свои же города. Ну а их координаторы получают чёткий сигнал — оборона сломлена, можно вводить войска и занимать Варшаву.

Таким образом, мы получаем не просто казус белли, а полное моральное право захватывать любые столицы тех монархий, которые вступили в войну.

По мне — ересь, но кто я такой, чтобы лезть в высокую политику?

Новикова с Уваровой сказали, что так будет правильно, Миллер их поддержал, и даже Шуйский, которому я продублировал свой план, настоял на том, чтобы дать европейцам нанести первый удар.

Четвёртое — как только Австро-Венгрия, Франция и Германская Империя выдвигают свои армии на Варшаву, я открываю портал и заявляюсь в гости в компании стотысячного корпуса кавалеристов.

Пятое — начинаем играть в игру: кто захватит больше территории.

И если в случае европейцев речь идёт о фактической земле, то в нашем — о стелах.

Война с Европой может длиться годами, поэтому я решил сделать ставку на внезапный удар в тыл противнику.

Ведь если страна потеряет контроль над портальными стелами, а, следовательно, и логистические маршруты, капитуляция неизбежна.

Поэтому оставалось лишь выбрать, куда открывать портал: Франция, Германия или Австро-Венгрия.

Захват портальной сети Германии позволял не только обезопасить границы, но и установить морское снабжение с Виолеттой.

Захват Австро-Венгрии давал возможность исключить из войны противника с самой сильной наземной армией.

Ну а захват и последующая капитуляция Франции позволили бы создать идеальный плацдарм для доминирования Стелы в Западной Европе.

И я, честно говоря, склонялся к последнему варианту. Даже несмотря на сильное желание Виша заглянуть в Ораву.

Это, в конце концов, можно будет сделать и чуть позже.

Единственное, что меня смущало — масштаб будущих разрушений. Европа однозначно не будет сдаваться без боя, а значит, из-за меня, так или иначе, пострадают десятки, если не сотни тысяч семей.

Но на другой чаше весов — вторжение песьеголовых в наш мир.

И, выбирая между стычкой с Европой, которая не раз развязывала кровавые войны, и экспансией псов, я однозначно выберу первое.

Любой моральный выбор перестаёт быть тяжёлым, если отключаешь эмоции и опираешься на простую математику.

Условно, в первом случае погибнут сотни тысяч, а во втором — миллионы.

Выбор, думаю, очевиден.

Генштаб одобрил план, и мы начали отводить войска, попутно занимаясь эвакуацией мирного населения.

На всё про всё ушло пара дней, а следующую неделю мы с интересом следили за тем, как мятежники превращаются в бандитов и беспредельщиков.

Наверное, не зря говорят — если убрать все ограничения и позволить человеку быть самим собой, то наружу вылезут вся та грязь и гадость, которая была в нём всё это время.

Как только ушла официальная власть, мятежники сначала с упоением принялись разрушать все то, что напоминало об имперской власти, а затем, когда до них дошло, что город целиком и полностью принадлежит им, началась грызня за власть.

Банды, группировки, ватаги… — наши разведчики исправно докладывали, как борцы за независимость стремительно становятся самыми настоящими преступниками.

Хватило двух недель, чтобы понять: этим людям нужны были не величие нации и независимость, а бутылка паршивого пойла и чувство абсолютной власти над ближним своим…

Честно скажу — очень хотелось вмешаться, но… в конце концов, эти люди сами выбрали свою судьбу.

К тому же, ребята Немирова и Степана пять раз вскрывали заговор среди местных дворян, направленный против Новиковой.

Панам не понравилось, что прежние договорённости с родом Новиковых обнулились, и вместо главы рода в Польшу заявилась «какая-то соплячка».

Причём, в двух случаях её карету хотели закидать огненными зельями, а в третьем отравить еду.

Панам было плевать, что в карете Мария ехала не одна, а с ребёнком, а обед подавали на пятнадцать человек.

И это были условно лояльные нам дворяне!

Про тех, кто принял сторону Австро-Венгрии, я и говорить не хочу. Предатели, продавшие свой народ и землю ради золота и горстки власти.

В общем, благодаря донесениям разведчиков и СБ, моё сердце настолько зачерствело, что я строго-настрого приказал не вмешиваться в происходящее на левом берегу Вислы.

Да, жёстко, даже жестоко, но другого способа просто-напросто не было.

И тем не менее смотреть на творящийся по другую сторону от Вислы беспредел было невыносимо. Наверное, поэтому генштаб так обрадовался донесению гонца.

— Германия атакует с севера, Австро-Венгрия с запада, — Миллер ловко расставил флажки с обозначением вражеских войск. — Франция помогает войсками и тем и другим. Наши войска разделяет лишь река.

— Можно считать, — подхватил Краснов, — что западная часть Варшавы уже под контролем австрияков и французов.

— А значит, — кивнул Миллер, — пора переходить к четвёртому пункту нашего плана. Я считаю, что целью должен стать Берлин.

— Вена, — покачал головой Краснов. — Сердце Европы. Выход к Балканам и Средиземному морю.

— Париж, — покачал головой я. — Отрежем поддержку Англии — раз, создадим риск окружения для Австро-Венгрии и Германии — два.

— Слона нужно есть по кусочкам, — возразил Миллер. — Побережье Германской империи должно оказаться под нашим контролем!

— Забавно, — хмыкнул Виш. — Впервые вижу, чтобы генерал с германской фамилией так упорно стремился завоевать Берлин.

«Может, у него планы стать генерал-губернатором?», — мысленно усмехнулся я, а вслух сказал. — Я согласен с вами обоими, но портал будет открыт в Париже.

— Целый корпус может оказаться в котле, Макс! — напомнил Краснов.

— Тогда придётся призвать ифритов, — я едва заметно дёрнул плечом. — Мы все знаем, что англичане находятся под контролем песьеголовых. Мы можем рубить гидре головы, а можем ударить ей в сердце.

— В таком случае… Я лично буду командовать четвёртым кавалерийским корпусом!

— Нет, я! — не согласился Краснов.

— У меня больше опыта, и я знаю местность!

— А я смогу контролировать призванных ифритов!

— А я…

— Хватит! — пришлось хлопнуть ладонью по столу, чтобы успокоить разошедшихся военных. — Генерал, — я посмотрел на Миллера. — Открываю портал через пятнадцать минут.

— Благодарю, — степенно кивнул Миллер и, бросив на возмущённого Краснова победный взгляд, покинул командный пункт.

— А вы, Владимир Сергеевич, — я посмотрел на своего вассала. — Сделайте всё, чтобы удержать реку. Будет невмоготу, вызывайте Камнева. Сами понимаете, Император приказал навести в Польше порядок, и единственный, на кого я могу положиться — это вы.

— А как же Мария? — проворчал Краснов.

Впрочем, было заметно, что мои слова пришлись ему по душе, и ворчит он больше для порядку.

— Мария займётся внутренним управлением. Пора завязывать с этой вольницей, которая приводит к восстаниям и братоубийственной войне. Налоги, воинская повинность, перепись населения, проверка чиновников — Новиковой будет чем заняться.

— А я…

— А вы, — перебил я. — Будете держать реку. Что германцы, что французы, что австро-венгры — все захотят захватить правобережную Варшаву и портальную стелу. Ваша задача — это не допустить.

— С такими богатырями и снабжением — выстоим, — заверил меня Краснов. А местные поляки и сами рвутся в бой. Хорошие воины, жаль к порядку не приучены.

— Вы, главное, удержите реку, — попросил я Краснова. — Мне нужно две недели. Сумеем захватить портальную сеть Франции, считайте, война окончена. Не сумеем…

Заканчивать я не стал, но опытный воин и стратег понял меня с полуслова.

— Можешь на меня положиться, Макс. Все поляжем, но врага не пропустим.

— Отставить «поляжем»! — нахмурился я. — Солдат беречь! А будет совсем тяжко, вот.

Я протянул ему золотую монету.

— На левом берегу Вислы, в Зелёном замке Новиковых, я оставил резерв — полторы тысячи големов. Эта монета даст вам полный контроль, Владимир Сергеевич.

— Големы? — удивился Краснов, — но…

— Используйте их в отрыве от живой силы, — я не дал себя перебить. — Если голем получает несовместимые с дальнейшим функционированием повреждения, он превращается в Огненный вихрь, чья цель — сжечь как можно больше разумных.

— Но…

— Только не спрашивайте меня, откуда они. Договорились?

— Конечно, договорились, — хмыкнул Виш. — Да и не поверит он тебе, если скажешь, что все эти две недели ты ночами создавал их из золота!

— Сделаю, Макс Павлович, — вздохнул Краснов. — Честь имею!

— Честь имею, — кивнул я, покидая генштаб.

До конца срока, отведённого Стелой на выполнение задания, оставалось всего две недели, и я очень надеялся, что мы успеем.