Ковыряла

Глава 22 Основа общественного консенсуса

Козя, спросив разрешения, тоже осталась ночевать у Никлая, за что получила возможность вдоволь нагладить Барсика. Животное «кот» отчего-то предпочло её худые колени всем остальным поверхностям в доме и запрыгивает на них, стоит ей сесть. Тычется головой в живот, требует чесать за ухом. Никлай показал, как это делать правильно, и Барсик издаёт утробные рокочущие звуки, свидетельствующие, видимо, о тактильном удовольствии.

— Вот и маму твою он обожал, — сказал учитель удивлённо. — Надо же, какая наследственность. Пахнете вы похоже, что ли…

— Расскажите о маме! — решилась Козя. — Хоть что-нибудь!

— Ну… — задумался Никлай, — она… очень, очень энергичная женщина. Решительная и умеющая достигать своих целей. Умная. Даже, пожалуй, чересчур умная.

— Это как? — спросила девочка.

— До невозможности признать чужую точку зрения хоть сколько-нибудь значимой. Она была моей заместительницей, но критиковала каждый шаг. До определённой степени это полезно, позволяет без иллюзий смотреть на дело рук своих, но с какого-то момента начинается настоящий саботаж. Когда дело зашло действительно далеко, всё важное уже было создано, новая система общественных отношений в городе заработала. То, что контракт со мной не продлили, по большей части её заслуга. Креон не вникал, кто именно принялся вставлять палки в колёса. По его мнению, начальник отвечает за подчинённых полностью, так что меня выкинули с ней за компанию. Я не очень расстроился, перейдя в позицию наблюдателя, но Каролина была в ярости. Она так самозабвенно кинулась разрушать то, что было нами построено, что я даже грешным делом обрадовался, когда её лишили этой возможности. Думал, что она покинет город, но нет, осталась. Мы регулярно виделись, правда, обычно наши встречи заканчивались тем, что она, обругав меня последними словами, уходила в бешенстве. Но всегда возвращалась, потому что ей нужен был кто-то, с кем можно спорить на равных. Когда однажды заметил, что Каролина беременна, то очень удивился и решил было, что она успокоится — ну кто всерьёз собирается взорвать мир, в котором будет расти его ребёнок? Но нет, с твоим рождением её намерение только окрепло.

— Взорвать мир? — переспросил я. — Это как? И зачем?

— Она считала, что это пойдёт ему на пользу. «До основания, а затем…» Да, вам же незнакома цитата. В общем, Кара хотела уничтожить ренд, сломать механизмы скрытой регуляции общества как «несправедливые» и вернуть «свободу». То, что в условиях весьма шаткого здешнего равновесия это приведёт к моментальному социальному коллапсу, её не смущало, поскольку «цель оправдывает средства». Её «свобода», подразумевающая принудительную дестратификацию общества при отмене социальных гарантий, спровоцировала бы структурный шок, от которого город, будучи изолированной ресурсодефицитной системой, вряд ли смог бы оправиться. Я вижу, вы не очень понимаете, о чём я говорю?

— Не все слова знакомые, — признала Козя.

— Увлекаюсь, — кивнул Никлай. — Перехожу на привычную терминологию. В общем, Каролина в какой-то момент перешла на нелегальное положение, пытаясь сформировать «сопротивление снизу», выстроить на основе крайма этакую «городскую герилью», но не смогла преодолеть инерцию праздности и «эффект дышки».

— Это как? — переспросила Козя.

— Дышка — одна из основ общественного консенсуса. Она позволяет нивелировать последствия фактического отсутствия социальных лифтов и жёсткой стратификации, частично подавляя конкурентное начало. У этого есть и свои минусы, но преимуществ больше. Без дышки ренд не стал бы таким массовым, потому что противоречит одной из базовых установок хомосапиенс — бескомпромиссной внутривидовой конкуренции. Убрав этот фактор, а также биологический прессинг конкуренции за самок и продолжения себя в потомстве, нам удалось выстроить равновесную систему экспертно-автоматического управления обществом. Благодаря дышке в социуме практически нет вертикальных амбиций, вызванных стремлением к доминированию, а небольшой процент толерантных к её эффекту утилизуется в крайме. Таким образом мы спланировали систему…

Никлая опять понесло. Поскольку мои школьные деньки явно закончились, запоминать её не надо, и я пропускаю остальное мимо ушей. Козя слушает, открыв рот, и машинально чешет кота, но ей тоже больше про маму интересно. Похоже, что та была на редкость сложной женщиной. Хотя, может быть, учитель к ней пристрастен, и их отношения выходили за рамки рабочих? Переживает он явно больше, чем за бывшую подчинённую.

— А вы не знаете, кто, ну… мой отец? — спросила девчонка, дождавшись паузы в лекции, которая чем дальше, тем меньше понятна, потому что учитель, увлёкшись, шпарит сложными словами, уже почти не разбавляя их обычными.

— Каролина не говорила, да я и не спрашивал. Могу предположить, если хочешь.

— Пожалуйста!

— В подразделении социального инжиниринга, которым я руководил, а твоя мама мне помогала, был парень, который занимался разработкой уклада кланов. Довольно талантливый молодой человек. По большей части, вся система кланов, их идеология, мифология, общественное устройство, функционал и интеграция в систему города придумана им. Сама идея социального балансира моя, но он разработал форму её реализации и полностью довёл до релиза, причём практически без багов. Такой же увлекающийся и азартный, как твоя мама, и имеющий сходный расовый фенотип, разве что чуть посветлее. Тоже внешник, разумеется, но не земляки, просто так совпало. Они часто общались в рамках служебных обязанностей и разделяли некоторые идеи. Когда новая общественная система города была окончательно сформирована и наш отдел закрылся, он не вернулся домой, а отправился жить в Пустошь, к своим любимым кланам. Романтик! В городе они с твоей мамой, мне кажется, не были особо близки, работы было так много, что всем было не до этого, но беременной она вернулась именно после поездки в Пустошь.

— А зачем она ездила в Пустошь? — спросила Козя.

— Разочаровалась в низовых, которые никак не хотели становиться субстратом революции, и переключилась на кланы. В кланах не уважают дышку и не любят ренд, они казались ей готовым тараном разрушения городского уклада, но что-то пошло не так, и она вернулась, разочарованная и беременная. Может быть, конечно, просто понесла от какого-нибудь према, но вряд ли, это не в её стиле. Так что твой отец, возможно, бывший социальный инженер, проживающий где-то в Пустоши. Там все такие загорелые и чумазые, что на его тёмную кожу вряд ли обращают внимание. Но учти, это лишь моя гипотеза.

— Спасибо! Мне это очень важно!

— Надеешься найти маму?

— Да, конечно! Я думаю, что она жива!

— Я, признаться, тоже так думаю, — вздохнул Никлай.

— Но это же хорошо? Мне кажется, вы почему-то недовольны…

— Видишь ли, если она бросила тебя и умчалась, то, возможно, нашла способ добиться желаемого. Последнее, что сейчас нужно городу, это немножко революции…

— Вы считаете… она могла меня просто бросить? — Козя захлопала разом заблестевшими глазами.

— Мне, наверное, не стоит этого говорить, — вздохнул Никлай. — Но лучше тебе не питать иллюзий. Твоя мама тебя любила… любит. По-своему. Как умеет. Но идеи для неё важнее. «Один ребёнок или все дети города? По-моему, выбор очевиден!» Вот так она сказала однажды.

— Правда?

— Дословно так. Речь, помнится, шла о том, чтобы прекратить шатать основы и заняться вместо этого тобой. Каролина вовсе не обязана была жить в низовом кондоминиуме, кормить тебя бесплатной едой, бросать надолго одну, запрещать ходить в школу, не заниматься твоим развитием, не давать читать книги, подвергать постоянно опасности, в конце концов!

По тону я догадался, что Никлай не раз обсуждал это с Козиной матерью, и обсуждения были весьма бурными. Всегда спокойный и выдержанный, он сейчас полон злой досады.

— Она прекрасно понимала, что рискует не только своей жизнью, но и твоей! Город умеет защищаться от деструктивных элементов, и даже знание того, как эта защита работает, не панацея! За ней в любой момент могли прийти безы, и жизнь кончилось бы не только для неё, но и для тебя! И если Каролина сама для себя это выбрала, то ты-то ни в чём не виновата!

Козя уткнулась лицом в руки и заплакала. Кот недовольно замыркал, толкая её круглой головой и как бы спрашивая, почему его перестали гладить и начали поливать?

— Прости, — сказал Никлай. — Мне не стоило это рассказывать. Я не настоящий педагог, просто школа стала удобным местом для оценки социодинамики… Не хотел тебя так расстроить.

— Нет, я же сама попросила… — всхлипнула Козя. — Просто… Не знаю. Я никогда не задумывалась о том, почему мама такая. Я не видела других мам, мне не с чем сравнивать.

— Не плачь. Ты была ей важна и составляла значимую часть её жизни, правда. Просто не главную. Такой уж Каролина человек. Для неё идеи свободы и справедливости всегда значили больше, чем люди, которым она собиралась их вручить. Ладно, куда-то наш разговор не туда зашёл. Давайте спать ложиться, мне завтра в школу, тебе тоже, а Тигану просто стоит отдохнуть.

Кот Барсик, несмотря на то что весь вечер просидел на коленях у Кози, спать пришёл почему-то ко мне. Оказалось, что он тёплый, приятный, и засыпается под его урчание удивительно хорошо.

Утром проснулся поздно. Козя и Никлай уже ушли, оставив мне остывший синтокофе и несколько бутеров. Кот тоже куда-то делся: ушёл на пеглей охотиться, а может, спит у Никлая в комнате. Я туда заглядывать не стал, неловко как-то. Санмодуль тут шикарный, и я наконец-то исполнил давнюю мечту — принял ванну. Действительно очень приятная штука. В такой бы с Таришкой поплескаться… Ну вот, опять себе настроение испортил. Пора привыкнуть, что никакой Таришки больше нет. Даже если я сейчас рендуюсь на десятку, как она, и мы одновременно дерендимся, вряд ли из этого что-то выйдет. Зачем я ей тогда? У неё будет своих токов куча, мапские выплаты одни из лучших. Все киберчлены Средки окажутся в её распоряжении. Забыть-забыть-забыть. Не надо оно мне. Семнадцать лет ей отдал… ну ладно, не все, лет с трёх она меня выделяла, а с пяти конкретно на мне ездила. В буквальном смысле иногда: когда играли в «клановая на моте», я был мотом.

Когда вылез из ванны, обнаружил, что видеостены в квартире отключены. Физически, через выдёргивание кабелей из портов. Решил, что, наверное, так надо, чтобы включённые устройства не палили, что в квартире живут. Никлай, скорее всего, от этого не страдает, у него оказалась целая комната, забитая книгами, но мне как-то непривычно. Я так-то книги уважаю, особенно технические руководства, там дофига такого осталось, что из сети выпилили, но для досуга предпочёл бы что попроще.

Пока размышлял, чем бы занять день, всё решилось само собой: пришло сообщение на комм. Тот, левый, что я забрал у Кози.

«Приходи, но осторожно». И точка на Средке. Это Капрен, больше некому. Я только ему с этого комма писал. На моих глазах сообщение исчезло. Вот как он это делает, а?

Пустая высотка имеет не только вход в низах, но и выход на уровне Средки. Не на основную часть, на боковой транспортный отросток, но всё равно удобно. Этажей в ней… Много, мы не на самом верхнем. Это ж сколько внешников тут жило? Сотни? Ничего себе… Учитель рассказывал, что, когда пришёл Чёрный Туман, Креон нанимал спецов целыми командами, пытаясь найти техническое решение, которое спасёт город. Не все из них оказались компетентны и добросовестны, но Верховный контролировал всё лично и очень жёстко. Обратная сторона — когда Креона не стало, всё посыпалось. Это Никлай так говорит, на низах-то практически ничего не изменилось.

С Капреном встретились в переулке, на краю основной эстакады. Есть на Средке такие места, что и не поймёшь, зачем они — ни рекламы, ни торговых точек, ни борделей. Тихо, сумрачно, безлюдно. Вообще говоря, Средка строилась как замена низам. Попытка поднять город над туманом. Эстакады, вставшие над улицами, должны были стать новым уровнем земли, все бы жили в высотках, а ниже остались бы только кибы на заводах. Но вышло как вышло — Средка не подняла город, а разделила его на низы и верхи. Нижние о ней мечтают, верхние на неё ссут.

— Неплохо, — оценил Капрен мою маскировку. — Очки и маска работают, но не на сто процентов, имей в виду. Есть много способов тебя спалить, так что держись лучше в низах, там безам работать гораздо сложнее, потому что сеть говно.

— В низах зато корпы как дома.

— А ты ещё и с корпами ухитрился посраться? А с виду такой приличный мальчик… Давай вот сюда зайдём.

Техн открыл неприметную дверь, внутри оказался аппаратный комплекс, выключенный, только дежурные индикаторы светятся.

— Садись, не на улице же торчать, — показал он мне на одно из двух операторских кресел. — Это старая контрольная будка, времён раннего тумана, когда все системы рулились в основном вручную, а не брейнфреймами. Средка тогда была только что построена, ни одного борделя, только машины ездили! Трудно себе представить, правда?

— Неужто видел?

— Смеёшься? Я же не внешник, мне продление жизни не светит. Рассказывали, когда на спеца учился.

— Так ты учился? Я думал, спецренд.

— Сперва спецренд, потом отработка, но мне с ней повезло, я рассказывал, было время и возможность учиться параллельно, а потом, когда ушёл в найм, уже за свои токи доучивался. Дофига спустил, но не жалею. Когда знаешь то, чего не знают другие, это рано или поздно окупается. Сам-то, поди, тоже этим пользуешься.

— Ну да, есть такое, — признал я. — Тоже хотел на спеца учиться, но теперь, конечно, мимо. Расскажешь, из-за чего на меня безы взъелись? Неужто из-за той имплухи?

— Нет, — покачал головой Капрен, — не угадал. Дело в тётке.

— Какой тётке?

— Которую ты меня попросил поискать в базе. Оказалось, что айдишник у неё левый.

— Айдишник? — поразился я. — Как айдишник может быть левым? Его же ренд-центр выдаёт, и больше никто!

— Не знаю, но факт. У этой тётки айдишек было две. Одна обычная, низовая, другая — особая, внешниковская. Как она ухитрилась такое провернуть — вообще без понятия, но по обеим установлено отслеживание.

— И что это значит?

— Что любая засветка такой айдишки — покупка, проход контрольных точек, совершение любых действий со счётом, — будет немедленно зафиксирована. Последствия… Ну, разное бывает. Похоже, что тут что-то настолько серьёзное, что сразу мчатся безы. Какая-то очень важная тётка, короче. Зря ты стал её искать.

— Почему?

— Потому что из-за тебя её начал искать я и тут же спалился. Обращение к базе пофиксили и меня моментом взяли за жопу. Я и не шифровался вовсе, это ж не крайм в базу заглянуть. А тут хоба — сюрприз!

— И что?

— Я тебя сдал, разумеется. Мне моя жопа ближе к телу. «Вот, мол, один дро просил поинтересоваться, ачотакова? Ну да, база не публичная, но и не секретная же, так, для служебного доступа. Дро попросил, я посмотрел. Нет, не знаю, где он. Просто коллега, техн, техны должны помогать друг другу…» — в общем отмазался кое-как, но теперь придётся весь левак отложить, пока всё не успокоится.

— Спасибо, что предупредил.

— Не за что. Да, ничего полезного для тебя я не нашёл. Левая айдишка, которая типа низовая, с пустым счётом, её примерно два года не фиксировали. Вторая, вершковая, с токами, там прилично, но движения по счёту не было ещё дольше, лет пятнадцать.

— Слушай, — озадачился я. — А может быть такое, что низовую айдишку использовали, но это почему-то не фиксировалось системой?

— Да, вполне. Если в пределах соцминимума в низах, то старые автоматы не обязательно передают данные в сеть. Расход лимита пишется в память самой айдишки, пищемат проверяет, что он не исчерпан, и выдаёт товар. По идее, он должен оставить об этом запись в базе данных, сверив личность с айди, но фактически это опционально. Есть сеть — передаст, а если сервер пингуется еле-еле или вообще коннект отвалился, то выдаст товар так. Писалось как аварийный протокол, чтобы если сеть ляжет, никто с голоду не помер, но сетевое оборудование в низах ты сам знаешь какое.

— Знаю, да, — кивнул я. — Трухло древнее, еле дышит.

— Ну и вот. Если не брать дышку (там всё строже), то у какого-нибудь старого пищемата, подключённого по гнилой витой паре, можно годами кормиться и не влететь. Но лучше не рисковать, так что ты свою айдишку не используй. Не повезёт, и спалишься.

— А жрать тогда чего?

— Предоплатками более-менее безопасно. Они пишутся в общий блокчейн, и чтобы понять, что платил ты, нужно знать, что конкретными токами заплатили конкретно тебе. Но лучше сразу от того пищемата валить подальше во избежание.

— И откуда у меня токи возьмутся? Мне с таким хвостом проблем ни один арбер заказа не даст.

— Сочувствую, дро. Встрял ты прочно. Но помочь ничем не могу, и так рискую, с тобой встречаясь.

— Неужели ничего сделать нельзя?

— Я думал об этом, — кивнул Капрен. — Вижу два варианта. Первый — свалить в Пустошь. Сети там, считай, нет, безы не спалят, корпы туда не суются вовсе. Если есть завязки в кланах, может прокатить, им техны всегда нужны.

— А второй?

— Рендуйся. Ренд всё спишет. Если получится, в техновский спец, если нет — куда пошлют.

— Не хочу я в ренд.

— Понимаю, уважаю. Сам долго сомневался. Но у тебя, дро, дела настолько говно, что мало какой ренд будет хуже. Откинешься, получишь выплату. Если не спустишь всё в борделях, то на учёбу хватит. Ладно, пора мне. Как я понимаю, активация левых имплов для тебя уже не актуальна?

— Точно не сейчас. Меня крутая корпа ищет, светиться нельзя, сдадут.

— Ну, если ситуация как-то волшебно изменится, маякни. Брейнкластер просчитал алгоритм и написал утилиту, так что теперь что хошь активировать можно, по одному серийнику. Мне пятнадцать процентов.

— Десять!

— О, да ты ещё торгуешься? — рассмеялся Капрен.

Сошлись на тринадцати.

Как я и надеялся, в баре «Третье колесо» сидит Шкворень с компанией. Эти ребята постоянно пасутся на Средк. Скорее всего, именно через них клан сбывает железо с Окраины. Торговые, так сказать, представители.

— Здаров, Ковыряла, — поприветствовал меня Шкворень. — Ты ж не пьёшь, чего в бар пришёл?

— С вами перетереть.

— А, ну это можно. Эй, газировки моему дро!

Колёсная официантка прикатилась со стаканом, клановый расплатился.

— Тот склад «мяса», что вы обнесли по моей наводке, — напомнил я.

— А, ну да, весело было!

— Кому весело, а на меня вышла корпа. Чуть не грохнули, чудом свалил. Сказали, что вы что-то дичайше ценное со склада попятили, ихний боз в ярости. Краймовые меня ищут, и если найдут, то отправят в разборку в лучшем случае. У них ещё и бордель мясной разгромили, и смотрящего перед дверями повесили.

— Эй, это не мы! Это «Синие»! У них баба премом, они на Средке какую-то корпу крышуют, ну и не поделили там чота.

— Баба прем в клане? — удивился я.

— Ну да. Над ними вся Пустошь ржёт, но им пофиг. А насчёт того склада… Не было там ни фига! Мы его обшарили, ящики все пустые были. Так что если ты думаешь, что мы твою долю спеглили…

— Не, Шкворень, не думаю. Но корпа уверена, что это вы.

— Да нам до Креоновой мошонки, что они там себе думают. Пусть попробуют предъявить, ха! — клановые дружно заржали.

— Вам-то не предъявят, — согласился я, — но мне от этого не легче. Я живой хожу, пока меня не сдал никто.

— Ну, чо тебе сказать, Ковыряла, — вздохнул Шкворень, — сочувствую. Постарайся не попадаться. Зашхерься в низах, отсидись, авось их попустит. Кто-то же спеглил их товар, может, спалится, они от тебя отстанут.

К столику подошёл клановый арбер, Механ, поманил Шкворня стальным пальцем.

Тот, извиняясь, пожал плечами, встал, они отошли в сторону. Разговаривали тихо, но потом Шкворень вскричал, не удержавшись:

— Сколько? — и посмотрел на меня.

Мне стало неуютно.

— Да, Ковыряла, — сказал клановый, вернувшись за столик. — Чего-то реально ценное у той корпы попёрли. Креоновы мудя, как жаль, что не мы! Короче, дро, за тебя объявили награду. Аж полкило. Правда, только за живого, за дохлого всего сотню.

— Мне кабзда, — сказал я уверенно. — Полная и окончательная кабзда.