Сарзон распахнул потрёпанный мешок, утрамбовал на дно форму оикхелдского пехотинца и прикрыл её дырявой рубахой, пропитавшейся дорожной пылью. Затянув горловину двойным узлом, он закинул ношу на плечо и устремил взгляд к городским стенам. Рассветное солнце едва коснулось крыш, а по тракту уже тянулась вереница люда — торговцы и работный народ, готовый гнуть спину за горсть медяков. Сарзон держал путь к южным воротам — память подсказывала, что здешняя стража всегда относилась к проверкам спустя рукава. Война могла изменить порядки, но рисковать, выбирая новый маршрут, он не стал.
Если верить вотрийцам, Сарзон был единственным лазутчиком в Оикхелде, сумевшим подобраться так близко к столице. Янтарный цвет глаз выдал бы любого другого шпиона, поэтому на его плечи ложилась огромная ответственность. Во время пути в Гилим он уже успел оценить перемещения войск, но этого было недостаточно.
Сарзон влился в людской поток, медленно струящийся к воротам. Привычный ритм движения изменился — толпа замедлялась, спотыкалась, будто река перед плотиной. Похоже, его опасения насчёт усиленной проверки подтвердились. Когда подошла его очередь, стражник скользнул по нему равнодушным взглядом и тут же переключился на торговца с телегой, требуя показать товар. Сарзон беспрепятственно шагнул под арку ворот.
— Овёс, видно же! — послышалось позади. — Вот, глядите! Последнее на продажу везу!
Он направился прямиком к «Жадному конюху» — месту, где собирались бедняки и всякий сброд. Кабак не запирал двери ни днём, ни ночью, ведь желающих накидаться дешёвым пойлом за гроши всегда хватало. Да и перекусить там можно, если желудок был крепок. Путь лежал через лабиринт кривых улочек, где громоздились покосившиеся лачуги, а в канавах гнили объедки и тряпьё.
Добравшись до кабака, он толкнул рассохшуюся дверь и окунулся в знакомую вонь прокисшего пива и немытых тел. За стойкой маячила долговязая фигура Хольдара — внука Бренрика, хозяина заведения. Бренрик обычно заступал на смену вечером и работал до утра, а днём отсыпался, вот Хольдар его и подменял. В зале было непривычно тихо — лишь несколько завсегдатаев сгорбились над кружками в дальних углах.
Сарзон подошёл к стойке и поздоровался:
— Привет.
Хольдар вгляделся в его лицо и, сведя брови, спросил:
— Сарзыч, ты, что ли?
— Я, как видишь, — улыбнулся Сарзон, усевшись на табуретку и бросив мешок рядом.
— Мать честная! Ты когда успел так вымахать?
— Да кто его знает… Есть чего пожрать?
— Найдётся, — кивнул Хольдар и, достав тарелку, зачерпнул из кастрюли каши. — С тебя полушка.
Сарзон положил на стол целый медяк:
— Налей-ка мне ещё чего-нибудь.
Хольдар наполнил кружку пивом и, поставив на стол, спросил:
— Ты где пропадал?
— Работал то там, то сям… — ответил Сарзон, промочив горло. — Сам понимаешь, жить на что-то нужно.
— Понимаю, приятель.
— У тебя-то как дела?
— Да неплохо, — сказал Хольдар и усмехнулся: — Дед только с каждым днём ворчит всё больше и больше.
— Старик у тебя не меняется, — произнёс Сарзон и поинтересовался: — Слушай, а Эльва всё так же на кухне во дворце пашет?
— Вроде там же, — пожал плечами Хольдар. — А чего? Захотелось королевской похлёбки отведать? Денежка завелась?
— Да любопытно просто… Кстати, слышал, солдатни тут многовато стало.
— Ну так война ж! Они то туда, то судя метаются, а пока в городе, напиваются вусмерть. Надоело, если по чесноку.
— Буянят?
— Да каждый день, — ответил Хольдар. — Во времена, а? Раньше в армию все рвались — мест не было, а сейчас насильно из деревень гребут.
— Времена… — согласно закивал Сарзон. — Сюда часто заглядывают?
— Слава Рондару, не часто. Они там в своих дырах ошиваются.
— Это где?
— Да в том же «Ржавом мече» их полно или в «Хромом Петухе».
— А в «Большом котле»?
— И там тоже, — сказал Хольдар. — Да где их только нет.
Дверные петли взвизгнули, впуская новых посетителей. Их громкие голоса и раскатистый смех разорвали сонную тишину, царившую до этого момента. Один из голосов показался Сарзону смутно знакомым — кажется, это был Скальм. Вошедшие уверенно направились к столику неподалёку и с грохотом уселись на стулья. Судя по разговору, их было трое. Самый шумный из них, обладатель зычного баса, тут же гаркнул:
— Холь, плесни-ка нам браги и тащи мяса пожирнее!
— Мать! — крикнул Хольдар, не поворачивая головы. — Мясо ещё осталось?
— Осталось, осталось, — донеслось с кухни. — Не Бьяртур ли спрашивает?
— Он самый, дорогуша! — громко засмеялся мужик.
Из кухни выплыла тощая как жердь женщина с серым от усталости лицом. Она прищурилась, глядя через плечо Сарзона, и её губы превратились в жёсткую линию. Уперев костлявые руки в бока, она процедила с интонацией, не терпящей возражений:
— Сначала монеты на стол. Тринадцать медяков выкладывай.
— Куда-то тринадцать-то? — цокнул языком Скальм.
— А ты не суйся, — огрызнулась Фрёна, пройдя к их столу. — Он и сам знает.
— Да ты глянь, какая боевая! — хохотнул Бьяртур, но кошель, судя по звону, всё же вытащил. — На, держи. И смотри, чтоб мясо не пережарила.
— Не учи ворону каркать, — фыркнула она, сгребая монеты.
Хольдар достал три кружки, наполнил их брагой и махнул рукой:
— Забирай.
— Хоть посидим по-человечески, — произнёс Скальм, поднимаясь со стула.
Сарзону почудилось, что Скальм, забирая кружки, задержал на нем пристальный взгляд, словно пытаясь разглядеть в его чертах нечто знакомое. И, судя по всему, это не было игрой воображения, ведь спустя мгновение тот вернулся и произнёс простецким тоном:
— Шкет, никак ты?
— Привет, Скальм.
— А чего зенки прячешь? Аль язык проглотил?
— Не хотел тебе мешать.
— Тьфу ты! — обернувшись, бросил он. — Вконец обнаглела нынче молодёжь. Нас, старых волков, и за людей не считают.
Собутыльники одобрительно загудели. Скальм грузно опустился на соседнюю табуретку и, схватив кружку Сарзона, осушил её парой глотков. Он придвинулся вплотную — от него несло табаком и застарелым потом.
— А ты куда пропал, шкет?
— Зиму в деревне пережидал, — ответил Сарзон. — Работы в городе не было.
— А ребятня остальная где?
— Не знаю.
— Правда, что ли? — хохотнул Скальм. — А с подружкой твоей янтароглазой что? Не закололи случайно?
— Понятия не имею.
— А я те толковал, что эту шушеру ты не потянешь… Слышь чего, шкет, тут болтали, что ты зельишком приторговывал.
— Зельишком?
— Ты дурака из себя не строй, — оскалился он. — Народ поговаривал, что Шепелявый хорошими настойками разжился… А мы с ним и поворковали… Ты его снабжал, так?
— Какая разница?
— Так снабжал?
— Было дело, — не стал отпираться Сарзон.
— Во-от, — хохотнул Скальм. — Только загвоздочка тут выходит.
— Какая?
— Не по-людски поступил, с нами не посоветовался, не поделился.
— С тобой, что ли?
Скальм резко изменился в лице:
— Ты мне не дерзи, шкет.
Странное чувство охватило Сарзона — он вдруг осознал, что совершенно не боится. Казалось невероятным, что когда-то от одного присутствия этих пьянчуг у него подгибались колени. Он медленно поднялся во весь рост, расправляя плечи:
— А то что?
— Да ты…
— В драку полезешь, мусор?
Скальм с рыком бросился вперёд, но Сарзон встретил его коротким ударом в челюсть. Громила рухнул, как подкошенный. Время, проведённое под крылом Эйдана, не прошло даром: Сарзон овладел не только грамотой, но и познал искусство боя, как подобает настоящему мужчине.
Бьяртур рванулся от стола, но и его Сарзон уложил одним точным движением. Третий их собутыльник поспешно вскинул руки:
— Я просто выпить пришёл!
— Вы что тут устроили⁈ — раздался позади голос Фрёны. — Вы что, правил не знаете⁈
— Прости, Фрёна, не хотел, — спокойно произнёс Сарзон.
— Дожирай свою кашу и выметайся отсюда!
Сарзон встретился глазами с Хольдаром: его взгляд был полон неприкрытого восхищения, смешанного с изумлением — будто он впервые видел человека, стоящего перед ним.
— Ну ты даёшь! — сорвалось с губ Хольдара. — Как их!..
— Передай им, чтоб не дулись, когда очнутся. Сами нарвались.
— Не вопрос, Сарзыч.
— Хватит разговоров, — хлопнула по столешнице Фрёна. — Собирайся и уходи!
— Уже.
Сарзон подхватил свой мешок и вышел из кабака. Он решительно зашагал по улицам, направляясь в сторону заброшенных бараков — места, которое когда-то называл домом. Город казался чужим и неприветливым. В воздухе висело тягостное напряжение, читавшееся на лицах прохожих. Тень войны накрыла Гилим плотным покрывалом тревоги и страха.
Петляя по знакомым переулкам, Сарзон наконец добрался до нужной улицы. Свернув на повороте, он двинулся по узкой дороге, зажатой меж покинутых строений. Дойдя до нужного здания, потянул дверь и вошёл внутрь. Здесь пахло пылью и сыростью. Он распахнул ставни, впуская солнечный свет, и огляделся: всё осталось нетронутым. Казалось, время здесь замерло с того дня, как они с ребятами покинули это убежище. Отыскав нужную половицу, Сарзон сдвинул её в сторону и опустил мешок в тайник.
Теперь предстоял путь ко дворцу, куда он сразу и поспешил. Если Эльва и правда всё ещё работала на дворцовой кухне, нужно было найти способ с ней поговорить. По мере приближения к богатым кварталам приходилось двигаться всё осмотрительнее — здешняя стража славилась умением находить зацепки для придирок к простолюдинам.
Сарзон притаился в густых зарослях городского сквера, откуда открывался вид на южные ворота дворца. Каждый вечер, когда солнце опускалось за башенки, у служебного входа разворачивалось настоящее представление: дворцовые кухарки выносили еду, и вокруг них, словно пчелы возле медовых сот, собирались горожане. Здесь за звонкую монету можно было отведать яств, достойных короля — так, по крайней мере, шептались в народе. Сам Сарзон никогда здесь не бывал — в те времена, когда он пахал за троих, даже мысль о подобной роскоши казалась нелепой.
Монотонное ожидание убаюкало его, и он задремал, свернувшись в своём укрытии. Очнулся от вечерней прохлады, пробравшей до костей. Чтобы согреться, осторожно размялся, стараясь не шуметь. Солнце уже окрасило небо в багровые тона, подавая сигнал к действию. Толпу ожидающих он заметил издалека — люди жались друг к другу, поглядывая на дворцовые ворота. Вскоре показались кухарки под охраной двух стражников, явно имевших свою долю в этом промысле.
Сарзон заметил среди кухарок молчаливую Эльву, держащую подносы, пока её напарница, дородная баба, расписывала достоинства каждого блюда, словно торговка на рынке. Еда и впрямь выглядела соблазнительно: нетронутые куски мяса, замысловатые пироги, диковинные фрукты. Сарзон выждал, пока самые нетерпеливые разберут лучшие блюда, и лишь потом приблизился к импровизированному прилавку.
— Привет, Эльва, — поздоровался он.
— Сарзон? — удивилась она. — Ты что здесь делаешь?
— Да вот… Захотелось всякого распробовать.
— Тебя и не узнать. Подрос, что ли?
— Вроде того, — улыбнулся он.
— Рыба осталась, — прервала их разговор кухарка, которая, кажется, была здесь старшей. — Брать будешь?
— Буду.
— Двенадцать медяков выкладывай.
Не споря, он полез за пазуху и, достав кошель, отсчитал монеты.
— Посуда где твоя? — недовольно спросила кухарка. — Нести как собрался?
— Да не знаю…
— Здесь тогда ешь, — сказала она и обратилась ко второй помощнице. — Альмей, дай ему ложку.
— Две ложки, — сказал Сарзон.
— На кой тебе две?
— С Эльвой поем.
— Не положено ей.
— Так я ж плачу, — произнёс он. — Да и еды у вас уже почти не осталось, а вдвоём мы быстрее справимся.
Кухарка нахмурилась, но всё же сказала:
— Эльва, проследи, чтоб ничего не разбил. И поторапливайтесь.
— Хорошо, — кивнула она и, сложив подносы, взяла тарелку с рыбой и две ложки.
Они отошли в сторонку, и Эльва негромко произнесла:
— Зря ты так… Не любит она, когда мы еду на продажу точим.
— Да и хрен с ней, — махнул рукой Сарзон. — Давно сама ела?
— Днём, — ответила Эльва и добавила: — Немного.
— Налетай тогда.
— А ты? — смутилась она. — Ты же заплатил.
— А я тоже, — сказал он и, приняв ложку, подцепил немного рыбы.
Эльва без стеснения принялась есть, и Сарзон снова заговорил:
— Как у тебя дела?
Она поспешно проглотила свой кусочек и ответила:
— Хорошо.
— Отец всё так же на складах работает?
— Ага, — вздохнула она. — На спину жалуется.
— Да, непростое это дело, — с пониманием протянул он. — Я вот в город только вернулся, а новостей почти и нет… Может, интересного чего у вас было?
— Не знаю, — сказала Эльва, зачерпнув очередной кусочек. — Всё тихо.
— А во дворце?
— Да ничего… — пожала она плечами, а затем вдруг оживилась: — Из Клинкарака шишка какая-то важная тут была. Представляешь, мы ему три дня всякую гадость варили с его специями дурацкими! В носу потом всю ночь свербело.
— Из самого Клинкарака прибыл?
— Ага, — закивала она. — У него такая борода красная-красная чуть ли не до колен. Ещё эволиск весь разноцветный был… красивый такой.
«А вот это уже полезно, — подумал Сарзон. — О госте из Клинкарака явно стоит упомянуть».
— Долго вы там? — прикрикнула кухарка. — Уходить пора.
— Сейчас! — откликнулась Эльва и кивнула в сторону тарелки: — Доедаешь?
Сарзон одним махом закинул остатки еды в рот и, едва прожевав, проглотил.
— Вкусно, — сказал он. — Будут деньги, ещё загляну.
Распрощавшись с Эльвой, Сарзон поспешил обратно к бараку. Время неумолимо утекало, а ему ещё предстояло забрать военную форму и заглянуть в злополучные кабаки, где собирались оикхелдские солдаты. Он знал, что только так, бегая от места к месту, по крупицам собирая обрывки разговоров, он сможет добыть действительно ценные сведения для Вотрийтана.