Копье Теней

Глава шестая. ИНСТРУМЕНТЫ СОЗДАТЕЛЯ

Волькер резко очнулся. Сердце колотилось, в глазах туманилось, долгую секунду он не понимал, где находится. Оглядевшись, он увидел относительно чистое и сухое пространство кормового трюма «Занка», с опорных балок свисали эфирные лампы. Их мягкий красноватый свет озарял ящики, бочки и мешки, заполнявшие трюм.

Несмотря на веселое окружение, тут оказалось тесновато, тем более что демигриф Грабелька занял добрую треть пространства. Волькер осторожно сел — он все еще не привык к качке. Гудение корабельного эфирного двигателя он ощущал даже через ящик, на котором сидел. Нос наглухо забила вонь демигрифов, так мог бы пахнуть курятник, набитый мокрыми кошками.

Зана сидела напротив, затачивая свой клинок, медленно и умело водя по нему оселком. Она улыбнулась, когда Волькер заерзал, но ничего не сказала. Лугаш лежал неподалеку, сдвинув шлем на глаза. Под голову он вместо подушки подложил свое скрещенное оружие. Дуардин громко храпел. Единственным свободным участком трюма завладел Рогген — и прохаживался там, упражняясь с мечом. Никого из них, похоже, не беспокоил резкий запах норовистого зверя, делящего с ними пространство.

Волькер наблюдал за Роггеном, пытаясь вспомнить, что же разбудило его. Толкавшиеся в голове беспокойные сны мешали нормально отдохнуть. Во сне что-то темное гналось за ним по коридору из звука и света. Злобная сила, целеустремленная и решительная. Но не все сны были скверными — например, Волькеру приснился Окен.

Впрочем, это был, скорее, не сон, а воспоминание. Не о самом дуардине, а о его голосе, низком, рокочущем, тихо обращающемся к матери Волькера. Катрин Волькер сперва не одобряла ученичества сына у Железноспаянных. Но Окен убедил ее. Волькер помнил, что они часто беседовали — высокая хрупкая женщина и приземистый крепыш-дуардин. Они знали друг друга с самого детства — с детства Катрин, по крайней мере.

Волькер даже не знал точно, как давно Окен был знаком с его семьей. Как-то старый дуардин обмолвился, что его клан в долгу у семейства Волькеров и долгу этому больше лет, чем самому Окену, но подробности сообщить отказался. Впрочем, все дуардины кланов Обездоленных ведут себя так. Долг для них — вещь постыдная, которую нужно чтить, но говорить о которой в обществе неприлично. Интересно, связан ли этот долг с выбором Грунгни?

Впрочем, тут еще больше вопросов. Что помешало Грунгни просто отыскать эти Плачи самому? Зачем вообще использовать смертных слуг? Это божественная прихоть — или нечто другое? То же самое можно спросить о Зигмаре — почему Бог-Царь сам не повел свои армии в битву, как это случалось в минувших веках?

Недовольный такими мыслями, Волькер решил отвлечься и осмотреть сумку, врученную ему Грунгни. Он не сделал это прежде, поддавшись усталости, неотрывно преследовавшей его еще с поля боя.

Подозрения подтвердились: мешок был его, но неуловимо измененный. Волькер чувствовал исходящую от материи рунную магию, хотя и не видел никаких отметин, кроме ало-золотой эмблемы Железноспаянных. Грунгни что-то сделал с сумкой, но что — Волькер не мог и предположить.

Он проверил пороховые заряды и гильзы, но никаких перемен не обнаружил. Обычно стрелок носил полдюжины зарядов для пистолетов и небольшое количество пуль и пороха для винтовки и самопала, но этот мешочек — если экономить — мог снабжать его боеприпасами много недель. К тому же у Волькера имелись алхимические инструменты и умение самостоятельно производить порох и пули.

— И как ты все это таскаешь?

Он посмотрел на Зану.

— Ну, тебе же тоже приходилось носить полевое снаряжение?

— Да, но мое полевое снаряжение не гремело, как телега скобяных товаров. — Она бросила ему что-то. — Брондт прислал еду, пока ты храпел.

Волькер поймал ломоть черствого хлеба и жадно впился в него зубами. Он жевал медленно, прикрыв глаза, наслаждаясь кисловатым привкусом и грубой текстурой.

Когда же Волькер открыл глаза, то обнаружил, что Зана пристально наблюдает за ним.

— Не каждый человек справится с первым куском дуардинского хлеба, — сказала она. — И даже не залив его вином.

Она покачала бурдюком.

— Вкус — дело наживное, — пробубнил Волькер, проглатывая уже второй кусок. — Сюда бы малость чуфы. — Он с надеждой огляделся. Зана, фыркнув, отхлебнула вина, потом швырнула бурдюк ему. Волькер сполоснул рот — и резко обернулся на пронзительный визг. Грабелька вертелась в стойле в дальнем конце трюма, молотя по стенам клювом и лапами. На настиле, который Грабелька рьяно исследовала с того момента, как «Занк» поднял якорь и покинул Вышний город, темнели кровавые пятна.

— Они иногда перевозят скот, — сказала Зана, глядя, как демигриф нюхает пятна. — Используют его как приманку для мегалофинов. Мясо Брондт продает в Шу’голе. Нечасто народу червя достается мясо без перьев или множества ног.

— Похоже, ты уже путешествовала таким способом прежде, — заметил Волькер, перебросив ей обратно хлеб и вино. Зана легко поймала и то, и другое.

— И не раз, — рассмеялась она. — Тесновато, зато быстро. И харадронцы никогда не откажутся от лишней умелой руки с мечом, если что. Кстати… — Она махнула Роггену рукой с краюхой. — Хватит тренироваться, сэр рыцарь. Иди поешь, пока не свалился.

Рогген опустил меч и повернулся. Выглядел гиранит вполне бодрым, но с благодарностью принял еду питье. Оторвав кусок хлеба, он скорчил рожу и осторожно проглотил.

— Они что, делают его из камня? — пробубнил он.

— Возможно. Твой меч… это тоже дерево? — спросил Волькер после короткой паузы, разглядывая клинок в руке мужчины.

Жующий Рогген кивнул:

— Выточен из стручка мухоловки. — Он повернул тёмный меч, чтобы Волькеру было лучше видно. Толстые, похожие на вены волнистые выросты соединяли острый клинок с обмотанной кожей рукоятью. Тяжелый необработанный камень в навершии отливал перламутром. — Расколотый стручок приходится обстругивать и выскребать из него лишние волокна и сок. Потом укладываешь слой за слоем, один на другой, пропитывая их соком. Затем держишь под прессом много дней, уплотняя и выпрямляя, пока он не станет достаточно плоским, чтобы начать срезать все лишнее — то, что не является клинком. — Он поднял меч. — На это уходят недели. Но когда закончишь — ха!

Он резко повернулся, рубанув клинком, и меч со свистом рассек воздух. Рыцарь вновь продемонстрировал свое оружие:

— Он с одинаковой легкостью рубит и металл, и дерево. — Рогген перевел взгляд на хлеб в своей руке. — А вот с этим, пожалуй, не справится. — Он с сожалением передал ломоть Зане.

— Дуардина не заставишь пользоваться деревянным клинком, каким бы острым тот ни был, — проворчал Лугаш. Огнеубийца все так же лежал на палубе, закрыв глаза.

Рогген улыбнулся.

— А кто, по-твоему, научил нас делать эти мечи?

— В Гиране есть дуардины? — удивленно спросил Волькер. Он что-то такое слышал, но никогда не придавал этому значения.

— Немного, — встряла Зана. — Короли корней. Народ гордый, но стеснительный. Глубоко зарылись, на поверхность выходят редко и только ради торговли.

Рогген кивнул, лицо его было грустным.

— Говорят, они покинули мир, когда Леди Листвы исчезла в Ательчудесе. — Он вздохнул. — Возможно, однажды вернутся, как и она. Я хотел бы встретиться с ними хоть однажды. — Он убрал меч в ножны, подхватил ближайшее ведро и пошел к Грабельке. (Перед отправлением Брондт нехотя снабдил их кормом — после того как Зана указала, что голодный демигриф причинит больше беспокойства, чем сытый.) Рогген вытащил из ведра кусок покрытого чешуей мяса и протянул его зачирикавшей от удовольствия «лошадке». Разрываемое животным мясо странно поблескивало в свете фонаря, и у Волькера скрутило живот.

— Мегалофин, — пояснила Зана. — Довольно вкусный, если его правильно приготовить.

— Похоже, у тебя на все имеется свое мнение, — улыбнулся Волькер, и Зана рассмеялась. Смех ее был грубым, спотыкающимся. Все, окружающее эту женщину, говорило о тяжелой жизни. Волькер сталкивался с подобными ей прежде: наемниками, игроками, искателями наживы. Они сражались за каждого, кто мог заплатить. Большинство служило в той или иной армии, даже в вольных гильдиях Азира. Некоторые капитаны вольных гильдий нанимали целые роты таких «псов войны», закаленных вояк — когда не хотели напрасно терять своих солдат.

Волькер не раз сражался бок о бок с этими бойцами. Они были храбры, но имели неприятную склонность ценить свою жизнь выше обязательств, взятых на себя. Но эта женщина связала себя клятвой с богом. И не просто богом, а богом, чьи клятвы прочны как железо.

— Один из недостатков интересной жизни, оружейник… И мастер-стрелок, так? Полагаю, о тебе можно сказать то же самое. — Зана рассматривала его. — Ты очень молод для своего звания. Герой или просто повезло?

— Я однажды охотился на мегалофинов, — сказал Волькер, избегая ответа на ее вопрос. — Из засидка. Они жрали горных козлов и всякое такое на возвышенностях Азира. Ныряли вниз и хватали все, во что могли запустить зубы. — Он нахмурился, думая об этих громадных акулоподобных тварях, пронзающих тучи и несущихся вниз сквозь снежную пелену, невероятно широко распахнув челюсти. Он погладил ствол винтовки. — Больше я этого делать не собираюсь.

Зана улыбнулась.

— С палубы эфирного корабля это проще, но, наверное, ненамного. Брондт довел охоту до совершенства, превратив ее почти в искусство. Он их быстренько загарпунивает, позволяя самим разрывать себя, а потом, уже бесчувственных, колотит, пока не сдохнут. А когда сдохли, остается только разделать тушу и засолить мясо. Хранится оно практически вечно — ну, так мне говорили.

— Интересная у тебя была жизнь, — заметил Волькер — и замешкался. — Кем ты была раньше? — спросил он наконец.

— В смысле — прежде чем стала наемником?

Волькер вспыхнул:

— Да.

— Служила в вольной гильдии Виндикарума. — Женщина в очередной раз провела точильным камнем по мечу. — Полк Золотого Грифона. Со временем дослужилась до капитана.

— И что случилось?

— А почему ты думаешь, что что-то случилось? — Видя выражение его лица, она рассмеялась. — Ты не ошибся: кое-что произошло. — Она положила меч на колени. — И могу поспорить: примерно то же, из-за чего ты сидишь здесь, а не стоишь в каких-нибудь продуваемых насквозь покоях, размышляя над картами и вырабатывая стратегию.

— Политика, — сказал Волькер.

Женщина щелкнула пальцами.

— Угадал. Может, ты и впрямь не только выглядишь сообразительным. — Она сняла перчатку и провела большим пальцем по лезвию клинка. — Я завела врагов. Высокорожденных азиритских недорослей на уютных должностях, купленных их мамашами и папашами.

Волькер нахмурился. Он и сам подходил под это описание, в чем не собирался признаваться. Он продолжил протирать винтовку.

— Тебя вынудили уйти?

— В итоге. — Женщина надавила на большой палец, разглядывая набухающую на нем каплю крови. Потом сунула палец в рот и пару секунд посасывала его, прежде чем продолжить. — Слишком много дуэлей, даже для Виндикарума. Слишком много мертвых азиритов. Плюс цена, назначенная за мою голову.

— Цена?..

Зана ухмыльнулась:

— Я же сказала, что завела врагов. А как насчет тебя, оружейник?

Волькер помолчал, вертя в руках тряпицу.

— Нет никаких врагов. И никаких друзей. — Он вдруг почувствовал вес фляги Маккельссона и дотронулся до кармана, в котором она лежала. — Больше никаких, во всяком случае.

— Считай, что тебе повезло! — гаркнул Лугаш. — Дружба — это оковы обязательств, тяжеловатые для слабаков.

Волькер оглянулся на грубияна, не зная, как реагировать. Огнеубийца — существо взрывоопасное, а они в замкнутом пространстве. Лугаш сверлил его взглядом, словно подстрекая к ответу.

— Нарываешься, — фыркнула Зана. — Неудивительно, что твоя ложа вышвырнула тебя.

— Никто меня не вышвыривал, — отрезал Лугаш. — Моей ложи больше нет. Ее имя стало пылью, ее деяния — пеплом.

Зана кивнула.

— Может, тебе следовало погибнуть вместе с ними.

Лугаш вскочил, крепко сжимая оружие.

— Что-о-о?

Зана тоже поднялась.

— Ты меня слышал. — Она указала на дуардина мечом. — Ты сбежал? Или просто не стоил хорошего удара?

Волькер встревоженно переглянулся с Роггеном и потянулся к самопалу. Если Лугаш кинется на нее, выбора не будет. Дуардины крепки — одна аккуратно выпущенная пуля Лугаша не убьет. Но только Зигмару ведомо, что будет, если выстрелить в этого хама — и не убить его.

Жилы ур-золота замерцали на мускулистом теле дуардина, как трещины на древней статуе. Борода ощетинилась, расширившиеся глаза стали дикими.

— Повтори! — прорычал он. — Повтори это мне в лицо!

— Я бы повторила. Но разговаривать с такими уродливыми чурбанами, как ты, трудновато.

Зана шевельнула мечом: явно приглашающе.

Долгие секунды Лугаш пялился на нее молча. Потом ухмыльнулся щербатым ртом, откинул голову и захохотал. Неприятный это был звук, так что Волькер не отвел руки от пистоля. Но оказалось, что уловка Заны произвела нужный эффект. Огнеубийца, продолжая хихикать, тряхнул головой:

— Ты смелая, умги. Если бы весь твой народ был похож на тебя, нам бы не пришлось драться вместо них. — Он умолк на миг. — Может, оно и хорошо, что вы не все такие. — Развернувшись, он шагнул к люку в переборке. — Хочу подышать воздухом. Тут воняет демигрифом.

Рогген прервал свои упражнения, чтобы принюхаться:

— Не так уж плохо он пахнет.

Зана, хмыкнув, покачала головой.

— Ты сильно рисковала, — сказал ей Волькер. — Он мог тебя убить.

— Нет, не мог. Ему хотелось поспорить — что ж, я ему дала такую возможность. Огнеубийцы, они такие — колючие, вспыльчивые. Распри им нужны, как нам еда и питье. Без них они просто с ума сходят. — Она нахмурилась. — В смысле сходят чуть сильней, чем обычно. — Она взглянула на Волькера. — Кстати о сумасшедших дуардинах: ты давно знаешь Окена?

Забавный переход, однако. Волькер улыбнулся:

— Он научил меня всему, что я умею. — Он показал на свое оружие. — Всем, что я есть, я обязан ему. Без него обо мне и говорить бы не стоило. — Он хмыкнул. — Просто еще один высокородный азиритский недоросль.

Зана моргнула.

— Ага. Это было бы обидно.

— Я тоже так считаю. — Отложив винтовку, Волькер достал самопал. Окен взял его образование в свои руки, хотя никогда и не говорил почему. А мать, если и знала причину, с сыном не поделилась. Еще один секрет. Катрин Волькер умела их хранить. Впрочем, таков был образ жизни в Азирхейме.

Он не видел мать уже несколько лет. С тех пор как решил, что жизнь в Гхуре ему больше подходит. К добру или к худу, она смирилась с его решением. Нахмурившись, Волькер попытался сосредоточиться на разборке пистоля. Обычно он делал это вслепую. Но, с тех пор как Грунгни впервые явился ему, он находился в смятении.

Быть оружейником означало соблюдать превратившийся в ритуал заведенный порядок. Оружие должно быть смазано и вычищено, расчеты сделаны и откорректированы. И не только его, но и тех, кем он вроде бы руководил. Артиллерийские орудия требовали постоянного надзора для поддержания их в исправном виде. Конечно, можно перепоручить все своим помощникам — если ты можешь позволить себе помощников, а так приходится все делать самому.

— Знаешь, он ведь может быть мертв. Грунгни не сказал, но…

Волькер помолчал.

— Возможно, — сказал он наконец, завершая сборку. — Но, может, и нет.

— Поэтому ты и пошел?

Он посмотрел на нее.

— Это так странно? Он мой друг.

Женщина откинулась назад.

— Странно? Не думаю. Всем известно, что вы, азириты, чуток тронутые. Ваш бог слишком много кричит на вас, полагаю.

— Я никогда не видел Зигмара, и на меня он точно не кричал.

— Может, Грунгни тебя ему представит.

— А почему ты это делаешь? — спросил Волькер, глядя на Зану.

— Что? — Она изобразила каменное лицо.

Волькер тряхнул головой:

— Пожалуй, Лугаш высказал здравую мысль. Я пойду на воздух. Извини.

Сунув самопал за пояс, он вышел из трюма, сер на себя. Она права, как ни неприятно это признавать. Очень может быть, что Окен погиб. И все поиски напрасны. Мысль эта бередила разум, точно фальшивая нота.

Пока он поднимался по узкой лестнице на верхнюю палубу, в голову ему пришло еще кое-что. Зана говорила об Окене так, будто хорошо его знала. Волькер остановился, размышляя, не стоит ли спуститься испросить ее. Впрочем, секунду спустя он отмел идею. Это не имело значения. Несколько раз в процессе подъема ему пришлось прижиматься к стене, пропуская проносящихся мимо по своим делам харадронцев. Дуардины почти не обращали на него внимания, а пару попыток завести разговор старательно пропустили мимо ушей.

Едва Волькер выбрался на палубу, на него обрушился порыв холодного ветра. Свечение эфирных двиргателей не давало судну обледенеть — но и только. Ветер свистел, обвиваясь вокруг распорок и перил. Уже наступила ночь, и дикие звезды Гхура сверкали во тьме, точно глаза огромных зверей.

У носа палуба плавно изгибалась, уходя вверх; повсюду, куда ни кинь взгляд, к шарам эфирных двиргателей тянулись трубы, канаты и железные раскосы. Это был настоящий лес сложных механизмов, и инженерной душе Волькера хотелось ни много ни мало разобрать все на части, открыть тайны назначения каждой детали.

Палуба странно покачивалась под ногами — совершенно не так, как на идущем по морю судне. Более плавно, пожалуй. Волькер нашел местечко у правого борта, где он вроде бы никому не мешал, и стал разглядывать хозяев корабля. Дуардины усердно трудились, выполняя свои многочисленные обязанности.

Волькер практически ничего не знал о Харадроне. Разве что слышал, что они столь же не похожи на Обездоленных, как и огнеубийцы. У всех троих был общий предок в Хазалидской империи, процветавшей во всех Владениях Смертных в Эру Мифов. И все трое сильно отклонились от путей своих родоначальников.

Обездоленные превыше всего чтили традицию. Они крепко цеплялись за полузабытые ритуалы и вековые обиды, словно могли удержать последние проблески былого величия одной силой воли. Ложи огнеубийц, с другой стороны, разрабатывали собственные ритуалы и пестовали собственное величие — в изоляции.

А Харадрон, судя по тому немногому, что знал о них Волькер, отказался от традиций Хазалида в пользу выживания. Он отринул все, что делало дуардинов дуардинами, став чем-то иным, но все же знакомым. Странный народ со странным укладом.

Повернувшись, он заметил темную фигуру, скорчившуюся на изогнутом носу корабля. Лугаш, устроившись на волосок от падения, вглядывался во мрак. Интересно, о чем думает сейчас огнеубийца? Хотя лучше не спрашивать.

Вздохнув, Волькер перегнулся через перила. Вспугнутый ворон выпорхнул из углубления в обшивке и полетел прочь, с упреком каркая. Далеко внизу горизонта до горизонта раскинулись травянистые просторы Янтарных степей. Одинокие осыпающиеся холмы и голые скалы поднимались над луговинами, могильные камни, отмечая места упокоения павших империй. Гхурланд изобиловал забытыми королевствами. Великие Вааагх! и Горкаморка разорили их, а с тем, что осталось, расправились слуги Хаоса. Теперь лишь несколько кочевых племен называли пастбища домом. С высоты виднелись огоньки их костров — несколько дюжин точек, разделенных многими сотнями лиг. Крупицы человечества среди тьмы.

Ведь к этому все и сводится, подумал Волькер. Потому, возможно, и закладываются такие города, как Вышний город. Несмотря на все свои недостатки, они будут долго служить маяками рассеянным по земле детям человеческим, созывая их домой. Вышний город и другие Начальные города — семена нового начала. Единого для всех смертных.

Волькер моргнул, заметив во мраке какое-то мерцание. Это была не звезда, не свет далекого костра, а что-то почти металлическое. Он подался вперед. В складках сгустившихся облаков явно просматривались блестящие нити.

— Звездная пыль, — пробормотал Волькер. Ребенком он видел что-то подобное. Крупицы кружились над высочайшими пиками Азира, скапливаясь в самых тяжелых тучах.

— Значит, так это называют там, откуда ты родом?

Волькер повернулся. Позади стоял капитан Брондт, пожевывая неизменную сигару. Дуардин сделал шаг, присоединившись к человеку у перил.

— Удивительно, что ты можешь дышать, человечек. Твои сородичи обычно не переносят таких высот.

Волькер вдохнул. Он даже не задумывался об этом.

— Таких? Да это пустяки по сравнению с тем, где я родился. — Он поднял глаза. — Я почти доставал до звезд из своей колыбели.

Брондт фыркнул.

— А сейчас достанешь? — Взмахнув рукой, он поймал пригоршню искрящихся хлопьев. Они липли к коже, как пыль. — Эфирное золото. Дыхание Грунгни, как его называют некоторые. В этих тучах залегают богатые жилы. Впрочем, на самом деле они тянутся через все Владения.

— Так красиво.

— Не только красиво. Без этого наши корабли не летали бы. Наши города упали бы с небес. Наш народ — наше общество — распался бы, как случилось с нашими предками. — Брондт посмотрел на свои мерцающие руки. — Это наше всё.

— Значит, ты рудокоп?

Брондт хмыкнул:

— Скорее, разведчик. Я иду впереди рудокопов. Посмотреть, где есть на что посмотреть. — Он вздохнул. — Славная жизнь при определенном складе ума. — Он показал на облака. — Мы не единственные, кто охотится за эфирным золотом. Им питаются пернатые кракены и еще кое-кто похуже. Не знаю почему, поскольку мясо они жрут так же жадно, как и эфир. Они чуют его за лиги и летят за кораблем, везущим золото, быстрее плевка. Наглядный пример…

Капитан вдруг схватил Волькера за полу кителя — и тут что-то чудовищное вырвалось из облаков внизу и понеслось на них с грохотом горного обвала. Перед Волькером мелькнули — так ему показалось — тысячи тысяч треугольных зубов, каждый размером с человека, сидящих в широких, как Бастион, челюстях, и бугристый бок, тянувшийся мимо перил словно бы целую вечность. «Занк» покачнулся, эфирные двиргатели застонали от напряжения — внезапное появление монстра отклонило корабль от курса. Взревели клаксоны, тревожно закричал экипаж, вонючий ураган, порожденный чудовищем, пронесся по палубе.

Брондт оттолкнул Волькера и развернулся к своим.

— Все к пушкам! — проревел он. — Следить за клапанами! Мы сегодня не одни в небе!

Волькер глядел на чудовище, чье тело еще проносилось вверх мимо корабля. Брюхо монстра испещряли наросты эфирных прилипал, и Волькеру показалось, что он заметил разбитые остатки других судов, свисающие с необъятных боков чудовища.

— Что это такое? — крикнул он, охваченный примитивным ужасом. Ничто не могло быть таким огромным — и при этом летать. Это противоречило всякой логике.

Брондт хохотнул:

— Не что, человечек, — кто! — Он свирепо ухмыльнулся. — Сам Великий Король явился посмотреть, кто вторгся на его территорию.

Где-то в Янтарных степях Челюсти распахнулись во второй раз за два дня, выплеснув аметистовое сияние, заставившее валяющиеся вокруг трупы дергаться и приплясывать. Орруки, пережившие появление смертеносца, вскоре нырнули в открытые мировые врата в поисках драки.

Что ж, драку они нашли. И заплатили за это немалую цену.

Чудовищное существо, вылезающее из Челюстей в новое Владение, испустило оглушительный визг, бросая вызов целому миру. Когда-то это была летучая мышь. Огромная летучая мышь, гораздо больше любой из ее сородичей и тем не менее самая настоящая. Сейчас же она была чем угодно, только не летучей мышью — и не живым существом.

Терроргейст завопил снова, выползая из мировых врат. Сложенные крылья волочились по кровавой грязи, сгнившие остатки копьевидного носа подрагивали от фантомного голода. На существе развевались лохмотья некогда богатой сбруи, приличествующей животному, которое при жизни носило на своей спине одного из давно почивших герцогов Гейста.

Нынешний же наездник, холодный и мертвый, был вполне под стать своему скакуну.

Впрочем, Адхема, последняя аристократка павшего королевства, отнюдь не считала себя таковой. В конце концов, кровь по-прежнему пульсировала в ее венах, пускай и украденная. А при мысли о бое или об охоте всадницу охватывал жар. Такая жизнь ее вполне устраивала.

Доспехи и клинок женщины были забрызганы смоляной кровью орруков, ноздри ее щекотал их прогорклый запах. Они вывалились из врат роем голодных насекомых, так что она вынуждена была прорубать себе дорогу сквозь их неровные ряды. Забавное развлечение, только вот развлекаться у нее времени не было.

Адхема натянула поводья, заставив чудовищного скакуна резко остановиться. Гигантское рукокрылое протестующе зашипело и заворочалось под ней. Оно чуяло кровь. Да, здесь была кровь, была добыча. Опираясь на луку седла, Адхема разглядывала варварский лагерь — брошенный живыми, занятый только телами недавно зарубленных обитателей.

Женщина спрыгнула на землю. Терроргейст заворчал, но она жестом успокоила его. Искусством некромантии Адхема владела не слишком хорошо, но на то, чтобы управлять простым духом, ее познаний хватало. Она двинулась через лагерь — осторожно, часто останавливаясь и принюхиваясь.

Да, дичь пробегала здесь. Ее — его — специфический запах, запах раскаленного железа и жареного мяса явственно выделялся среди вони зеленокожих. Но Адхема не представляла, куда направилась ее добыча Присев на корточки, она изучила слабые отпечатки конских копыт. Твердая почва отказывалась xpaнить следы тех, кто топтал ее.

Адхема.

Голос мягким раскатом вторгся в сознание. Адхема вскочила. Повсюду вокруг валялись мертвые орруки: их убили недавно, с особой жестокостью. Дичь определенно прошла здесь, и не слишком давно.

— Я слышу, моя госпожа, и жду распоряжений, — пробормотала женщина, продолжая изучать поле боя.

Он неряшлив, этот смертеносец. Одна сила, никакого изящества. Ураган резни, ни грана утонченности. Но сражается он коварно. Под мускулами и броней чувствуется разум. Это делает его опасным. За спиной нетерпеливо заворчал терроргейст. Голод, подгонявший его при жизни, в смерти возрос многократно, хотя для его удовлетворения не требовалось больше набивать мясом желудок.

Ты еще не нашла его? — Голос Нефераты был подобен шелесту темного шелка. Он пел в крови Адхемы, как пел множество раз за много веков. Ее кровь была кровью Нефераты, а кровь Нефераты — ее кровью, и куда бы она ни отправилась, ее госпожа всегда оставалась с ней, как тень в уголке разума.

— Нет, госпожа. Он был здесь, но я потеряла след. — Она посмотрела вверх, заслонив ладонью глаза от бледно-красной луны. Почувствовав отзвук гнева Нефераты, Адхема поспешила оправдаться:

— Он умчался на одном из твоих жеребцов. Нет скакунов быстрее рожденных в Нюламии.

И кто позволил ему взять этого коня, сестра?

Адхема вздрогнула.

— Он убил ее, прежде чем забрать скакуна, — пробормотала она.

Темный смешок колыхнулся в мозгу. Что ж, госпоже весело. А это чего-то да стоит.

— Я могу выследить его, но это займет время.

Которого у нас нет.

Адхема нахмурилась.

— Мы бессмертны. Время — это то, что у нас все же есть.

Неферата вздохнула:

Мы не единственные волки, идущие по этому следу, сестра. Мои агенты при дворе великих сил предупредили — о Восьми Плачах стало известно. Грандиозные механизмы приведены в действие, и шпионы Бараньего шпиля и Неизменной Цитадели уже ищут оружие.

Неодолимый озноб пробрал Адхему. Если в игру вступил сам Трехглазый Король, может ли Великий Некромант оставаться в стороне?

Но это так, сестра. Мы — его рука в этом предприятии, хотя и можем двигаться без его разрешения. В любом случае вперед идет не сам Архаон, а один из его придворных. В игру пока вступили лишь пешки, не короли и не королевы.

Адхема поморщилась. Она не питала иллюзий относительно своей значимости в этом раскладе, но укол обиды все равно ощутила.

— Как скажешь, госпожа.

Ах, моя дорогая, милая Адхема. Такая неистовая, так жаждущая проливать кровь. Но мне нужно, что бы ты рассуждала как игрок, а не как солдат. Он впереди, да, но решение не в преследовании, а в предвосхищении.

— Он заполучил осколок, — возразила Адхема. То, что у нее самой не получилось добыть этот обломок, уязвляло ее гордость. Она не была готова к тому, что смертеносец сбежит. Обычно они сражались до смерти — до их смерти.

И слепо следует туда, куда осколок его ведет. Он туп и полетит туда, куда дунет ветер. Но ты, дорогая моя, боец. Думай!

Адхема помолчала, размышляя.

— Если я отправлюсь за ним, велик риск столкновения. Но должен быть другой способ определить, находится копье, — другой источник информации.

Слуги Хромого Бога, очевидно, так и думают, поскольку уже устремились на юг, через Янтарные степи. — Неферата рассмеялась. — Эти умные создания, небесные дуардины, строят такие великолепные корабли. Смотри, сестра, — видишь?

Адхема охнула, утратив свое зрение, вытесненное чьим-то другим. Мир завертелся — безумно, прерывисто, череп загудел от пронзительного визга летучих мышей. Их глазами она сейчас смотрела — и видела странное бронированное судно, плавно рассекающее облака. Судно шло на юг. Мигом позже мир вновь встал на свое место, и женщина пошатнулась, стиснув гудящую голову.

Прости, сестра, я часто забываю, что другим тяжело смотреть на мир чужими глазами. Но ты видела?

— И даже поняла. Я знаю, куда они направляются. — Адхема выпрямилась. — В Ползучий Город.

И зачем же они туда идут?

Мурлыканье Нефераты говорило о том, что ответ ей уже известен.

— Там что-то есть. Оно приведет их к копью.

Развернувшись, Адхема вскарабкалась на шею терроргейста, вонзила шпоры в драные бока и натянула поводья. Чудовищное рукокрылое, взвизгнув, подпрыгнуло — и взмыло в воздух, хлопая рваными крыльями.

— И я найду это первой.