Копье Теней

Глава восемнадцатая. ЛОГОВО ПАУЧЬЕГО БОГА

Спуск оказался труден и занял больше времени, чем предполагал Волькер. Чем ниже, тем гуще и жарче становился воздух, и запах зеленокожих делался сильнее. Судя по всему, Окену и его отряду пришлось несколько раз отбивать нападения. Мертвые пауки висели, запутавшись в паутине, рядом со своими зеленокожими всадниками. Но гибли не только они: на конце одного из тросов обнаружился пронзенный стрелами дуардин — невысокий даже для своего рода, с бородой, выкрашенной в ярко-зеленый цвет по причинам, унесенным им в забвение.

— Несколько дней, — пробормотала Ниока, осматривая тело. — Совсем недавно. — Она подняла взгляд на остальных. — Он посещал Либрарию Вурмис вместе с Океном.

Волькер тоже опустился на колени рядом с трупом, но Зана схватила его за руку:

— Не трогай. Если тут зеленокожие похожи на гротов из Бассейна Жидкого Серебра, они мажут оружие ядом. Нет смысла рисковать.

Оружейник неохотно встал и огляделся. Он не знал, чего ожидал по прибытии на место. Точно большего, чем яма, подобная горловине огромного бака или вертикальной шахты, занимающей центр просторного зала.

— Это подпол? — спросил он. В необычном пространстве даже голос прозвучал странно.

Покои представляли собой шестигранник, на каждой стороне которого были изображены, по-видимому, важнейшие события из истории ложи, от ее основания до рождения первого рунного сына, а все грани обращены к яме. Над ней нависали огромные цепи, соединенные системой блоков, крепящихся к выгнутому многогранному потолку. Механизм, управляющий системой, громоздился рядом, теперь его окружали ряды кольев, увенчанных черепами воинов-огнеубийц в тусклых шлемах.

Колья стояли везде, а тяжелые, удушающие саваны паутины нависали над головами. Лугаш, идущий первым по кошмарному полю смерти, совсем съежился.

— У зеленокожих забавные представления о призраках и смерти, — тихо сказала Зана, разглядывая один из черепов. — Они, похоже, считали, что воздают им честь, а не оскверняют.

— Почему они все смотрят на шахту? — пробормотала Ниока. — Глядите — ни один не повернут лицом наружу. Как будто… — Она нахмурилась. — Как-будто поклоняются чему-то.

— Они погибли, защищая подпол, — хрипло произнес Лугаш. — Некоторые, верно, выжили, бежали тайными тропами, прихватив, что могли. Но остальные держали здесь оборону. — Лицо его отвердело и казалось тоже вырезанным из дерева. — Сколько же раз мы должны умирать так, отец? — внезапно громко воскликнул он и задрал голову, потрясая оружием. — Сколько раз должны умереть твои сыновья и дочери, защищая развалины, оставленные тобой в наследство?

Волькер проследил за его взглядом. Наверху, едва различимое под паутиной, находилось резное изображение того, кто мог быть только Гримниром. Хмурый бог как бы охранял подпол — или то, что от него осталось. Лугаш тряхнул головой и тихо выругался.

— Они даже не взяли его.

— Что? — Волькер подошел к краю чана и глянул вниз. В глубине что-то поблескивало. Он опустил фонарь ниже, и свет упал на другой бок шурфа, выхватив заодно из тьмы еще больше кольев. И еще больше черепов. Все смотрели на яму.

— Это старый способ, в наши дни им почти не пользуются. Золото ложи хранят на чаше весов. Если чаша слишком легкая, ложа понимает, что пора выходить на тропу войны. Если слишком тяжелая, то ложе пора отсылать сынов и дочерей, чтобы они создали новые ложи. Ровное пламя горит дольше. — Лугаш посмотрел вверх. — Цепи разрублены — видите? Золото провалилось в недра дерева, откуда достать его ой как нелегко. Последний поступок рунного отца этого места, полагаю.

— Ну, для паучьих наездников это было бы проще простого. — Зана тоже заглянула за край ямы. — Хотя что эти маленькие дикари знают о золоте?

— Может, кто-то еще добрался до него первым. — Волькер разглядывал цепи, потом посмотрел на край ямы. Там тоже обнаружились цепи, прикрепленные к отверстиям в кромке вертикальной шахты. Они уходили вниз, в поблескивающую тьму. — Что это? Еще один грузоподъемник?

— Вентиляция. — Лугаш показал на другой механизм, поменьше, но тоже целую коллекцию шестеренок, шкивов и рычагов. — Управляется, верно, этим. Открывает шахту внизу. Наверное, чтобы сбрасывать золото еще глубже, в подземную реку или вроде того. — Он нахмурился. Похоже, на это у них времени не хватило. Мы, наверное, можем спуститься здесь. — Дуардин нахмурился еще сильнее. — Что?..

Волькер посмотрел. Теплый ветер дохнул ему в лицо, и он различил в темноте внизу что-то блестящее. Дрожащие лучи пронзили сумрак, осветив огромные борозды на стенах шурфа, словно кто-то царапал их, оставив глубокие раны.

— Они пробились в подпол снизу и выпотрошили его. Все это золото… — Пустой взгляд Лугаша не отрывался от мерцающих глубин. — Столько золота, — глухо продолжил он. — Его просто… бросили.

Когда Волькер осознал, о чем говорит Лугаш, он вновь похолодел. Скавены проникли сюда снизу, прорыв ход прямо через подпол.

— Может, они приходили не за золотом.

Если копье хранилось вместе с сокровищами, оно, возможно, тоже валяется сейчас там, в глубине.

— Ты думаешь, Ганг внизу, — сказала Ниока. И это был не вопрос.

Волькер потянул цепи, убедившись, что они достаточно крепкие.

— Есть только один способ проверить, — сказал он. А может, и выяснить заодно, что случилось с Океном, хотя надежда угасала с каждой секундой. Что ему делать, если выяснится, что старый дуардин мертв? Нет, он подумает об этом позже… если это «позже» наступит.

— Ты не можешь отправиться туда один, — запротестовала Зана.

— Я пойду с человечком, — сообщил Лугаш, тоже подергав цепи. — Только я знаю, что может поджидать там, если от подпола что-то осталось. — Он обвел взглядом уменьшившуюся компанию. — Некоторые ложи устраивают небольшие сюрпризы для возможных воров.

— Должны идти все, — упрямо заявила Зана.

— Тс-с-с. — Ниока обернулась, крепко стискивая молот. — Слышали?

— Что? — Но тут и Волькер услышал. Настойчивое буханье барабанов, отдающееся в пустотах дерева.

— Барабаны, — пробормотал Лугаш. — Барабаны во тьме. Они, должно быть, покончили с человечком и его зверюгой. Теперь все местные племена паучьих наездников кинутся по нашему следу. Они, верно, так и рвутся в бой после того, что сотворили с ними скавены. Их вождям нужна победа, чтобы спасти собственные шкуры.

— Одержать победу над нами — немного чести, — заметил Волькер. — Нас же всего шестеро. Э… четверо.

— Хороший расклад — с точки зрения гротов. — Лугаш невесело улыбнулся. — Им потребуется время, чтобы собраться. Если мы идем, надо идти сейчас.

— Нет — вы не пойдете.

Вспышка слепящего света ошеломила всех. Взвизгнул разрываемый воздух, пахнуло раскаленным металлом. Сверкающий тайфун лазурного пламени оттолкнул их от края ямы. Ведьмин огонь вился вокруг них, рисуя странные, головокружительные до тошноты фигуры. Потом он угас, рассыпавшись мерцающими пылинками. В глазах Волькера прояснилось. К ним направлялась сияющая фигура, окруженная каркающей тучей воронов.

— Судьба — шутник, — почти нежно произнес пришелец. — То, что я нашел вас здесь, — разве не лучшее проявление космического чувства юмора — розыгрыш, веселье, вечная острота, сочиненная божественным разумом? — Он чуть наклонил голову. — Вам так не кажется?

Он был высок почти неестественно и облачен в хрустальный доспех поверх широких синих одеяний. В руке пришелец небрежно держал меч. Шлем пересекала широкая трещина, в которой виднелся глаз незнакомца. Вороны сидели на его плечах и скакали у ног.

Волькер сдернул с плеча винтовку и выстрелил. Колдун повел рукой, и пуля — немыслимо! — остановилась в полете на полпути между дулом и целью. Кроме того, она продолжала вращаться, позволяя арканиту изучить свинцовый шарик со всех сторон.

— Тысячи кругов от единственного камешка. Ты бросаешь его небрежно, видя лишь намеченный путь. Словно цели можно достичь одной только верой. Но все можно изменить, вот… так. — Щелчок пальцами, и пуля полетела вбок. Она угодила в череп на колу, разбив его на неровные черепки. — Судьба — не тот инструмент, которым могут владеть несведущие. Лишь искусному мастеру боги позволяют что-то с ней делать.

Игнорируя напыщенную речь колдуна, Волькер поспешно перезаряжал винтовку. Остальные рассыпались полукругом, с оружием наготове. Чародеи и вороны наблюдали, явно не спеша убивать. Пришелец негромко рассмеялся:

— Разве ты не чувствуешь? За нами следят всеми нами. Кошмарная мудрость таится в местах, подобных этому, и она находит нас желанными. — Арканит шагнул к ним, меч свободно висел в его руке. — Тень бога всех пауков лежит здесь, скрывая это место от взглядов богов и людей. Немудрено, что именно вредители-скавены нашли его.

Волькер замешкался, вспоминая, что сказал Грунгни насчет того, что не может увидеть Окена. Что, если арканит говорит правду? Если что-то здесь действительно наблюдает за ними? Бой барабанов стал громче, пронзительные вопли гротов — ближе. Воздух в покоях сделался спертым, тяжелым, тени будто сгустились в предвкушении.

Арканит смотрел на него.

— Ты. Ты тот, кто стрелял в меня. Раньше, я имею в виду. — Он коснулся расколотого шлема. — Дерзость, которую я мог бы простить в иных обстоятельствах. Но на сегодня я исчерпал милосердие. — Колдун поднял руку с позолоченными ногтями и начал говорить. Воздух запульсировал от мощи, скрытой в его словах, тошнотворное свечение объяло шевелящиеся пальцы.

Само время будто замедлило бег, оно еле ползло, когда Волькер приставил к плечу винтовку, надеясь, что следующий выстрел окажется удачнее предыдущего. Но когда палец лег на спусковой крючок, он понял, что все равно не успеет.

Что-то упало на арканита сверху. Не паук, как сперва показалось Волькеру, но что-то столь же опасное. Адхема повалила колдуна на пол и оседлала его, не давая подняться. Маг взвизгнул от неожиданности и боли. Заклятие хлестнуло воздух, и вампирша отскочила.

Хрипло посмеиваясь, она скользнула к Волькеру. Доспех ее был утыкан стрелами, на мраморных щеках виднелись порезы.

— Пожалуйста, кстати, — бросила она через плечо.

— За что? — не понял Волькер.

— За приведенное подкрепление, конечно, — фыркнула та. Секундой позже стены и потолок ожили. Гроты Паучьего Клыка валили в помещение со всех сторон, отчаянно вопя. Чародей, поднявшись, послал волну колдовского огня в первое скопище бегущих фигур, выкрикнул приказ, и вороны преобразились в черных рыцарей, сразу кинувшихся в бой с гротами. Впрочем, несколько бойцов, отделившись от стаи, бросились на Волькера и остальных. Их вела женщина, возглавлявшая налет на Либрарию Вурмис.

Ее встретила Адхема — за миг до того, как предводительница воронья добралась бы до Волькера. Мечи женщин скрестились.

— Привет, крошка. Явилась дотанцевать?

Женщина-ворон промолчала, но ярость, с которой она налетела на Адхему, говорила лучше любых слов. Противницы обменялись свирепыми ударами, потом отскочили.

Адхема взглянула на Волькера:

— Ты вроде как удивился, увидев меня, азирит.

— Я думал, ты нас бросила, — сказал он.

— Ненадолго. Кто-то же должен был занять засевших в цитадели зеленокожих, а я быстра на ногу.

Она парировала удар женщины-ворона и отпихнула ее. Волькер хотел выстрелить, но арканитка уже исчезла, взметнувшись сгустком теней и перьев. Уследить за вороном он не мог.

Помещение превратилось в поле боя, на котором сражались три стороны. Воины в черном и их сладкоречивый хозяин дрались в основном с гротами, но некоторые обменивались ударами с Заной и Ниокой. Жрица, уклонившись от чужого выпада, мощным толчком отбросила противника назад, развернулась, взмахом молота раздробила арканиту колено, а когда тот согнулся, нанесла прямой удар в лицо. Лугаш, дико хохоча и искря рунами, буйствовал среди гротов. Волькер пытался взять на прицел колдуна. Но арканит слишком быстро и много двигался, то появляясь, то исчезая, словно морок.

Ругаясь, стрелок бросил бесполезное занятие.

— Продержитесь? — спросил он, глядя на Адхему. Она, кивнув, небрежным взмахом меча обезглавила подвернувшегося грота.

— Пока мне не наскучит, — метким пинком она отбросила паука. — Но лучше поторопись.

— Она права. — Зана мотнула головой в сторону цепей. — Мы со жрицей расчистим путь. А вы с огнеубийцей идите. — Выхватив из-за пояса нож, она метнула его в грота, сбив наездника с паука.

Волькер кивнул и поспешил к краю шахты, позвав на ходу Лугаша. Рокоборец был с ног до головы измазан чужой кровью и ихором.

— Думал, ты забыл, человечек, — ухмыльнулся Лугаш. — Думал, мне придется отправиться за копьем самому.

— Что ж, ты ошибся. — Закинув за плечо винтовку, Волькер ухватился за цепь. — Идем.

Хихикнув, Лугаш соскользнул по цепи в темноту. Волькер подождал, пока дуардин исчез во мраке. Звенья цепи оказались достаточно велики, в них можно было вставить несколько пальцев.

— Идешь, человечек? — окликнул снизу Лугаш. Волькер вдохнул поглубже — и начал спускаться.

Грунгни держал белую вещицу на ладонях, наблюдая, как она скручивается и меняется, словно, кривляясь, могла от него сбежать. Почти ласково улыбнувшись, он цокнул языком.

— Нет-нет, маленькая душа. От меня не убежишь. Я за тобой и перед тобой, всегда и везде. Как бы далеко ты ни улетела, сколько бы ни прожила, я все равно буду здесь. Я буду существовать, пока не погаснет последняя звезда. Такова моя природа, как перекручивание плоти теперь — твоя.

Вещица закричала. Раздосадованный вой был тихим-тихим, почти на пределе слышимости. Грунгни сомкнул пальцы, обрывая вопль. Надо было решить, что с ней делать. Он кое-как расспросил ее и узнал то, что знала она — крайне мало, честно говоря. Хотя, по его опыту, иногда самая малость становится важнее всего.

— Что ты будешь с ней делать, дед?

Он посмотрел вниз — и перестал улыбаться.

— Еще не знаю, Вали. Возможно, попробую перековать, как делал мой брат.

— Эта штучка стоит стольких усилий? — кисло поинтересовался Вали. Старый дуардин хмурился, на его морщинистом личике застыло вечное недовольство.

Грунгни, вздохнув, вернул белую вещицу в карман фартука. Та жалобно пищала, моля безразличного бога о спасении. Где-то в глубине души этот бог, возможно, смеялся. Это тоже было в его характере — любил он шутки и фокусы.

— Спроси лучше, стоит ли какая-либо задача каких-нибудь усилий. Ответ очевиден… и ответ этот «возможно». Не узнаешь, пока не сделаешь.

Грунгни смотрел на своего слугу, испытывая подобие… нет, не вины, но что-то похожее. Вали был стар. Старше, чем ему следовало быть, — из-за Грунгни. Каждый десяток лет он становился чуть скрюченнее и сморщеннее, тело сжималось, как будто внутренняя искра выкачивала из него топливо, чтобы продолжать гореть. А когда-то он был добр, Вали. Великий учитель и великий ученик разом. Теперь же…

— Это делать не стоило, — буркнул он. Не насмехаясь. Никто не смеется над богом. Вали цеплялся за правила приличия, как утопающий — за соломинку. — Пустая трата сил. Мы могли бы выковать новое оружие, а потратили время на поиски этих… этих жалких устройств. — Он скорчил гримасу. — Глупо.

Грунгни фыркнул. Умел Вали назвать его дураком — не заявляя это напрямую.

— Если и так, то это моя глупость. Кроме того, я предпочитаю думать об этом как об азартной игре.

Вздохнув, он обвел взглядом кузницу. Первую кузницу — и последнюю. В горнах горел огонь, разведенный впервые тысячи лет назад — и никогда с тех пор не угасавший. И он никогда не потухнет, пока это хоть чуть-чуть зависит от него. В этом огне он выковал первое оружие зигмаритов из ядра умирающего мира. Бог улыбнулся, радуясь старым воспоминаниям.

— Я когда-нибудь рассказывал, как познакомился с Зигмаром, Вали?

— Много раз, — угрюмо буркнул Вали.

Грунгни моргнул.

— А. Что ж, он славный парень, несмотря ни на что. Немного упрям, чуток грубоват, но закалка хороша. — Он нахмурился. — Не то что тот, другой, который сидит в центре всего, как огромный паук. — Бог вздохнул. — Хотя даже в нем что-то брезжит. Таковы все смертные, полагаю. Они отягощены возможностями, даже когда не видят их.

Вали сплюнул.

— Трехглазый Король давным-давно утратил все, что в нем было смертного. Еще до того, как возникли Владения. — Дуардин покачал головой и стиснул кулаки. — Хотел бы я, чтобы его голова легла на эту наковальню, а в моих руках был бы молот.

— И ты бы убил его, Вали?

— Немедленно.

Грунгни молча смотрел на слугу, размышляя над его словами. Он вспомнил, что Архаон убил родичей Вали в те последние роковые дни перед концом начала.

— А если б его тоже можно было перековать наново? Ты бы убил его или превратил во что-то получше?

Вари покачал головой:

— Он проржавел насквозь. Убил бы его и всю его породу.

— Говорят, ценно бывает все, даже ржавчина.

Вали фыркнул:

— Кто говорит?

— Ну, я. Я это сказал. — Грунгни вздохнул. — Оставь меня, Вали. Одной несчастной душе в этой обширной кузне действительно требуется наказание. — Он отвернулся, чтобы выбрать один из множества молотов на ближайшей стойке, и услышал, как Вали зашаркал прочь, невнятно бурча.

— Ты жесток с ним, старик.

— Кого ты называешь стариком, белобородый? — Грунгни ударил по наковальне. Искры заплясали в воздухе, складываясь в новые интересные фигуры. Они трепетали вокруг капюшона на голове дуардина в плаще, сидевшего рядом на старом шатком стуле и покуривавшего длинную трубку. Тяжелая борода белой волной выплескивалась из-под капюшона на бочкообразную грудь. Крепкие руки, перевитые древними мышцами, были скрещены на груди. Тяжелая нога попирала перевернутое ведро.

— Действительно. Всегда забываю, кто из нас старше. Ты мой дед или я — твой?

Грунгни поморщился:

— Хотел бы я, чтобы ты перестал говорить загадками.

— Загадка — точило для ума, Создатель. Сам знаешь. — Дым клубами поднимался над чашей трубки. На миг Грунгни увидел в этом дыму крошечные фигурки — работающие, сражающиеся, танцующие — и почувствовал что-то вроде печали. Старый дуардин махнул рукой, развеивая картинки. — А ностальгия лишь притупляет разум.

— Как и крепкая выпивка. В которой мы себе не отказываем.

Курильщик захихикал.

— Именно так. — Отсмеявшись, старец подался вперед. — Этот мир движется быстрее, чем я привык, Создатель. Порой даже быстрее, чем мы ожидали. Года сыплются дождем, и человечки растут, как зерно.

— Поэзией балуешься, друг мой?

— В этом нет ничего плохого. — Белобородый засопел. — А еще у меня прекрасный певческий голос. Отстучи мне мелодию молотом, если сомневаешься.

— Прошу прощения, старый друг, — нарочито вежливо произнес Грунгни. — Ты явился сюда, чтобы хвастаться своим голосом или чтобы рассказать мне что-то?

— И то и другое. — Тяжелые сапоги грохнули об пол. Стук их был куда громче, чем можно было бы ожидать. Старец оказался весьма весом. И вообще он отчего-то выглядел более настоящим, чем мир вокруг него. Там, где он проходил, реальность услужливо прогибалась и время текло ручейками, а не мощным потоком. Он был невозможностью. А может — примесью. Чем-то невероятно старым, выбравшимся на новый берег, всё еще влажным от крови мертвого мира.

Когда Грунгни смотрел на старца — смотрел по-настоящему, а не бросал взгляды, — он видел не искру-поденку, которой суждено погаснуть с течением лет, но рычащий свет, способный устоять даже под напором абсолютной тьмы. Огонь, древний, как время, и жаркий, как сердцевина мира. Свет был так ярок, что даже бог не мог долго смотреть на него, не мигая. Вот и сейчас он моргнул — медленно, задумчиво.

Старик заговорил — резко, не колеблясь:

— В Вараньем шпиле бьют барабаны. Призыв к войне может длиться день, а может — и век. Никто не способен сказать. Рука Смерти тянется из аметистового царства, собирая души, как скупец собирает монеты. Крысы гложут корни всех Владений, рыскают меж стен, подбирая крохи со стола богов. Все это происходит и происходило всегда. Но сейчас взгляды некоторых повернулись к тебе, Создатель, и твоему плану.

— Это обвинение, белобородый?

Древний дуардин пожал плечами:

— Предупреждение. Нити судьбы запутываются тем больше, чем сильнее тянешь. А это — поистине мощный рывок.

— Нельзя допустить, чтобы Восемь Плачей попали в руки врага.

— Они уже бывали в этих руках.

Грунгни помедлил, погладил ладонью наковальню, ощутив остаток тепла недавнего удара.

— Сейчас — не тогда. И тебе это известно.

— Нет. Не тогда. И неизвестно. И твой враг не тот, кем был прежде.

Грунгни повернулся, хмурясь.

— Осторожней, старик. Я допускаю некоторую фамильярность, но я все еще тот, кто выковал и придал форму хребту мира.

— Ты? Или ты только тень его, отброшенная на дальнюю стену кузницы? — Древний дуардин стукнул себя в грудь. — Мы все в конце можем оказаться тенями. Не мне, конечно, судить. — Он поднялся с негромким кряхтением. — Хотя могу поспорить, тень бы так не болела. — Он ткнул черенком трубки в сторону Грунгни. — Я буду держать глаза и уши открытыми, Творец. Если увижу что-то, касающееся твоего поиска, сообщу.

Грунгни кивнул:

— Спасибо, дед.

Древний дуардин рассмеялся:

— Не настолько я стар, полагаю.

Секунду спустя он исчез. Грунгни и не пытался проследить за его уходом. У всего есть пределы, даже у силы бога: если этот старик не хочет, чтобы его видели, его и не увидят. Вместо этого Грунгни посмотрел на наковальню — и на молот в своей руке.

Второй со звоном опустился на первую, и Грунгни прислушался к тому, что говорят искры.