Копье Теней

Глава десятая. ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТЬ ПЕРЬЕВ

Воины в черном ринулись вперед — быстрее, чем Волькер считал возможным. Он едва успел выхватить один из своих многозарядных пистолетов, прежде чем первый из нападавших кинулся на него, целя клинком в голову. Волькер кое-как отбил лезвие пистолетом, но сила удара швырнула его на стеллаж.

— Берегитесь! — крикнул он.

— У нас есть глаза, человечек, — рявкнул Лугаш, выскакивая навстречу воинам. Рокоборец с ревом врезался плечом в живот одного из противников, отбрасывая того назад, и когда боец пошатнулся, Лугаш взмахнул своим багром, распоров врагу горло до самой кости.

Волькер ударил противника в висок рукоятью пистолета, отвоевывая пространство для выстрела, но воин рассыпался вихрем перьев, и пули, не причинив вреда, прошли сквозь него. Волькер едва отпрянул, когда из этого смерча вырвался меч, вонзившись в одну из полок.

Слева Зана, поймав одного из бойцов в черном за капюшон, вогнала его голову, точно увесистый том, в брешь между книгами ближайшей полки. Бывший капитан вольной гильдии развернулась и сорвала с пояса один из кинжалов, встречая следующего бросившегося на нее воина-ворона. Она поднырнула под удар врага и вонзила нож в зазор между его шлемом и доспехами. Воин, сдавленно булькнув, отпрянул, схватившись за горло. Зана подставила ему подножку и нагнулась, чтобы закончить работу.

Тут Волькер потерял ее из виду, занятый своим противником, мечущимся в вихре перьев. Воин-ворон выплюнул заклинание, и черные перья сами понеслись вперед, точно стрелы. Они рвали одежду и впивались в плоть. Волькер метнулся в сторону. Черные сапоги бойца оттолкнулись от боковой стенки стеллажа, и воин-ворон, кувырнувшись, спикировал на упавшего Волькера, который, перекатившись на спину, вскинул самопал. Глаза врага расширились — сухо щелкнул курок. Пуля пробила череп убийцы насквозь, обдав книжные корешки кровавыми брызгами.

Рядом Рогген, взревев, перевернул стол, укрывшись за ним, и тут же его заслон принял на себя колдовской удар. Столешница покоробилась и задрожала — затвердевшие волоски червя, из которых она была сделана, вдруг обрели подвижность. Жесткие завитки потянулись к рыцарю, и тот с проклятиями принялся их рубить. Волькер, вскочив, кинулся на помощь, перезаряжая на ходу пистоль.

Мимо пронесся Лугаш — с мокрым от крови оружием. Ур-золото в его коже жарко светилось, сжигая вонзившиеся в тело перья. Дуардин вскочил на другой стол, а с него кинулся на женщину в черном. Та повела рукой, и рокоборец врезался в стеллаж — с такой силой, что древний шкаф опрокинулся, зацепив соседний. К счастью, второй стеллаж оказался крепче и устоял. Лугаш упал на пол, на голову ему посыпались книги и свитки.

Волькер слышал, как Ниока что-то выкрикнула, и извивающиеся побеги на столе разом обмякли, залитые золотистым светом. Он взглянул на жрицу, та коротко кивнула. Волькер вскинул пистолет. Глаза женщины расширились, но она, догадавшись, в чем дело, упала на пол. Выстрел поразил выросшего за ее спиной воина-ворона. Волькер помог Ниоке подняться на ноги.

— Ты цела?

— Да. Жаль только, я не взяла свой… О! — Наклонившись, она подхватила боевой молот, принадлежавший одному из павших жрецов. Легко развернувшись, она добила пытавшегося встать раненого бойца. — Дар Заг’мара! — весело воскликнула она и, взмахнув молотом, вступила в бой с новым противником. А Волькер, выстрелив из многозарядного пистолета, лишь выбил из полки щепки: цель улетучилась. Выругавшись, он занялся перезарядкой.

В это время Рогген и Зана, спина к спине, обменивались ударами мечей с воинами-воронами. Лугаш, кряхтя, выпрямился; Ниока отражала стремительные удары противника свирепыми взмахами чужого молота. Волькер, уклонившись от трескучего колдовского разряда, опалившего воздух, выстрелил, вынуждая неприятеля отступить. Он не знал, сколько всего было воронов. Но четверо уже мертвы, это точно. Хотя осталось, наверное, вдвое больше. Он окинул взглядом помещение, разыскивая предводительницу стаи. Если бы он мог до нее добраться…

— Если бы ты мог до нее добраться, то что? — мурлыкнул возле уха тихий голос.

Волькер оцепенел. Лезвие кривого клинка коснулось его горла.

— Твои мысли громче грома, азирит. И твои намерения ясны как день. Я волей-неволей слышу их. — Клинок шевельнулся. — Брось оружие.

Многозарядный пистолет глухо стукнулся об пол. Женщина-ворон мягко рассмеялась:

— Все бросай. Нет… погоди. — Волькер послушался. — Возьми этот, что у тебя за поясом, и пристрели дуардина. Он оскорбил меня.

Волькер нахмурился. Этот вкрадчивый голос проникал в душу, отдаваясь в ней странным эхом. Несмотря на попытки сопротивляться, рука, дернувшись, сама поползла к самопалу. Волькер даже вспотел, стараясь остановиться, но голос пульсировал в сознании, подавляя волю. В голове оглушительно хлопали крылья и хрипло кричали вороны.

А потом вдруг все исчезло. Давление на разум прекратилось, и Волькер оторвал руку от пистоля. И клинок отвели от его горла, так что Волькер поспешно отскочил, подобрав заодно многозарядный пистолет.

За спиной женщины в черном стояла вторая фигура, приставив острие меча к затылку предводительницы воронов.

— Привет, — сказала эта вторая. — Меня зовут Адхема. А тебя?

— Смерть, — ответила женщина в черном, не отрывая глаз от Волькера.

— М-м-м, нет. Нет. На этот титул тебе претендовать не стоит, воробушек. Хотя я бы разрешила тебе попробовать, только чтобы посмотреть, что будет.

— Это единственное имя, которое что-то значит для тебя, — сказала женщина-ворон. — И единственное, которое ты услышишь. — Она тонко улыбнулась. — Сегодня, по крайней мере. А завтра — кто знает? — Она откинула голову и хрипло заклекотала. Волькер, уронив оружие, зажал уши руками. Пронзительный крик встряхнул помещение, вибрируя в стенах, и уцелевшие воины-вороны взмыли вверх, вновь превращаясь в птиц. Стая взлетела визжащим ураганом черных перьев. Предводительница присоединилась к ним лишь долей секунды спустя, и все они, взмыв по спирали к потолку, умчались через открытые окна купола.

— Не каждый день такое увидишь, — протянул Рогген, глядя вверх.

— Если повезет. — Зана ткнула пальцем в сторону новоприбывшей. — С такими, как она, я сталкивалась частенько — по мне, так слишком часто. Ты же кровопийца, не так ли? — обратилась она к женщине.

— А если и так? — Черные доспехи на высокой женщине были довольно диковинными, рельефные пластины покрывал вычурный орнамент. Высокий шлем венчал черный волосяной гребень. Она поставила меч на пол острием вниз и положила руки на крестовину.

Волькер заговорил прежде, чем Зана успела ответить.

— Спасибо, — сказал он.

Вампирша посмотрела на него, кивнула.

— Пожалуйста.

— Волькер. Овэйн Волькер. — Он чуть поклонился. Женщина сделала то же самое.

— Леди Адхема, последняя из Нюламии, придворная Царицы Тайн. — Она выпрямилась с улыбкой. — Рада знакомству, мастер Волькер. Попутчикам надо помогать, не так ли?

— Попутчикам? — повторил Волькер.

— А как нас еще назвать? — беспечно проговорила вампирша. — Ведь мы идем по одному пути.

— Да что ты вообще знаешь? — встряла Зана.

— Я знаю многое. Бесконечное множество вещей. Я училась целую вечность. — Она указала мечом на Волькера. — Например, я знаю, кому ты служишь. Хромому Богу. Грунгни.

— И мы должны быть этим впечатлены? — поинтересовалась Зана.

— Немного, — кивнула Адхема.

— Я думал, ты тоже служишь ему, — с сомнением проговорил Волькер. Адхема рассмеялась. Неприятный был у нее смех. Как крик возбужденной кошки.

— Ни в малейшей степени, смертный. Я служу Той, Что Светит в Вечной Ночи. — Адхема пожала плечами. — Некоторые из нас, возможно, стесняются этого, но, как моя госпожа много раз напоминала мне, я — всего лишь слепой инструмент ее воли. Вот я поделилась своей тайной — добровольно.

— И пространно, — фыркнул Лугаш. — Все вампиры так любят поговорить о себе?

— Только когда нужно завести беседу. — Она посмотрела на дуардина. — Не стесняйся: рой туннель или что там еще делает твой народ.

— Довольно. — Волькер разглядывал трупы. — Кто они? Зачем они явились сюда?

Он слегка подтолкнул одно из тел своей длинноствольной винтовкой.

— Ничего хорошего. — Ниока подняла перо. — Это члены Девяноста Девяти Перьев. Оборотни и колдуны. Одна из боевых клик Косого города. Служат Королю Всех Воронов — по крайней мере, так говорят.

— Э… — Волькер пребывал в замешательстве.

— Изменяющему Пути, — тихо пояснила Зана и с тревогой огляделась, не выпуская меч из рук. — Они точно улетели?

Ниока кивнула:

— Если бы они не улетели, нас бы уже в живых не было. — Она бросила перо и вытерла руку о балахон. — Они не оставляют свидетелей.

— Тогда откуда ты о них знаешь? — с вызовом поинтересовался Лугаш.

— Они уже появлялись здесь однажды. Много лет назад, когда они подчинялись другому хозяину. Он послал их сюда кое-что похитить. Мы — мой орден — остановили их. Одного захватили в плен, и он, выторговывая себе жизнь, обменял знание на освобождение.

— И вы его отпустили? — возмущенно рявкнул Лугаш.

— Нет, — тихо сказала Ниока. — Но мы добавили его знание к нашему, и с радостью. Знание — сила, мастер дуардин. Оно — наша защита против тьмы, даже в эти трудные времена. — Она коснулась пальцем выгравированного на латной перчатке молота. — Даже в преддверии конца путешествия червя.

— Что бы вы ни узнали о них, теперь они служат новому хозяину. — Адхема носком сапога перекатила одно из тел. — Многие боги, кроме Грунгни, хотят заполучить Восемь Плачей, и у этих богов много слуг. Последовав за одним из них, я и попала в это Владение. Я полагала, что он явится сюда. А вместо него наткнулась на этих. — Она пожала плечами. — К счастью для вас, да?

— Мы будем еще счастливее, если прикончим тебя сейчас, пиявка. — Лугаш угрожающе вскинул топор. — Мертвецам нельзя доверять. Особенно разговорчивым. — Он сделал шаг к вампирше, но близко подойти не сумел: под носом дуардина вдруг возникло острие меча. Лугаш замер. Вампирша двигалась так быстро, что уследить за ней не представлялось возможным — никому из них.

— Я пока разговариваю с вами любезно. — Вкрадчивая угроза звучала в каждом слове Адхемы. — Но могу быть и погрубее, если желаешь. Возможно, я даже вырежу тебе третье ухо, чтобы ты лучше слышал.

— А еще ты можешь простить его и присоединиться к нам, — поспешил вставить Волькер, игнорируя ошеломленные взгляды остальных. Адхема тоже взглянул а на него с удивлением. — Ясно, что ты пришла за тем же, за чем и мы. Так почему бы нам не объединить усилия? Работая вместе, мы добьемся большего, чем по отдельности.

Адхема ухмыльнулась.

— А что будет, когда мы добьемся успеха?

— Давай сперва добьемся, а потом и поговорим.

Адхема наклонила голову, словно прислушиваясь к чему-то. Потом ее ухмылка преобразилась в улыбку. Она отвела клинок от носа Лугаша и убрала в ножны.

— Мудрые слова — из уст столь молодого человека. — Вампирша сняла шлем, пригладила спутанные локоны, обрамляющие узкое аристократическое лицо с резкими чертами. Красные глаза остановились на Волькере. — Я буду рада сражаться с тобой бок о бок… Овэйн.

Ниока откашлялась:

— Возможно, Перья и служат новому хозяину, но в прошлый раз они, похоже, искали ту же самую вещь.

Проверив лежащего без сознания, она указала на книги.

— Они пришли за тем же, зачем и вы. — Адхема прислонилась к стеллажу. — И я, кстати, тоже. — Она улыбнулась испугу Ниоки. — Секрет держится столько же, сколько люди, его хранящие. — Тут вампирша показала на странное украшение на вешалке. — Хотя что это такое, я не особенно понимаю.

— Бусинная книга, — тихо сказал Лугаш. Обычно они растянуты на железной раме — тут, должно быть, утраченной.

Он погладил мозолистыми пальцами покрытые рунами шарики, губы дуардина безмолвно шевелились

— Шу’голь гложет землю на своем пути, — сказала Ниока. — Множество древних мест исчезло в его желудке. Возможно, среди них есть и остатки какой-нибудь ложи твоего народа.

— Что тут говорится? — спросил Волькер.

— Это старый диалект — одной из Дальних Лож, полагаю. Из тех, что оказались отрезаны с приходом Хаоса. — Дуардин нахмурился. — Текст неполон. Что- то об оружии и крепости…

Он начал читать.

— Они были когда-то частью ложи Лофнира, но в чем-то там разошлись во мнениях — как бывает всегда в ложах таких размеров. — Лугаш горько улыбнулся, словно вспомнив какую-то личную шутку. — Фалнекк, двенадцатый сын Хардрекк-Гримнира, взял одну шестнадцатую золота ложи, а также грумдаэль и, под взглядом солнца, обосновался среди глубоких корней танвуртгаца…

Волькер шепотом повторял слова, пытаясь мысленно перевести на более знакомый диалект. Что-то подобное он уже слышал, не точно такое же…

— Артефакт?

Лугаш с отсутствующим видом кивнул, потом заморгал:

— Это не может быть правдой. Тут говорится, они отправились в великий лес Горч, прихватив золото и артефакт, добытый в бою.

Волькер нахмурился:

— В лес? Да, звучит необычно.

Он слышал о Горче. Самый большой лес у Берега Бивней, растянувшийся на множество лиг и очень, очень густой. Те, кто имел несчастье обосноваться на его окраинах, говорили, что там царит вечная ночь, ибо никакому свету не пробиться сквозь вечно разрастающийся полог.

— Это, должно быть, ошибка. — Лугаш приступил к более внимательному изучению бусин. Казалось, он глубоко оскорблен. — Настоящие дуардины не живут среди деревьев.

— Кроме тех, кто живет, — заметила Зана, Резкий стук помешал Лугашу ответить. Стук всполошил всех, сверкнуло готовое к бою оружие. Потом Зана рассмеялась. — Глядите, кто наконец объявился.

— Что это за богохульство? — рявкнул причетник Кальва, угрожающе подняв молот. Он стоял среди разгрома в окружении солдат вольной гильдии и еще нескольких воинов-жрецов. — Что вы, дураки, натворили?

— Прикончили немножко мрази Хаоса. Вот, пожалуйста. — Лугаш приподнял за капюшон из перьев один из трупов и снова уронил его. — А где был ты, кстати? Произносил речь перед верующими?

Кальва смотрел на огнеубийцу, и лицо его медленно багровело от гнева. Между ними шагнула Ниока.

— Наши братья ранены. Позаботьтесь о них.

В голосе ее звенела властность. Волькер переводил взгляд с девушки на раздувшегося от ярости причетника. Пускай сейчас Ниока всего лишь служка, но всегда ли она была таковой? Или прибытие Кальвы вызвало не только те перемены, что бросаются в глаза? Тогда ее знакомство с Грунгни обретало смысл…

Остальные жрецы засуетились, поспешив на помощь лежащим. Взгляд Кальвы заметался, но он не сделал попытки остановить людей. Его авторитет был явно непрочен, как и подозревал Волькер. Причетник с недовольным видом огляделся:

— Здесь пахнет колдовством.

— Они колдуны. Были. — Ниока передала молот одному из жрецов. Тот мрачно принял оружие, поморщившись при виде крови и прилипших кусочков мозга. — И они заплатили за это.

— Не они. — Монокль Кальвы блеснул — причетник остановил взгляд на Адхеме. — Арестовать эту… тварь.

Стражники вольной гильдии шагнули вперед с оружием наперевес. В ответ Волькер вскинул к плечу винтовку, взвел курок. Щелчок получился громким, как он и хотел. Солдаты остановились. Звук был им хорошо знаком. Кальве тоже.

— Опять, — медленно проговорил он. — Опять ты влезаешь между правыми и неправыми. Зачем?

Волькер не ответил. Он ни в кого не целился. Он просто ждал, а терпения мастеру-стрелку Железноспаянных было не занимать.

— Что ты делаешь, азирит? — тихо спросила, подойдя сзади, Зана.

Волькер и ей не ответил. Честно говоря, он и сам не знал, что делает. Возможно, это была благодарность. Или практичность — вампирша кое-что знала, это же несомненно. Он все еще не понимал, почему та решила вмешаться, но они, похоже, получили сильного союзника — пока вампирша не дала повод подозревать иное. А даже если и нет, лучше держать ее под присмотром.

— Хочет вести переговоры, думаю, — сказал Рогген, опираясь на меч. — У него неплохо получается.

Кальва, стиснув зубы, переводил взгляд с одного на другого. На лице его сменилось несколько весьма люопытных выражений — причетник пытался взять себя в руки. Потом он сказал со вздохом:

— Это место уже видело достаточно насилия. Идите — забирайте свою пиявку и идите.

Он посмотрел на Ниоку, но промолчал. Взгляд его был тяжел, подозрителен — и уже не столь надменен. Ниока же невозмутимо кивнула и спросила Лугаша:

— Ты помнишь, что прочел?

— Естественно, — буркнул он, постучав себя по виску. — Дуардины ничего не забывают.

— Хорошо. Тогда на лучше убраться отсюда, пока этот речетник не передумал. — Зана с лязгом убрала меч в ножны и посмотрела на Адхему. — Могла бы и спасибо сказать.

Вампирша улыбнулась.

— Я бы с ними справилась.

— Может, и так, — ухмыльнулась Зана. — Значит, избавили тебя от лишнего труда. Так что немного благодарности все же не помешало бы. — Адхема щелкнула каблуками и насмешливо поклонилась. Зана перевела взгляд на Волькера. — Уверен, что не хочешь пристрелить ее?

Волькер покачал головой:

— Не сегодня. — И посмотрел на дверь. — Боюсь, она еще может нам пригодиться.

Ахазиан Кел мчался в тени колоссального червя, низко пригнувшись к шее коня. Из его спины, плеч, рук торчали стрелы, а одна, особенно раздражающая, засела в горле. Она мешала ругаться, а ругаться жутко хотелось.

Всадники налетели на него внезапно. То были кочевники вирм-тайцы, наездники червя. Некоторые степные кланы следовали путями миграции гигантских червей, подбирая то, что осталось после них, и нападая на караваны, передвигающиеся между городами, раскинувшимися на спинах беспозвоночных. Ахазиан видел перед собой вздымающийся бастион сегментированной плоти, заслоняющий горизонт и сотрясающий землю под копытами жеребца.

Здесь, под боком огромного червя Ру’госса, было темно как ночью. Древние шрамы, плоды трудов тысяч рабов, покрывали шкуру гиганта. Когда-то эти раны наносились во славу Кхорна. Сейчас, затянувшиеся, покрытые струпьями, они говорили о поражении и вызове. То, что раньше принадлежало богам, было отнято у них и вновь сделано слабым, и сотворила это гроза Зигмара. Свежие дожди смыли закисший ихор, сомкнув края незаживавших прежде ран, вырубавшихся в плоти гигантского зверя по приказу того, кто его покорил.

Высоко над головой едва различались сторожевые башни и огневые позиции, рассыпанные через неравные промежутки на боках твари. Завоеванные однажды, жители Ру’госса были твердо настроены не позволить подобному повториться — никогда. Зеркала-фонари светили как звезды, обшаривая равнины в поисках возможной опасности. Гигантские рога трубили всякий раз, когда лучи выхватывали из тьмы Кела или его преследователей. Ахазиан не обращал внимания.

Он развернулся, отслеживая верховых, пытавшихся перехватить его. Темнокожие кочевники, закаленные солнцем и дождем, облачились в украденные где-то доспехи, украшенные чешуйками червя, и в шкуры с развевающимися за спинами оперенными штандартами. Их лошадей, пятнистых, длинноногих, со спутанными гривами, защищала кожаная броня. Кочевники не были прирожденными лучниками. Попали в Ахазиана не раз, но скорее благодаря количеству выпущенных стрел, чем мастерству стрельбы. Как и его собственный народ, вирм-тайцы предпочитали честную сечу. И у каждого наездника хватало для этого колющего и рубящего оружия.

Они попытаются выбить его из седла или изувечить жеребца. Потом окружат его, точно волки — оленя, и станут выматывать, дожидаясь возможности нанести решающий удар. Ахазиан ухмыльнулся, невзирая на боль. Славный народ. Достойный народ. Жаль, что придется их убить. Но все-таки придется. Кроме того, он уже проголодался, как и его скакун. Потянувшись, он похлопал черного жеребца по шее:

— Время охоты, красавчик.

Вороной возбужденно заржал. Вместе пройдя сквозь Челюсти и немало проскакав по этому Владению, они вроде бы поняли друг друга. Оба они были охотниками, оба — людоедами. И оба готовы были служить, пока это отвечает их потребностям.

Всадники приближались: луки натянуты, стрелы готовы отправиться в полет. Он даже видел свирепые ухмылки на выдубленных стихиями, изборожденных шрамами лицах. Сколько времени они правят в этих затененных степях под защитой червей? Век? Больше? Этот народ никогда никому не подчинялся, не склонялся ни перед какими силами, разрушительными или иными. Они почитали только червей — и свою собственную силу.

Будет приятно проучить их за глупость.

Ахазиан вырвал из горла стрелу и закинул ноги на седло. Балансируя так, вцепившись одной рукой в конскую гриву, он поднял кроветопор. Оставленный на поясе, черепомолот недовольно взвизгнул.

— Терпение, друг мой, терпение, — пробормотал Кел. — Хорошее приходит к тем, кто… ждет.

Вместе с последним сорвавшимся с губ словом он вылетел из седла, с ликующим воплем прыгнув на ближайшего всадника.

Врезавшись в ошеломленного кочевника, он вышиб его из седла. Оба упали, покатились, сплетясь клубком, и Ахазиан погрузил свой топор в череп противника. Его жеребец, подскочив к чужой лошади, вонзил зубы ей в горло. Ахазиан, спихнув с себя жертву, вырвал из трупа топор и выхватил молот.

Прошли долгие часы с тех пор, как он в последний раз проливал кровь. Для него это время растянулось на целый век. Со стуком сведя два своих оружия, он рассмеялся:

— Идемте, друзья мои, — идемте драться. Но спойте свои смертельные песни сейчас, чтобы сберечь время.

Мимо пронеслась лошадь. Нагнувшись, он взмахнул топором, подрубая животному ноги. Лошадь покатилась кувырком, захлебываясь ржанием. Однако седок ее быстро вскочил — раненый, но необездвиженный. Он бросился на Ахазиана, занеся над головой боевой топор. Противник оказался высок, тощ, по-змеиному гибок, в грубо выделанных кожаных одеждах под свободно болтающейся на нем кирасой из чешуи червя. Металлическим на нем был только шлем — помятый конус с изогнутым лицевым щитком над глазами. Кочевник выплюнул что-то на своем языке и рубанул топором. Смертеносец, отскочив, обрушил черопо-молот на спину неприятеля, раздробив позвоночник.

Лошади окружили его. На Ахазиана вновь посыпались стрелы, но на этот раз их было меньше. Воины соскользнули с седел, возбужденно гикая. Некоторые несли ярко разрисованные щиты, украшенные мехом и перьями, другие — длинные копья с тонкими, как клыки, наконечниками. Те, у кого были щиты, стучали в них оружием, устрашающе завывая, пока остальные стягивались к добыче. Червь продолжал свой путь, не ведая о драме, разыгрывающейся в его тени.

Ахазиан развернулся, пытаясь держать в поле зрения всех врагов. А их тут было по меньшей мере тридцать. И все-таки он улыбнулся. Значит, будет хороший бой. Не самый лучший, но… подходящий. Неподалеку его жеребец продолжал обедать кричащей жертвой, и Кел порадовался за него. Прекрасный зверь. Будем надеяться, его не придется убивать.

Стук по щитам начинал раздражать. Чего они ждут? Приглашения? Он поднял топор и молот, развел руки — пожалуйста, идите. Из толпы навстречу ему выступил один воин.

— Зиг-мах-ХАЙ! — провыл кочевник, еще разок ударив топором по своему щиту. Только сейчас Ахазиан отметил лазурные зигзаги на их руках и броне. Примитивный рисунок молний. Значит, зигмариты. Неудивительно, что они преследовали его столь яростно. Остальные подхватили клич, притоптывая и посвистывая.

Его народ тоже поклонялся Зигмару — до того, как появился Кхорн. Дробитель Черепов. Молот Ведьм. Во имя его они сотнями бросали пленных и рабов в огонь, но грозовой бог ни разу даже не заговорил с ними. Он предпочитал, чтобы его служители были овцами, а не волками. А народ Икрана, при всех своих недостатках, определенно был волком.

Ахазиан потянулся, разминая шею и плечи.

— Ну же. Покажем Дробителю Черепов хорошее представление.

Воин прыгнул на него, вскинув топор. Что ж, Ахазиан его встретил достойно. Его топор рассек топор противника, а молот разбил цветастый щит. Воин покачнулся. Лицо его выражало злость, разочарование — но не страх. Ахазиан пнул врага в грудь, кроша ребра, потом раздробил колено. Противник упал, и Ахазиан обезглавил его. Наклонившись, подцепил отрубленную голову кончиком топора — и швырнул под ноги ближайшего кочевника.

— Следующий.

Они подходили один за другим, чтобы умереть в тени червя. Нельзя было осудить их решимость и отвагу. Топоры и мечи оставляли зарубки на его доспехах из плоти, не замедляя и не останавливая Кела. Ему случалось биться одному против сотни. Тридцать — это смешно: капля в океане уже пролитой им крови. И столько же будет еще пролито, когда он получит Копье Теней! Мысль эта подстегивала его, делая стремительнее и свирепее.

Владеть подобным оружием все равно что стать единым с самой войной. Танцевать на черной кромке погибели, окруженной со всех сторон темно-багряным морем. Такова была мечта Кела — единственная мечта, достойная свершения. Вечность смерти и боини, проведенная среди погребальных костров тысяч королевств. Он рассмеялся, подумав об этом — и о том, насколько близка цель.

Кхорн — не завоеватель, не король. Он не правитель, платящий за преданность. Кхорн — буря, стихийная сила, за которой можно следовать, которой можно наполниться. Кхорн — ветер войны, кровавый прилив, захлестывающий и поглощающий все на своем пути. Только отдавшись войне, воин познает истинную победу. Только в сражениях без цели видна настоящая красота боя. Никакая цель не стоит битвы за нее. Значение имеет лишь сама битва.

— А когда война кончится, что ты будешь делать, Ахазиан Кел?

Ахазиан развернулся, взмахнув черепомолотом — тот прошел сквозь голову заговорившего с ним, будто череп был не плотнее дыма. Волундр смотрел на него красными сверкающими глазами, скрестив на груди толстые руки. Послание сгустилось среди пара, поднимающегося над стынущими телами убитых. Воин-кузнец огляделся.

— Я считал тебя умнее, герой Икрана.

Ахазиан посмотрел по сторонам: вурм-тайцы были мертвы — все тридцать. Прирезаны, как ягнята. Не сдались — и погибли все до единого. Он ощутил подобие сожаления. Да, будь он умнее, оставил бы одного, чтобы тот поведал о его отваге следующим поколениям. Единственный способ обеспечить себе достойных противников в грядущей вечности.

— Они на меня напали. — Кел отвернулся от Волундра. — Может, устали от жизни. Трудная у них жизнь в этих краях. Наверное, славная смерть казалась им предпочтительнее.

— Или ты их спровоцировал.

Ахазиан пожал плечами:

— И что? Я вышел победителем.

— Время против нас, мальчик.

Ахазиан нахмурился.

— Не называй меня так, воин-кузнец. Я давно распрощался с детством.

— Тогда почему ты поступаешь как ребенок? — укорил Волундр. — Осколок поет — так слушай его и не мешкай! Ты один среди моря врагов, и даже твоя хваленая сила тебя не вывезет. Используй ум как оружие — или проиграешь.

Ахазиан ощетинился.

— Я Кел из Икрана. Я не проигрываю.

Он сунул топор за пояс и стиснул в кулаке осколок Ганга, подвешенный на сыромятном ремешке. Волундр не ошибся — он пел, хотя, проливая кровь, Ахазиан ничего не слышал.

В сознании замелькали образы — расплывчатые, неопределенные. Межевые знаки. Место — какое? Он заморгал, пытаясь понять, что же видит. Раздавались приглушенные, невнятные звуки, пахло… отвратно. В лицо дохнуло неестественным жаром.

— Ну, ты видишь, не так ли?

Голос Волундра вернул его к реальности.

— Ты видел, где спрятано копье, — продолжил воин-кузнец. Глаза его полыхали, кулаки сжимались и разжимались. — Найди его — немедля. Или погибни, пытаясь.

— Я же поклялся, — буркнул Ахазиан.

— Да, как и я. Но клятвы — штука непрочная. Люди получше тебя и то нарушали их. Бывший владелец этого топора, например. — Волундр кивнул на топор за поясом Кела. — Анхур принес присягу Кровавому Богу — и мне, — а потом изменил своему слову. Он был горд и глуп. Не следуй его примеру.

Ахазиан инстинктивно коснулся топора. Старый, свирепый топор тоже терзался голодом почти таким же сильным, как и его собственный. Волундр подарил его Келу — в знак уважения, как он думал. Теперь он уже не был уверен. Имя Анхура, Алого Владыки, он хорошо знал. Анхур Черный Топор, едва не вспоровший брюхо Владению, прошелся по всему Акши, сея гибель и разрушение.

— И что с ним случилось?

— Его забрал Кхорн.

— Чтобы наказать или чтобы наградить?

Волундр долго молчал. Его туманную фигуру колебал ветер, делая ее то толще, то тоньше. Наконец он ответил:

— Не знаю. Но на твоем месте я бы не торопился выяснять.

— Считай, что ты меня предупредил, — кивнул Ахазиан. Взмахнув — почти небрежно — молотом, он развеял послание и тихо рассмеялся. Черепомол — пугающая сущность. Но кела не запугать. Никому, даже богам.

Над головой раздалось карканье. Посмотрев вверх, он увидел нескольких воронов, кружащихся над полем боя. Их черные глазки не отрывались от мертвых. А может, и от него. Ахазиан отсалютовал им молотом и пошел к своему досыта наевшемуся жеребцу.

Им еще скакать лиги и лиги, а времени, как напомнил Волундр, у них маловато.