Резиденция над Асконой — «Патти»
Дерен пожал плечами, поднялся и снял свой белый пиджак. Он не стал спорить.
Но Линнервальд видел: их взаимодействие стало возможным только потому, что старший позволил себе отступить.
Дерен — умный мальчик. Он понимает: равновесие между имперским пилотом и регентом Дома Аметиста может быть только тактическим — кратковременным и ситуативным. Но нападения исподтишка не ждёт.
Он не привык к запрещённым ударам. Вокруг него слишком долгое время были только друзья и враги. Два полюса противостояния.
В мирной жизни не так. Здесь нет откровенных противников, но есть те, кто следует собственным интересам.
В семь утра они союзники, а в восемь — обманут тебя. И не потому, что настолько плóхи. Просто прошёл час — и условия изменились.
Смысл жизни бóльшей части людей — приспособление к изменяющимся условиям. И это приспособление для них важнее всего.
В нём их биологический смыл. И хотя бы до социального смысла своей малой группы им ещё надо развиться.
Ты для них — тоже условие выживания. Использовав тебя правильно, они будут в выигрыше. Это нормально. Хотя у детей вызывает обиду.
Чтобы преодолеть мысленное разделение мира и поступков людей на чёрное и белое — надо вырасти.
Ситуативность поступков преследует нас везде. Сегодня ты вегетарианец и не убиваешь животных, а завтра будет неурожай злаков и придётся перейти на мясо.
Мясо временно станет дешевле, потому что фермерам придётся резко сокращать поголовье. Но ты объяснишь себе это иначе. Не так болезненно.
«Это просто жизнь, — подумаешь ты. — Сегодня ты ешь растения, завтра мясо, послезавтра — съедят тебя».
Сегодня...
Сегодня знакомство с тобой выгодно другу, а завтра оно же портит ему репутацию.
Сегодня вы родные братья, а завтра один из вас получит наследство отца, а другой — нет. И хорошо бы проснуться просто без брата, чем с ножом в груди...
Линнервальд размышлял лениво и наблюдал.
Вот Дерен качнулся на пятках, проверяя равновесие самой простой стойки: спина прямая, затылок плоский, ноги чуть согнуты в коленях.
Он проконтролировал вдох, осознанно отследив его в себе. Сосредоточившись на том, как воздух заполняет лёгкие. Переместил внимание к солнечному сплетению.
Выдох...
И уже на выдохе его внутренний «маятник» пришёл в движение.
Точно так же, как и в первый раз. Без сосредоточения на условном «грузе», который положено «толкнуть» сначала вперёд. И даже без активного вдоха.
Невидимый маятник легко и без усилия рассёк «паутину», поднимая волну направленной воли. И качнулся назад в немом звучании: «Я есть».
Дерен работал расслабленно. Спокойно. Он словно бы не раскачивал неимоверную тяжесть ментального посыла, а подхватил уже качающийся маятник и слился с ним.
— Не торопись, — попросил Линнервальд. — Я вижу, что ты умеешь. Но не понимаю школы. Как ты определяешь центр равновесия воли, где крепится нить твоего условного маятника?
Дерен остановился и вышел из медитативного сосредоточения.
— Это пересечение двух линий: вертикальной — по позвоночному столбу, и горизонтальной — в районе сердечной чакры, — пояснил он.
— Это очень размытые ориентиры, — не согласился регент. — Я понимаю, что ты воин, и твоя спортивная подготовка позволяет тебе непосредственно ощущать центр равновесия тела и понимать, что это и будет условная точка приложения для невидимого рычага воли. Это нарабатывается практикой. Но... как найти центр в первый раз?
— Достаточно открыть рот и опустить нижнюю челюсть, — улыбнулся Дерен.
— Почему челюсть? — удивился Линнервальд. Надо было отдать мальчику должное — в тупик он ставить умел.
Об этом же говорил и Локьё. Очень самостоятельный и одарённый щенок, умеющий выкрутиться из капкана, как хайбор.
— Потому что центр звука в груди легко определить и начинающему. — Дерен хлопнул себя ладонью по груди. — Он может открыть рот, сказать «А-а», постучать по грудине и последить за звуком. Центр воли лежит чуть ниже места, где он услышит вибрацию.
— Кто тебе это сказал?
— Просто попробуй.
Линнервальд фыркнул, и пробовать, конечно, не стал. Он понимал, где в груди будет резонировать звук.
Регент молча смотрел на Дерена, так непохожего на высоких светловолосых ледяных эрцогов, и думал о том, как повезло Дому Аметиста, что у мальчика за душой имеется и формальное родство с Риком Эйболом.
Для многих — это очень весомый аргумент. Им плевать, что кровное родство чаще помеха для передачи власти.
Качества настоящих правителей — огромная редкость в малоразумном человеческом стаде. Ибо не власть развращает людей. Она лишь позволяет раскормить зверей, что уже есть в тебе. «Зло» — это «добро», которое уселось на трон.
Эрцог Локьё считал, что капитан «Персефоны», где служит Дерен, чует людей, близких ему по крови. Но вот он — чужеродный щенок, выросший под брюхом этого монстра — капитана Пайела.
Дерен другой крови, но схожей души. И свой кризис он как-то преодолел сам. Видимо, капитан всё-таки, умнее, чем кажется.
Линнервальд видел мальчишку четыре года назад. И тот Дерен, растерянный и ударяющийся в панику от своих же ощущений изменчивости мира, и Дерен сейчас, на глазах покрывающийся бронёй безнаказанной силы, — это были разные люди.
Тогда Локьё решил отпустить наследника.
Мальчишку должна была перемолоть мясорубка войны. Но капитан, даже мёртвый, сумел его защитить. И вот оно выросло.
— Продолжай, — кивнул Линнервальд. — Делай медленно, проговаривая, что делаешь.
Он знал: Дерен не спросит: «Зачем?»
Сайко ещё не учили работе с сознанием в технике «маятника». Самой простой, убойной и страшной. Для Дерена кажется естественным, что регент хочет убедиться: новый наставник хорошо знает «маятник» и сможет при необходимости обучить наследницу.
Линнервальд полузакрыл глаза, наблюдая, как мальчик снова чуть согнул колени, качнулся, демонстрируя: вот тут, на уровне грудины, условный центр равновесия его воли. Та точка, где крепится нить внутреннего маятника. А вот условный «груз» будет раскачиваться уже от солнечного сплетения.
Судя по глубине сосредоточенности, Дерен держал под внутренним контролем обе «тяжёлые» точки — и центр воли, и место нахождения условного «груза». Он был сосредоточен по всему движению «маятника». Но зачем?
Линнервальд быстро понял зачем.
Дерен начал раскачивать невидимый маятник, и это внутреннее движение стало нарастать волнообразно именно из-за двух точек концентрации.
Преимущества были непонятны. Регент видел пока только минусы — такое движение было труднее остановить.
Однако он молча ждал.
Дерен не был новичком. И вряд ли он стал бы делать что-то бессмысленное.
Разбег маятника захватил сначала медитационный зал, потом всю резиденцию.
Угрожающее и тревожащее качание набегало, словно волны на берег. И вдруг, сохраняя линейное движение, маятник начал описывать круги.
Так корабль движется по орбите — одно ускорение тащит его по условному эллипсу, второе — пытается выдернуть и унести в космос.
Линнервальд знал, что существует две практики, два типа «маятников» — горизонтальный и круговой. Но вот так....
Он улыбнулся. Подозревал, что Дерен и сам очень близок к выходу на поле причинности. Своим уникальным путём. Нужно лишь чуть-чуть его подтолкнуть.
Что ж, это будет ещё проще.
У мальчика есть даже не две точки опоры из трёх, нужных для выхода в «паутину», а две с половиной. Сознанию достаточно просто потерять контроль над телом, чтобы оно само обрело третий центр.
Его называют «якорем». Он даёт осознание своего места в пространстве и времени. И тогда никакая глубина погружения в транс не собьёт путешествующего с пути.
«Якорь» — это знание, где твой «дом».
Учитывая длительную медитативную практику, «якорь» уже должен быть сформирован. В нем просто не было нужды. Мальчик не догадывался включить его в свою схему.
Регент поднялся из кресла, сделал шаг вперёд и резко толкнул Дерена в грудь, сбрасывая с платформы.
Тот извернулся в воздухе, как кошка, и всё-таки не упал, а встал на ноги.
Но того мгновения, пока он был без опоры — хватило. Мальчик широко распахнул глаза и невидяще уставился в пространство.
Линнервальд знал, что сейчас перед глазами у Дерена: сияющее переплетение нитей.
— Ну вот это и есть ханер камат, — невесело усмехнулся он. — Паутина реальности.
Дерен моргнул и тряхнул головой, разрывая сосредоточенность.
— Зачем? — спросил он.
— Ты же подозревал меня во всех смертных грехах? — пожал плечами регент и сел в кресло. — Да, я такой, какой есть, и пути мои не всегда честные. Но в этот раз я и не сделал ничего особенного. Ещё немного, и ты сам проломился бы через последнюю преграду сознания. Ты застрял на самом краю, оттого у тебя были срывы. Ты хотел и не хотел её видеть. А ведь она прекрасна. Нет ничего прекраснее паутины.
Он помолчал, рисуя над столешницей голографические фигуры — вспыхивающие и гаснущие почти тут же.
Дерен отвернулся и молча смотрел в стену. Скорее всего, в созерцание паутины он мог вылетать так же легко, как и в «маятник». По самому невесомому движению воли.
Это ж надо было отрастить такую волю...
— Ханер камат — паутина реальности, — регент начал размышлять вслух. — Она же пустошь, поле случайного, лабиринт... Разные народы называют её по-разному. Физически ее наблюдать пока невозможно. Мы ещё не изобрели тех машин, что смогли бы всё просчитать в ней. Сознание тоже моделирует только ту её часть — что ты в состоянии осознать. Запомни: не понять. На понимание уйдёт ещё много лет. Однако сознание человека гораздо мощнее хаттского искусственного интеллекта, мы уже убедились в этом. Если ты видишь, ты в состоянии понять, это канон. Всё это богатство, что мерцает теперь перед твоими глазами — модель связей реальности, созданная твоим сознанием. Насколько сильно твоё сознание, такой глубины модель оно создаёт. Говорят, что эйниты могут созерцать чистую реальность, но я не очень в это верю.
— Говорят, что это сводит с ума, — негромко сказал Дерен.
— Говорят, — согласился регент. — Но тоже, может быть, врут. Правда в том, что эрцоги всю жизнь занимаются саморазвитием, усложняя своё восприятие. Нужен очень могучий разум, чтобы создать достоверную картину связей. Но когда ты понимаешь какую-то нить, узел, — ты можешь ей управлять.
— Но как? — нахмурился Дерен.
Это знание было ещё слишком далеко от него.
— Ты поймёшь, — успокоил Линнервальд. — После. А сейчас тебе нужен горячий чай и что-нибудь сладкое. Это большой стресс для тела. Садись, сейчас принесут... Что ты хочешь? Горячий шоколад, йилан?
— Йоль.
Линнервальд не показал удивления. Он знал, что Дерен бывал на Гране. И не только в гостях у брата эрцога Пресохи, но и в резервации для отщепенцев своего рода.
Любопытный, сильный, обладающий подходящей родословной мальчик. Повезло.
К сожалению, в Содружестве готовы принимать пока только власть мифической родовой аристократии. Именно потому эрцоги так много грешат. Но бывает, что приходится и подделывать генетические карты.
Слуга принес йоль, фрукты и шоколад.
Дерен сидел, закрыв глаза и откинувшись в кресле.
Повезло и в том, что он достаточно взрослый и не устроил истерики.
— А зачем ты заставляешь наследницу Сайко дышать по два часа в день? — спросил регент, отсылая жестом слугу, и стал сам разливать ароматный напиток. — Что это за бред? Я знаю, что она владеет необходимым навыком дыхательных практик.
— Я хочу, чтобы она привыкла ко мне, только и всего, — спокойно признался Дерен и вдруг усмехнулся неожиданно зло: — Бедная девочка подсознательно ожидает от меня того же, что делаешь ты: насилия. А мне нужно её доверие. Возможно, мне придётся везти ее на Грану, к брату эрцога Пресохи. Только там «золото» при достаточной сосредоточенности можно увидеть вовне, а не внутри себя.
— Ты уверен, что справишься с охраной наследницы? — забеспокоился Линнервальд. — Грана — опасное место. Один ты...
— Табуном нас брат Ове не примет. Но если наследница будет доверять мне и делать то, что скажу — я справлюсь.
Линнервальд вздохнул. Протянул Дерену чашку с йолем.
— Ты же понимаешь, что я не мог поступить иначе, — сказал он.
— На крейсере бы тебя за такое повесили, — дёрнул плечом Дерен.
Линнервальд хмыкнул.
— Я бы хотел жить среди таких же, как ты, но я живу здесь. Скажи, ты примешь меня, как своего наставника?
— А что мне остаётся делать? — Дерен пригубил напиток и одними губами спросил: — Только давай без подстав?
— Я обещаю, — кивнул Линнервальд. — Чего бы мне это ни стоило. И я не буду уговаривать тебя остаться.
— Будешь ждать, пока плод мальпы созреет? — скривил губы Дерен.
— И взорвётся, разбрасывая семена? — улыбнулся регент и покачал головой. — Теперь не взорвётся. Можешь считать меня мерзавцем, но твоё подвешенное состояние было слишком опасным. Ты ходил по грани, чуял дверь и не находил её. Это могло привести к тяжёлой нервной болезни. Так что я тебя обманул, конечно. Но это может быть меньшим злом.
— В бою так не принято, — качнул головой Дерен.
— Я не был бы так в этом уверен. — Регент налил себе йоля, хотя слуга поставил рядом чайничек с йиланом, сделал глоток. Он воевал в хаттскую и знал, что может случиться в бою, но промолчал, щадя собеседника. — На этом пути я вообще ни в чем не уверен, — скупо пояснил он. — А ты... Позже, когда отдохнёшь, попробуй сосредотачиваться и смотреть в этот огромный космос линий, узлов, точек, вспышек... Просто смотри и привыкай к нему. Познаваема лишь малая часть паутины. Это пугает.
— Я привык видеть линии эйи в эйнитских храмах, и паутина меня не пугает. Мне кажется, это разные проекции одного и того же.
— Скорее всего. Я рад, что ты не испуган. Завтра отдыхай. И не лезь в город, пусть отработает полиция. А послезавтра... Видимо, в усадьбу для занятий с тобой придётся летать мне, так безопаснее для наследницы и Анки. Или ты можешь задержать этого своего Рэма? Он там на месте. Я не уверен, что взрослый истник ощутит то слабое напряжение, на которое он реагирует.
— Я напишу капитану и попрошу дать Рэму увольнительную на пару дней. Но надолго его не отпустят, он нужен на крейсере.
— Хорошо, пусть так. И, пожалуйста... Не сердись на меня, Вальтер? Так было нужно.
— Кому? — Дерен допил йоль и поставил кружку на стол. — Горло власти... оно ненасытно.