Кольцо Кощея

Глава 8

Вроде бы и шли по своим следам, но как-то так вышло, что очутились в незнакомом месте. Ни речки знакомой, ни опушек и рощ, где я успел побывать за время своего нахождения в этом мире, найти не удалось.

– Идеи, как нам вернуться домой, имеются? – спросил я у домовых, которые испуганно смотрели по сторонам. Понятно, толкового от них не дождешься: мелкие сейчас в шоке от того, что оторваны от своего дома. Как и ожидал, ничего путного они не сказали, только тоскливо пожимали плечами и морщили лбы. Пришлось вспомнить свои попытки левитации и попробовать прыгнуть как можно выше. С каждым таким прыжком я осматривал окрестности, крутя головой по сторонам. Времени с момента оставления замка прошло порядочно, и появилось чувство голода, усиливающееся с каждой пройденной верстой. Наконец, в очередной раз подлетев выше макушек деревьев, я сумел различить на пределе видимости узкую ровную полосу.

– Так, – деловито проговорил я, опускаясь к домовым, – впереди нечто вроде дороги. А значит, есть возможность встретиться с людьми и узнать дорогу.

– Царь, – немного смущенно проговорил Кузя, – а как ты у них будешь спрашивать путь к своему замку – ты же Кощей?!

М-да, домовой сделал ценное замечание, а я и позабыл про внешний облик своих спутников. Да и про самого себя тоже. Стоит узнать меня любому крестьянину, то…

Вот не знаю, что за этим последует: попытка немедленно сбежать, напасть, позвать на помощь соседей или сдать меня в руки дружины?

– Молодец, – похвалил я Кузю, – сейчас все исправим.

Долго думать я не стал и наложил на нас всех облик старцев. Внешний вид скопировал из старых сказок, память о которых еще не выветрилась из головы. Когда осмотрел нашу компанию, то погрузился в сомнения – уж очень странно смотрелись карлики с морщинистыми лицами и бородами до земли. Пришлось изменять на подростков в холщовых портах и рубахах. Сам я обзавелся точно такой же одеждой, но получил еще и веревку в качестве пояса и новенькие лапти. Иллюзия получилась настолько правдоподобной, что смог ощутить жесткость бороды и длинных волос, повязанных на лбу тонким шнурком. И волосы, и борода были белоснежного цвета, своей сединою подчеркивая количество прожитых лет. Последняя доходила до пояса и этим изрядно мешала, цепляясь за каждый сучок и кустик.

– Ну как? – повернулся я к домовым, которые во все глаза смотрели на меня. – Получилось хорошо, или переделать что требуется?

– Лук, кх-кх, – звонким голос откликнулся Кузя (несмотря на личины, я отлично разбирался, кто есть кто), – лук совсем не идет старому человеку.

Хм, я коснулся рукою оружия, которое висело у меня на плече, и призадумался, что же мне с ним делать. Гусли, что ли? В принципе, идея неплоха…

– А сейчас? – когда у меня на широком ремне повисли богато украшенные, узорчатые гусли.

– Дорогие очень, – усомнился Авоська, – могут не поверить, что они твои. А то еще и разбойники на них позарятся…

– Пусть не верят, – отмахнулся я от слов домового, – мне все равно до их сомнений. А разбойники тут только Соловьиные, так что на меня они точно нападать не будут.

Дальнейший путь занял совсем немного времени и был бы легок, если бы не моя борода. Эта иллюзорная материя цеплялась за все, за что только можно. Любопытно было то, что боли я не испытывал, когда клоки из нее отрывались и повисали на ветках. И еще удивительно мне было смотреть, как все эти лишения нисколько не сказывались на густоте волосяного покрова. Моя борода и волосы сохраняли и внешний вид, и прическу, и объем. А оторванные клоки через полминуты таяли в воздухе, не оставляя ни малейшего следа.

Так мы выбрались на широкий и пыльный тракт, покрытый следами тележных колес, отметинами конских подков и копыт от прочих животных, которые я знал только по описаниям. В этом месте лес отступал, отдав широкое пространство небольшой деревушке с очень интересным названием. Я впал в ступор, когда прочитал корявую надпись на дубовой доске, оставленную раскаленным стальным прутом. 'Охренутушки' – именно такое название носило местное поселение. Это намек на что-то или просто местный юмор? Хотя как-то видел один интересный знак с похожей надписью. По дороге на Питер, когда проезжал небольшую речку по мосту, я был не меньше поражен, увидев надпись: р. Вобля.

Домовые внимания на название не обратили, сосредоточив взгляды на большом доме из сосновых бревен.

– Трактир, – уверено заявил Авоська, – точно вам говорю.

– Это и мы сами видим, – пошевелим ноздрями, ответил ему Небоська, – даже чуем. Вкуснотищей тянет-то как!

– Так, – оглядевшись по сторонам, проговорил я, – идем по краю леса к деревне и через вон то поле подходим к трактиру.

– А зачем так идти? – спросил Авоська, за что немедленно заработал затрещину от своего братца.

– Не перечь царю, – внушительно произнес он и показал Авоське кулак. – Если сказал Кощей, что нужно так идти, то, значит, это важно.

На затрещину домовой обиделся и полез было в драку, до которой был весьма охоч, но тут я подхватил их обоих за шивороты и поднял в воздух.

– Так, драчуны, если еще раз попытаетесь на моих глазах подраться, то превращу одного в яблоко, а второго в грушу. Понятно?

Надутые домовые, косясь друг на друга, дружно уверили, что становиться фруктами они не желают, поэтому и вести себя будут тише воды, ниже травы. Правда, когда я их опустил на землю, то услышал тихое обещание от Авоськи 'ничего, в замке с тобой еще поговорим', но решил не заострять внимание.

– А идти так хочу, – решил немного прояснить свой выбор, – чтобы не светиться через всю деревню. Мало ли как тут принято относиться к каликам перехожим, да и собаки еще облают.

– Собаки, да, – заметил Кузя, – непременно нас распознают. На животных иллюзии и чары не действуют – увидят наш истинный облик.

– Тем более, – веско сказал я. Крюк занял минут десять времени и вывел нас к самой ограде трактира. Правда, пришлось пройти через небольшую плотину, ограничивающую крохотный прудик. По водной глади плавали и весело бултыхались то ли толстые утки, то ли мелкие гуси. Не знаток я в домашней живности, могу только по магазинным окорочкам определить, что кому принадлежало.

– Сейчас смеяться будут, – спокойно, как о чем-то малозначительном, проговорил Небоська.

– Ты о чем? – не понял сперва я его, но несколькими секундами спустя ситуация прояснилась. Одна из птиц вытащила клюв из воды и посмотрела на нашу кампанию, слегка повернув голову и вперившись оранжевым глазом в меня. Если Кузя прав насчет видения чар простыми неразумными тварями, то этот гусь (утка) сейчас рассматривал четверку неудачных охотников, которые пустыми возвращались с охоты. Ничем другим объяснить его издевательский гогот было нельзя.

– Га-га-га, – разоралась вредная птица, оповещая своих товарок, – га-га-га!

– Тихо, зараза пернатая, – погрозил я ей кулаком, – а то стрелу не пожалею на тебя.

– Га, – ехидно прощелкала клювом птица, и мне послышалось 'ага, сейчас прям, попади сначала'. Небольшая тропинка по плотине показалась мне междугородней трассой, настолько мы долго по ней шли, и все это время нам в спину несся издевательский гогот водоплавающих птиц.

– Га-га-га, – захлебывался от удовольствия первый птиц. А ему вторили остальные:

– Га-га-га! Га-га-га!

Умом я понимал, что этими криками гуси-утки сообщают о чужаках, но на слух их голоса казались ехидными гогочущими смешками и издевательским хохотом.

– Сейчас приду в трактир и закажу самого толстого гуся, – мстительно пообещал я самому себе, – самого толстого.

– Царь, – с сомнением произнес Кузя, – а на что – денег-то у нас нет?

– Разберемся, – отмахнулся я от его слов, – чарами пользоваться еще не разучился. Ну-ка, подберите мне несколько ракушек. Да, и не обращайтесь ко мне 'царь' или 'Кощей'. Пусть будет… дед, а вы мои внуки. Все понятно?

Домовые вразнобой закивали головами, сообщая, что все все поняли. Заодно и ракушек набрали полные карманы. Трактир меня порадовал своей добротностью и чистотою. Никаких темных углов, паутины, чадящего угара под низким потолком и объедков под ногами не было. Просторный зал с высокими потолками с четырьмя небольшими, но удлиненными окнами в двух стенах. Полы выскоблены до белизны и свободны от любого намека на мусор. Правда, ничего похожего на стойку я не нашел. Была только низенькая дверь в дальнем углу, свободном от столов, из-за которой доносились вкусные запахи.

Сейчас из десяти столов был занят только один, где сидели трое бородатых мужиков в рубахах из крашеного холста и кожаных штанах. Судя по прислоненным с лавке топорам, это из плотницкой артели народ. У дровосеков топоры совершенно другие, более толстые и массивные на длинной ручке. Ели они неторопливо и с чувством, сразу видно, что народ знает толк в отдыхе и хорошей еде.

На наше появление выглянула краснощекая женщина из двери, что заметил перед этим. Рассмотрев нас, она вышла с кухни (а что еще могло находиться в том помещении?) и направилась к нам.

– День добрый, дедушка, – вежливо обратилась она ко мне хозяйка, – поесть желаете?

– Нет, – ответил я, – мне бы водички попить после дорожки и посидеть в прохладе.

Та кивнула в ответ, окинув нашу четверку внимательным взглядом, и ушла обратно, махнув нам рукою в сторону ближайшего стола.

– Кощей, – зашипел мне на ухо Авоська и тут же получил в бок от Небоськи , – ой… дед, а что не стал заказывать поесть? Наделал бы из ракушек монет, как и хотел, и все.

– Сначала надо посмотреть, что тут за монеты в ходу, – резонно ответил я, таким же шепотом, – а только потом уже лепить контрафакт. Так, не переспрашиваем, а то замучаюсь объяснять… А из монет я только золотые помню и смогу изобразить, но это будет выглядеть очень подозрительно.

Пока мы тихо шептались промеж себя, вернулась женщина с небольшим, литра на два деревянным жбанчиком и четырьмя кружками.

– Вот, – произнесла она, – угощайтесь кваском холодненьким. Самое то в такой зной.

В этот момент у кого-то из домовых под воздействием общей вкусной атмосферы трактира громко забурчало в животе.

– Ой, – всплеснула руками женщина, – мальчонки совсем голодные. Что ж ты молчишь, старый, пареньков голодом моришь?

Хм, у меня получилось наложить на домовых отличные иллюзии румяных и крепких детей, и говорить, что они голодом морятся, как-то не совсем правильно.

– Хозяйка, – откашлялся я, стараясь придать в голосе старческого дребезжания, – я б заказал покушать, просто…

– Денег нет? – сразу поняла та. – А просто так спросить не захотел? Неужели мы не люди и каликам перехожим с детьми не сможем поесть принести?

Честно сказать, если бы не моя личина, то от моего загоревшегося лица можно было прикуривать. А я собирался тут обманом заниматься! Пробурчав благодарность, я уткнулся носом в стол, боясь, что иллюзия не выдержит и выдаст предательский румянец.

– Сейчас вам мой муж вынесет поесть, а то мне к снохе надо сбегать, – пообещала хозяйка и упорхнула на кухню. Через несколько минут оттуда вышел угрюмый пузатенький мужичок и положил перед нами по большой тарелке с кашей, щедро приправленной мясом и сливочным маслом. Когда уже уходил, то я услышал от него недовольное бурчание: мол, всех кормить, так сами по миру пойдем, без штанов останемся. Неприятный человек, то-то мне сразу не понравился его бегающий взгляд, проучить бы, но не знаю как, да и времени мало

Вот только нарисовалась проблема со столовыми приборами. По ходу дела, тут ложки каждый носил с собою. Но я-то с домовыми при себе их не имел, когда отправлялся на охоту. В замке привык, что Яга всегда клала рядом со мною серебряную ложку и вилку.

– Найди-ка мне четыре щепки подлиньше, – тихо проговорил я Кузе, – только быстрее.

Понятливый домовой кивнул и в один миг умчался во двор, откуда вернулся через минуту и протянул мне четыре длинные, еще пахнущие смолою сосновые щепки. Именно на них я и наложил чары, превращая в расписные ложки, которые как-то видел в одном из музеев у себя в городе. Думаю, что если борода и одежда действуют на окружающий мир по всем физическим законам, то и созданные орудия труда пищевой направленности тоже должны исправно функционировать. На всякий случай при накладывании чар я пожелал, чтобы щепки просуществовали в своем новом облике как можно дольше.

При проверке их работоспособности никаких отличий не заметил – ложки и ложки. Только расписные, в отличие от тех же ложек плотников, которые были просто голыми деревяшками нужной формы.

– Вкусно, – пробубнил Авоська, со скоростью пылесоса уплетая кашу. – Только Яга все равно лучше готовит, и вкуснее.

– Тише ты, – строго заметил я домовому, – еще не хватало, чтобы тут народ про бабулю услышал и сделал выводы.

Каша успела закончиться, и я собирался поблагодарить местных владельцев кухни, пускай и накормила нас только хозяйка, чему ее муж был против, но тут…

Хлопнула дверь о стену, отворенная сильной и уверенной рукой, впуская в помещение четырех новых посетителей, при виде которых плотники заработали ложками еще быстрее, доедая, и быстро ушли.

– Хозяин, – до боли знакомый голос раздался в опустевшем помещении, – попить и поесть… да не скупись. Кстати, где твоя жена?

– Ушла она, – немного заискивающе произнес мужик, который успел притащить простой деревянный табурет и усесться возле входа на кухню.

– Это хорошо, – довольно произнес посититель. – А то я не люблю бабский вой.

– Соловей! – пораженно пробормотал Небоська, во все глаза уставившись на разбойника. Так как я сидел спиною и видеть не мог новых посетителей, то решил развернуться. Разбойник, как и три его коллеги по ремеслу, носил свой обычный наряд – рубаха, штаны, и жилетка из волчьей шкуры (и не жарко им?). Но вместо лаптей щеголял в красных сафьяновых сапогах и был перепоясан широким кожаным ремнем. За этот ремень были засунуты два изогнутых ножа.

Мое движение не осталось незамеченным Соловьем с оборотнями, но вот узнать меня не смог под наведенными чарами.

– О, гусляр! – довольно воскликнул он, рассмотрев гусли. – Ну-ка, старик, сбацай что-нибудь.

Сбацай? Хм, интересно, это я принес новенькие словечки, или они и до этого тут имели хождение?

– Занят, – отвернулся я от него, собирая остатки вкусной каши с краев тарелки.

– Что? – удивился Соловей. – Ты не хочешь спеть балладу или сказание? Не хочешь мне, или вообще нет желания?

– Тебе не все равно? – буркнул я, отставляя тарелку и поднимаясь из-за стола. – Сказал занят, значит – не буду.

Обиженный в присутствии своих подчиненных и хозяина трактира Соловей от возмущения не смог вымолвить слов, зато не утратил своей прыткости. Подскочив ко мне, он протянул вперед руку и ухватил за бороду:

– Да я тебя…

И в шоке застыл, уставившись на половину бороды в своем кулаке и переводя взгляд на мой подбородок и щеки, на которых абсолютно не отразилась эта потеря – как была борода по пояс, такой и осталась.

– Это что? – спросил Соловей, больше всего похожий на человека, двинутого пыльным мешком из-за угла.

– Борода, конечно, – удивился Авоська. – Соловей, совсем одичал на своем дубу? Да и царя не признать, да еще и за бороду хватать…

– Кощей?! – выпустил из кулака остатки тающей в воздухе бороды Соловей. – Я… это…

– Это, – передразнил я его, кипя от гнева и сжимая кулак. – То. Вот, получи за неуважение к старшим.

От моей затрещины разбойник улетел к своему столу, собрав в одну кучу и стол, и лавки, и оборотней. Одновременно с грохотом, произведенным упавшим Соловьем, позади раздалось сдавленное 'Кощей' и резкий стук чего-то тяжелого о пол. Оглянувшись, я увидел упавший табурет вместе с мужиком, на которого сильно подействовало мое имя и присутствие в заведении.

– Слабак, – пренебрежительно отозвался о нем Авоська, посмотрев на вздернутые вверх ноги над табуретом. – Царь, а теперь можно называть тебя царем?

– Можно, – махнул я рукою, давая добро на прежнее чествование и размышляя о наказании Соловья. При виде копошащейся кучи под столом – ни один не желал первым вылезать из кучи-малы, опасаясь попасть под раздачу – у меня проскочил в голове отрывок из любимого фильма. Помимо воли по лицу стала растягиваться улыбка, при виде которой Соловей, решивший было подняться, стал уползать под лавку.

– Предложений вроде 'а может, не надо?' слышать не хочу, – проговорил я, с помощью магии поднимая всю четверку в воздух и сдергивая ремень Соловья. – Надо, Федя, надо.

При взгляде на живописную четверку, стойко переносившую экзекуции, я припомнил еще парочку известных афоризмов и присказок, пришедших к нам из синематографа.

– Один за всех! И все за одного, – провозгласил я. Рядом довольно потирали руки братцы-домовые, которые не забыли поползновений оборотней с кольями на их…здоровье.

– Авось узнаешь, как на царя кричать!

– Небось запомнишь, как Кощея за бороду дергать!

Потом они оба исчезли и появились только через пяток минут, когда я решил оставить ремень и пятые точки оборотней в покое. С жутко довольным видом Авоська и Небоська затащили через кухню четыре толстых жердины с небрежно заостренными концами. Наверное, из ограды выдрали – видел там я нечто похожее.

– Вот, – скалясь во все тридцать два зуба, сказал Авоська, – теперь и казнить можно!

Думается мне, что свой давний страх домовые еще не единожды будут вымещать на оборотнях. Те, во главе с Соловьем, сделали такие умоляющие глаза, что будь здесь мультипликационный кот из известного заграничного мультфильма, он бы нервно попросил сигарету и отошел в сторону покурить.

– Ладно, – махнул я рукой, не собираясь даже в мыслях исполнить наказание, – на первый раз прощаю.

С небольшим грохотом наказанные приземлись на пол и шустро рванули к входной двери. Скрывшись за ней, они вернулись полминуты спустя с еще более встревоженными лицами.

– Дружина там княжеская, царь, – сообщил мне Соловей, косясь на улицу, – уходить надо.

– Уходи, – пожал я плечами, уверенный в своей маскировке, – только учти – эта порка не полное наказание. Еще и штраф с тебя…две, нет, три телеги с золотом. Все, иди.

– На моих последних словах у Соловья отвисла челюсть и округлились глаза. В таком виде он и исчез на кухне, не забыв прихватить свой ремень и ножи, выпавшие на пол.

– Царь, – тронул меня за рукав Авоська, – а мы что делать будем?

– Выйдем через главный вход, – спокойно ответил я, направляясь к двери на улицу, – как все нормальные и порядочные люди.

Дружины княжеской, про которую упомянул Соловей, было человек под тридцать. Все здоровенные, рослые воины на крепких мохнатых скакунах. У каждого на боку болтался или меч, или боевой топор, причем последних было больше. Это я позже узнал, что по своим качествам топор в умелых руках поопаснее меча будет, а тогда пренебрежительно хмыкнул под нос 'дровосеки'.

Кроме всадников там присутствовали еще и несколько крытых повозок, одна из которых была излишне красочно украшенной. Как раз в тот момент, когда я ее рассматривал, парчовый полог откинулся в сторону и из недр повозки показалась стройная девичья фигурка.

– Воевода, мы где? – немного сонный, но не потерявший звонкости голос девушки обратился к кому-то из дружины. В ответ на эти слова рядом с повозкой возник массивный бородач в сплошном панцире поверх кольчуги и протянул руку, предлагая помощь пассажирке в выходе под открытое небо:

– В трактире одной деревушке нашего княжества. Даст Бог, к вечеру батюшку вашего увидим.

От помощи девушка отказалась, обижено фыркнув и ловко спрыгнув на землю. На миг промелькнула мысль, что запутается в своих одеждах, но ничего подобного не случилось. На месте традиционного сарафана оказалась почти мужская одежда. Широкие стянутые на лодыжках штаны-шальвары, рубашка с дутыми манжетами и что-то вроде жилетки с намеком на рукава. На голове ничего не было, если не считать толстую, длинную русую косу и тонкий серебряный ободок с несколькими жемчужинами.

– Поскорей бы, – потянулась она, заставив ближайших воинов из молодых смущенно опустить глаза, – а то устала трястись в этой телеге. Почему мне нельзя нормально на лошадь сесть?

– Не положено, – коротко ответил воевода. – И еще, княжна, надо бы сменить одеяние на более приличное. Не по правилам, когда девица в мужском платье ходит. Еще бы доспех одела воинский.

– А и одену, – притопнула ногою девушка, глянув в глаза собеседника. Потом развернулась и быстро пошла в трактир, пройдя совсем рядом со мною.

– Здравствуй, дедушка, – вежливо поприветствовала она меня.

– Здравствуй, деву… девица красная, – исправил свое первоначальное обращение на более привычное к данному месту. Или не совсем привычное, иначе почему та на меня так удивленно глянула. Впрочем, продолжения разговора не было, и девушка скрылась в помещении трактира. Следом проскочили несколько дружинников, оберегая княжну. Так, надо поскорее сматывать удочки, пока не появились ненужные вопросы – хозяин до сих пор в отключке лежит, да еще и беспорядок за одним из столов…

А вот с уходом возникли определенные задержки. Мой лук, спрятанный под иллюзией гуслей, привлек внимание воеводы. Рассмотрев всю нашу компанию, воин решительно направился к нам.

– День добрый, – поприветствовал он нас и сразу же перешел к делу. – Что за новости сказать сможешь, что узнал, пока по дорогам и деревням ходил? Или былину новую…

– Спешу я, добрый человек, – решил отказаться от профессии разносчика сплетней, – люди меня ждут не дождутся, а я и срок крайний уже истратил.

– Так мои вои могут с ветерком доставить, – пообещал мне воевода, – а ты развлечешь нас. Давно мы родного языка не слыхали, пока в странах заморских были.

– Не могу, воевода, – прижал я руки в груди в умоляющем жесте, – не могу. Да и стар я для седел и повозок, не выдержат мои кости эдакой тряски.

Угу, довезут они, как же. Представляю их удивление, когда подвезут меня к стенам замка, а оттуда мне навстречу толпа нечисти выскочит. Впечатлений хватит надолго…

– Как скажешь, – покачал головою воевода, – неволить не стану.

И тут я увидел небольшую, размером с ладонь, пластинку с закругленными краями. Она свисала с шеи бородача на тонком шнурке. Она была ЗОЛОТАЯ!

– Дай обниму тебя, храбрый воин, – сделал я шаг вперед, опуская руки тому на плече. Если тот и удивился моему поведению, то вида не показал, в свою очередь облапив меня ручищами. Золотая пластина прилипла к моей груди и была аккуратно отделена от концов шнурка. Длинная и густая борода помогла скрыть этот процесс и прикрыла золото от посторонних взглядов. Когда мы с воеводой отпустили друг дружку, на его груди красовалась иллюзионная копия пластинки.

– Прощай, воевода, – поторопился я расстаться с воином и быстро зашагал по улице, забирая в сторону. Как только дома скрыли меня от ненужных взглядом дружинников, я рванул со всех ног к лесу.

– Ходу, парни, ходу, – поторопил я домовых, – иначе влындят нам за кражу чужой собственности.

Возвращаться мы решили тем же путем, что и заходили в деревню. Только обойдем по лесу до тракта, а там и выйдем на дорогу. Насколько хватает моих познаний о местной географии, тут есть два больших тракта. Один новый, более длинный и широко используемый, ведущий к столичному граду. И старый, который заброшен, но все еще остается проходимым. На нем и сидит Соловей со своими работниками топора и дубины, поджидая купцов, что решают сократить путь и проскочить по короткой дороге. Этот тракт проходит совсем недалеко от тех мест, где в чаще и болотах стоит мой замок.

Уже в лесу я отцепил золотую пластину и полюбовался ею. Неплохая вещичка, увесистая. Пластина была удлиненной формы и не очень толстая, но и не тонкая. В паре мест я заметил несколько насечек, словно от этого золотого предмета отрубали какую-то часть.

– Гривна, – прояснил название моего трофея. – Воевода будет недоволен такой потерей, это же княжеский подарок.

Угу, недоволен. А ведь иллюзия пропадет уже в трактире или чуть позже, если долго там не просидят. Значит, в подозреваемых будет хозяин, тому и достанутся все горячие. Жалко будет только хозяйку, которая нас накормила без всякой мысли о прибытке. И не объедками. С подобными людьми мне не приходилось сталкиваться в своем мире, наверное, и не осталось уже таких. Именно за это и не любит русский народ весь прочий мир. Ну, никак в их мозгах, насквозь пропитанных мыслями о прибыли и капиталистическом общении, не может родиться мысль, что можно поделиться с кем-то просто так, без дальнейшей отдачи. Так и живут по принципу 'ты мне, я тебе', скрежеща зубами от злости, что не все такие оскотинившиеся. Даже их хваленая благотворительность имеет под собою мысли о прибыли. Будь она моральная, экономическая, рассчитывающая на рекламу…

– Царь, – оторвал меня от грустных мыслей Авоська, – а что за слова ты говорил, когда Соловья порол? 'Надо , Федя, надо…' он же не Федор, а Соловей? Или это чары такие?

– Угу, – не собираясь пересказывать сейчас комедию, так как подозревал, что потом придется разъяснять принцип кинематографии, а потом опять переходить к пересказу фильма, – очень сильные чары. Заставляют любого наказуемого осознать степень своей вины и терять сознание при виде своего шефа.

– А… – начал открывать рот домовой, но я его перебил.

– А про шефа как-нибудь в другой раз, – сказал я Авоське, – сейчас до замка пошли – чую, что еще не скоро там окажемся.